Заставь меня остаться
– Я сочувствую.
– Не стоит, это в прошлом. Я это к тому, что Марат привык чувствовать себя главным. Он как принял единоличную ответственность на свои плечи, так и не снял её до сих пор. Его здорово подкосила моя инвалидность. Если бы такое случилось с кем-то другим из братьев, возможно, было бы по-другому. Но со мной… понимаешь, я же с ним возился в детстве. Ненамного старше его, но меня отец учил костер разжигать, в лесу выживать, и так далее. А я учил Марата. Затем мы всё поровну с ним делили, вместе думали, где достать деньги, и так далее. И когда со мной случилась беда, я не сломался, а он – да. Сломался, обозлился на несправедливость, и вбил себе в голову, что нужно отомстить. Если честно, первое время я поддерживал эту идею, сам ведь ненавидел твоего отца. А потом остыл, решил свою жизнь на это не тратить. Но Марат не смог остановиться, – Егор перевел взгляд в окно, грея при этом ладони о чашку. – Каждый раз, когда мы встречались с ним глазами, я видел это – ярость. Для брата я почти покойник. За это он и отомстил. Зря он это сделал, Алика. Это неверный выбор в пользу прошлого, а не будущего. Я не выгораживать его приехал, я просто хочу, чтобы ты хоть немного его поняла. Возможно, тебе самой станет хоть немного легче от этого.
– Легче? – грустно усмехнулась я.
– Да. Легче, – отрезал он. – Надеюсь. Не бери пример с моего брата. Он горел ненавистью, и что хорошего вышло? Ничего. Вот и ты отпусти. Пусть сложно, пусть больно, но отпусти. Не ненавидь. Если любишь – попытайся простить, или не пытайся, и делай так, как велит сердце. Но не повторяй чужих ошибок. И… спасибо за какао. Как будешь готова – позвони Наташе, пожалуйста. Она волнуется, что ты пропала.
– Я постараюсь позвонить ей вечером. Не брала трубку… срываться на ней не хотела, – призналась я тихо.
– Я понял. Мне пора.
– Может, перекусишь? Или еще какао?
– Нет, – хохотнул Егор. – Спасибо, но если я задержусь, Руслан поднимется за мной. А ты, как я заметил, не особо его жалуешь.
Спорить с этим я не стала. Егор поехал по коридору, и у двери я спросила:
– Как твое лечение?
– Пока сдаю анализы. Выписали курс витаминов, уколы. Организм ослаблен, как только подлечусь, лягу на операцию.
– Я бы хотела, чтобы она была удачной, и ты встал на ноги. Искренне, – прошептала, взявшись за ручку двери.
– Я тоже, Алика. Ты представить себе не можешь, как я сам этого хочу. Пусть и забыл, что это такое – ходить на своих ногах.
– Удачи.
– И тебе, – ответил он, и выехал на лестничную клетку.
Я закрыла дверь, и медленно пошла на кухню. Телефон, лежащий на кухонном столе, вибрирует.
«Похороны завтра. Я всё организую. Зови, кого считаешь нужным. Аптекарская сто двенадцать, 13:00» – прочитала сообщение от Марата.
Сделал, всё же.
Вот только благодарить его за это я не собираюсь.
Глава 4
МАРАТ
Двенадцать тридцать. Алики нет, но она придет, никуда не денется.
– Зачем ты здесь? – спросил у брата.
Рус лишь молча мотнул головой. Ему Алика не обрадуется, у неё с Русом взаимная антипатия, грозящая перерасти в ненависть. Впрочем, едва ли она может ненавидеть кого-то сильнее, чем меня…
– Двенадцать сорок. Думаешь, придет?
– Да, – ответил брату.
И буквально сразу в Зал прощаний вошла Алика.
Я далеко не трус – и отец, и Егор сызмальства приучали меня смотреть своим страхам в лицо. И сейчас мне страшно, но я смотрю на лицо Алики. Боюсь увидеть искривленные при виде меня губы, сжатые зубы – всё, что выдаст в ней отсутствие любви.
Ненависть.
То, что я уже видел на ее лице, когда приходил.
А еще до ужаса страшно посмотреть в ее глаза, заметить их красноту и припухлость от слез. Но я снова вспомнил, что не трус, и посмотрел. Нет там слез. Ненависти тоже нет. Алика собрана, грустна. Она смирилась.
И она равнодушна.
– Здравствуй, Марат. Руслан, – она по очереди кивнула нам.
Сама подошла. Лучше бы… дьявол, лучше бы повела себя как истеричка! Показательно игнорировала, отворачивалась, отказывалась разговаривать. Выкрикнула бы мне в лицо проклятия. Да что угодно, что продемонстрировало бы мне её неравнодушие.
Неужели, потерял? Окончательно?
Пожалуй, я трус. В Алике нет эмоций ко мне, и я больше не могу смотреть на неё.
– Прощание в час дня. Кто-нибудь еще придет? – спросил, не глядя.
– Нет. Я одна. Тебе… вам, – поправилась Алика, – стоит уйти.
– Я не уйду.
– Это насмешка – прощаться с тем, кого сам же и…
– Я хочу быть рядом, – отрезал.
Ну же! Вспыли, закричи! Прогони меня, черт бы тебя побрал!
И снова нет. Алика не стала спорить. Ей и правда всё равно – останусь ли я на похоронах того, кого убили из-за меня, или уйду из-за проснувшейся вдруг совести.
Прощание вышло коротким. Тело я приказал привести в порядок. Знал, что Алика захочет увидеть, убедиться. Она сжала сложенные ладони Веснина, поцеловала его в лоб, и отошла.
А дальше были печь и колумбарий.
Меня не должна мучить совесть, я ненавидел этого человека! Частенько я слышал красивые фразы: «Только Бог решает, кому жить, а кому нет», «Никто не имеет права отнимать жизнь и судить», и всегда они мне ересью казались, устаревшими догмами.
Если есть сила, так почему ею не воспользоваться? Почему я не имею права решать судьбу того, кто погубил моего брата?
Я думаю об этом сейчас. Я думал об этом и тогда, получив звонок от охраны Алики.
Чувствовал, что после нашей ссоры с неё нельзя спускать глаз, напомнил об этом телохранителям. Встревожился из-за её остановки у банка, в котором купила валюту. Но ведь вещи она не взяла. Документы оставила. Просто поехала к стоматологу, так же?
А затем звонок. Вошла в туалет, и исчезла. Нашли практически сразу, и человека рядом с ней опознали. С ней был тот, кого я долго искал, на ком буквально помешался – её отец. И машина рядом.
Это взбесило до чертовой аритмии. Сбежать захотела? Выбрала его, а не меня? Не позволю!
И не позволил. Приказал утащить её, увезти домой, а Веснина доставить в ангар. Твердо знал – сам выстрелю, обойдемся без речей, без обвинений. Я просто оборву его жизнь, едва войду. Именно с этими мыслями я ехал до ангара, распаляясь еще сильнее, и чувствуя… отвращение. Отвращение ко всему – к себе, к этому дню, к Веснину. Даже к Егору, ради которого мне приходится делать такой выбор.
Выбор.
С этой мыслью я резко притормозил у ангара. Выбор, этот чертов выбор. Алика поймёт… или не поймёт? Нет, она не поймёт. Но я смогу солгать ей красиво – почему её увезли, почему её отец пропал. Даже если она уже знает причины моей ненависти, я смогу ей солгать. И она поверит. Сама захочет поверить в мою ложь, потому что так проще. Потому что женщины – таковы, они боятся смотреть в лицо правде.
Я убью её отца. Алика останется со мной. У нас будет ребёнок, семья…
В мыслях всё чётко – те самые воспоминания. И что бы я ни говорил Алике, они – мой груз.
Вошёл внутрь. Мы в промзоне на окраине. В ангаре за серыми бетонными стенами. Ангар огромный, пустой, грязный. В нём четверо. Нет, уже пятеро, ведь я тоже здесь. Да, нас пятеро.
Веснин спокоен. Я видел его всего пару раз в жизни, и запомнил четко – жесткого, волевого мужчину с колючим взглядом. Сейчас я вижу перед собой худого, постаревшего Веснина. Практически изможденного. Осанка уже не та, выправка… от неё остался лишь намёк.
А взгляд всё тот же. Колючий. Направлен этот взгляд на меня.
Он не скулит, не оправдывается. Он просто стоит, и ждет, пока я подойду. Знает, зачем мы здесь?
Разумеется, знает. И первое слово он оставил за собой.
– Моя дочь…
– В порядке, – перебил резко. – С ней всё будет в порядке.
– Хорошо. Убивать будешь? – усмехнулся он.
– Да.
– А разговор нужен? Рассказ? Я бил твоего брата, но пытал его другой. Не я.
– Я знаю, – не сдержался, сжал кулаки. Пытали Егора по приказу Веснина. – То есть, не пытал? Не приказал посадить Егора на стул, связать ноги, руки за спиной? Это не пытка – бить связанного парня? Впрочем…
Я замолчал. И не только я, говорить бессмысленно. Я не мечтал, я просто планировал этот день, эти кадры – я и он. И именно я должен его убить, это справедливо, разве нет? Не утихло. У Егора прошло, перегорело, а у меня нет – смотреть день за днем на брата, который раньше был спортсменом, душой компании, вот уже двенадцать лет сидящим в инвалидном кресле. Без шансов на семью, с потерянным здоровьем. Без будущего, только лишь с прошлым. А больше всего питало мою ненависть то, что Егор простил. Сначала горел, как я, а затем махнул рукой.
И всё эта мразь, стоящая напротив меня. Благодаря Веснину у Егора осталось лишь прошлое. Я имею право его убить, и я хочу этого.
Выбор, чертов выбор.
Я смогу обмануть Алику, она поверит…
Во рту желчь. Горечь. Выбор.
Протянул ладонь, и обхватил пистолет, отданный одним из моих людей. Какой, к черту, выбор может быть сейчас, если я сделал его давно?! Так будет лучше для всех. Я смогу освободиться, Алика… она жила без него год, она рассказывала об их отношениях. Тепло ей дам я. Алика не будет страдать.
«Сначала она захочет обмануться, – мысленно повторил я. – Захочет поверить мне, что бы я ни придумал в оправдание. И будет верить. Сколько? Год, два, пять лет? А что потом? Однажды ей надоест закрывать глаза на очевидное. И она припомнит. Докопается до правды, пусть даже и через десять лет рядом со мной. И что тогда?»
Смотрю на Веснина. Он молчит. Смирился, страха нет, предвкушения тоже. Он просто ждет, а я все крепче сжимаю в ладони оружие. И всё сильнее хочу выстрелить, палец подрагивает. Просто поднять руку, и шмальнуть в его сердце. Это секунда. Он захрипит, осядет на землю, и сдохнет. Без пыток, без боли. Главное – его не будет на этом свете. Одна чертова секунда…
И я потеряю Алику.
Вот в чем мой выбор. Потеряю, да. Рано или поздно, когда её затошнит от моего обмана, и самообмана.
Отпустить Веснина я не могу. Допустить, чтобы он общался с Аликой, отравлял её собой – тоже. Убить… убить тоже не могу. Черт. Хочу! Дико хочу, но не могу. Из-за неё не могу! Я бы сейчас рассмеялся как гребаный псих, это кромешный пиздец, но смех не идет.
Мне нужно домой.
А Веснин… я придумаю, что делать. Потом. Время есть. Пусть, сука, живет. Может, есть эта гребаная справедливость, о которой балаболят блаженные дебилы, и он сдохнет от какого-нибудь рака в ближайшие годы. Сам, без моей помощи.
Я просто вышлю его из страны. Запрещу общаться с дочерью, прилетать сюда. Пусть созваниваются раз в год. Этого хватит. А со своей ненавистью я привык жить. Алика мне дороже…
Горечь во рту ощущается все сильнее, меня сейчас вывернет от своих мыслей. От разочарования в себе. Столько ждать, столько, сука, лет, и поплыть из-за женщины!
– Пусть посидит пока, – прохрипел я, и протянул охраннику ствол. – Увезите.
Развернулся, успел сделать четыре шага к выходу, как услышал ненавистный голос:
– Раз уж ты решил не убивать меня, готов поделиться информацией…
А затем раздался выстрел. Хрип. Я развернулся, и успел увидеть, как Веснин оседает на пол.
А по груди его стремительно разрастается кровавое пятно.
Глава 5
13:42 Денис Шагуров:
«Привет. Хотел извиниться за навязчивость. Накатило, сорри. Оказывается, я романтик, представил, как буду рассказывать детям, что влюбился в их мамку ребенком, а затем встретил спустя годы. Захотелось вдруг чего-то настоящего, понимаешь? В общем, реально прости, что доставал и мешал твоим отношениям. Теперь можем просто дружить, если маньячиной меня не считаешь. Я уволился, и я в городе. Вернулся домой окончательно»
Стою на улице у Зала прощаний, перечитываю сообщение от Дениса, а смысла не улавливаю. Пусто мне. До последнего ведь надеялась, что там не папа, но увидела… шрам на виске; родинку на подбородке, из-за которой мама психовала, и каждые полгода отца гоняла на обследование…
Это он.
Покурить бы. За всю свою жизнь я выкурила девятнадцать сигарет. В самые тяжелые моменты, когда трясло, и хотелось со всем покончить, я доставала эту отраву, и все мысли из головы дымом выметало. Жаль, сейчас нельзя. Ни покурить, ни напиться. Может, легче бы стало?
13:58 Я:
«Привет, всё ок. Сам уволился, или он тебя выгнал?»
13:58 Денис Шагуров:
«Сам ушел. Всё норм, подыскиваю не менее хорошую должность. Если захочешь встретиться, то я всегда за. Как ты?»
Хреново. Очень. Ни Денису, ни Кристине я не могу рассказать про то, что случилось. Вместо этого… разные мысли были. Например, набрать Дмитрия Константиновича, и высказать ему всё за его сына. Или Марату намекнуть, чтобы на полумерах не останавливался – моего отца нет, а тот, кто Егора пытал, какого черта живёт?!
Но слова Егора всё еще звучат эхом. Хватит с меня. Пусть и Марат, и Дмитрий Константинович, и Игнатов-младший живут себе дальше, только бы меня не трогали.
Денису я не отвечаю. Продолжаю стоять на улице, хотя надо бы такси вызвать, и домой ехать. Да, надо…
Едва я открыла приложение такси, к моему плечу прикоснулись. Вздрогнула, и ощущение чужой руки тут же исчезло.
– Идем, – сказал Марат.
– Ты мне?
– Подвезу. Поехали, Аль.
Взглянула на него. Ждет. И… ждал. Да, думаю да, а я и не чувствовала, совсем забыла, что кто-то еще в этом мире остался. А Марат всё это время за моей спиной стоял.
– Хватит думать, – голос его звучит устало, равно как и выглядит он вымотанным, – я не отвезу тебя в наш дом, и не запру. Дам тебе еще время. Просто сядь в машину, до дома подкину, или можем в ресторан по пути заехать. Тебе нужно хорошо питаться.
– Давай домой, – подошла к его машине, и села.
Не на заднее сидение, а рядом с ним. Глупо истерики закатывать. Да и в такси ездить в последнее время – пытка из-за вонючих ароматизаторов. А в салоне авто Марата пахнет разве что химчисткой, и его парфюмом.
– Рад, что ты не споришь. Как ты себя чувствуешь?
– Отвези меня к себе домой, – решилась вдруг. – Хочу забрать, наконец, свои вещи.
– А я уж было подумал, – он еле заметно покачал головой, но лицо при этом холодное, не лицо, а маска, по которой я думала, что научилась читать.
– Что ты подумал? Что я к тебе возвращаюсь?
– Глупо, да? – взглянул на меня, изогнув бровь.
– Да, Марат. Очень глупо. Сейчас я просто хочу забрать свои вещи. А потом, как ребенок родится… если… – я на секунду почти задохнулась от накрывшего волнения, смешенного с аритмией, – если ты захочешь общаться с ребенком, а не просто пытаться меня привязать с его помощью, то мы это устроим. Я не стану препятствовать.
Марат ничего не ответил. А ведь мог бы и поблагодарить, это решение далось мне тяжело. Хотелось иного – чтобы он просто меня и малыша в покое оставил, и я смогла забыть о его существовании. Может, так и будет. Может, Марат поймет, что я не сука, которой плевать на смерть отца от его руки. Может, ему надоест, и он отступит.
Было бы неплохо.
Мы едем в тишине. Марат достал сигарету, почти прикурил, но быстро смял её, и выбросил.
– Ты в курсе, что я могу забрать ребенка? Любой судья выберет меня, а не тебя. Я могу забрать его или её, поставить тебе условие жить рядом с нами, или нет, и ты вернешься. В дом, в мою кровать. Так?
– Так, – кивнула.
Душа черными гроздьями гнева покрывается. То, что Марат говорит – это голая правда. С его деньгами и властью, он на законных основаниях отнимет ребенка. И я вернусь. Куда я денусь? Я уже люблю этого малыша, он или она – моя семья.
– А если захочешь сбежать, ты понимаешь, что не выйдет? Ты – не твой отец, даже если он и учил тебя. Есть мобильные, есть банковские карты, есть камеры, которыми города увешены… человека найти легко, особенно того, кто не умеет прятаться.
– Я не собиралась, и не собираюсь бежать. Я не преступница, и не идиотка, – прорычала, сжав кулаки.
Мне не страшно. Я дико злюсь на Марата, он говорит всё это так спокойно и холодно, словно секретарше вопросы по расписанию задает. Осознала это, и… успокоилась. Резко, будто под холодный душ встала.
– А знаешь, ты ведь так не поступишь.
– Уверена?
– Нет, – усмехнулась. – Не уверена, Марат. Но… ты станешь отнимать ребенка у меня? Станешь шантажировать? Ты на самом деле такая мразь?
Молчит. Неужели я ошиблась?
– Марат! Так ты способен на это?
– Я не знаю, Алика. Надеюсь, что нет. Я не хочу тебя добивать. Хочу, чтобы ты решила ко мне вернуться, потому что я тебе нужен, а не из-за шантажа. Но… не хочу врать, я и сам не знаю, на что способен. Пока – на то, чтобы дать тебе время.
По крайней мере это честно.
Мы подъехали к знакомому дому. Я уверена была, что войти в него мне будет больно. Невыносимо. Но я спокойно вышла из машины, мы вошли в лифт, поднялись, и оказались в квартире.
Нет, не больно.
Удивительный сегодня день – если я что-то и испытываю, так это вспыхивающий то и дело гнев. Не боль утраты, не горечь и обиду, а гнев.
Марат поднялся со мной на второй этаж, вошел в спальню, и… на нашу кровать я тоже могу смотреть спокойно, как оказалось. На неё Марат и опустился. В уличной одежде, из-за чего я раньше шутливо ругала его. Ну а я подошла к гардеробу.
– Как он умер? Расскажи.
– Пусть пройдет время. Тебе вряд ли полезны стрессы.
– Я просто хочу знать, – обернулась к нему, и дала понять – без ответа я не уйду. – Я имею на это право!
– Его привезли в ангар мои люди. Я хотел сам убить, точку поставить. Почти удалось. Пистолет в моей руке был, с предохранителя я его снял, – Марат резко поднялся с кровати, и сделал ко мне несколько шагов. – Я бы мог его убить. Мог придумать для тебя сказочку, и ты бы поверила мне. Сама бы захотела обмануться, и я это понимал. В голове прокручивал все варианты, пока стоял там, напротив Веснина. И…
– Как. Он. Умер. Как?
– Я решил его не убивать. Ты мне дороже, что бы ты сейчас ни думала, – Марат протянул ладонь к моему лицу, но не прикоснулся. – Мне нужно было время, я приказал увезти его. Развернулся, чтобы уйти, но твой отец дернулся в мою сторону. Он безоружен был. Вернее, нет, у него был ствол, но его изъяли. Вот только реакция у одного из моих людей оказалась очень хорошей. Некстати. Он шмальнул.
Отошла на шаг, прижалась спиной к прохладному косяку.
Вот так глупо? Так просто? Раз, и нет человека?
– Ты передумал убивать папу? – спросила хрипло.
– В тот момент – да. Я хотел этого, очень хотел – выстрелить. Но не стал. Дал себе время, чтобы придумать, как быть. Есть места, где можно долго держать человека, и не знаю, к какому решению я бы пришел – может, убил бы; или выслал из страны; или отправил бы за решетку; или… да хер его знает. Но в тот момент я передумал его убивать, Алика: он бросил мне что-то в спину, дернулся, и… всё. Это тупо случайность.
Тупо случайность, да. Только от этого мне не легче. Жаль, что я так задержалась рядом с папой, и помешала ему уехать побыстрее. Жаль, что вообще поперлась прощаться. Жаль, что долго сидела и тупила в машине, тогда как нужно было тревогу бить, ведь спасти могла, удержать, остановить.
И Марат… он тоже мог выслушать. Не торопиться. Проследить за «своими людьми», палящими без команды. Верю ли я ему? Да, верю.
Слишком много случайностей произошло в тот день. И все они привели к катастрофе.
– Ясно. Спасибо за рассказ, – сказала холодно, развернулась к полкам со своей одеждой, и… всхлипнула.
Боль. Она пришла, черт бы ее побрал!
Всхлип. Еще всхлип. Горло дерёт огнём, рыдания душат, и вырываются слезами. Случайность. Тупо случайность. Как же так? Ну как?
– Тише-тише… прости меня, Алика. Прости, если сможешь, – прошептал Марат, и прижал к себе, обнимая. – Я не могу исправить того, что случилось… прости.
Глава 6
– И что ты ему ответила?
– Попросила не мешать мне собирать вещи, – пожала я плечами.
Плохо это или хорошо, но Кристине я рассказала всё. И стало значительно легче. Крис поверила мне, хоть и восприняла мой рассказ не как что-то из жизни, а как сюжет фильма.
– И не простишь? Аль, он же не убивал! Хотя, это всё равно кошмар тот еще.
– Убивал, не убивал – итог всё равно один.
– А про этого… ну, как его… про Игнатова ты своему Марату хоть рассказала?
– Чтобы он еще и Дмитрия Константиновича грохнул вместе с его сыном? – поморщилась от этой перспективы.
– А ты их что же, жалеешь? Даже ты не до такой степени блаженна, – Кристина искренне возмутилась.
Точно. Для нее это не история моей жизни, а сюжет.
– Я их обоих терпеть не могу, – призналась, отвернувшись от окна, в которое пялилась, пока рассказывала подруге всё. – Вот правда, ненавижу! И не жалею ни капельки! Но я уже накосячила с папой, сильно накосячила. Я могла отпустить его сразу, и он был бы жив. Могла бы сразу из машины, в которую меня посадил охранник Марата, начать действовать. А я сидела, тупила, время теряла. Отчасти… знаешь, отчасти это и…
– Нет. Вина не твоя, – отрезала подруга.
– Возможно. Марат в курсе, что пытками его брата занимался не мой папа. Если захочет всё знать подробнее – либо сам выяснит, либо у меня спросит. Я скрывать не стану. Но специально об этом говорить я не стану. Просто грех на душу брать не хочу. Тогда я стану соучастницей.
– Ты странная, – заключила Кристина.
Я решила её поправить:
– Я беременная.
– И всё же, Марат решил твоего папу не убивать, – заупрямилась подруга. – Да, сгоряча он натворил всякого, но решение-то верное принял. Или ты не веришь? Думаешь, обманывает?
Я покачала головой. Нет, Марат не лжет.
– Ну вот, – вдохновилась Кристина, – ты и сама это понимаешь! Или ты до сих пор думаешь, что у вас не по любви было? Думаешь, он тебя до последнего использовал?
– Нет, – рассмеялась я, причем вполне искренне. – Едва ли Марат меня вообще использовал. Ему не обязательно было приближаться ко мне. Даже знакомиться. Марат просто мог приставить за мной слежку, узнав что я вернулась в страну, и всё получилось бы гораздо быстрее.
Но он меня захотел. И полюбил. Сейчас сомнений в этом нет.
Вот только мне плевать.
– Вот! – воскликнула Кристина, наливая себе очередной бокал вина. – Сама всё понимаешь! Можно же… можно же и… ухх!
– Прекращай пить, – я улыбнулась, но чокнулась с ней, пусть и не бокалом вина, а полюбившимся мне какао.
– Да я ж немножечко. Иногда можно и выпить. Вовка привез марочные вина, вкуснющие такие. Не то что кислятина, которую мы студентами хлебали. Из этих, из коробок, блин. По сто рублей. Фу!
– Раз уж твой Вова помирился с отцом, теперь часто будете марочные вина пить. Не спейтесь только.
– Не, – Кристина махнула рукой. – Вован всего сам хочет добиться, а винишко – это просто подарок. Принял ради меня, чтобы попробовала.
– Ты не попробовала, а напробовалась, – расхохоталась я, глядя на раскрасневшуюся подругу.
Кажется, встанет Кристина со стула, и тут же упадет. Даже сидя пошатывается. Но пить продолжает.
– А может, тебе сбежать? – глаза её загорелись. – Я тебе парик куплю. Выйдешь в нем, никто и не узнает, и не проследит. Такси поймаешь, и на нашу дачу. А Марат пусть пострадает. Точно! Пусть страдает, – хлопнула в ладоши Кристина. – Работать будешь оттуда, с дачи, там он тебя в жизни не найдет. И будет пипец как сильно убиваться по этому поводу! Богатые мужики же на наследниках помешаны, а ты его заберешь. И Марат будет тебя искать… а найдет, когда бэйбик уже родится, и… вау! Давай так и сделаем!
Кристина что-то лепетала про мой побег, а я хихикала, будто не какао, а вина выпила. Я бы обиделась на подругу за такое несерьезное отношение к моей проблеме, если бы она не была пьяна, и… и если бы меня саму не задолбала серьезность. Лучше пусть всякие глупости предлагает, это хоть веселит.
– Остановись, – прижала ладонь к губам Кристины. – Ну какой наследник? Марату титул некому передавать. Если бы он хотел ребенка, давно бы он у него был. Целый выводок детишек бы уже заимел. Рожать-то не ему.
– Но побег – это идея, – прогудела Кристина.
– Это идиотизм.
– Ты же изначально хотела этого – залететь, ничего не сказать ему, и удрать!
Я снова кивнула. Планировала, да, пусть и не собиралась бежать. Но сейчас я понимаю, что даже если бы не было любви – ни с моей стороны, ни со стороны Марата, я бы так не поступила. Всё равно бы призналась, что жду ребенка. Потом жалела бы, вряд ли Марат шутил про аборт, но молчать я бы не смогла. Или смогла бы, но родив, я бы точно сообщила ему.
Может, я и правда блаженная?
– Щас, еще вина хочу. Откроешь мне? – Крис встала, пошла к шкафу, пошатнулась, и я вскочила.
– Всё, тебе точно хватит, – удержала я её за плечи от падения, а взгляд упал на книгу. – Хмм, так вот к чему твои слова про наследников и побеги?