– Разве это не он принес письмо? Я думала, что…– Умила сама не знала, почему связала письмо и Рёрика между собой. – А впрочем, неважно…Где Нег?
– Он…– Арви не решался передать Умиле содержание письма.
– Скорее! Меня сейчас обездвижит тут! – гаркнула Умила, наконец переключив внимание на своего советника. Когда речь шла о ее детях, она теряла хладнокровие.
– Он погиб вместе с Харальдом…Так написано в послании.
Умила смотрела на худощавое лицо советника, его кошачьи глаза, чуть крючковатый нос. Она не могла допустить даже в мыслях хоть на миг, что не увидит никогда своего первенца. Ей отчего-то показалось, что если она промолчит, то эта страшная новость не оправдается. Арви обязательно добавит что-то еще, несколько слов, которые объяснят сие пугающее недоразумение. Разумеется, всякое бывает, и мог кто-то сказать такое, что ее сына больше нет. Но это все неправда. Он всегда возвращается к ней потому, что она молится о нем богам. Вот и теперь…На самом деле он жив и здоров, и, может, даже уже дома.
– Рёрик не вернется, – вынужден был пояснить Арви. – Теперь Синеус управляет городом. С согласия и благословления короля…
Глава 12. Переписка
Занятый думами, Гостомысл расхаживал по просторной избе, где обычно велись приемы. Обуреваемый бессильной яростью, он рассуждал о делах княжества со своим сподвижником Бойко, который считался его правой рукой и помощником. Вместе они прошли многие битвы и всякие прочие неприятности.
– Бедам несть конца! Токмо утрясешь одно, как сразу вылезет что-то другое, – пенял Гостомысл. – Кончина нашего соседа Годслава дала было надежду на самовольное разрешение вопроса с намеченной женитьбой его сына и одной из моих дочерей. Все бы заглохло само собой за давностью лет! Но, очевидно, эта кухарка прочно вцепилась в роль правительницы, коли смеет писать письма, скреплять их печатью и слать гонцов к нам! Столько времени прошло, Годслава давно нет, и вдруг на тебе! Уговор, видите ли! – бушевал князь, потрясая посланием.
– То, что нам неугодно, нас никто не принудит сделать. Особенно теперь, когда тень Годслава не грозит нам из-за холма, – уложив ногу на ногу, констатировал Бойко, отрезая дольку сочного яблока. – К чему нам сваты из рушащегося Дорестадта? У самих дела мало лучше. К тому же надежды наследство Годслава давно нет…Земли Рарожья утрачены для его сыновей навеки…Об этом кричит каждая галка с ветки.
– Однако сколько наглости в этих простолюдинах! – продолжал возмущаться Гостомысл. – Любопытно, а эта Умила, о которой все так наслышаны, и вправду, своего не упустит! Можно было бы решить, что все толки – лишь грязные злоречия: Ингрид, Годслав, Умила…Эта давняя история интересна и по сей день…
– Кажется, доля истины присутствует в легендах, – отозвался Бойко, обожавший всякие пересуды. – Наверняка эта она приложила руку к кончине законной жены Годслава…
– Как говорят, та была истиной княжной, потомком славного рода Мкъелдунгов…– мечтательно произнес Гостомысл, обожающий родовые истории, приукрашенные лирическими оттенками и не существующими идеалами.
– И именно поэтому ей не было присуще с боязнью вглядываться в грядущий день, бороться так люто за место возле князя, – разглагольствовал Бойко, сведущий в житейских делах. – То ли дело Умила. У нее с самого начала ничего этого не было! И сия необходимость придавала ее рукам уверенности, а губам очарования!
– И, надо отдать ей должное…Самое важное, чем обладала эта кочерыжка есмь ее находчивость, которую у нее никто так и не смог отнять, – согласился Гостомысл, сдвинув дуги бровей. – По слухам, она ведь не была красавицей…
– Но и не уродина, конечно, – подчеркнул Бойко, отправляя в рот сладковатую дольку яблока.
– Однако ведь и не красавица! – не унимался Гостомысл. В этот момент усы Бойко дрогнули, и из-за них послышался хруст пережевываемого плода. Князь на миг задумался, обозревая лицо сподвижника. В возбуждении пройдясь туда-сюда по горенке, в итоге плюхнулся в оббитое медвежьей шкурой кресло, которое жалобно затрещало под его тяжестью. – Размышляя об их семействе, становится ясно, что ни одной из моих дочерей такого спутника, как сын непредсказуемой и коварной горбуньи, не нужно! Должно быть, он такой же бесстыжий, как и его мамаша. О свирепом Годславе я и вовсе молчу…
– Кстати…Путешественники докладывают, что она не горбунья вовсе. И не кочерыжка! Ее роскошным одеждам позавидуют королевы. А ее зубы удивительно белы и ровны для ее возраста. И голос моложав. Если не видеть ее, но слышать только ее голос, можно решить, что она еще нестарая женщина.
– Как бы там ни было, нам нужен послушный зять, который не причинит излишних беспокойств и не станет претендовать на престол Новгорода! – оборвал Гостомысл, который не допускал, что в жене врага может иметься хоть что-то, заслуживающее похвалы. – А заберет мою дочь в своей город, который впоследствии станет нашим каким-нибудь образом…Допустим, через внуков…Я не собираюсь отрезать ему полкняжества, словно от пирога с зайчатиной! Не для того наши предки сложили свои жизни на полях брани, чтобы мы теперь разбазаривали земли славянские!
– Да и вообще, обещали сначала старшего сына, а потом он куда-то делся! – роптал Бойко, словно выдавал замуж свою собственную дочь. Весть о том, что Харальд сгинул в казематах императора кое-как, но все-таки докатилась до Новгорода. – И сколько у этого блудного Годслава было сыновей?!
– Чужое семейство – потемки, – развел руками князь, сплюнув в сторону. – Грозного Годслава давно нет. Но не нужно недооценивать его удивительной супруги, суровой реальностью поставленной в тяжелые обстоятельства. В открытую разрывать с ними договоренности не следует. Ибо эта склочница перессорит нас со всеми соседями. Уверенность в этом не покидает нас ни на минуту…
– Следует держаться от нее подальше! Нехай все само заглохнет! – нашел выход Бойко.
– О, Перун, я опасаюсь женщины! – вновь взорвался Гостомысл. – Пусть кочерыжка пыжится, но мы не позволим накинуть на нас уздечку, точно на тощую кобылу!
– Не позволим, – поддакнул Бойко, вытирающий о край подола кисть руки и свой кинжал, влажные от яблочного сока.
Вдруг дверь со скрипом отворилась, и в горницу шагнул раскрасневшийся гонец. Видимо, он крайне спешил с важным донесением. К этому моменту князь Новгорода уже сидел на скамье подле распахнутых ставен, опираясь локтем на подоконник. Оторванный от диалога с Бойко, он раздраженно поднял голову. Гонец робко протянул послание.
Князь бегло ознакомился с текстом. И уже через секунду еле сдерживал сызнова вспыхнувший гнев, сжимая послание в кулаке так, что уж во второй раз его бы точно никто не смог прочесть.
– Очередное сочинение от этой стряпухи! И снова с поторапливаниями! От этих посланий меня мучают кошмары! – рассвирепел князь. – Разрубить раз и навсегда связи с этими людьми! Раз и навсегда! Придется дать жесткий ответ: пусть на нас не рассчитывает! Мало ли в мире невест?! Отчего им понадобилась именно моя дочь! – негодовал Гостомысл. – Тем паче я уже веду переговоры с Изборском…– признался князь неожиданно.
– Принимаем в расчеты старого князя Изяслава или его сыновей? – уточнил Бойко деловито.
– Речь идет о молодом княжиче Радимире…Радимире Смирном, – поделился Гостомысл. – Он наследует Изборск…
– Земли Изяслава значительные…– согласился Бойко. – К тому же защищают нас с запада. Союз с Изборском весьма полезен…
– Он не просто полезен…Он необходим. Новгород сегодня не выдержит атаки с запада…
– Но у нас есть и другая надежда – правитель Белого озера…Если твоя старшая дочь, умница Велемира, выйдет замуж за него…
– Она не выйдет за него, – постановил Гостомысл твердо.
– Но их земли расположены удобно…Союзник на Белом озере…Для нас – это выгодно…– попытался отстоять свою точку зрения старший дружинник. С юности они были дружны с Гостомыслом, и он мог позволить себе этакую роскошь, как собственное мнение.
– Я же сказал. Велемира не пойдет туда! – гаркнул Гостомысл, не вдаваясь в причины бесповоротного решения.
– Кстати…– Бойко немного выждал прежде, чем продолжить. – До меня дошли слухи, что он выжил из ума, – старший дружинник понизил голос до шепота при упоминании старика-соседа. – Неужели это правда?
– Не ведаю…– Гостомысл потряс ладонями, подкрепляя таким образом свои слова. – Однако Велемиру за этого сумасбродного блудника я, точно, не отдам теперь…
– А что? Что там содеялось? – лукаво поинтересовался Бойко, который, судя по его тону, уже знал сплетни об этом соседе. – У тебя ведь везде есть соглядатаи…Что доносят?
– Кстати…А ты слыхал, что гусаки – однолюбы? – неожиданно спросил Гостомысл, выглянув в раскрытые ставни, из которых тянуло тягучим летним зноем, делающим день едва выносимым.
– В смысле?…Ты про что…Ты кого-то подразумеваешь? – не понял Бойко. – Или что имеешь в виду?..Это какая-то загадка?
– Это не загадка. Это вполне частое явление. Посмотри в окно, друг мой…– Гостомысл оперся локтем об оконную раму, устремив взгляд на залитую солнцем лужайку, по которой расхаживал высокий толстый гусь. – Я давно наблюдаю за этой птицей…Ему третий год. И у него три гусыни…Не одна, не две, а три. А видишь, вон там, возле кустов – парочка? – Гостомысл указал подоспевшему к нему Бойко на двух гусей, мирно щиплющих травку. – Это молодой гусак и его возлюбленная. Ему скоро будет год. И он очень к ней привязан. Я часто вижу, как тот жирный распутник пытается топтать ее. Она кричит и убегает. Верная. Молодой гусь старается защитить ее. Бросается на распутника, хватает того за шею, и они начинают драться, как будто в последний раз…
– Как все это умилительно…– кашлянул Бойко, когда понял, что это конец истории. Гостомысл молчал и больше ничего не говорил. – Ну так а что же Белое озеро…Мы начали разговор, продолжим его…
– Ну так мы и продолжаем его…– Гостомысл перевел взгляд с изумрудного лужка на огромный нос своего друга. – Хозяин Белого озера – старый жирный гусак, пытающийся топтать каждую гусыню.
– И я как раз о том слыхал, – зашушукал Бойко, предвкушая новые сплетни. – Говорят, наложниц немало…
– Очень много, – подтвердил Гостомысл.
– Наверное, не меньше сотни…– Бойко был мастером слова и понимал, что любой рассказ нуждается в украшении так же, как и все прочее. Потому он любил преувеличить и додумывать для яркости описываемой картины. – С другой стороны…Он в своем праве…Почему нет, если можется, – хихикнул Бойко. – Не вижу преступления…На зависть всем мощь…И поразительная воодушевленность, коли интерес не угасает…
– Не из-за того толки, – Гостомысла все это забавляло меньше, чем его сподвижника, поскольку еще один намеченный политический брак оказался расстроен. – Ты же слыхал, что он утратил своего наследника? – вздохнул князь, сам прошедший тропой того же горя. – Так вот он объявил, что женится вновь. Но на той, что первой подарит ему сына.
– При таком количестве наложниц разве нет ни одного отпрыска мужского пола? – удивился Бойко.
– Ну все не так просто…Он не хочет, чтобы его преемником стал сын рабыни или простолюдинки…
– Гордец, – хмыкнул Бойко.
