Что на улице Партсъезда…
Вот только номер почему-то позабыл.
В парадном полумрак и пахнет луком,
На каждой двери до пяти звонков.
Как всех они будили резким звуком,
Потом, освобождаясь от оков,
скрипели двери,
А увидев и проверив (кто позвонил),
цепочку сняв,
Распахивались полностью
и, запустив меня,
С привычным лязгом
закрывались на засов…
Вошёл, не вижу, кто стоит в передней.
Или ушли уже, оставив одного?..
Нащупал выключатель, щёлкнул… что за бредни –
Один, и рядом, правда, никого.
Лишь кот, задравши хвост, о ноги трётся.
Вдруг голос: «Папироски не найдётся?»
Смотрю – субъект в очках и в майке из сатина
И в брюках из потёртого поплина –
Взъерошенный с похмелья мужичок.
Одна рука висит (последствия «удара»)
И запах чеснока и перегара –
На майке красный с Лениным значок.
Отдал всю пачку и шагнул вперёд,
Куда идти – сам чёрт не разберёт
(Ещё и кот прохода не даёт).
Вот дверь направо мне знакома вроде –
Казалось, здесь бывал и при народе:
Стихи читал, курил и пил портвейн.
Крутился возле ног какой-то Рейн,
Ахматова стояла с сигаретой,
Есенин пьяный и почти раздетый,
В меня вцепившись, что-то говорил,
И я его отчаянно… журил…
Чёрт, что со мной?.. Совсем не понимаю –
Шагнул я в комнату, снял шляпу, а снимая,
На зеркале остановил свой взгляд.
И что я вижу? Мне мерещится: свят, свят…
А в зеркале стоит чужой мужчина
(С улыбкой руки уперев в бока),
Довольно молодой – лет сорока:
Высокий, видный, с крупными чертами
На вытянутом, рубленном лице,
С волнистыми густыми волосами,
С морщиной между тёмными бровями
(А мысли о зазнайке-гордеце).
Я посмотрел на ноги, отвернулся,
Себя за нос подергал, обернулся.
