Ань, чего молчишь? Неосторожные шаги юности
– Махлина. Чтоб ты знала. Я считаю, ты самая красивая девочка на курсе, – заплетающимся языком произнес Дима. Я смутилась, не поверила, но ответила:
– Спасибо.
Мне показалось, что в приоткрытую дверь аудитории кто-то подсматривает.
* * *Танец закончился. Я схватила рюкзак и выбежала из аудитории. За дверью стоял N. Он больно взял меня за плечо и поволок к выходу. Мне стало страшно, я выдернула руку. N был в гневе и ударил меня по лицу. Это увидел студент в коридоре и крикнул:
– Эй, ты что делаешь?
– Пошел на хер отсюда!
N поволок меня дальше, на улицу. Словно куклу, на глазах у всех. Дыхание перехватило от ужаса. От ужаса я не могла кричать. Как в страшном сне, глотала беззвучно воздух.
Я стала падать, чтобы вывернуться. Колготки рвались, а коленки стирались об асфальт. Центр Москвы, кругом горят вывески ресторанов, играет музыка. А меня тащат как овцу на убой.
Мы были уже у метро. Где-то за поворотом осталась лежать моя туфля. N встряхнул меня и поставил перед собой. Я увидела его глаза и вдруг поняла, как мне тошно в них смотреть. Я чувствовала себя плохой и гадкой. Мне хотелось убежать. А он держал. Крепко держал.
– Пусти меня, я прошу. Я хочу домой.
– Успокойся, а?! Мы едем домой!
– Я хочу домой одна. Без тебя.
– А еще чего ты хочешь?!
Внезапно я закричала:
– Пустииии!!! Пустииии!!!
Я кричала громко, с надрывом. Как самая мерзкая истеричка. Люди оборачивались. Из ларька с шаурмой вышли повара, чтобы посмотреть на шоу, подтянулись местные бездомные и выпивохи. N растерялся, он еще не видел меня такой. Откуда ни возьмись, к нам подлетел молодой мужчина с велосипедом на плече. Он кулаком ударил N в нос и крикнул мне:
– Беги!
N схватился за лицо. Я побежала. Ворвалась в стеклянные двери метро, пробила талон и побежала вниз по эскалатору. Спустилась к перрону и поняла, что не могу. Не могу оставить N. Мужчина, который разбил ему нос, стоял рядом со мной. Я увидела, как N бежит с эскалатора. Все лицо у него было в крови.
– Уезжайте, пожалуйста! – крикнула я мужчине.
– Да ладно!..
– Уезжайте, я прошу вас!
– Да не кипишуй!
N налетел на мужчину с велосипедом, началась драка. Я кинулась оттаскивать N, а через минуту рядом была полиция.
* * *Мужчина с велосипедом успел запрыгнуть в вагон и уехать. А нас с N забрали в отделение. Мы оба были в крови, я в драных колготках и одной туфле.
В отделении N посадили за решетку, а меня рядышком, на стульчик. Мы ждали «Скорую», потому что N подозревал у себя перелом носа.
Я написала папе сообщение, кратко рассказала о случившемся. Получила ответ: «Буду через час».
«Скорая» осмотрела нос N. Перелома не оказалось. Мы все сидели, отвечали на какие-то вопросы и ставили подписи.
– Отпустите нас, – просила я.
– С чего это вдруг?
– Пожалуйста, мы домой поедем.
Приехал папа вместе с братом, моим дядей. Они как-то договорились с полицией, и нас отпустили.
* * *До конца первого курса оставалось пару месяцев. Моя ситуация была катастрофичной: я не выходила на сцену. Пряталась на последнем ряду зрительного зала. Кроме того, я снова заваливала сессию, и преподаватели теории хором отправляли меня на пересдачу.
Педагоги по актерскому мастерству дали нам задание: наблюдение за предметом. Кто-то изображал стиральную машину, кто-то бочку, кто-то колпачок от ручки. Моя заготовка – баскетбольное кольцо.
Задание было выполнено, я много раз репетировала дома. Но на сцену так и не вышла.
Со словами:
– Похоже, ты профессионально непригодна, – педагог намекнул, что я на грани отчисления.
Глава 14. Рита и другие чудеса
В каптерку залетает однокурсница:
– Девчонки! Все! Пойдемте со мной! Там телевидение приехало! Нужны девочки!
– Это кастинг какой-то?
– Сама не знаю! Они толком не говорят! Думаю, что-то классное. Пойдемте скорее!
Мы прихорошились и вышли на улицу. Там нас ждал оператор с камерой и его ассистентка.
– Девочки, ничего делать не надо. Просто по очереди подходим, фотографируемся, и вы свободны.
Странно как-то! Щелк, щелк. Готово. Мне показалось, я вышла неудачно. Ну ладно. Мы вернулись в институт.
* * *Наступило время самостоятельных этюдов. Для того чтобы этюд состоялся, нужно было позвать кого-то к себе в компанию. Или чтобы кто-то позвал тебя. Меня никто не звал, потому что я странная и сижу на последнем ряду.
Чтобы я сама кого-то позвала – ни за что! Я прекрасно понимала, что никто из однокурсников не захочет со мной работать. Может быть, это было не так, но это убеждение не давало мне предложить кому-то свою идею. Смелости не хватало услышать отказ.
– Аня. Давай вместе сделаем этюд.
Ко мне подошла Рита. Та самая Рита, с которой у меня был конфликт из-за платья. Я не поверила своим ушам!
– Хорошо, давай.
Рита предложила этюд: дети собираются на прогулку в детском саду. Я придумала себе образ медлительного мальчика в колготках и кепке, который все время зовет маму и у которого полный нос соплей.
На следующий день, надев костюмы и подготовив реквизит, мы ожидали за кулисами. Педагог готовилась смотреть с особым вниманием: Аня Махлина чуть ли не первый раз за год выходит на сцену.
До выхода на сцену – страшно. А когда действие начинается – нет. Остаются восторг, трепет и свобода. То, что я не могла позволить себе в жизни, но на что обретала право на сцене.
Мой мальчик выпускал из ноздри огромный сопливый пузырь. Зал хохотал. Педагог улыбалась и прищуривала глаза из-под очков. Этюд получился! На моем счету появился первый балл.
* * *Скоро Рита предложила еще один этюд. Мы хорошо сработались в первый раз и общались так, словно раньше и не было никакого конфликта.
Этюд номер два был про двух сестер. По замыслу, они готовили кулич и красили яйца к Пасхе. Рита была старшей, я младшей. В этот раз мне не терпелось оказаться на сцене.
И снова этюд вызвал одобрение педагога! Она отметила, что у меня хорошо получаются детские образы.
Еще через пару дней Рита собрала целую команду девочек. По сюжету, совершенно разные женщины собрались у двери начальства в ожидании собеседования на новую работу. Я придумала себе образ нервной еврейской девушки. Она картавила, носила клетчатый берет, огромную кожаную сумку и очки в роговой оправе.
Я выкрикнула со сцены свою вымышленную фамилию:
– Киммельманберг!
Педагог громко рассмеялась. Этюд закончился.
– Аня, молодец. Персонаж интересный, объемный и острохарактерный. Ты нашла зерно роли. Очень смешно. Молодец, молодец!
Я не верила своим ушам! Третий подряд успешный отрывок.
* * *Под конец года благодаря Рите я успела проявить себя. Но это не значило, что мне больше не грозило отчисление. Ребята работали весь год, доказывая педагогам, что те не ошиблись, выбрав их из тысяч других желающих. В сравнении с этим моя работа была ничтожна. И все эти этюды были показаны лишь одному педагогу, а у нас на курсе их было шесть. Остальные педагоги оставались в неведении, что я наконец-то вышла на сцену.
С первого курса всегда (или почти всегда) кого-то отчисляют. Мы уже знали, что так будет и в этот раз.
* * *Наступил день отчисления. Ребята ходили сосредоточенные, мрачные, морально готовясь к самому худшему. Никто не был уверен, что станет студентом второго курса. Общее настроение было подавленным.
Педагоги собрали нас в первой аудитории. Они расположились за столами на сцене, студенты сели в зрительный зал.
– Сейчас мы будем диктовать оценки по актерскому мастерству, которые вы заработали за этот год: «отлично»; «хорошо»; «удовлетворительно»; «неудовлетворительно». «Неудовлетворительно» означает, что мы с вам расстаемся. Начнем.
Фамилии перечислялись в алфавитном порядке. Уже на букве Б все хором ахнули от оглушительного «неудовлетворительно». Послышались всхлипы. Девочки прятали слезы, закрывая лицо ладонями, парни хватались за голову и сжимали челюсти, играя желваками. Всхлипы перемешались с радостными и облегченными возгласами. Для кого-то этот день стал трагедией, а для кого-то счастьем. Я сидела, дрожа всем телом, с пересохшими губами и пониманием, что это последние минуты, когда я еще студентка театрального института. «Неудовлетворительно» получали даже те, кто старался проявить себя. Я потеряла надежду. Список подходил к букве М, и я видела, как однокурсники бросали на меня сочувствующие взгляды.
– Махлина.
Повисла пауза. Педагог оторвала взгляд от листа, сдвинула очки и, посмотрев на меня, сказала:
– Удовлетворительно.
Мурашки табором пробежали по моему телу. Я вскрикнула от радости. Со всех сторон ребята стали толкать меня в плечи кулаками. Не исключили! Не исключили! Не исключили!!!
* * *Было невозможно смотреть на отчисленных ребят. Сначала они сидели в креслах неподвижно, кто-то плакал, кто-то смотрел в одну точку. Наш молодой педагог, который недавно бросил курить, не выдержал и пошел на улицу за сигаретой. Это было очень тяжело. Прощаться с теми, с кем бок о бок ты провел целый год.
* * *Я хотела просто погулять в одиночестве. Времени было много, я спустилась в метро. А потом медленно брела по эскалатору, это был переход на станцию метро «Лубянка».
И вдруг… Резко останавливаюсь в недоумении. Человек сзади чуть не сшиб меня с ног.
Я думала, что это происходит не со мной, мне казалось, что это сон, что это невозможно!.. Я не могла поверить! Это был сюрприз! Чудо! В тот момент, когда я так в нем нуждалась!
«АНЯ ИЗ ЩЕПКИ – ТЫ ОСОБЕННАЯ!» – гласил рекламный баннер с моей огромной фотографией, висящий на стене метрополитена.
Оказывается, в тот раз девочек приезжал фотографировать телеканал «Ю». Телеканал ездил по вузам Москвы и отбирал лица студенток, чтобы сделать сюрприз. Волшебство какое-то.
* * *Я совсем не виделась со своими школьными друзьями. N был против. И тогда я решилась на преступление.
Глава 15. За такое не прощают
Бегу. Грохочет гром, босоножки полны воды. Спотыкаюсь, растягиваюсь на асфальте – коленки в кровь. Поднимаюсь, бегу дальше. Это побег! Я чувствую себя бандиткой. N уже бросился в погоню. Мой телефон – у него.
Удар молнии. На остановке меня ждет друг. Тот самый, что должен был уехать в армию, одноклассник. Я опаздываю на два часа! И уже слабо верю, что парень дождется меня. Наверное, думает, что мне не удалось вырваться.
Вижу его фигуру! Подъезжает троллейбус, фигура друга скрывается. Кричу с другой стороны дороги:
– Стой! Я бегу! Бегу! Подожди!
Я боюсь, что сейчас он сядет в троллейбус и мой побег сорвется. И встреча с одноклассниками тоже. Бросаюсь на шоссе, машины сигналят, бегу и кричу, что есть силы. Друг замечает меня и в последний момент спрыгивает со ступеней троллейбуса.
* * *N рассказал о случившемся своему отцу. Тот меня еще никогда не видел, но просил передать, что за такое не прощают.
Глава 16. Анапа, Машенька
Летом я поехала в Анапу вместе с N и его семьей. У N была младшая сестра Машенька. Машеньке было 14 лет. Ласковая, нежная, красивая как ангел, с низким, словно простуженным голосом. Машенька была особенной. Она воспринимала мир иначе. Но о ней говорили – ребенок с умственной отсталостью.
Для меня Машенька была необыкновенной девочкой с удивительной картиной мира. В ее глазах всегда читалась какая-то тайна, загадка. Словно она что-то обо всех нас знает, но молчит.
Мы поехали в Анапу на машине. За рулем был отец N. Отец и сын были очень похожи внешне. Высокие, красивые, синеглазые. Но схожесть была не только внешняя.
Папа N не злоупотреблял алкоголем, но также имел проблемы с психическим здоровьем. Его внезапные приступы гнева и агрессии пугали меня. Рядом с Машенькой он становился мягким, смотрел на дочь с глубокой сердечной болью и рассеянно улыбался. Ко мне относился приветливо и, казалось, забыл о побеге. А может быть, N и вовсе ему ничего не рассказывал.
Мы ехали по трассе, и мужчине не понравилось, как другой водитель обошелся с ним на дороге. Визг тормозов, наша машина подрезает автомобиль обидчика.
N и его отец, не стесняясь в выражениях, одновременно открывают двери и выходят из салона. Машенька плачет от страха, прижимается к маме. Она уже знает, что сейчас будет. Хрипловатым голосом повторяет:
– Не надо, не надо, не надо!..
Свирепеющие отец и сын открывают багажник, достают обрезок арматуры, дубинку и направляются к водителю другого автомобиля. Бить его. А там мужчина средних лет, в очках. Побелевший от страха, прикладывает ладонь к груди в знак извинения. Но им этого мало. N стучит ему в окно и угрожает, отец, размахивая дубинкой, ходит вокруг «Форда».
– Может, хватит, а? – кричит в окно мама N. – Маша плачет!
Услышав это, мужчины возвращаются в машину.
* * *В Анапе у нас с N случился расцвет отношений, романтический период. Я была изолирована от всех, к кому можно было ревновать, и N был спокоен. Когда его идеальному миру ничего не угрожало, он не нуждался в алкоголе. В Анапе N стал веселым, легким в общении, заботливым и счастливым. И мне было хорошо с ним.
* * *В один из дней N и его отец поехали в шиномонтаж устранить неполадки в машине.
Мы остались с мамой N на террасе, пить вино. Выпив по бокалу, разболтались. Со всей искренностью женщина говорила мне:
– Я люблю мужа. Люблю сына. Но мой тебе совет – беги, пока не поздно. Иначе, как я, всю жизнь просидишь на цепи. N – копия своего отца. И тебя ждет такой же расклад.
* * *Вечером я вышла в сад. Он располагался под окнами дома, который мы арендовали на время отдыха. Медленно прогуливаясь, я была погружена в грустные мысли об N, вспоминая слова его матери.
Перед смертью, за несколько дней, наступает улучшение. Так было и у нас с N. Близилась катастрофа. А я уж было поверила, что у нас все может быть хорошо… Слова его мамы оглушили меня и дали понять, что улучшение – лишь временное явление, которое закончится ровно тогда, когда мы вернемся в Москву.
Я все бродила, тоскливо встречая вечер среди высоких зарослей. Вдруг откуда-то появилась Машенька. Завидев меня, она радостно улыбнулась и низким грудным голосом произнесла:
– Аня!..
Я улыбнулась ей в ответ, помахала рукой. Оказавшись рядом, Машенька заглянула мне в глаза, нахмурила бровки и крепко сжала мою руку. Эта девочка всегда все чувствовала. И в этот раз она, как антенна, словила мою частоту.
– Все хорошо, Машенька. Не переживай.
Мы пошли к дому. И Маша не отпускала меня, пока мама не забрала ее в комнату готовиться ко сну.
Удивительная девочка. Мы с ней очень подружились.
Глава 17. Орать до хрипа
– Отпустите! Отпустите! Мама! Мамааа! Мама!!! Помогите! Помогите!!!
Два санитара скрутили меня и пытаются сделать укол. Я вырываюсь и ору. Ору до хрипа, до посинения. За входной дверью стоят соседи.
* * *Под моими ногтями кровь и кожа. Кожа несчастного санитара, который пытался мне помочь. Я лежу все на том же вонючем диване и смотрю, как молодой медбрат складывает инструменты в свой рыжий чемоданчик. У парня расцарапано лицо. Мне стыдно. Но я совершенно не помню, что произошло.
– Простите.
– Заживет.
* * *«Скорая» уехала. Пьяный N лежит в одежде и беспробудно спит. О, этот запах!.. Запах пьянства.
Ставлю ноги на пол, ищу голой ступней тапочку. Не нахожу. Босиком иду в ванну. Иду медленно, переступая через пятна крови, обломки техники, осколки, бычки, кухонные ножи. Что же произошло… Я не помню. Не помню.
Подхожу к ванной комнате. Включаю свет. Господи, неужели это я? Мое отражение меня пугает. Один глаз меньше другого, нос разбит. Нос разбит… Кто это сделал?
Память вспышками восстанавливает события того вечера.
* * *N снова пришел пьяный. И я снова ждала его на обоссанном диване. Тупо пялясь в потолок.
Пришел. Сейчас будет врать, что не пил. Смешно! И мерзко. Ненавижу.
Я выбегаю в коридор, лечу мимо только что вошедшего N, выдвигаю ящик и достаю кухонный нож.
– Стой, дура!
N перехватывает мою руку, отбрасывает нож. Берет с полки коньяк, пьет из горла. Новая волна гнева и истерики заставляет меня орать:
– Ты меня мучаешь!!! Ты это понимаешь?! Мучаешь!!!
N ухмыляется, закручивая крышку стеклянной бутылки. Я хватаю со стола тарелку и бью ее об пол. N вынимает из кармана телефон и тоже разбивает его о кухонную плитку. Пауза. Вот тут-то я и разбиваю себе нос. Кулаком, сама. А потом тьма, ничего не помню.
* * *Следующая вспышка.
Мне холодно и страшно. Я сижу на галошнице в прихожей, зарывшись в куртки, висящие рядом на крючках. Меня колотит озноб. Я раскачиваюсь вперед-назад и хриплым шепотом твержу одно и то же:
– Мама, мама, мама, мама.
N снимает меня на камеру. Звонок в дверь, приехала «Скорая». Лицо санитара пока еще невредимо.
Дальше пустота.
Глава 18. Роль «Шлюха»
Наступил день расставания.
Я на сцене. Роль «Шлюха». Грим, драная шуба, юбка максимально короткая, колготки сеточкой, на голове парик. И не просто парик, а парик, имитирующий лысину. Лысая шлюха в мини-юбке в свете прожектора. Идет репетиция учебного отрывка.
В аудиторию врывается N, ставя меня в неловкое положение перед однокурсником:
– Закругляйся.
– Нет, N. Я репетирую. Можешь ехать домой.
– Подойди ко мне.
Решение расстаться было принято в секунду. Год душевных терзаний, а тут все решил один хладнокровный миг. В тот самый миг, перед тем как сказать «хорошо», я поняла, что не люблю. Да, вот так просто.
– Хорошо.
Я извиняюсь и спускаюсь со сцены. N, как всегда, демонстративно целует меня, чтобы сомнений, что «она моя», не оставалось.
Мы уходим. Остановившись, я смотрю в глаза N и спокойно, без надрыва говорю:
– Я больше не хочу быть с тобой.
Пауза. Все не как всегда, и мы оба это понимаем.
– Ты шутишь?
– Нет.
– Ты так легко об этом говоришь, как будто нас ничего не связывает. Я не верю тебе.
– Не нужно меня трогать. Убери руки.
– Да подожди ты!
– Все, N! Убери руки!
– Что ж ты за тварь. Я тебя люблю.
– Хватит, мне противно это слышать!
Я пытаюсь убежать, но N хватает меня и выносит на улицу. Там уже темно. Мы останавливаемся недалеко от института, под высоким фонарем на углу старинного здания. Я облокачиваюсь о водосточную трубу. Холодно, скоро зима. Но мне не хочется застегивать свою драную шубу. N делает это за меня, после чего подносит огонь к лицу и закуривает сигарету. Раньше я так любила этот момент…
Идет снег. N смотрит на меня своими огромными синими глазами. Его губа дрожит, он хочет что-то сказать, но не может. Молчит, делает крепкую затяжку и говорит неровным, сжатым хрипом:
– Не надо…
Мне становится жаль его. N срывает с меня парик, хватает за лицо, трясет, кричит бессвязно слова… Я плачу, отмахиваюсь и говорю что-то резкое.
Последнее, что я скажу, будет:
– Все, N! Все. Все.
Вырвусь из его крепких рук, со всех ног побегу в институт и как ни в чем не бывало продолжу репетицию. Между нами все кончено.
Глава 19. Бэтмен
Рука была прокусана до мяса. Из рваной раны хлестала кровь, оставляя на линолеуме бордовые пятна. Пахло железом. Пес загнал меня в угол комнаты, готовый броситься, чтобы кусать еще и еще. Я раскручивала поводок, отпугивая свирепое животное железным карабином.
* * *В память об N у нас осталась кровожадная собака по имени Бэтмен. Я мечтала о щенке джек-рассела, и N подарил мне его. Очень скоро милый щенок превратился в огромное животное весом более сорока килограммов, с массивными челюстями и мертвой хваткой. Бэтмен держал в страхе всю семью. У нас в квартире почти год жило чудовище, в любой момент готовое разорвать любого из нас.
Бедный пес был неизлечимо болен. А еще он справлял нужду на диван, сидел с нами за обеденным столом, бросался на стены, ел бритвенные станки… Это существо – последнее, что связывало нас с N. После расставания Бэтмен остался со мной. Как болезненное напоминание о каком-то несчастье.
Глава 20. Вдыхать дым глубоко
– Ань, пойдем в бар. Выпьем пива.
Я согласилась. Рита тоже недавно рассталась с парнем. Только она переживала по этому поводу, а я радовалась.
Рита была необыкновенная красотка. Грива густых вьющихся каштановых волос, красивая фигура и выразительное лицо. Она всегда модно и дорого одевалась. Рядом с ней я смотрелась пигалицей и, как мне казалось, лохушкой.
Бар был в самом центре Москвы, в двух шагах от нашего института. Перед тем как там оказаться, мы зашли в самый дорогой продуктовый магазин в столице и купили вяленых томатов на развес. У меня деньги не особенно водились, Рита угощала.
В баре было шумно. Мы взяли по стакану пива и вышли на веранду. Сели на бордюр перед ЦУМом и стали есть вяленые помидоры.
– Так вкусно, невозможно!
Я пробовала эту закуску первый раз в жизни. Оливковое масло блестело на губах и пальцах, Риту забавляла моя гастрономическая радость.
– Пиво пей! – напомнила она.
Мы доели помидоры, опустошили пластиковые стаканы и закурили. У меня кружилась голова, раньше я курила изредка, ради баловства и не в затяг, N не разрешал. А теперь я могла выкурить хоть всю пачку и вдыхать дым так глубоко, как хочу.
Вечерняя Москва пестрела огнями, рекламные баннеры сменяли друг друга и завораживали. Люди на дорогих автомобилях парковались возле ЦУМа, роскошные женщины в мехах ходили по мокрому асфальту, стуча каблуками и гордо подняв головы.
Внизу, на бордюре, сидели мы. С пустыми пластиковыми стаканами из-под пива. Я любовалась на этих странных женщин, таких гордых, недоступных и идеальных, как с обложки журнала. Я чувствовала себя неловко, а Рите было все равно. Через несколько лет она станет одной из них и тоже будет ходить под руку с важными мужчинами, а сейчас в ней были огонь, свобода и безуминка во взгляде.
– Пойдем еще пива купим.
– Нет у меня денег, Рит. Хватит меня угощать.
– Я тебя не буду угощать. Тебя угостит кто-нибудь другой.
Мы зашли в бар. Гремела музыка, все столы были заняты, мы сели за стойку. Рядом присел какой-то мужчина:
– Угостить, девчонки?
– Да, нам, пожалуйста, текилы.
– Будет сделано.
Официант принес нам стопки, соль и ломтики лайма.
– Так просто? – прокричала я в ухо Рите, но она все равно не услышала и просто довольно качала головой в такт музыке.
Мужчина показал мне, как пить текилу. Я капнула соком лайма на ложбинку между пальцами, насыпала соль, опустошила стопку и облизала руку. Мир вокруг меня поплыл. Рита была уже где-то на танцполе, а я осталась за барной стойкой. Мужчина тоже выпил текилы, взял мою руку и слизал с нее остатки соли. Потом он сказал мне замереть, достал ручку и стал что-то рисовать на салфетке.
Мне надоело, и я пошла искать Риту. В тесной толпе невозможно было ступить и шагу, кто-то хватал за руки, пытаясь пригласить за свой столик или потанцевать. С трудом я пробралась к туалету. Он не был разделен на мужской и женский. Но там было пусто и не так душно. Я достала косметичку, чтобы поправить макияж. Дверь открылась, в туалет зашел какой-то мужчина. Мне стало неловко, я быстро побросала в рюкзак свои вещи и направилась к выходу.
– Девушка, стойте. У вас помада размазалась.
– Ничего…
– Стойте, стойте, я поправлю.
Мужчина перекрыл проход и взял меня за лицо.
– Я помогу.
– Ой, не надо, я сама поправлю, спасибо.
Нахал пытался меня поцеловать, я стала выкручиваться. Вдруг дверь туалета распахнулась, на помощь пришла Рита. Мы выбежали из туалета и направились к выходу. Мужчина, что был за баром, успел сунуть мне в карман салфетку. Потом я увидела, что на салфетке был нарисован мой портрет.
Наконец-то мы оказались на улице. Мне хотелось скорее домой, смыть с себя все воспоминания этого вечера. На веранде заведения тоже толпился пьяный народ. Кто-то присвистнул и сказал:
– Цыпы, идем к нам!
Рита резко обернулась и показала средний палец свистевшему. Прошла секунда, отморозок плюнул в нее. Рита медленно стерла с лица слюну, посмотрела на свои пальцы в мерзкой слизи и… кинулась на мужчину. Он одним движением руки оторвал ее от себя и швырнул на пластиковый стол. Стол перевернулся, Рита тоже, я кинулась к ней. Заварушка продолжилась без нас.
Мы сидели все на том же бордюре напротив ЦУМа, Рита всхлипывала. Я не знала, как утешить подругу, и просто вытирала влажными салфетками ее лицо.
– Рит, он конченый урод.
– В меня никогда раньше не плевали!..
– Просто забудь…
Молчим. Курим.
– Ань, а поехали на выходных ко мне домой?
Рита была из другого города, в Москве жила в общежитии при институте.
– Не знаю. Долго ехать?
– Четыре часа на электричке, и мы на месте. Соглашайся, будет круто! Будет очень круто!