Другая миссис

Офицер Берг говорит, что он уже побеседовал с нашими соседями и будет очень признателен, если мы ответим на кое-какие вопросы.

– Какие вопросы?

– Доктор Фоуст, вы можете сказать, где находились вчера вечером около одиннадцати?

Иными словами: «Есть ли у вас алиби?»

Прошлой ночью мы с Уиллом, уложив Тейта спать, смотрели телевизор. Мы лежали в разных концах комнаты – он, как всегда, растянулся на диване, а я свернулась калачиком на кушетке. Наши обычные места. Вскоре после того, как мы устроились и включили телевизор, Уилл принес мне бокал каберне, бутылку которого я раскупорила прошлым вечером.

Какое-то время я наблюдала за мужем со своего места, вспоминая, что еще недавно сама мысль лежать на разных диванах показалась бы мне абсурдной. Я с нежностью вспоминала те дни, когда он протягивал мне бокал вина, сопровождая это долгим поцелуем в губы и поглаживая меня другой рукой. И я легко сдавалась настойчивости его поцелуев, рук и взгляда. Ах, этот страстный взгляд!..

А потом, постепенно, все заканчивалось тем, что мы, хихикая, как подростки, торопливо и бесшумно занимались любовью на диване, одновременно прислушиваясь: не скрипят ли наверху половицы или пружины, не раздаются ли шаги на лестнице. Чтобы убедиться, что мальчики спят.

В прикосновениях Уилла было нечто особенное. Нечто, когда-то кружившее мне голову. Заставляющее пьянеть без капли алкоголя. Я не могла насытиться им. Он действовал на меня опьяняюще.

Но потом я нашла сигарету «Мальборо силвер» со следами помады земляничного цвета. А после этого обнаружила оплату гостиничных номеров с нашей кредитки и трусики в спальне – не мои. Тут я поняла, что Уилл ходит на сторону и успешно опьяняет другую женщину.

Я не курила. Не пользовалась помадой. И была слишком благоразумна, чтобы разбрасывать свое нижнее белье.

Когда я сунула ему под нос выписку с кредитки и спросила, платил ли он за гостиницу, Уилл лишь вытаращился на меня. Похоже, он был настолько ошеломлен тем, что его застукали, что даже не успел придумать убедительную ложь.

Прошлой ночью, после того как я выпила первый бокал, Уилл предложил мне еще, и я сказала «да»: мне нравилось ощущение невесомости и спокойствия от вина. Потом я ничего не помнила, пока не проснулась от воя сирены. Видимо, я заснула на кушетке, а Уилл перенес меня в кровать.

– Доктор Фоуст? – переспрашивает полицейский.

– Мы с Уиллом были дома. Смотрели телевизор. Вечерние новости, а потом – «Позднее шоу». Которое со Стивеном Колбертом.

Офицер Берг заносит мои показания стилусом в планшет.

– Да, Уилл? – Тот кивает, подтверждая мои слова. – Смотрели «Позднее шоу» со Стивеном Колбертом.

– А потом?

Я отвечаю, что потом мы легли спать.

– Это так? – уточняет у моего мужа офицер Берг.

– Да, – Уилл кивает. – Было уже поздно. После «Позднего шоу» мы с Сэйди легли спать. Ей утром вставать на работу, ну а я… я просто устал. Было поздно. – Если полицейский и заметил повтор, то не подал виду.

– Во сколько вы легли?

– Кажется, в полпервого. – Хоть я и не уверена на сто процентов, но примерно рассчитать могу.

Офицер Берг записывает и это тоже, а потом меняет тему:

– Вы не замечали что-нибудь необычное в последние несколько дней?

– Необычное? Например?

Полицейский пожимает плечами.

– Ну, все, что выходит за привычные рамки. Что угодно. К примеру, подозрительных незнакомцев поблизости… Медленно проезжающие по улице незнакомые автомобили…

Я в ответ качаю головой.

– Офицер, мы здесь совсем недавно и мало с кем знакомы.

Но тут вспоминаю, что Уилл-то как раз знаком со многими. Пока я целыми днями работала, он заводил друзей.

– Кое-что необычное было, – вдруг заявляет муж. Мы одновременно поворачиваемся к нему.

– И что именно? – уточняет Берг.

Но Уилл тут же идет на попятный и мотает головой.

– Хотя неважно… Полная ерунда. Скорее всего, просто моя оплошность.

– Позвольте мне самому сделать выводы, – замечает Берг.

Муж объясняет:

– Это случилось недавно, где-то пару недель назад. Я отвез Тейта в школу и отправился по делам. Отсутствовал недолго, примерно пару часов. Но когда вернулся домой, что-то было не так.

– Как вы это определили?

– Например, дверь гаража была поднята, хотя я готов поклясться, что закрывал ее. А когда я вошел в дом, то чуть не задохнулся от сильного запаха газа. Слава богу, собаки не пострадали, хотя неизвестно, как долго они дышали этой дрянью. Вскоре я нашел источник: кухонную плиту.

– Плиту? Ты ничего мне не сказал… – С виду я спокойна, но внутри закипает злость.

– Просто не хотелось, чтобы ты волновалась из-за ерунды. Я открыл настежь двери и окна и проветрил дом. – Уилл примиряюще пожимает плечами. – Сэйди, это такая мелочь… Вообще не стоило об этом вспоминать. Утро выдалось напряженным: я готовил французские тосты, мы с Тейтом торопились. Видимо, в спешке оставил конфорку включенной и не перекрыл газ.

Офицер Берг отмахивается – мол, обычный инцидент – и поворачивается ко мне.

– А вы что скажете, доктор? Не замечали что-нибудь необычное в последние дни?

Я отвечаю «нет».

– Как выглядела миссис Бейнс, когда вы разговаривали с ней в последний раз? Она…

Я обрываю его на полуслове и говорю, что не знакома с Морган Бейнс. Что мы вообще не встречались.

– После переезда на меня навалилась куча дел, – поясняю я извиняющимся тоном, хоть мне и не за что извиняться. – Так и не нашла минутки, чтобы зайти к ним познакомиться.

Мысленно (вслух не решаюсь) добавляю, что это было бы бестактностью: Морган Бейнс тоже не удосужилась зайти и познакомиться со мной.

– У Сэйди очень плотный график, – вмешивается Уилл, не желая, чтобы полицейский начал укорять меня за незнание собственных соседей. Я признательна ему за поддержку. – Длинные смены почти каждый день. У меня все по-другому. Я преподаю только три курса, причем расписание специально составлено так, что я успеваю вернуться домой к возвращению Тейта. В нашей семье кормилец – Сэйди, а я – домохозяин. Мы не хотим, чтобы наших детей воспитывала нянька.

Такое решение мы приняли давным-давно, еще до рождения Отто. На то были свои причины. С финансовой точки зрения вполне логично, что Уилл сидит дома: я зарабатываю больше. Впрочем, мы никогда не обсуждали эту тему. Уилл выполняет свои обязанности, я – свои.

– Всего пару дней назад я разговаривал с Морган, – отвечает муж на вопрос полицейского вместо меня. – Она выглядела как обычно. У них барахлил водонагреватель, и она ждала мастера: хотела выяснить, можно ли починить. Я и сам пытался починить его. Я неплохо справляюсь с домашней работой, но водонагреватель оказался за пределами моих возможностей. У вас есть какие-нибудь зацепки? – Уилл меняет тему. – Следы взлома? Подозреваемые?

Офицер Берг отвечает, что пока не может раскрыть подробности.

– Впрочем, могу сказать, что миссис Бейнс убили между десятью вечера и двумя часами ночи.

По-прежнему опираясь на подлокотник дивана, я выпрямляюсь и смотрю в окно. Хотя отсюда не виден дом Бейнсов, меня не покидают мысли о том, что прошлой ночью, пока мы здесь пили вино и смотрели телевизор, совсем рядом убили женщину.

Но это еще не всё.

Последний паром на материк отходит в восемь тридцать вечера. Значит, убийца заночевал на острове, среди нас.

Офицер Берг резко встает, отчего я пугаюсь, ахаю и хватаюсь за сердце.

– Доктор, всё в порядке?

Он заметил, как я дрожу.

– В порядке. В полном порядке.

Полицейский разглаживает ладонью брюки.

– Что ж, сегодня мы все на нервах, – замечает он. Я согласно киваю.

– Мы с Сэйди можем чем-нибудь помочь? – спрашивает муж, провожая служителя порядка к двери. Я встаю и следую за ними. – Если да, только скажите. Мы с радостью.

Берг приподнимает шляпу.

– Спасибо. Я ценю вашу поддержку. Как вы наверняка догадались, сейчас весь остров взбудоражен. Все опасаются за свои жизни. Это плохо скажется на туризме. Никто не хочет ехать туда, где на свободе бродит убийца. Мы хотим раскрыть дело как можно скорее. Если вы что-нибудь услышите или увидите… – Он умолкает.

– Понимаю.

Убийство Морган Бейнс плохо скажется на бизнесе.

Полицейский прощается и вручает Уиллу визитку. Перед самым уходом он задает еще один – не имеющий отношения к расследованию – вопрос:

– Как обживаетесь?

Муж отвечает, что в целом все нормально.

– Дом старый, поэтому неудивительно, что возникли кое-какие проблемы. Через щели в окнах дуют сквозняки, неисправный котел придется менять…

Берг морщится:

– Замена котла обойдется недешево. Скорее всего, в несколько тысяч.

Уилл говорит, что он в курсе.

– Элис жалко, – полицейский смотрит ему в глаза.

– Да, жалко.

Мы нечасто заговариваем об Элис, хотя кое-что мне хотелось бы узнать. Каким она была человеком? Поладили бы мы, доведись нам встретиться? Мне лично кажется, что Элис была необщительным интровертом, хотя Уиллу, конечно, я этого никогда не скажу. Скорее всего, боль от фибромиалгии побуждала ее сидеть дома, сторонясь любых проявлений общественной жизни.

– Никогда не думал, что она может пойти на самоубийство, – продолжает Берг. Тут я понимаю, что мои гипотезы были ошибочны.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает Уилл таким тоном, словно готов оправдываться.

– Не знаю, как объяснить…

Тем не менее полицейский явно знает, потому что начинает рассказывать: когда он встретил Элис, она была приветливой и веселой женщиной, завсегдатаем игры в бинго по пятницам. И улыбалась так ярко, что могла бы осветить комнату.

– Наверное, я никогда не пойму, как такой человек мог наложить на себя руки.

Между нами повисает напряженное молчание. Уверена, Берг вовсе не собирался никого упрекать. Он просто не слишком тактичен. И все же Уилл выглядит обиженным. Он продолжает молчать, так что нарушить тишину приходится мне.

– Она страдала фибромиалгией, – поясняю я, догадавшись, что, скорее всего, полицейский или не знает, что это такое, или считает данную болезнь психическим заболеванием. Многие не понимают, что такое фибромиалгия, и полагают ее ненастоящей, придуманной болезнью. Лекарства от нее нет, больной с виду выглядит нормально. Тесты ничего не выявляют. В результате диагноз ставят чисто по симптомам – по боли, которую нельзя объяснить другими причинами. Поэтому многие врачи сомневаются в научности данного диагноза и предлагают пациентам обратиться к психиатру. Грустно думать, что Элис страдала от мучительной боли и никто ей не верил.

– Да, конечно, – офицер Берг кивает. – Ужасная болезнь. Должно быть, совсем ее доконала, если она решилась на такое.

Я снова бросаю взгляд на мужа. Конечно, служитель порядка не пытается никого задеть – просто так неуклюже выражает соболезнование.

– Мне нравилась Элис, – добавляет он. – Чудесная женщина.

– Да, чудесная, – Уилл кивает в ответ.

Офицер снова бормочет «как жаль», снова прощается и уходит. Уилл молча идет на кухню готовить ужин. Я наблюдаю через узкое окно у входной двери, как Берг отъезжает от дома на своей «Краун Виктории». Он едет в гору – скорее всего, в дом Бейнсов к своему коллеге. Но останавливается не у их дома, а в конце подъездной дорожки на противоположной стороне улицы, рядом с Нильссонами. Выходит, не вытащив ключ зажигания: красные задние фары ярко светятся в ночной темноте. Я наблюдаю, как он опускает что-то в почтовый ящик, закрывает калитку, возвращается в машину и скрывается за гребнем холма.

После ночи, когда Уилл и Сэйди встретились, я пропала с их горизонта. Меня переполняли злость и ненависть к себе самой.

Но я не могла вечно держаться подальше от Уилла. Все мои мысли были о нем. Я не переставала думать о нем и, в конце концов, разыскала его. После недолгих поисков в интернете я нашла его адрес и место работы, а затем и его самого. Правда, к тому времени он постарел, поседел и обзавелся детьми. А вот я не сильно изменилась за эти годы. Видимо, хорошая наследственность: время обходило меня стороной. Мои волосы по-прежнему были рыжеватыми, глаза – ярко-голубыми, а кожа оставалась гладкой и мягкой.

Я надела черное платье с открытыми плечами, накрасилась, надушилась, нацепила украшения и уложила волосы.

Несколько дней я следила за ним и, наконец, показалась в самый неожиданный момент.

– Помнишь меня? – спросила я, загнав его в угол в закусочной. Мы стояли близко друг к другу. Слишком близко. Я схватила его за локоть и назвала по имени. Ведь людей больше всего будоражит звучание собственного имени.

– Помнишь угол Мэдисон и Уобаш? Пятнадцать лет назад. Уилл, ты тогда спас мне жизнь.

Он почти мгновенно вспомнил, и его лицо просветлело.

Время наложило на него отпечаток. Напряжение от семейной жизни, воспитания детей, работы, ипотеки… Этот Уилл выглядел перегоревшим по сравнению с тем Уиллом, которого я когда-то встретила.

Тут уж ничем не поможешь.

Ему надо просто забыть на время, что у него жена и дети.

И я смогу в этом помочь.

Я одарила его широкой улыбкой и взяла за руку.

– Если б не ты, я была бы мертва, – наклонившись, прошептала я ему прямо в ухо.

Его глаза загорелись, щеки разрумянились. Взгляд скользнул по мне, остановившись на моих губах.

Он улыбнулся.

– Разве я мог забыть такое… Что ты здесь делаешь?

Я откинула волосы за плечи.

– Просто шла мимо по улице и увидела тебя в окне.

Он дотронулся до кончиков моих волос и сделал комплимент прическе.

– И платье великолепное.

Теперь взгляд Уилла прикипел к моим бедрам, а не к губам.

Я знала, чем должен закончиться наш разговор. И как обычно, добилась желаемого. Все произошло не мгновенно, нет: его пришлось какое-то время уговаривать, но я прекрасно умею убеждать людей. Правило номер один: взаимность. Я делаю что-то для тебя, ты в ответ делаешь что-то для меня.

Я вытерла горчицу с его губы, заметила, что стаканчик в его руке пуст, взяла и снова наполнила из автомата с напитками.

– Это совсем необязательно, – сказал он, когда я села рядом за столик и пододвинула ему бутылку «Пепси», причем так, чтобы наши руки соприкоснулись. – Я и сам мог бы налить…

Я улыбнулась:

– Знаю, что необязательно. Просто мне так захотелось.

Вот так у него появился маленький должок.

Не стоит забывать и про обаяние. Я, если захочу, умею быть чертовски обаятельной. Знаю, что говорить, что делать, как очаровывать. Фишка в том, чтобы задавать вопросы, в ответ на которые собеседники начинают рассказывать о себе как можно больше. При этом они чувствуют себя самыми интересными людьми на свете.

Также важно не забывать про прикосновения. Одним прикосновением к руке, плечу или бедру можно легко сделать собеседника сговорчивым.

Кроме того, его брак с Сэйди, судя по тому, что я узнала, был образцовым примером воздержания. Только я могла дать Уиллу то, в чем он нуждался.

Он согласился не сразу. Поначалу просто застенчиво улыбался и краснел. Сказал, что у него встреча. Что ему надо идти.

– Я не могу остаться, – говорил он. Но я убедила его, что это не так. Не прошло и пятнадцати минут, как мы свернули в ближайший переулок, где он прижал меня к стене, сунул руку под подол платья и прижался своими губами к моим.

– Не здесь, – возразила я. Только ради него. Сама-то я была не против заняться сексом прямо тут, но он – женатый мужчина, вынужденный поддерживать определенную репутацию. У меня же ни мужа, ни репутации. – Пойдем в какое-нибудь другое место.

Уилл вспомнил, что через полквартала есть отель. Не «Ритц», но сойдет. Мы помчались вверх по лестнице и забежали в номер. Там он повалил меня на кровать, и я отдалась ему.

После секса мы лежали в постели, хватая ртом воздух и пытаясь отдышаться. Уилл заговорил первым:

– Это было просто…

У него не нашлось слов. Но он сиял.

Я подмигнула.

– Ты тоже неплох.

Уилл уставился на меня. Мужчины никогда не смотрели на меня так: словно он не мог от меня оторваться. Он сказал, что очень нуждался в этом, и что я даже не представляю насколько. Нуждался в побеге от реальности. По его словам, я появилась как нельзя вовремя. У него выдался прескверный день и прескверная неделя.

Сейчас же все было идеально.

– Ты идеальна, – сказал Уилл, жадно выпивая меня взглядом.

И перечислил почему. Мои волосы, моя улыбка, мои глаза. И хотя все это относилось только к внешности, мое сердце забилось чаще.

Я снова поцеловала его.

После секса он встал с постели. Я же осталась лежать, глядя, как он натягивает рубашку и джинсы.

– Уже уходишь?

Уилл посмотрел на меня, остановившись у кровати.

– У меня встреча, – объяснил он извиняющимся тоном. – Я и так уже опаздываю. Оставайся здесь, сколько хочешь. Перекуси, отдохни.

Как будто спать в одиночестве в дешевом отеле – это какой-то утешительный приз…

Перед уходом Уилл наклонился, чмокнул меня в лоб, взъерошил волосы и посмотрел в глаза.

– Скоро увидимся.

Это был не вопрос, а твердое обещание.

Я улыбнулась.

– Конечно, увидимся. Никуда ты от меня не денешься, Уилл. Я не отпущу тебя. Никогда.

Он тоже улыбнулся и ответил, что именно это и хотел услышать.

После его ухода я постаралась заглушить в себе ревность. Я не имела привычки ревновать, пока не встретила Уилла. Тем не менее я ни разу не испытала угрызений совести из-за произошедшего между нами. Уилл принадлежал мне, пока Сэйди не отобрала его. Я ничем ей не обязана.

Это она обязана мне.

Я дважды обхожу дом и убеждаюсь, что все двери и окна заперты: вначале делаю один круг, а потом (поскольку не уверена, не упустила ли что-то из виду) второй. Опускаю жалюзи, задергиваю шторы и размышляю, разумно ли будет установить в доме сигнализацию.

Вечером Уилл, как и обещал, отвозит Имоджен в центр общественной безопасности. Я надеялась, что он принесет новости насчет убийства – что-нибудь успокаивающее, – но новостей нет. Полиция ни на шаг не продвинулась в расследовании. Я знаю статистику преступлений: около трети убийств или даже больше ложатся в долгий ящик, а полицейские департаменты завалены нераскрытыми делами. Это своего рода эпидемия.

Пугает, как много убийц расхаживает среди нас.

Вы можете встретить убийцу где угодно и ничего не заподозрите.

По словам Уилла, Имоджен нечего было рассказать полицейскому. Я и так знала, что в это время девушка спала. После вопроса, не замечала ли она чего-нибудь необычного за последние недели, у нее окаменело лицо:

– Мать, висящую в гребаной петле.

Офицер Берг больше не задавал ей вопросов.

Пока я обдумываю, не проверить ли двери и окна по третьему разу, муж окликает меня и спрашивает, скоро ли я лягу спать. Отвечаю, что скоро, подхожу к входной двери и дергаю в последний раз. И оставляю включенной лампу в гостиной, чтобы казалось, что мы не спим.

Поднимаюсь по лестнице и устраиваюсь в постели рядом с Уиллом. Но уснуть не могу. Всю ночь лежу и думаю о словах полицейского: о том, что малышка Бейнс нашла Морган мертвой. Интересно, насколько хорошо Тейт ее знает? Они в одном классе, но это еще не делает их друзьями.

Не могу выбросить из головы образ шестилетней девочки, стоящей над безжизненным телом матери. Испугалась ли она? Кричала ли? Прятался ли убийца поблизости, радуясь ее крикам? Как долго она ждала приезда «Скорой» и не боялась ли все это время за собственную жизнь? Я думаю, что эта одинокая крошка нашла свою мать мертвой точно так же, как Имоджен. Хотя нет, не так же. Самоубийство и убийство – очень разные вещи. И все же уму непостижимо, сколько ужаса довелось повидать этим девочкам за свои коротенькие жизни…

Уилл спит рядом как убитый. Я же гадаю: по-прежнему ли убийца находится на острове или уже уплыл.

Осторожно выскальзываю из постели. Сердце бьется как сумасшедшее. Надо убедиться, что с детьми всё в порядке. Лежащие на своих местах в углу комнаты собаки встают и следуют за мной. Я велю им вести себя тихо. Уилл переворачивается в постели, натягивая на себя простыню.

Идти босиком по деревянному полу холодно, но сейчас слишком темно, чтобы искать тапочки, и я просто выхожу из спальни и шагаю по узкому коридору.

Сначала направляюсь в комнату Тейта. Он спит с открытой дверью, включив ночник, чтобы не смели приближаться всякие ночные чудища. Маленькая фигурка лежит на кровати. Руки крепко сжимают плюшевого чихуа-хуа. Мальчик спит спокойным сном. Ему, в отличие от меня, не мешают мысли об убийстве и смерти. Интересно, что ему снится? Возможно, щенки и мороженое.

Я задумываюсь о том, что известно Тейту о понятии «смерть». Сама-то я хорошо помню, что знала в этом возрасте. Потом иду к Отто. Прямо под окном его комнаты – шиферный навес над крыльцом на столбиках. При желании несложно вскарабкаться по нему посреди ночи.

Инстинктивно ускоряю шаги, убеждая себя, что сын в безопасности и что злоумышленник, конечно, не полезет на второй этаж, чтобы проникнуть в дом. И все же я ни в чем не уверена. Поворачиваю ручку и бесшумно открываю дверь, заранее страшась, что увижу распахнутое окно и пустую кровать. Но нет: Отто здесь. С ним все в порядке.

Стою в дверях и какое-то время просто смотрю на сына. Делаю шаг к нему, чтобы получше рассмотреть, и задерживаю дыхание, боясь разбудить. На его лице умиротворенное выражение, хотя одеяло отброшено на край кровати, а подушка – на пол. Он лежит головой на матрасе. Тянусь за одеялом и накрываю своего мальчика, вспоминая, как в детстве он просил меня не уходить, обнимал меня ручонкой за шею и так держал, не отпуская всю ночь. Он вырос слишком быстро. Как хочется, чтобы тот, прежний Отто вернулся…

Затем направляюсь к Имоджен. Кладу ладонь на дверную ручку и медленно поворачиваю, стараясь не шуметь. Но ручка не поворачивается: заперто изнутри. Я не могу проверить, как она там.

Разворачиваюсь и медленно спускаюсь по лестнице. Собаки следуют за мной по пятам, однако, с их точки зрения, я двигаюсь слишком медленно, так что в какой-то момент они обгоняют меня и сбегают вниз по ступенькам, срезая путь к задней двери через прихожую. Когти стучат по деревянным половицам, словно клавиши пишущей машинки.

Останавливаюсь перед входной дверью и гляжу в боковое окно. Отсюда немного виден дом Бейнсов. Даже в такой поздний час в нем кипит жизнь. Дом освещен изнутри, толпятся люди. Полицейские продолжают расследование. Интересно, что они найдут…

Мое внимание привлекает скулеж из кухни – собаки хотят на улицу. Открываю раздвижную стеклянную дверь; они выбегают наружу и направляются прямиком в тот угол двора, где недавно начали рыть ямки. Это постоянное рытье вошло у них в привычку и сильно раздражает меня. Хлопаю в ладоши, чтобы прекратили.

Завариваю чай, сажусь за кухонный стол и думаю, чем бы заняться. Идти обратно в кровать нет смысла: все равно не засну. Нет ничего хуже, чем ворочаться в постели и беспокоиться из-за вещей, с которыми ничего не поделать.

На краешке стола лежит книга, которую читал Уилл: криминальный роман с закладкой посередине.

Отношу книжку в гостиную, включаю лампу и устраиваюсь на бархатистом диване, намереваясь почитать. Укутываю колени пледом и открываю роман. Закладка Уилла вываливается и падает под ноги.

– Черт… – тянусь за ней, испытывая чувство вины.

Но это чувство быстро сменяется другим. Ревностью? Гневом? Жалостью? А может быть, удивлением… Потому что закладка – не единственное, что выпало из книги. Вместе с ней выпала и фотография Эрин – первой невесты Уилла. Женщины, на которой он собирался жениться до того, как женился на мне.

Я громко ахаю. Ладонь замирает в нескольких дюймах от лица Эрин. Сердце колотится чаще.

Зачем Уиллу прятать фотографию Эрин в книге?

И почему он по-прежнему хранит ее?

Фото старое – наверное, двадцатилетней давности. На нем Эрин лет восемнадцать-девятнадцать. Растрепанные волосы, беззаботная улыбка. Не могу оторваться от снимка. От глаз Эрин. Меня колет ревность: она прелестна. Притягательна.

Но как можно ревновать к мертвой?

Мы с Уиллом встречались уже около месяца, когда он впервые упомянул ее имя. На той стадии отношений мы не могли оторваться друг от друга, жадно ловя все, что говорил и делал второй. Часами болтали по телефону. Мне особо нечего было рассказать о прошлом, и вместо этого я говорила о будущем – обо всем, что собираюсь когда-нибудь сделать. Уилл же на тот момент не определился с будущим, так что рассказывал о прошлом. О собаке, которая была у него в детстве. О том, что его отчиму диагностировали рак. Что его мать трижды выходила замуж. И об Эрин – девушке, на которой собирался жениться и с которой уже был помолвлен несколько месяцев, когда она погибла. Говоря об этом, Уилл не удержался от рыданий. Он ничего не скрывал, и я обожала его за это: за искренность и умение так горячо любить.