Пищеблок
Ещё на собрании присутствовал главный физрук – молодой высокий мужик с недовольно-скучающим лицом. Он сидел в углу, широко разведя колени, и подёргивал ляжкой, будто куда-то торопился, а его принудили торчать здесь. Сама же Свистунова, фигуристая бабёнка с зычным голосом, в пионерском галстуке выглядела эдакой боевой малышкой.
– Чего такие квёлые? – задорно спросила она вожатых и откинула с глаз крашеную чёлку. – Ну-ка подтянись! Поднять хвост пистолетом!
– Да мы же всегда готовы! – привычной, видимо, шуткой ответили ей девушки-вожатые и принуждённо засмеялись.
– У нас новый сотрудник. Игорь Корзухин. Откуда ты, Игорь?
– Филфак универа, – сказал Игорь.
– Ну и хорошо. Вливайся в коллектив, Игорёк.
– Сейчас вольюсь, – пообещал Игорь.
Ему не нравилось, когда его называют Игорьком, но девушки-вожатки повернулись к нему с дружелюбным интересом, и он не рассердился.
– Иришка, тебе маячок: взять шефство над новеньким.
– Пусть хоть одевается прилично, – вздохнула Ирина.
Вожатки посмотрели на Пола Маккартни у Игоря на значке.
– Ты на гитаре умеешь? – спросила одна из вожаток.
– Умею, но вам лучше этого не слышать, – честно предупредил Игорь.
Девушки рассмеялись уже свободнее.
– Наш человек, – подвела итог Свистунова. – Итак, к делу!
Широким жестом она расстелила на столе большой ватман с таблицей, заполненной разноцветными фломастерами, – подобным образом полководец расстилает перед генералами карту намеченного сражения.
– План-сетка прежняя, бойцы. Распределим мероприятия. Помнится, Ленчик, в прошлую смену ты не хотела у старших отрядов строевой смотр проводить. Но ведь справилась?
– Справилась, – кивнула кудрявая и глазастая Леночка.
– Вот, зря боялась, – удовлетворённо сказала Свистунова, помечая на ватмане ручкой. – Как говорится, только юбочка помялась… Веруня, а у тебя конкурс рисунков на асфальте и поделки из природного материала, так?
– Так. Только мел и пластилин никому не давайте, в тот раз не хватило.
– Едите вы их, что ли? – удивилась Свистунова. – Ладно, учту. А кто у нас за День Варенья отвечать желает?
– Может, не надо его? – усомнилась толстенькая вожатка с косой. – Здесь даже манник нормальный не испечь. Да и поварихи на кухне ворчат.
– Зато девчонок за уши не оттащить, – возразила Свистунова. – Поставлю на вид заведующей пищеблоком, пусть даст своим бабам втык.
– А я ещё шахматы возьму, у меня же разряд, – солидно сообщил Саша, сосед Игоря по комнате. – В конце смены турнир организую.
– Турнир – хорошо, как раз то, что доктор прописал, – согласилась старшая вожатая. – Ты у нас вундеркинд какой-то, Саша.
Саша снисходительно хмыкнул. Вожатки глядели на него заискивающе.
– За тобой, Вероничка, получается фестиваль пионерской песни.
– А фонограмму прислали? – спросила Вероничка.
Игорь подумал, что этой девушке не идёт уменьшительно-ласкательное имя. Девушка держалась надменно и потому казалась более сложной, чем все остальные. Целинку она не носила, и причёска у неё была не как у прочих вожаток: не хвост или коса, а короткая и даже дерзкая стрижка под мальчика. В ушах Вероники сверкали золотые серёжки, не сочетающиеся с пионерией. На филфаке Игорь уже встречал таких девушек. Они курили, сторонились однокурсниц, не обедали в столовке и читали поэтов Серебряного века.
– Фонограмму пришлют, – ответила Наталья Борисовна чуть жёстче, чем прежде. – Только знаешь, красавица, если выбираешь песню про любовь – то про любовь к родине. Лирику оставляем дома.
Вероника не ответила и лишь улыбнулась свысока.
– Я проведу чемпионат по пионерболу, – сказал вожатый Максим.
– Добро, – согласилась Свистунова. – А кто на ШКИД?
ШКИД – это Школа Интернациональной Дружбы. Попросту говоря, это когда пишут письма в «Артек» или «Орлёнок» пионерам из соцстран.
– Иринка и Галка, ШКИД – вам. Только мальчишек надо побольше.
– Им лень писаниной заниматься, – возразила чернявая Галка.
– Что значит лень? Надо – и всё! Не хотят старшие – возьмите младших. Но учтите, что я прочитаю. Пусть не выпрашивают у иностранцев жвачки и наклейки. У нас областной конкурс на лучшее письмо.
– Это понятно, Наталья Борисовна.
Свистунова рассматривала план-сетку и покусывала ручку.
Игорю стало неуютно. Он неплохо помнил свои собственные школьные годы, не такие уж и далёкие, и тайно надеялся, что взрослая жизнь отодвинет эту показуху и казёнщину в сторону. А нетушки. Здесь, в пионерлагере «Буревестник», багряная рука взяла его за горло так же крепко, как и прежде.
– Ну что? – изучив ячейки плана, Свистунова подняла требовательный взгляд на вожатых. – Есть ещё идеи? Чего приуныли, бойцы? Кого-нибудь осенит вспышка разума? – вожатые молчали. – Нет? Тогда всё!
– Эй, стопэ, Наталья! – вдруг забеспокоился физрук, подтягивая ноги. – Как-то я не услышал, чтобы «Зарницу» вычеркнули!
Игоря удивила фамильярная манера физрука. Она не вязалась со стилем совещания у старшей пионервожатой. А Свистунову это даже не покоробило.
– Вычеркнули, Руслан, вычеркнули, – покладисто ответила она.
– А почему? – огорчилась одна из вожаток.
– Здорово же по лесу побегать! – поддержала её другая вожатка.
– Мечтать не вредно! – усмехнулась Свистунова.
– Вам побегать, а мне потом дэбилов искать! – презрительно фыркнул физрук с таким видом, будто ему приходится всё за всеми исправлять, и без его нечеловеческих усилий работа развалится, а он уже устал.
– На «Зарнице» драки! – пояснила Свистунова. – Старшие младших бьют. Так что обойдёмся без «Зарницы». И без Праздника Нептуна.
– А почему без Нептуна?!
Праздник Нептуна в пионерлагерях всегда все любили – и взрослые, и дети: можно поорать, потолкаться, силком искупать кого-нибудь.
– Агрессию лучше в спорте проявлять!
По удовлетворению физрука Игорь понял, что на Празднике Нептуна физруку тоже приходится усмирять «дэбилов», а он, как известно, уже устал.
– Обратите внимание, что День Самоуправления тоже вычеркнут, – оповестила Свистунова. – От него только бардальеро в лагере.
Физрук авторитетно кивнул, и девчонки-вожатые больше не возражали.
Игоря осенило: физрук был мужиком старшей пионервожатой! Потому она и выполняла его пожелания! Игорь наклонился к соседке Леночке:
– Они женаты, что ли?
– В гражданском браке, – с благоговением прошептала Леночка.
Выражаясь в духе кудрявого Саши, незаконно сожительствуют.
Игорь распрямился, испытывая облегчение. Поначалу он ощутил себя здесь чужаком: никого не знает, сидит такой модный, как болван, а девчонки-вожатки под водительством решительной комиссарши Свистуновой борются за интернациональную дружбу, мир во всём мире и прочие правильные вещи. Однако фигушки. Тут как везде. Флаги – флагами и серпы – молотами, но даже в пионерлагере людям хочется жить попроще, полегче и получше.
Глава 4. Пионерская аллея
Валерка не стал давиться в толпе пацанов, сбившейся у выхода на трап. Куда рваться-то? Зачем? Только ручку у чемодана оторвут. Над палубой и рубкой трамвайчика, что прижался бортом к причалу, с криками носились чайки. Молодой матрос у трапа грубо оттеснял пацанов от раскрытых дверок, хватая за плечи, и пропускал по одному, как шарики в «Спортлото». Этот матрос всю дорогу о чём-то болтал с вожаткой, с пухлой и очкастой Ириной Михайловной, заигрывал с ней и теперь показывал, какой он резкий мужик.
– По очереди! По очереди! – орал он пацанам. – Щас как дам в лоб!
Девчонки толклись за спинами пацанов и галдели.
– Рин Халовна! – кричали они. – А Галкин лягается! Рин Халовна, тут чья-то кофта лежит! Рин Халовна, а у Морозовой панаму сдуло!
Валерка продолжал сидеть, пропустив вперёд и девчонок тоже.
– Лагунов! – увидела его вожатка. – Пошевеливайся!
– Лагунов! – тотчас закричали девчонки, оглядываясь. – Чего расселся! Вставай с лавки, дурак! Приехали! Слышишь, чего тебе сказали?
Валерка нехотя поднялся и пошёл, болтая чемоданом. Учителя всегда обращали на него внимание, потому что он был невысокий, худенький и в очках. Учителям казалось, что он нуждается в опеке, иначе его затрут или потеряют. Но Валерка Лагунов в опеке никогда не нуждался.
Жалко, что доплыли так быстро. На корабле было интересно.
Ирина Михайловна вывела свой отряд с причала и собрала в кучу возле ворот – двух железных столбов, над которыми была укреплена дуга железной рамы с железными буквами: «Пионерлагерь “Буревестник”». Ирина Михайловна принялась по списку проверять свой отряд: пятнадцать мальчиков и пятнадцать девочек. Все после пятого класса, только школы разные, хотя из одного района, и почти всем по двенадцать лет. Валерка разглядывал опустевший речной трамвайчик – изящный, будто огромная игрушка, а пацаны глазели на памятник у ворот – на гипсовую скульптуру девочки-горнистки. Валерка ещё на трамвайчике отметил и запомнил, как в его отряде зовут самых шебутных и горластых мальчишек, которые умели знакомиться мгновенно и ничего не стеснялись.
Пацан по фамилии Титяпкин заглянул гипсовой горнистке под юбку и с сожалением сообщил:
– Блин, там всё заделано!
– Ты урод, Титяпкин! – возмущённо завопили девочки.
Имени Титяпкина никто не знал, да с такой фамилией имя и не нужно.
Другой пацан – Серёжка Домрачев – сказал:
– У нас закон такой был: кто шишкой ей в горн попадёт, чтобы шишка внутри осталась, тому будет счастье.
Серёжа Домрачев провёл в лагере «Буревестник» первую смену и теперь приехал на вторую. Он всё знал о «Буревестнике».
– Я щас шишку найду! – заметался мелкий юркий пацан, похожий на неукротимого лягушонка. Его звали Женя Гурьянов, а кличка была Гурька. – Я каждую ночь сюда стану ходить! Я ей полную трубу шишек набью!
– Гурьянов, вернись на место! – рявкнула Ирина Михайловна.
– Кидай не кидай, всё равно нихрена не сбудется! – буркнул высокий губастый мальчик с недовольным лицом. Мальчика звали Веня Гельбич.
– Законы всегда сбываются! – возразил Колька Горохов. – Чё, не верите? Сами увидите! Кто не верит – тем же хуже!
– У горна воронка неглубокая, там шишка не застрянет, – рассудительно заметил крепкий русоволосый мальчик, которого звали Лёва Хлопов.
– У нас у одного пацана застряла, – возразил Серёжа Домрачев. – Он домой вернулся, и ему родаки велик купили.
– Запомните, ребята! – громко объявила вожатая. – Мы – четвёртый отряд! Сейчас мы идём в четвёртый корпус! Разберитесь по парам!
– Фиг ли как в садике-то! – обиделся Славик Мухин.
Ирина Михайловна сама без обсуждений расфасовала мальчишек по парам. Валерке достался Серёжа Домрачев.
Ребячья суматоха под гипсовой горнисткой потихоньку разряжалась: вожатые уводили свои группы в жилые корпуса. Сначала забрали младших – шестой и пятый отряды, потом Ирина Михайловна возглавила шествие четвёртого отряда. От ворот в глубину лагеря тянулась Пионерская аллея – обсаженная кустами акации и обставленная большущими застеклёнными стендами. Вдоль аллеи, как вдоль городской улицы, возвышались фонари. На горячем асфальте валялись растопорщенные сосновые шишки.
– Вы на шишки наступаете, пацы? – спросил у всех Колька Горохов. – А нельзя! Кто наступит – тот чё-нито дома забыл, верная примета!
По всему лагерю в невидимых динамиках играла бравая пионерская музыка. Девочки сразу поторопились за Ириной Михайловной, чтобы расспрашивать её по пути, а мальчишки замыкали движение: им хватало собственного ума, и вожатка только мешала обмену мнениями.
– Как тут живётся, Серый? – по-хозяйски спросил Лёва Хлопов.
– Да фигово! – влез со своим мнением Гельбич. – Я здесь в прошлом году одну смену провёл – лучше бы в тюрьму попал. Месяц строем ходили!
– Нормально тут, – возразил Серёжа. – Тихий час только задрал.
– А я вообще спать не буду! – заявил Женька Гурьянов.
– Все так говорят, а сами спят, – горько ответил Серёжа.
От аллеи ответвлялись дорожки, ведущие к жилым корпусам и прочим зданиям лагеря. Валерка с удивлением разглядывал причудливые резные терема – какие-то приветливые, не похожие друг на друга, словно бы ни к чему не принуждающие: делай что хочешь. Это было непривычно, будто вместо смотра строя и песни предложили поиграть в прятки. На тесовых стенах и крашеных железных крышах лежали жёлто-зелёные световые пятна. Прямые и высокие сосны казались вертикальными взлётами. В дырявых сосновых кронах солнце рассыпалось на огни, как в клочьях хвойного дыма. Сквозь струнный перебор красных стволов сверкала длинная полоса Волги.
– Это второй корпус, тут старшаки живут, – пояснял Серёжа Домрачев. – Это Дружняк, Дружинный дом. Там кружки всякие, киношку показывают. Это столовка. Там вон – баня. Это – пятый корпус, где салабоны.
– И так всё понятно, чё говорить-то! – раздражённо проворчал Гельбич.
Он ревновал, что расспрашивают Серёжу, а не его.
– А местные есть? – боязливо спросил худенький и мелкий мальчик, имени которого Валерка ещё не знал.
– Местных здесь нет, – успокоил Серёжа. – Есть Беглые Зэки.
– Обацэ! – восхитился Гурька.
– В прошлом году никаких зэков не было! – заявил Гельбич.
– Может, тогда Зэки ещё у себя сидели. А щас они в лесу живут, за оградой, – темнея глазами, поведал Серёжа. – У них там землянки. Я сам видел. За ограду нельзя ходить – поймают.
Валерка дома во дворе не раз слышал легенды о Беглых Зэках. Убежав из зоны, зэки превращаются в каких-то чудовищ, полулюдей-полузверей.
– А поймают – что будет? – встревожился Гурька.
– Если без галстука попадёшься, может, отпустят, – Серёжа имел в виду пионерский галстук. – А если с галстуком – убьют. Старшаки говорили, что в другом году один пацан ушёл – и пропал. Потом только скелет нашли.
Мальчишки были впечатлены.
– Не все же зэки такие, Серый, – неохотно усомнился Лёва Хлопов. – Нам в секции тренер сказал, что был один футболист, олимпийский чемпион, и он тоже стал зэком. А потом его отпустили, и он опять стал футболистом.
– Он же не убегал, – возразил Серёжа.
Лёва вздохнул. Это верно. Если бы тот зэк-футболист убежал, может, тоже обратился бы в людоеда и пасся возле какого-нибудь пионерлагеря.
А девчонкам было совершенно наплевать на угрозы окружающего мира. Девчонки со всех сторон приставали к Ирине Михайловне.
– Рин Халовна, а конкурс песни будет? Рин Халовна, а я умею художественное плетение! Рин Халовна, а дискотеку сделают? Рин Халовна, а можно в другой отряд ходить? У меня там сестра!
– Здесь вообще много колдовства разного, – мрачно сообщил пацанам Серёжа Домрачев.
Валерку это удручило. Он не любил колдовства. Взрослые убеждали, что колдовство – пережитки прошлого, выдумки, но всё равно было страшно.
– Вон тот дом видите?
Серёжа указал на самый, наверное, красивый теремок: голубой и белый, двухэтажный, с верандой, балкончиком и башенкой.
– Там какой-то старикан живёт, пенсионер. У него есть Чёрная комната. Туда люди заходят – и никто уже никогда не выходит!
Валерка посмотрел на ладненький голубой домик, и по спине у него побежали мурашки. Ничего подобного взрослые о мире не рассказывали. Их мир был скучный и понятный, весь для разных надобностей, как автобусная остановка – общая и заплёванная. Колдовство же, ясное дело, было злое и неправильное, оно мстило всем за неизвестно что, но от него мир делался цветным, загадочным и более живым: значит, колдовство было настоящим.
– У нас в прошлом году один чухан в лесу заблудился, так его нашли, – сказал Гельбич, лишь бы поспорить с Серёжей.
– Если бы в лагере дети пропадали, сюда бы мильтоны приехали, – сердито заметил Лёва Хлопов.
Он любил футбол, и ему не хотелось ничего колдовского.
– Детей старикан туда не пускает. А люди там пропали вообще давно.
– Какие люди?
– Это же дачи буржуев были до революции, – негромко сказал Серёжа. – Когда красные пришли, буржуи все в Чёрную комнату забежали и исчезли.
– Чётко! – воодушевился Гурька. – От них должны привидения остаться!
– От привидений надо пиковую даму под матрас положить, – Колька Горохов завертелся, оглядываясь на пацанов. – Пацы, у кого карты есть?
– Я пойду привидений ловить! – азартно заявил Гурька. – Ночью!
– Обоссышься! – авторитетно предупредил Славик Мухин.
К четвёртому отряду, расслабленно растянувшемуся по аллее, вдруг подскочила похожая на девочку тётка с пионерским галстуком.
– Чего такие кислые? – бодро крикнула она. – По маме заскучали? Ну-ка давай речёвку! – И она заорала: – «Это кто шагает в ряд?!»
Все знали эту речёвку.
– «Пионерский наш отряд!»… – вразнобой отозвались девочки.
– Мальчики, не слышу вас! – подхлестнула тётка. – «Дружные!»
– «Умелые»… – вяло и нестройно ответили пацаны.
– «Честные!» – требовательно проорала тётка.
– «И смелые!» – прокричали мальчишки.
– «Наш девиз всегда таков!»
– «Будь готов! Всегда готов!» – уже слаженно закончили пацаны.
– Вот теперь правильно!
Тётка потрепала по затылку Титяпкина и понеслась дальше.
– Это что за дура? – негромко спросил Титяпкин.
– Свистуха, главная вожатка, – сказал Серёжа Домрачев.
Глава 5. Место командира
Пока отряд шёл по аллее к своему корпусу, они разговаривали, а потому как бы немного сдружились; стало понятно, что и дальше можно держаться вместе, то есть в четыре пары: Валерка и Серёжа Домрачев, Лёва Хлопов и Колька Горохов, Титяпкин и Гурька, Славик Мухин и восьмой пацан, мелкий, про которого пока не знали, как зовут. Всю дорогу он робел и лишь поддакивал. А высокий, всем недовольный Гельбич остался без компании.
Четвёртый корпус оказался двухэтажным теремком, смотревшим сразу на все стороны. Ирина Михайловна завела отряд на веранду – большую и жарко нагретую. Здесь ждал второй вожатый: парень с модной причёской и тёмными усиками. Он растерянно улыбался, не зная, что делать, а Ирина Михайловна управлялась с пионерами как опытный погонщик.
– В корпусе четыре палаты, значит, будет четыре звена, – сказала она отряду, строго блестя очками. – Два звена – мальчики, два – девочки, по семь и восемь человек. Так что делитесь на звенья, и поживее. Даю пять минут.
Гурька сразу растопырил руки, загрёб тех, с кем шёл, – Лёву Хлопова, Титяпкина, Валерку и прочих, кроме Гельбича, – и принялся пихать к окну.
– Вот наше звено! – завопил он остальным пацанам. – Не лезь, сволочи!
– Гурьянов, за языком следи! – одёрнула его Ирина Михайловна.
Как полагается учителю, она быстро запоминала своих подопечных в лицо и по фамилиям.
Главный вопрос, терзающий всех пацанов, едва они увидели корпус, задал вожатой кто-то из мальчишек второго, не Валеркиного звена.
– Рин Халовна, а кого на второй этаж заселят?
Второй этаж, понятно, – самый ништяк, самое чёткое место!
– Уж точно не нас, – злобно сказал Гельбич.
– На втором этаже палаты девочек, – сообщила Ирина Михайловна.
– А чё так?! А чё?! Фига-се! – в досаде взвыли все пацаны.
– Потому что вы психопаты! – отрезала Ирина Михайловна. – Вы ходить спокойно не умеете и на лестнице шею свернёте!
– Да всё мы умеем!..
– Разговор окончен. Игорь Александрович, ведите девочек наверх.
Усатый-волосатый вожатик снова улыбнулся.
– Девочки, за мной, – вежливо сказал он. – Ступеньки не сломайте.
Палата, в которую Ирина Михайловна запустила звено Валерки, была похожа на каюту деревянного корабля. Большое окно. Восемь заправленных коек по четыре в ряд: полотенца висят на спинке, байковые одеяла натянуты, подушки торчат пирожками. У каждой койки – тумбочка. На досках стен, на половицах и на байковых одеялах лежали яркие квадраты солнца.
– Располагайтесь, – сказала Ирина Михайловна. – Доставайте, что вам надо, и парадную форму. Через полчаса чемоданы заберу в кладовку.
– Нормальная палата, – озираясь, подытожил Лёва Хлопов.
Его слова прозвучали как команда «Вперёд!».
Гурька отшвырнул свой рюкзак-колобок и полетел к окну.
– Моя! – завопил он, звездой упав на койку.
Валерка знал, что койки под окном всегда считаются самыми лучшими. Почему – неизвестно. Однако лично Валерке больше нравилась койка в углу, и он молча поставил на неё свой чемодан. И второго соседа нет, и выход рядом, и удобнее делать домик из простыни, чтобы укрываться от комаров.
В пионерлагерях Валерка бывал уже много раз – с третьего класса ездил. Папа считал, что Валерка слишком много читает и ему не хватает общения со сверстниками. Валерка не спорил, хотя в лагерях ему было скучновато. Папа у Валерки работал инженером в секретном конструкторском бюро, чертил двигатели для военных ракет. Это была государственная тайна, но непонятно, от кого. Как человек, думающий о Родине, папа хотел, чтобы сын был ближе к народу. А Валерку народ заколебал: одному побыть бы, без товарищей, без учителей и без глупой младшей сестрёнки, – вот чего надо.
Другую койку под окном тотчас занял Титяпкин: плюхнулся задом и принялся вертеться туда-сюда, словно ввинчивался для более надёжного закрепления. Но к Титяпкину вдруг не спеша подошёл Лёва Хлопов.
– Слушай, – проникновенно сказал он. – Я футболист, я бегаю, у меня лёгкие вот так разработаны, – Лёва руками показал перед собой нечто вроде женских грудей. – Мне кислород нужен. Пусти меня к окошку, а?
Титяпкин обомлел. Лёва, безусловно, был сильнее всех в палате, но дело не в этом. Даже за такое короткое время само собой определилось, что к Лёве в их только что сплотившейся компании уже все прислушиваются. Лёва незаметно становился признанным командиром. И как теперь быть бедному Титяпкину? Поссориться с Лёвой, когда остальные задружились?
– Да за мах! – залихватски заявил Титяпкин, словно уступить Лёве ему было в радость, и ловко перепрыгнул на койку напротив.
– Эту я забил! – обиженно закричал Славик Мухин.
– Я с Лёвкой! – заорал ему Титяпкин. – У Лёвки кислорода нету!
– Пошёл в жопу! – Славик без аргументов столкнул Титяпкина на пол.
– Ты чё? – разозлился Титяпкин. – Пойдём выйдем!..
– Это Славика кровать, – осуждающе заметил Титяпкину Лёва.
Рассудительному Лёве не хотелось иметь рядом придурка Титяпкина. А Титяпкину глупо было ссориться с Лёвой из-за койки Славика, если уж он не стал ссориться из-за своей собственной койки. Но Титяпкин почувствовал, что унижен. Ему требовалось отыграться. Его взгляд пронёсся по палате и остановился на Валерке – маленьком и в очках. Очкарики – все слабаки и дристуны, в этом Титяпкин не сомневался. А место в углу вроде неплохое.
Валерка сидел на полу, перекладывая из открытого чемодана в тумбочку аккуратно свёрнутый свитер и парадную одежду – белую рубашку и синие школьные брюки. Титяпкин перескочил через кровать Серёжи Домрачева и с ногами взгромоздился на кровать Валерки, будто обезьяна на ветку.
– Я здесь буду! – сообщил он. – А ты вали на пустую!
Он указал на пустую койку возле восьмого мальчика, безымянного.
Валерка понял, что назревает схватка, и встал. Сердце его колотилось.
– Сам иди! – ответил он.
– Ты чё, очкастый, оборзел? – Титяпкин вёл себя, как шпана.
– Ты там не сидел, Валерыч! – поддержал Титяпкина Колька Горохов. – Жопу поднял – место потерял! Правил, что ли, не знаешь?
– Вам не подраться, нам не посмотреть! – крикнул издалека Гурька.
– Дёрни отсюда, Титька! – решительно сказал Валерка.
Пацаны бессовестно заржали, и даже Лёва улыбнулся. У Титяпкина от обиды запрыгало лицо. Он ринулся к Валерке, сжимая кулаки.
В этот миг дверь распахнулась, и в палату шагнула Ирина Михайловна. На вид она была слабовольной тетёхой, пухловатая и близорукая, но внутри у неё – Валерка это уже уяснил – находился стальной стержень.
– Что за гвалт? – свирепо спросила она.
Пацаны молчали. Ирина Михайловна быстро оглядела всех.
– Титяпкин, не наглей! – сразу поняв ситуацию, жёстко сказала она. – Отцепись от Лагунова. Займи свободную койку. Я проверю!
Не сомневаясь, что ей подчинятся, Ирина Михайловна вышла.
Титяпкин чуть не заплакал.
– Нечестно это! – уже без всякого озверения пожаловался он. – Вы все выбирали себе койки, а мне как чушману последняя осталась!
– Ладно, – смилостивился Лёва. – Давайте как в футболе жребий кинем: кому пустое место выпадет, тот на него и пойдёт, а Титяпа – на его место.
– Может, лучше посчитаемся? – предложил Колька Горохов.
– Считай, – согласился Лёва.
Колька начал считать, тыча пальцем. Лёву он исключил из розыгрыша, признавая право командира лежать там, где хочется.
– За сто-лом си-дели гости, из баш-ки тор-чали гвозди, – затараторил Колька, вращаясь вокруг себя с вытянутой рукой и выставленным пальцем. – Э-то я зако-лотил, чтоб ни-кто не у-ходил! Ты!
Колька указал на безымянного мальчика. Этот выбор всех устроил.