Появлялось. В кабинете Труповоза… И дома, когда я вернулся… И утром во время первого телефонного звонка, когда за меня автоответчик ответил, а я продолжал педали крутить. И… И в тире, когда Югова увидел. Связаны ли между собой все эти ощущения? Являются ли они сигналом тренированного подсознания, которое лучше самого человека знает, что ему следует делать и чего необходимо опасаться?
Проверить… Срочно проверить…
И потому, даже дожидаясь звонка от Труповоза, я обязан потерять некоторое время на обеспечение необходимых мер безопасности. Без этого не проживешь.
И я, приняв решение, на ближайшем перекрестке развернулся. Решил заглянуть в школу охранников и телохранителей, где раньше преподавал и где всегда себя прекрасно чувствую.
Плохой директор и хороший человек Слава Трудогоров оказался в своем маленьком кабинетике. На столе перед ним лежало много денег, и Слава занимался сложным процессом пересчитывания.
– Привет, – сказал я. – Столько денег сразу можно увидеть только в фильмах про мафию. Поэтому против желания появляется мысль – или ты сам стал мафиозным, или ты какому-то мафиози помогаешь, или ты какого-то «креза» от мафии спасаешь. Кроме того, при виде такой суммы я думаю, что тебе следует их пропить, а то быстро истратишь…
И сел на шаткий стул, показав ангельское терпение.
Слава поднял на меня глаза.
Хотя он и работал когда-то, как и Труповоз, в КГБ, только в «девятке»[3], но в отличие от бывшего подполковника шутки понимать умеет. Улыбнулся и молча кивнул на мое приветствие. Молча, как я понял, потому, что боялся сбиться со счета. И продолжал неслышно шевелить губами, перебирая пальцами бумажки. Я тут же проявил чудовищную изобретательность и пододвинул директору с другого края стола газету и ручку.
– Запиши здесь, чтобы не сбиться, – предложил я, ткнув пальцем в чистые поля газеты.
Он тут же записал и беззвучно шевелить губами перестал. Доказал человечеству в моем лице, что голос он все-таки имеет.
– Привет, Ангел. Давно приехал?
– Вчера.
– И как там?
– Хреново, как и везде. Но подробности только во время застольной беседы, чтобы не тошнило от воспоминаний о человеческой гадости. А такая беседа предвидится не скоро, потому что у меня уже пот после этой поездки имеет устойчивый спиртовой запах. Отдохнуть хочется от излишеств.
– Мне тоже не до того. Нам тут клиент попался перспективный. Ему нужно создать команду охранников для офиса и полностью оборудовать систему охраны и сигнализации. Платит черным налом. И хорошо платит. Можно на эти деньги новый класс оборудовать. Хочу сразу заняться, пока в самом деле не пришлось все истратить. Помнишь сам, наверное, как у нас бывает… Там надо, тут надо – по мелочам любая сумма разлетится, и ничего путного сделать не успеешь. У тебя дело или просто проведать забежал?
– Дело.
– Валяй выкладывай…
– У тебя сканер под рукой есть?
Пожав плечами – не от незнания того, что у него есть, а чего нет, а от незнания ситуации, – Слава повернулся к стоящему в углу пенальному оружейному сейфу, повернул ключ и достал сканер.
– Проверь меня… – попросил я со значимым взглядом. Слава умеет взгляды читать профессионально.
Он опять пожал плечами и выбрался из-за стола.
– С превеликим удовольствием…
Полную проверку не проводил – в штаны не лазил, но прозвонил обычные места, где пристраивают «жучки» – под воротником, под мышками, в рукавах, в поясе брюк. Через минуту положил сканер на стол.
– Чист, как стеклышко… Можешь даже жениться. А за тобой что, «хвост» тянется?
– Подозреваю. Машину мою проверить можешь?
– Бога ради. Самому это сделать или разрешишь курсанта для практики послать?
– Можешь послать.
Слава со смешком застучал длинным пальцем по кнопкам телефонного аппарата и дал поручение. При этом назвал номер моей машины. Вот что такое профессиональная память охранника. Он мою машину в глаза-то видел всего два раза. И только около года назад, когда я купил ее и не преминул похвастаться, прокатил своего бывшего шефа по городу.
– Что-то серьезное подозреваешь?
К серьезным вещам Слава относится серьезно, хотя глазами не перестает посмеиваться. У него самого были крупные неприятности во времена самого большого разгула демократии в Москве – в начале девяностых. Когда разгоняли КГБ. Почти по-футбольному пинали под зад сотрудников «девятки» – прислужников коммунистического режима. Слава оказался на пенсии, которую платить и не собирались, в майорском звании. Срочно нужно было искать работу. Он нашел. По своему профилю. Там же, в Москве. И выполнил ее, когда подошло время, слишком хорошо. Не только сумел защитить свой объект, но и «повязал» двух нападавших. Нападавших выпустили через пару дней. И Слава вынужден был срочно продать квартиру в столице и прятаться с семьей в глубокой провинции. Чтобы не достали – угроза по тем временам была вполне реальной. Тогда достать могли любого.
Сейчас время иное, обстоятельства изменились. Слава мог бы и вернуться, но уже не тянет по финансовым возможностям на покупку московской квартиры – инфляция сделала его таким же нищим, как почти все население страны. Так вот он и остался провинциалом с легким московским акцентом.
Вернулся посланный на проверку курсант.
– Чисто.
– Хорошо. Спасибо, – Слава посмотрел на меня вопросительно.
Я кивнул удовлетворенно.
– С машиной – отлично. А квартира?
И достал связку ключей.
Слава продиктовал курсанту адрес. Помнит еще, хотя я давно в его школе не работаю. Курсант вышел.
– А «хвост» за мной повесить сможешь? Учебный. На пару дней… Только с условием, что я должен знать номера машин ведения. А то ненароком решу вдруг отрываться в жестком режиме…
– Практика в нашем деле, сам понимаешь, первое дело… Можно и «хвост» тебе повесить.
Слава легко идет мне навстречу, но вопрос в голосе звучит все явственнее – интонацией выделяется. Это и понятно. Он не слишком рвется снова в какую-то историю вляпаться. За Уралом уже Сибирь, останется там прятаться, за Сибирью – Дальний Восток. Потом будет уже некуда.
– Только предупреди ребят, что они могут столкнуться с другим «хвостом». Достаточно профессиональным. И это для них будет хорошей школой.
– Кто?
– Твои бывшие коллеги.
Глаза у Славы блеснули почти радостно.
– В провинции никогда не было хороших профессионалов. Я бы любого из них вычислил в два счета.
Он не хвастает. Я его уровень знаю. Директор и финансист он никудышный, а вот охранник и телохранитель высококлассный. Советской школы.
– Согласен. Но это – ты. А курсантам необходимо учиться на лучшем, что есть в наличии.
– Ты уверен, что это именно они? Может, менты?
В том, что меня «ведут», Слава не сомневается. Он тоже знает мой опыт и навыки.
– Ментов бы я уже в речке утопил. С ними церемониться нечего…
– А моих парней в неприятности не втянешь?
– В какие неприятности я могу их втянуть? Если бы вы вели слежку против моей воли, вам могли бы вменить вмешательство в частную жизнь. Но я согласился на твое предложение помочь школе с практикой для курсантов. Все в порядке…
– И обещаешь, что они не станут свидетелями чего-то экстраординарного? О чем будут обязаны информировать начальство, то есть – меня, а я обязан буду принимать меры, то есть – стучать на тебя, если не «забуду». А если «забуду», кто-то может в иные инстанции на меня стукнуть. Понимаешь ситуацию, в которую может попасть школа? Так обещаешь?
– Обещаю.
– Тогда договорились. Телефон проверять надо?
– У меня определитель прослушивания. Если подключатся, придется поискать «жучок». Через станцию они сейчас редко работают. Там санкция нужна. Обычно ставят аппаратуру на ящик с «развязкой».
– Это я знаю. Проверим. Для ребят это хорошая практика. Пока они к тебе поехали, может, пивка?..
Пиво у них продают в буфете на четвертом этаже. Школа занимает весь третий этаж большого административного здания.
– Нет. Хочу дать организму разгрузку.
– Тогда чайку?
– Это можно.
Пока Слава убирал недосчитанные деньги в сейф, я занялся приготовлением чая. Но едва чайник закипел, как в дверь постучали. Вернулись курсанты. Втроем ездили. Удовлетворенно улыбаясь, выложили на стол пять небольших и симпатичных электронных приборов, чем-то напоминающих аккумуляторы для наручных электронных часов, с той только разницей, что у аккумуляторов не бывает тараканьих усов и креплений-липучек. Курсанты в самом деле приняли свою работу за учебную и были несказанно рады, что справились. Меньше, признаться, обрадовался я. Значит, опасения имеют под собой основания.
– Что и требовалось доказать… – сказал я тем не менее достаточно бодро, но понимая, что дело может для меня обернуться хреновенько.
– Молодцы, спасибо… – поблагодарил Слава курсантов. – Следующую вводную дам через двадцать минут. Будьте готовы. В том же составе.
– «Жучки» на другую аппаратуру перенастроить можно? – поинтересовался я.
– Можно. Есть у нас спец. Только не сами «жучки» перенастроить, а настроить на них свою аппаратуру. Спец толковый. Уже после тебя пришел.
– Тогда прими этих «насекомых» в качестве оплаты за работу. Мне они все равно ни к чему.
– Ты серьезно?
Слава достал из ящика стола большую лупу и принялся исследовать ближайший «жучок».
– Израильские. Долгоиграющие. По полторы штуки баксов. Это же семь с половиной тысяч.
– Бери-бери…
– Щедрый… – Слава несказанно рад. Так рад, что не имеет сил отказаться.
А я поморщился. И не стал пить чай. Почувствовал внезапно, что у меня вот-вот может начаться приступ. Слишком много сегодня психовал. Лучше быстрее добраться до дома. О чем и сообщил директору.
– Может, тебя отвезти?
– Нет, спасибо. Пока еще ничего… Терплю… Успею добраться.
3Капитан Югов получил сообщение на сотовик в машине, когда пиво закончилось и офицеры уже выехали из тира. Долго матерился под понимающие ухмылки товарищей, довольных, что служба отвлекает от самых интересных дел на нынешний вечер не их. За что капитан высадил Угрюмова со Стрекаловым за целый квартал от полукруглого крыльца управления, а сам сразу отправился на служебную квартиру.
Необходимо было доложить.
Вообще-то, можно бы и просто позвонить, но, во-первых, с московскими чиновниками такие разговоры не ведутся по телефону городской линии, и не ведутся даже через сотовики – как ему самому сообщили, а во-вторых, он понимал, что его присутствия так и так сразу же потребуют. Ожидал, что генерал может устроить ему разнос. По дороге пришлось купить жевательную резинку, в надежде, что она хоть немного забьет запах пива, но на полный успех надеяться было нечего. Это Югов знал по опыту общения с собственной женой. Она любой запах чувствует сразу, даже если он только посмотрел на рюмку водки с желанием выпить завтра – так он рассказывал о ней сослуживцам.
Любой офицер понимает, что московскому начальству без необходимости лучше не появляться на глаза с запахом. Даже если учесть то обстоятельство, что из головного управления на имя начальника местного пришла шифровка от отдела внутренних расследований – просят полностью проконтролировать деятельность генерала и майора в городе. Строго негласно. Однако это дело не новое – сегодня они контролируют друг друга, а завтра вместе коньяком балуются. И обязательно находят какого-то «стрелочника», которому коньяк по штатному расписанию не полагается даже нюхать. Но в любом случае показывать это москвичам нельзя. Если произошло ЧП, грозящее срывом операции, в которую московские гости местных оперов подробно не посвящают, то лучше все же явиться пред генеральские светлые очи немедленно, чем откладывать дело в долгий ящик и дожидаться, пока тебя попытаются выискать и вызвать. Сейчас можно встретить раздраженное беспокойство, а позже появишься – могут и последствия грянуть. Последствий за их непредсказуемость никто не любит, в том числе и капитан Югов. Тем более что он даже не знает, насколько операция важна – не его это ума дело.
И он выехал на параллельную улицу, чтобы добраться быстрее – там движение меньше и нет светофоров. Но раньше времени Югов предпочитал не огорчаться. Кто знает, может быть, и с москвичами так же быстро расстанется. Тогда удастся к товарищам вовремя вернуться.
Вообще, эти москвичи раздражали капитана еще до их приезда. Он по слухам знал, что в подобных операциях успех обеспечивает повышение только тем, кто погонами посолиднее и должностью повыше, а провал всегда списывают на местных сотрудников. Те времена, когда могли человека за деловые качества в Москву перевести, минули безвозвратно. Сейчас на деловые качества внимания не обращают. Никто их оценить не сможет. Ни москвичи, ни местное руководство. И перспективы никакой, если нет высоких дружеских или родственных связей. А у капитана их нет…
На подъезде к дому Югов вдруг сообразил и набрал на сотовике номер заместителя начальника своего управления. Доложил ситуацию.
– По-моему, они мне не сильно доверяют. И попытаются все на нас свалить.
– Это пусть. Ты, Аркадий, попроще себя с ними веди. Под провинциального дурачка кати. Такое они понять могут. Они всех нас за дурачков держат.
– Я так и делаю. Сейчас еще пивка попью, чтобы запах шел. Изображу провинциальную непосредственность. Как думаете, товарищ полковник?
– Это тоже можно. Только не переусердствуй.
Таким образом, капитан обеспечил себе прикрытие с тыла. Теперь можно спокойнее ситуацию воспринять и не слишком беспокоиться, если генерал пожалуется на него прямому руководству. Ход хитроумный, и капитан похвалил себя за удачно воплощенную мысль.
Югов заехал во двор, поставил машину на стоянке у крайнего подъезда – так он всегда делал в целях конспирации. Рядом стоял золотистого цвета «Форд Фокус», взгляд от непривычных футуристических форм его оторвать было трудно. Аркадий обошел новенькую машину со всех сторон, внутрь заглянул и языком поцокал от зависти.
Вот бы такую заиметь! А что, может, и даст бог…
Он прошел вдоль дома, привычно-цепко осмотрелся и поднялся на этаж. У него был свой ключ не только от подъезда, но и от квартиры, но показывать это тоже пока ни к чему. Потому позвонил. Увидел, как тень закрыла дверной «глазок».
– Это Аркадий пришел, – сказал голос майора Мороза, и неуверенно защелкал замок. Так всегда бывает, когда человек впервые с чужим замком общается – сразу механизм норов показывает и открываться не желает. Наконец, майор проявил талант – справился. Дверь распахнулась.
– Заходи…
У майора физиономия добродушная. Но Югов уже звонил в Москву и наводил справки через однокашников. На добродушие надеяться не стоит. Мороз – мужик в нужный момент очень даже жесткий. Кое-что кое-кому при случае «пообморозить» может – так, с каламбуром, предупредили…
– Новости какие-то? – сразу верно воспринял его приход Мороз и подтолкнул капитана легонько в спину. Значит, уже принимает по-хозяйски. Освоился на месте. Командует.
Аркадий вошел в комнату и, как на штык, напоролся на прямой и внимательный взгляд генерала. Этот даже не спрашивает.
– Что-то экстраординарное? – продолжил за генерала допрос майор, потянув большим носом-картошкой и почувствовав запах. Он сразу понял, что без срочных новостей, требующих принятия решения, капитан с запахом спиртного не посмел бы заявиться. Даже если бы коньяк в виде компенсации с собой принес.
– Нехорошие новости, – мрачно ответил Югов. – Все «жучки» в квартире первого объекта дезактивизированы. Очевидно, он нашел их.
Тишина длилась почти минуту.
– Кто «жучки» устанавливал? – наконец поинтересовался генерал. – Вы?
– Нет, что вы… Работали специалисты. И не наспех делали. Без специальной аппаратуры обнаружить их невозможно.
– Значит, у объекта есть аппаратура? – спросил Мороз. – Вы этого не знали?
– Мы вообще почти ничего про него не знали до вашего запроса. Мы права не имеем вводить в спецкартотеку бывших и настоящих сотрудников ГРУ. Они только по общим спискам проходят, как имеющие допуск по «форме один». Но в самой квартире приборов не было. Там проведен тщательный обыск. Я лично присутствовал и готов дать гарантию.
Генерал прогулялся вдоль окна. Туда-сюда.
– Визуальное наблюдение за квартирой велось?
– Ангелов слишком опытный человек, чтобы мозолить ему глаза. Он быстро бы вычислил слежку и насторожился. Нет. Мы боялись спугнуть его. Только в соседнем дворе, вне пределов постоянной видимости, стояла машина с прослушивающей аппаратурой.
Москвичи были так озабочены случившимся, что даже не поправили Югова, когда он назвал объект по фамилии. Капитан сразу отметил это. Вот и еще одно подтверждение для контрольной записи. Запись завтра же будет отправлена в Москву. Это хорошая плата хотя бы за то, что ему даже сесть не предложили. Словно в линейной части служат. Армейские дуболомы…
– Что будем делать?
Ему никто не ответил. Только генерал снова загулял у окна, заложив руки за спину. Очевидно, так ему лучше думалось. Майор Мороз тоже прошелся по комнате – в противоположной стороне, вдоль дивана. И лишь после этого заметил, что докладывающий капитан все еще стоит.
– Ты садись, садись… – гостеприимным хозяйским жестом показал он на стул.
– Надо подключиться к его телефону, – сказал генерал. – Хоть что-то будем знать…
– Я уже докладывал, что у него аппарат с определением прослушивания. Кроме того, дома лежит сотовик. Мы проверяли. Оплачен. «Золотая» карточка. Но объект предпочитает им не пользоваться. Подключение к телефону ничего не даст. Сотовик без санкции прокурора нам прослушать не разрешат. А Ангелов просто все поймет и не будет из дома разговаривать по важным делам. Тогда мы рискуем вообще потерять всякую вероятность контроля.
– Есть возможность установить лазерные звукосниматели? – поинтересовался майор.
– У объекта на окнах стоят вакуумные стеклопакеты. Эти модные звукоизолирующие штучки нам океан крови портят. По многим «делам». А изнутри вместо штор в квартире металлические жалюзи. Мы часто сталкиваемся с такой проблемой, – покачал головой Югов. – Ничего не слышно. Сами стеклопакеты глушат звук на семьдесят – семьдесят пять процентов, в зависимости от добросовестности мастеров, которые их устанавливают. А закрытые металлические жалюзи слишком тяжелы для чтения и передачи речевых колебаний воздуха и вообще способны полностью звук заглушить.
– Это технические проблемы, – сказал генерал, по-прежнему не оборачиваясь. – Сегодня я, возможно, позвоню в Москву, вызову специалиста. Пусть обеспечивает. Меня другое интересует. Объект только что вернулся из длительной поездки. Какие он имел основания так тщательно обследовать свою квартиру на предмет поиска «жучков»? Вы там наследили?
– Это исключено, – ответил Югов. – Все трижды проверено. Даже входная дверь – никакой «контрольки» не нашли. Если бы Ангелов чего-то опасался раньше, он, со своим опытом, обязательно поставил бы «контрольку» на дверь. И в квартире все было сделано предельно аккуратно.
– И еще, Геннадий Рудольфович, учтите маленькую деталь, – заметил Мороз. – Объект не сразу произвел осмотр. Утром он разговаривал со вторым объектом по телефону. Не похоже, что тогда у него уже были подозрения. Когда дезактивизированы «жучки»?
– После посещения тира. Когда мы с ним познакомились. Но это знакомство состоялось совершенно непроизвольно. Мы не могли знать, что он там появится. И вообще не знали, что он в этот тир ходит. Директор тира представил его нам как отставного спецназовца. И познакомил. Спонтанность естественная.
– Тогда разгадку следует искать именно здесь… – сказал Легкоступов категорично. Он словно и не слышал объяснений капитана, и совсем не считался с его мнением, что выглядело даже оскорбительно для Югова. – Думайте, думайте…
Югов в ответ пожал плечами. Он был не против мыслительного процесса, но не верил, что путем простого размышления можно решить проблему. Капитан хорошо понимал, что Ангелов для этого слишком сложен как личность. И не понимал другого – что Ангелову достаточно было один раз мельком увидеть его в своем дворе, чтобы вспомнить при следующей встрече. Югов сам такого не смог бы, и потому просто не придал значения эпизоду, когда дожидался в машине приезда объекта. Не вспомнил потому, что вел себя в тот момент правильно, как и учили его в свое время хорошие и грамотные специалисты. В нужный момент он не смотрел на грязный, прибывший издалека автобус, остановившийся перед въездом во двор. Югов свободно разговаривал со своим помощником, старшим прапорщиком из «прослушки», и посматривал время от времени в другой конец большого двора, словно дожидался кого-то с той стороны, из противостоящего дома. Объекту должно быть в такой обстановке непонятно, куда смотрит посторонний человек, потому что он не знает о зеркале, укрепленном на правой дверце, не знает, что старший прапорщик распахнул эту дверцу под строго определенным углом не для того, чтобы дым от его сигареты не оставался в салоне автомобиля. Этот угол распахивания дверцы они вымеряли специально. Не один раз пробовали и так и сяк, пока не установили хороший обзор под нужным углом – чтобы было видно единственный тротуар.
Не мог Югов об этом думать, потому что впервые вошел в противостояние со спецназовцем ГРУ и не знал еще, что за люди там служат и какую имеют подготовку. И даже недавний случай в тире, когда Ангелов наглядно продемонстрировал различие в квалификации офицеров двух конкурирующих ведомств, не насторожил Аркадия. Капитан отнес подобную стрельбу к личным талантам человека, но совсем не к частице подготовки.
В этом была его главная ошибка…
– Какие вы видите пути для возобновления контроля? – спросил генерал.
– Жду приказаний. – Капитан проявил скромность и не стал высовываться – не он проводит операцию. Он только входит в местную группу обеспечения.
– Тогда постарайтесь войти с объектом в близкий контакт. Подружитесь с ним…
– До прибытия спеца, – вставил слово и майор Мороз, – это единственная возможность не выпускать его из виду.
А Легкоступов поморщился и распахнул окно. Он явственно показывал, что местный капитан принес в комнату запах, который нос московского генерала переносит с трудом и только по необходимости – до определенного момента.
Это уже походило на молчаливое оскорбление. Югов только закусил нижнюю губу. Но сдерживать себя он умел. Иначе не дослужился бы даже до капитана.
– Вы свободны. Действуйте по обстановке, – так Легкоступов попрощался.
Югов вышел из квартиры и на лестничной площадке обернулся на дверь. Во взгляде его было больше ненависти, чем уважения к погонам без просветов. Он по натуре был человеком мстительным и знал, что отомстить сумеет. Уже завтра утром, когда будет отправлять в Москву донесение о деятельности командированных. Каждый факт в комментарии можно трактовать по-разному. Он сумеет сделать правильную трактовку. Можно сказать, что он обладает некоторым специфическим литературно-аналитическим даром. Уже приходилось заниматься подобными вещами.
Глава IV
1Головная боль преследовала меня всю дорогу к дому, и усиливалась резь в глазах. Обычные симптомы, к которым привыкнуть невозможно. Последствия ранения в голову – БМП подорвалась на мине в момент, когда я сидел на броне. Возвращались с операции из глубокого тыла. Более того, из чужой страны. Прорывались до границы страны дружественной. Хорошо хоть, впереди не было войсковых заслонов, а что касается жандармерии и пограничников, то их мы опасались мало. БМП было жалко. Мы с трудом захватили эту технику, поставляемую по всему миру русскими оружейниками. И теперь, после взрыва, без техники предстояло идти пешком без остановки, чтобы успеть к условленному сроку. На другом берегу пограничной реки нас должны были встречать и, после визуального опознавания, выслать за нами вертолет – нарушить чужую государственную границу. Ребята меня вытащили. На своих плечах. Трое суток волокли, сами чуть не падая. Меня и Виталия Пулатова. Он умудрился в последние дни подцепить серозно-вирусный менингит. Говорили, смеясь, что это детская болезнь. Но Виталия свалила какая-то африканская разновидность, которая распространяется и на взрослых. И не просто свалила, а скрючила ему все суставы так, что он идти не мог, хотя и был в полном сознании. Потом нас самолетом отправили домой и долго лечили. Мне делали операцию дважды, но один осколок из-под основания черепа достать не смогли. Железяка уплыла к коре головного мозга и застряла там. После хирургии, как и положено, нас долго мучили психотерапевты. Восстанавливали кондиции и снимали психологическую нагрузку. Но не до конца. Ни к чему было это восстановление. В итоге меня и Виталия отправили на инвалидность. Его по другому диагнозу, но тоже на третью группу. Мне же рекомендовали больше не пытаться пробивать головой башню боевой машины пехоты. И не использовать свой затылок в качестве щита для БМП. Повезло, что осколки в меня летели каким-то немыслимым рикошетом от окружающих дорогу скал. Иначе могло бы и голову оторвать. С тех пор приступы головной боли и рези в глазах время от времени повторяются. Особенно после того, как я понервничаю.