Я удивленно таращусь на нее, не в силах произнести ни слова. Кто «мы»? Я напрасно ищу взглядом кухарку: должно быть, она в саду или ушла на рынок.
– Расскажи, что ты умеешь делать, Энн.
У нее мягкий, ласковый голос, такой добрый, что я забываю о своих страхах.
И вдруг она произносит нечто такое, от чего я пугаюсь еще сильнее.
– Извини, я не предложила тебе ничего прохладительного. Какая бестактность с моей стороны! Выпьешь стаканчик свежего лимонада?
Я трясу головой: не ее дело наливать мне напитки. Подожду, пока вернется кухарка.
– Я сделала его сама сегодня утром. Решила поэкспериментировать и добавила немного измельченной лаванды, – уговаривает она.
– Да, спасибо, мэм, – едва слышно шепчу я, как велела миссис Торп, не желая показаться грубиянкой.
Она наливает лимонад в высокий стакан. И тут я понимаю, что она ждет, пока я выпью. О напитках миссис Торп не сказала ни слова, и я растерялась.
– Пей! – приказывает мисс Актон.
Я отпиваю глоток. В жизни не пробовала такой вкуснятины. Кислинка и одновременно сладость, острота, нежность и цветочный аромат.
– Как тебе? – спрашивает она.
Я таращусь на нее, забыв, что миссис Торп велела не пялиться.
– Ну, говори! – требует мисс Актон, хотя я вижу, что она не сердится – на ее губах играет улыбка.
Не могу же я сказать, что меня пугает ее вопрос – ведь миссис Торп предупредила, что я никогда не должна высказывать своего мнения. И разве можно сказать ей, что вкус лимонада напомнил о вещах, которые я не могу облечь в слова: как мама обрывает цветочки лаванды и смешивает с сушеными листьями вербены и мелиссы… Глаза щиплет от слез, и я хватаюсь за стол, чтобы устоять на ногах.
– Тебе нехорошо?
Мисс Актон подходит ко мне и усаживает в низкое кресло, и я сижу, сгорая со стыда.
– Тебе нужно выпить еще стаканчик, – говорит она и вновь наливает мне лимонада.
Она подносит стакан прямо к моему лицу, так что у меня перед глазами оказывается светлая матовая жидкость, от которой разносится аромат лимона и лаванды.
– Возможно, тебе жарко в этом шерстяном платье.
Она ставит стакан на пол рядом с креслом и выходит из комнаты. Я уверена: она ушла писать письмо миссис Торп, чтобы пожаловаться. Я сделала все не так, показала себя беспомощной, грубой и невоспитанной. А все моя дурная кровь.
Я пью лимонад, который вновь переносит меня из мрачного серого сна в цветущий, благоухающий мир, и успокаиваюсь. Заслышав шаги, я вскакиваю и становлюсь по стойке «смирно» рядом с раковиной, чтобы показать свою готовность к работе.
– Тебе лучше, – замечает она.
– Л-лимонад, мэм, – заикаясь, произношу я, желая исправить оплошность, сказать ей, что он потрясающе вкусен, но не успеваю: она меня перебивает.
– Тебе от него стало нехорошо? О, какой ужас!
Она хмурится и заглядывает в глиняный кувшин.
– Наверное, лаванда была ошибкой. Может, его спасет холодное молоко и капелька хереса…
– Нет, мэм, – уже в полном отчаянии говорю я. – Это самое вкусное, что я пробовала в своей жизни. Просто он вызвал у меня такие воспоминания, что я немного разволновалась. Извините, мэм. Вообще-то, я сильна, как бык, мэм.
Она смотрит на меня проницательным и серьезным взглядом. «Ну, все, – думаю я. Сейчас она меня выгонит из-за такой дерзости». Ничего подобного – она запрокидывает голову и смеется, и я вижу ее длинную белую шею и вьющиеся темные локоны, подпрыгивающие возле ушей.
– Думаю, мы с тобой подружимся, – произносит она, перестав наконец смеяться. – Расскажи, где ты работала раньше.
Меня озадачивают и смущают ее слова о дружбе, но к этому вопросу миссис Торп меня подготовила, так что отвечаю я без запинки.
– Я ухаживала за своими родителями, у них слабое здоровье. Мой отец сражался против Наполеона, мэм. Я могу носить воду и уголь, чистить камин, чернить плиту, мыть пол, протирать пыль, немного шить. Еще могу чистить овощи и картошку, рубить щепу, растапливать плиту.
– А читать и писать ты умеешь? – спрашивает она, двигая ко мне книгу.
Я киваю, и она просит открыть книгу и почитать. На обложке написано, что это книга с рецептами. Меня внезапно охватывает возбуждение, точно огонь вспыхивает под кожей. Это чувство превращается в панику.
– Я не читала несколько лет, мэм.
– Тогда начни не торопясь, – с ободряющей улыбкой настаивает она.
Я открываю книгу и начинаю читать, очень медленно и сосредоточенно.
– «Как приготовить зайца», – читаю я.
Она кивает и улыбается: тепло и великодушно.
– «Помойте его теплой водой, обдайте кипятком и опустите в холодную воду. Нашпигуйте салом и обжарьте. Для соуса возьмите красное вино, соль, уксус, имбирь, перец, гвоздику, мускатный орех, все перемешайте. Нарежьте лук и яблоки и обжарьте на сковороде. Затем добавьте к ним соус и немного сахара. Доведите до кипения, протушите вместе и подавайте».
Когда я заканчиваю читать, наступает тишина, и мой желудок, как назло, издает голодное урчание. Я краснею, но мисс Актон лишь смеется и спрашивает, где я научилась так хорошо читать.
– Мама научила, – поясняю я. – Она особенно настаивала на грамоте. Брата было не усадить за книгу, а меня так за уши не оттащить.
– Какая замечательная у тебя мама, – с улыбкой говорит она.
Я вдруг чувствую страшную усталость, точно чтение выжало из меня все соки.
– Думаю, ты справишься, – добавляет мисс Актон. – Правда, мы не можем платить тебе большое жалованье, пять шиллингов в неделю подойдет?
Ее вопрос вводит меня в ступор. Не то чтобы я не поверила – люди, которые могут позволить себе такой дом, должны быть богатыми, как Крез, и все же я смущена. Миссис Торп проинструктировала меня, что когда зайдет разговор о жалованье, я должна сделать книксен и сказать: «Спасибо, мэм». Однако я вспоминаю об этом слишком поздно, и мисс Актон заговаривает вновь, тоже смущенно и озабоченно.
– Когда ты освоишься, мы немного повысим жалованье. Возможно, выкроим чуть больше. Я понимаю, это не бог весть что…
– Пять шиллингов – очень щедрое жалованье, мэм, – быстро произношу я, пока она не передумала и не написала миссис Торп, что я нахалка.
– Отлично. Хочешь посмотреть свою комнату? Жить будешь с Хэтти, моей горничной, она приехала с нами из Ипсвича.
Я с тревогой смотрю на нее. Очередной вопрос, о котором миссис Торп ни словом не обмолвилась.
