В ледяном аду

Нагибин стоял, заложив руки за спину, и смотрел на ночное море.

– Присаживайтесь к столу, – не оборачиваясь, произнес контр-адмирал. – Я вам обещал славу, вы ее получили. А вот со всем остальным придется немного подождать. Появилось неотложное дело. – Он резко обернулся, взял с полки ноутбук, лист бумаги, остро отточенный карандаш и пристроил все это на стол.

– Для начала можно узнать, куда мы направляемся? – осторожно полюбопытствовала Катя.

– Даже не можно, а нужно. – Нагибин усмехнулся. – Мы направляемся к берегам Антарктиды.

– К чему такая спешка? – спросил Саблин.

– Резонный вопрос, – согласился контр-адмирал. – В одной из бухт залива Ронне, это у острова, который называется Земля Александра Первого, несколько дней тому назад затонуло российское научно-исследовательское судно «Профессор Молчанов». Благодаря уверенным действиям команды и расторопности капитана кораблекрушение обошлось почти без жертв. Погиб лишь механик. Большая часть оборудования была эвакуирована. Цель экспедиции – доставить группу ученых на законсервированную полярную станцию Лазаревская и приступить к геологоразведке. Более подробно обо всем этом вы можете узнать из файлов, которые я вам передам. – Нагибин защелкал клавишами компьютера, на экране появилось изображение «Профессора Молчанова». – Судно предположительно получило пробоину, столкнувшись с подводным препятствием. Нарост льда или скала. Но наши аналитики, учитывая основную цель экспедиции, не исключают и диверсии.

– Какова основная цель? – поинтересовался Саблин.

– Правильный вопрос. Цель определяет мотивы действий возможных диверсантов. Многие страны, в том числе и Россия, в настоящее время активизировали поиск углеводородного сырья в самой Антарктиде и на тамошнем шельфе. Это своеобразная гонка. Такая геологоразведка не совсем законна. Но никто не запрещает заниматься ею в чисто научных целях.

– Вы считаете, что в нашем варианте присутствует гонка с выбыванием? Кто-то решил устранить конкурентов?

– Вполне возможно. Нам повезло, что вы оказались единственной хорошо подготовленной группой боевых пловцов в данном регионе. Время теперь на вес золота. Еще несколько недель, и бухту могут сковать льды. Тогда к затонувшему судну не подобраться. А нам нужно оперативно выяснить, был ли это несчастный случай или же диверсия, а также оценить возможность подъема судна. Если это можно сделать, то приступать к работе надо немедленно, до наступления холодов.

– В трюме остался ценный груз?

– Самое важное оборудование было эвакуировано. А в трюме в разобранном виде находится мобильная буровая платформа, опытный экземпляр.

– Задача ясна, – заявил Саблин.

Нагибин отсоединил от компьютера флешку, протянул ее Виталию и сказал:

– Держи, каплей. На досуге почитаешь сам и познакомишь с информацией своих товарищей. А теперь всем отдыхать. Завтра днем мы уже окажемся на месте и должны будем тут же приступить к работе. – Контр-адмирал поднялся, давая понять, что вводный инструктаж окончен. – И пожалуйста, каплей, не суши мозги над шахматами хотя бы сегодняшней ночью. Мне твоя сообразительность потребуется завтра.

– Шахматы мозги не сушат, товарищ контр-адмирал. Спокойной ночи.

Боевые пловцы покинули кают-компанию. Нагибин вновь подошел к панорамному окну, заложил руки за спину и долго смотрел на море. Затем он взял пульт со спинки дивана, нажал кнопку. Тихо загудел электропривод, плотная штора закрыла стекло. Федор Ильич уменьшил свет, сбросил ботинки, прилег на диван и закинул руки за голову.

Море мерно качало яхту. Саблин с Нагибиным стояли на палубе. Волны неярко поблескивали. Их цвет был такой, словно их отлили из стали. Птицы с криками носились над водой, то и дело ныряли, выхватывали рыбу и уносили ее к близкому берегу. Слева по борту виднелись антарктические горы, похожие на египетские пирамиды. До самого горизонта там и тут белели верхушки айсбергов.

– В таком бы пейзаже да отпуск провести!.. – мечтательно протянул Саблин.

– Для отдыха я предпочитаю теплые моря. В крайнем случае Балтику, – серьезно проговорил Нагибин.

Моторная яхта уверенно резала волны. Взору открывались все новые и новые бухты. Нагибин поднес к глазам бинокль, некоторое время всматривался в побережье, затем снял ремешок с шеи и подал оптику каплею.

– Это вон там, видишь? – указал он рукой. – Над бухтой как раз раздвоенная вершина горы. Глубина, на которой залегает «Профессор Молчанов», небольшая, до тридцати метров. Так что барокамера нам не потребуется.

На палубу с чашкой кофе в руках вышла Катя.

– Легко ты оделась для здешней погоды. – Федор Ильич улыбнулся. – Доброе утро.

– Я не мерзлячка. – Катя пристроила чашку на выступ надстройки, застегнула молнию куртки и накинула капюшон с меховой оторочкой.

– Ученые уже добрались до станции, расконсервировали ее, ждут помощи и готовы приступить к работе, – проговорил Нагибин. – Надеюсь, и мы быстро со всем справимся. Жаль, конечно, что показательные выступления не состоялись, но у нас очень мало времени.

– Что ж, выступление – это роскошь, которую мы не можем себе позволить, – произнес Саблин.

Яхта стала забирать к берегу. Рулевой изящно обошел громаду айсберга, возвышающуюся над водой, и замедлил ход. Пейзаж был величественным. Узкий каменистый пляж, местами покрытый снегом. Горные вершины и заснеженная площадка перед ними. Яхта замедлила ход, замерла на волнах. Было слышно, как тихо работала ее силовая установка.

– Якорь бросать не будем? – поинтересовался Саблин.

– Лишнее. – Нагибин махнул рукой. – Эта посудина вся напичкана электроникой. Автоматика может удерживать судно на месте с точностью до полуметра.

Саблин ввел в навигатор координаты, переданные радистом «Профессора Молчанова».

– Под воду спустимся я и Катя, – сказал Виталий. – А ты, Николай, останешься на борту.

Зиганиди пожал плечами. Спуск производился в холодных антарктических водах, но не сулил быть экстраординарным. Ведь предстояло сделать не так уж и много. Отыскать пробоину и определить ее характер, а также проверить трюм затонувшего судна. Если его гибель стала следствием диверсии, то нельзя было исключать, что кто-то пытался достать оттуда оборудование – экспериментальную мобильную буровую вышку.

В теплые вещи и гидрокостюмы подводники облачались в кают-компании. Катя и Виталий стояли друг к другу спиной. При этом Саблин видел ее отражение в панорамном окне.

– Волосы не забудь распустить. Это очень эффектно.

– Сам ты дурак, товарищ каплей. – Сабурова рассмеялась. – И, пожалуйста, не пялься так открыто на мое отражение в стекле.

– Можно подумать, я тебя не наблюдал в самых разных видах.

– Одно дело – служба, а другое – когда ты за мной просто подглядываешь.

– Я глаза закрыл.

– Теперь можешь открывать, все равно я уже второй свитер надеваю.

Катя, Виталий и Нагибин стояли на дощатой площадке, закрепленной на корме яхты. Внизу плескалась вода.

– С нетерпением жду вашего возращения. – Федор Ильич махнул рукой.

Катя и Виталий синхронно ушли под воду с края настила. Контр-адмирал скрестил на груди руки и прислонился к корме яхты. Он следил взглядом за удаляющейся чередой пузырьков, лопавшихся на поверхности воды.

Видимость была отличной. Виталий по наклонной продвигался ко дну. Следом за ним плыла Сабурова. Внизу уже различались контуры затонувшего судна. «Профессор Молчанов» лежал на правом борту. Ни надстройка, ни мачты не были повреждены. Возле корабля сновали верткие рыбки, тонким туманом висел планктон.

Рука Саблина коснулась обшивки судна. Теперь он двигался вдоль самого борта. Катя всплыла повыше, обогнала его и указала рукой на замеченную пробоину. Виталий зажег фонарь и осветил рваные края металла. Катя была уже рядом, осторожно ощупывала пальцами разорванный металл.

Пробоина была небольшой, и это настораживало. Если судно натыкается на подводное препятствие, то обычно обшивку вспарывает как консервным ножом, и пробоина получается протяженной. Тут же создавалось впечатление, что в борт ударили чем-то острым. Края металла загибались внутрь. Такой след могла оставить только взрывчатка. Не очень мощный заряд, но достаточно сильный для того, чтобы пробить стальные листы.

«Значит, все-таки диверсия. Кто-то установил мину». – Саблин поднял голову.

Они с Катей смотрели друг другу в глаза сквозь стекла масок. Под водой не промолвишь ни слова, и поэтому боевые пловцы хорошо обучены искусству общаться при помощи жестов и взглядов.

«Да, я тоже уверена, что это диверсия. Пробоину проделала взрывчатка», – прочитал Саблин в глазах Кати и тут же ответил ей: – «При этом диверсант вряд ли хотел потопить судно вместе с экипажем. Пробоина небольшая, время на эвакуацию оставалось. Может, все дело в грузе, который остался лежать в трюме?»

Катя согласно кивнула. Она тоже была такого мнения.

Аквалангисты заскользили вдоль борта. Теперь перед ними вертикальной стеной стояла палуба. Пробоина была слишком мала, чтобы через нее проникнуть в трюм. Поэтому пловцам пришлось искать люк. Саблин отдраил его, открыл, направил внутрь фонарь. Свет выхватил из темноты металлические ступеньки крутого трапа. Катя указала пальцем на себя. Мол, я поплыву. Там мало места, и мне будет легче развернуться. Саблин немного поколебался, затем дал согласие и протянул Кате конец тонкого капронового шнура. Та обвязала его вокруг запястья, приняла от Саблина фонарь и медленно вплыла в люк.

Внутренности корабля для человека непосвященного – это всегда лабиринт. Здесь хорошо ориентируются лишь команда судна, его строители да таможенники. Любому другому недолго и заблудиться. Ведь каждый корабль уникален. Логика поворотов, люков, дверей, перехода с одной палубы на другую иногда не поддается объяснению. К тому же во время ремонтов во все это иногда вносятся такие изменения, что сам черт ногу сломит. Катя изучила на компьютере план «Профессора Молчанова», но все же действовала чрезвычайно осторожно.

Саблин понемногу разматывал шнур. Сабурова медленно продвигалась вперед, подсвечивая себе фонарем. Она следила за тем, чтобы шнур ни за что не зацепился, ведь при возвращении он стал бы для нее путеводной нитью. Катя то и дело обменивалась с Саблиным сигналами. Они дергали за шнур, сообщая друг другу, что все идет хорошо.

Катя отдраила еще один люк, нырнула в темноту трюма и едва успела отшатнуться. Оказалось, что ящики с элементами экспериментальной буровой вышки при затоплении судна сорвались со своих мест и разбились. Теперь в трюме криво торчали алюминиевые фермы, стойки, раскосы. Катя чуть не ударилась стеклом маски в торец швеллера. Перебирая руками, она стала осторожно протискиваться в глубь переплетающихся металлических профилей, чтобы понять, не уцелело ли несколько ящиков в дальнем конце трюма, куда не добивал свет фонаря.

Когда Катя уже была близка к цели, прочный капроновый шнур вдруг резко дернулся, потащил ее. От неожиданности она даже выпустила фонарь. Тот выскользнул из пальцев, кувыркаясь, стал опускаться, ударился о шпангоут, мигнул, на секунду погас, а затем загорелся вновь. Но уже каким-то неправильным, мигающим, неровным светом.

Сабурова не успела развернуться, как шнур попал между двумя перекрещивающимися балками, и женщину прижало к ним. Тонкий шнур сильно врезался в запястье. Если бы Катя находилась на воздухе, она вскрикнула бы от боли, но теперь лишь крепче стиснула загубник и потянулась за ножом. Острое лезвие пересекло шнур, и он, извиваясь белой змеей, исчез в открытом люке. В этот момент фонарь погас. Катя оказалась в кромешной темноте.

«Что это было? – подумала Сабурова. – Главное – не паниковать, – остановила она себя. – Из каждого положения бывает выход».

Катя пыталась понять, что происходит за пределами судна, но слышала лишь, как пузырьки воздуха звонко ударяют в металл.

«Черт!» – мысленно выругалась она, пытаясь припомнить, в какой стороне находится открытый люк.

Сабурова шарила вокруг себя, натыкалась на перекрещивающиеся конструкции и понимала, что из этого лабиринта в полной темноте будет ой как трудно выбраться, если это вообще получится. Катя вдавила кнопку на часах. Загоревшийся слабый свет позволял видеть лишь немногое: взвесь, кружившуюся в воде, да поблескивающие алюминиевые уголки.

«Черт, черт, черт!.. Что же там с Виталием? Ведь это явно не он потащил за шнур».

В этом Катя Сабурова была абсолютно права. За шнур дернул не Виталий. Ему незачем было учинять такую пакость. За пару минут до этого Саблин сосредоточенно стравливал шнур в открытый люк так, чтобы тот сильно не натягивался, но и не провисал, не зацепился за какой-нибудь выступ, которых на каждом судне хватает.

Тут Виталий почувствовал неподалеку от себя какое-то движение, но успел лишь повернуть голову. Возможно, если бы руки у него не были заняты, он успел бы спастись. А так ему не удалось увернуться от сети, наброшенной на него.

Два аквалангиста в пятнистых, как камуфляж, гидрокостюмах действовали умело и решительно. Они быстро свели концы сети и потащили к себе каплея, барахтавшегося в ней.

Виталий выхватил нож и попытался перерезать сеть. Но не тут-то было. Внутри веревок, из которых она была сплетена, находились тонкие металлические тросики. Остро отточенное лезвие лишь царапало их, но не могло перерезать.

Чем активнее пытался освободиться Саблин, тем сильнее запутывался в предательски гибкой сети. Аквалангисты быстро работали ластами и тащили за собой сеть. Они шли почти над самым дном, поднимая с него илистую взвесь.

Впереди под скалой показался слабый свет. Виталий теперь экономил силы, не дергался, выжидал момент, когда можно будет оказать сопротивление и дать отпор.

Слабый свет исходил от весьма причудливой конструкции. Это была металлическая платформа, по бокам которой стояли винты, забранные в цилиндрические кожухи. Сверху имелись два кресла с ремнями и дощатый помост за ними. В передней части тускло горели две фары.

Люди, напавшие на Саблина, попытались отнять у него нож. Но им это не удалось, хотя движения Виталия и были скованны. Он умудрился пырнуть одного из аквалангистов лезвием в плечо. Из разреза гидрокостюма потянулась тонкая струйка крови, после чего каплей тут же получил сильный удар кулаком в солнечное сплетение. Благо гидрокостюм и два толстых шерстяных свитера смягчили его.

Злодеи явно спешили. Они пристегнули извивающегося каплея брезентовыми ремнями к деревянному помосту, сели в кресла. Загудели электромоторы, завращались винты, ярче загорелись фары. Платформа быстро заскользила над самым дном.

Первое время похитители то и дело оглядывались, но вскоре убедились в том, что Саблин вел себя смирно, перестали обращать на него внимание. Ведь путь был непростым. Платформа шла между дном и ледяной глыбой, нависающей над ним. Рулевому приходилось постоянно маневрировать.

Шел второй день ожидания. Погода немного улучшилась, но все равно спасательный самолет еще не мог подняться в воздух. Людям, оказавшимся на антарктической станции, уже начинало казаться, что они провели в этих местах не два дня, а как минимум неделю. Все им здесь стало знакомо. Радист постоянно находился на связи, боясь пропустить самое важное сообщение. Людям, потерпевшим бедствие, в любой момент могли передать, что спасательный самолет вылетел за ними.

Давыдовский не терял времени даром. Он уже приступил к исследованиям. Два вездехода отдыхали, загнанные в ангар, а на третьем, ярко-красном, шестеро членов научно-исследовательской группы отправились к побережью.

Ровно работал двигатель переносного генератора. Молодой аспирант Валерий Черный ручным перфоратором пробивал неглубокую скважину в скале. Каменные обломки так и летели из-под насадки. Подрывник Сергей Сазонов, сбросив рукавицы, сосредоточенно зачищал изоляцию на тонких проводках. Давыдовский стоял возле вездехода и неторопливо набивал табаком свою любимую трубку. Каждую щепоть он подносил к носу и с удовольствием вдыхал аромат вишни.

Неподалеку, возле приборов, расставленных на скале, перед открытым ноутбуком сидела на раскладном брезентовом стульчике единственная женщина, участница экспедиции, аспирантка Марина Островцова. Давыдовский, слегка косясь, рассматривал ее стройную фигуру. Марина появилась в его группе совсем недавно, месяц тому назад. Обворожительная двадцатипятилетняя красотка. Глядя на нее, трудно было поверить, что за броской внешностью скрывается серьезный ученый.

– Михаил Павлович! – Марина резко повернула голову, и Давыдовскому пришлось сделать вид, будто он совсем не интересовался ее фигурой со спины. – Среди полярников курить не принято. Надо здоровье беречь. Или же вас не впечатлили два цинковых гроба, находящихся тут с советских времен?

Давыдовский хмыкнул. Замечание подчиненной ему не очень понравилось. В конце концов, он руководитель, сам решает, стоит ему курить или нет. По большому счету Марина, конечно, была права. В экстремальных условиях лучше избегать вредных привычек. Но Михаил Павлович всегда умел найти оправдание собственным слабостям.

– Я с тобой, Мариночка, не согласен. – Он усмехнулся, достал дорогую зажигалку, специально приспособленную для раскуривания трубок, щелкнул затвором и несколько раз пыхнул дымом.

Ветер подхватил его и понес в сторону аспирантки.

– Вкусно пахнет?

– Вишней, а я к ней индифферентна.

– Не говори о простых вещах умными словами. К самой ягоде ты, может, и индифферентна, а здесь запах вишневых листьев. Дорогой табак, между прочим. А насчет вреда от курения можно еще поспорить.

– Чего уж тут спорить? Все давно наукой доказано, – возразила молодая женщина и передернула плечами.

– Смотря какой наукой. Спроси медика, он тебе однозначно ответит, что курить вредно. А вот поговори с психологом, и нарисуется совсем другая картина. Понимаешь, Мариночка, курение – это что-то вроде священнодействия, особенно если любишь баловаться трубкой. Ее сперва ершиком почистить надо, затем правильно набить и раскурить. Да и дым вдыхать тоже нужно уметь. Это целое искусство. – Руководитель научно-исследовательской группы еще раз пыхнул ароматным дымом. – Курение – это не только плохая и вредная привычка, но еще и удовольствие. А что оно нам дает?

– Риск сердечно-сосудистых заболеваний и рака легких. А также возможность импотенции, – почти дословно пересказала предупреждение Министерства здравоохранения молодая аспирантка.

– Это страшилки, которые медики рассказывают. Они тебе еще наговорят, что и целоваться вредно. Мол, это обмен жидкостями, насыщенными микробами и вирусами. И секс для них возможен только в презервативе.

– К чему вы клоните, Михаил Павлович? – Марина обворожительно улыбнулась.

– Удовольствие, пусть и не всегда полезное – это положительные эмоции. А они продлевают жизнь. Вот как ты считаешь, утренние пробежки полезны для здоровья?

– Несомненно.

– А я так не считаю. Вот решил человек поправить здоровье, приказал себе бегать каждое утро, невзирая на погоду, по полчаса. И вот просыпается он еще до рассвета. За окном темно, мерзкая слякоть, туман. Ему страшно не хочется выбираться на улицу, но ведь он решил поправить себе здоровье. И вот этот герой бежит по раскисшему снегу, ноги мокрые, сам вспотел, мир кажется ему отвратительным. Какие у него появятся эмоции? – Давыдовский вопросительно посмотрел на Марину.

Та промолчала, и руководителю группы пришлось ответить за нее:

– Отрицательные. Что и требовалось доказать. Именно негативные эмоции приводят к появлению сердечно-сосудистых заболеваний, рака легких, возможно, и импотенции. Мчится любитель утреннего бега сквозь туман, дышит выхлопными газами и сам себе противен. Тут у него хлоп – и инфаркт случается. «Скорая помощь», больница и реабилитация минимум два года, когда больше двух килограммов подымать нельзя и все такое прочее. А вот я проснусь утречком, посмотрю за окно, темнота, слякоть, и еще полчаса поваляюсь в свое удовольствие. А потом заварю себе крепкий кофе, набью трубку ароматизированным табаком, выкурю ее в свое удовольствие и стану счастливым. Так кто из нас двоих здоровее будет, а? – На лице Давыдовского расплылась широкая улыбка.

– Не любите вы людей, – заявила Марина Островцова и поджала губы.

– Почему же не люблю? Очень даже люблю. Особенно если этот человек – женщина. – Михаил Павлович смотрел на Марину уже с нескрываемым восхищением. – Красивая! – добавил он. – Кстати, на Лазаревской с советских времен хорошая сауна осталась и запас дров. Во всяком случае, если верить документам. Надо будет как-нибудь опробовать. Ты не против?

– Ради меня одной сауну топить?

– Почему ради тебя одной? Париться можно и в плавках, и в купальнике. Или ты имеешь что-то против мужской компании? Зачем тогда в экспедицию с нами увязалась?

– Захотелось одной побыть. Я с парнем своим разругалась.

– Не жалеешь, что поехала?

Договорить Марине и Давыдовскому не дал подрывник Сергей Сазонов. Он уже опустил в неглубокую скважину шашку динамита и соединил провода.

– Готово, Михаил Павлович, – доложил Сергей. – Жду вашей команды.

– Начинаем! – Руководитель группы махнул рукой. – Только ты, Илья, подальше вездеход отгони. Кевлар, конечно, вещь хорошая, но береженого бог бережет. Не хотелось бы, чтобы взрывом стекло вынесло.

Давыдовский нацепил на голову большие шумопоглощающие наушники и протянул другую пару Марине.

– Надень, побереги уши! – Михаил Павлович присел возле аспирантки на корточки и без отрыва смотрел на монитор ноутбука.

Сазонов повел обратный отсчет:

– Пять, четыре…

Громыхнуло. Над скважиной поднялся дым. Каменные осколки разлетелись недалеко. Взрывная волна прошла сквозь скальные породы, а затем вернулась эхом. Конечно же, его нельзя было различить слухом. Но чувствительная аппаратура фиксировала любой отголосок, скорость прохождения звуковой волны. Датчики были расставлены по всей территории бухты. Кривая линия нарисовалась на экране компьютера. Последствия несильного взрыва фиксировались приборами по нескольким десяткам параметров.

Сказать что-нибудь точное прямо сейчас было невозможно. Снятую информацию еще предстояло обработать, расшифровать при помощи специальных программ, и только тогда можно было бы делать окончательные выводы. Но сияющая улыбка уже засветилась на лице Михаила Павловича. Он провел ладонью по лицу, захрустел бородой и, казалось, даже на время забыл о том, что с ним привлекательная и свободная молодая женщина, на благосклонность которой он как руководитель мог претендовать в первую очередь.

– По-моему, Мариночка, мы оказались сразу в нужном месте. Тут очень сильно попахивает углеводородами. Попомни мои слова. Если будет снят запрет на разработку в Арктике полезных ископаемых, то первые буровые вышки появятся именно здесь.