Всякий раз, возвращаясь с задания, я получал приглашение в Оперу, где и передавал Вагнеру краткие рапорты о своих наблюдениях.
К сожалению, как позже выяснилось, все эти старания оказались напрасны – нашего злейшего врага следовало искать вовсе не за пределами страны, а в самом ее сердце.
Нас атаковали изнутри, и событие, потрясшее всю нашу банковскую систему, – прекрасное тому доказательство: сотрудник крупнейшего цюрихского банка, решив отомстить за свое увольнение, скопировал список иностранных держателей тайных счетов в Швейцарии и продал его налоговым органам Франции и Германии.
В банках с солидной репутацией, гарантирующих тайну вкладов, новость о таком беспрецедентном предательстве прозвучала как гром среди ясного неба. Что касается спецслужб, то они были приведены в состояние повышенной боевой готовности: дурной пример мог оказаться заразительным. Надо было незамедлительно нанести ответный удар и, убедившись, что это единичный случай, отбить у потенциальных нарушителей всякую охоту пойти по этому пути.
P-30 поручили выяснить, не пытаются ли фискальные органы крупнейших европейских стран покупать информацию у швейцарских банкиров. Так, после смерти моего отца, воспользовавшись моим положением законного наследника, лишенного президентства, Вагнер отправлял меня со спецзаданиями в разные города Европы. Мне было поручено втереться в доверие к тамошним налоговикам. В течение всего прошлого года я беспрестанно мотался в Париж, Лондон, Мюнхен, Милан, Афины. Схема операции оставалась неизменной: в каждом городе я по наводке Вагнера знакомился с каким‐нибудь прикормленным адвокатом, тот, в свою очередь, связывал меня с начальником местных налоговых служб, с которым мы встречались в укромном месте, и я представлялся ему раскаявшимся грешником. Всем им я выдавал одну и ту же историю: отец отказался назначить меня президентом банка, я хочу отомстить и готов с вами сотрудничать. Они сколько угодно могли меня проверять, я говорил чистую правду, обо всем этом писали в прессе. Обычно они так и поступали, потом договаривались – через адвоката, чтобы, не дай бог, не допустить утечки, – о следующей встрече, и мы приступали к переговорам, что позволяло мне получать ценные данные об их методах. За какую сумму они готовы купить список моих клиентов? Что они собираются с ним делать? Какие могут предоставить гарантии? Готовы ли выдать мне вид на жительство, учитывая, что я не смогу теперь вернуться в Швейцарию? Получив все нужные сведения, я требовал от них обязательств в письменной форме, от чего они, разумеется, отказывались, и тогда я прерывал переговоры, не вызывая подозрений.
Теперь, заканчивая свою карьеру в P-30, я должен заявить следующее: я был горд и счастлив служить своей стране. Меня не покидает ощущение, что я жил полной жизнью. Единственный документ, сохранившийся у меня от долгих лет моей захватывающей деятельности, – письмо за подписью президента Швейцарской Конфедерации, переданное мне некоторое время назад Вагнером. Привожу ниже эти строки, написанные от руки:
Дорогой Макер,
позвольте выразить Вам нашу всемерную благодарность за Ваше самоотверженное служение Отечеству.
Дружески Ваш
Бит Вундер,
президент Швейцарской Конфедерации
– “Всемерную благодарность”, – вслух произнес Макер, перечитывая письмо, которое хранил между страниц тетради.
Ах, если бы отец знал, на что он способен! Макер задумчиво посмотрел на фотографию, стоявшую перед ним на столе. “Твой сын, папа, – сказал он, обращаясь к глянцевому Абелю, – не так прост, как кажется”.
До Макера донесся звонок домашнего телефона, торопливые шаги Армы и ее голос: “Помештье Эвезнер, здрасте”. Потом снова шаги и внезапный стук в дверь будуара.
– Мисье, – крикнула Арма, – извините за беспокойство, вас срочно к телефону!
Макер открыл Арме, предварительно убрав тетрадь в ящик.
– Кто это? – спросил он.
– Кто‐то из банка!
Он взял трубку в прихожей. Это звонила Кристина, его секретарь.
– Месье Эвезнер, – с ходу принялась извиняться она, – вы не брали мобильник, поэтому я позволила себе позвонить вам по домашнему номеру.
Уловив панические нотки в ее голосе, Макер поспешил ее успокоить:
– И хорошо сделали, Кристина. Что случилось?
– Вы должны немедленно приехать в банк.
– Да что случилось, в конце концов?
– Приезжайте! – взмолилась она. – В ваш кабинет только что зашел Тарногол. Он вне себя от ярости и ругает вас на чем свет стоит! Я не знаю, что происходит, но, по‐моему, все плохо.
Глава 11
Должник
Кристина пыталась подслушать, о чем идет речь за запертой дверью в кабинете Макера, который примчался в банк сразу после ее звонка. Но до нее долетали только отдельные слова.
Тарногол рвал и метал.
– Как ты посмел выставить меня идиотом! – набросился он на Макера. – Как ты посмел соврать мне!
– Я? Вам соврать?
– Вчера ты сказал, что Левович – лентяй и его никогда нет на рабочем месте. Но Левович был в ООН! С президентом Франции!
– От… откуда вы знаете? – c трудом выговорил Макер.
– Из газет! – завопил Тарногол, потрясая свежим номером “Трибюн де Женев”.
– Это какое‐то недоразумение! – Макер дрожал мелкой дрожью.
– Чтоо?! – продолжал бушевать Тарногол. – А еще ты уверял меня, что Левович никогда не отвечает на письма, это тоже недоразумение? Вся эта почта пришла на твое имя!
– От… откуда вы знаете? – снова пробормотал Макер, у которого буквально подкосились ноги.
– Оттуда, что конверты лежат на твоем столе и на них указана твоя фамилия! – воскликнул Тарногол и, в ярости схватив кипу писем, веером подбросил их вверх. – Все кончено, Макер! О президентстве можешь забыть!
– Ну что вы, право, Синиор, – попытался урезонить его Макер. – Мы так хорошо вчера посидели… вы назвали меня братом…
– Это было до того, как я узнал о твоем обмане! Следующим президентом банка будет Лев Левович!
С этими словами Тарногол вышел из кабинета, изо всех сил хлопнув дверью, чем до смерти перепугал Кристину. Макер рухнул в кресло, он был уничтожен.
Через некоторое время раздался осторожный стук. Левович просунул голову в дверной проем.
– Ты в порядке, Макер? – взволнованно спросил он. – Говорят, Тарногол устроил скандал.
– Я совсем не в порядке, – простонал Макер, чуть не плача.
– Что случилось? – спросил Левович, решительно заходя в кабинет в сопровождении оробевшей Кристины.
– Все ужасно, – ответил Макер.
– Что ужасно? – потрясенно спросила Кристина. – Ну скажите же, месье Эвезнер, вы так побледнели.
Левович и Кристина с состраданием уставились на Макера.
Ему не терпелось поплакаться им в жилетку, но не мог же он, в конце концов, рассказать им, как оболгал Левовича, и признаться в инциденте с почтой.
– И вообще у меня стресс, – пожаловался он, не вдаваясь в подробности.
– Почему стресс? – не отставала Кристина. – Из-за этой истории с президентством?
– Да нет, при чем тут президентство, – солгал Макер в надежде, что Кристина не донесла Левовичу, что слышала накануне, и поспешил сменить тему: – Думаю, просто зимняя хандра, ничего страшного.
– Ты еще ходишь к психоаналитику, которого я тебе сосватал? – спросил Левович. – Он отличный специалист.
– Да, доктор Казан. Хожу каждый вторник, в полпервого. Как раз сегодня это мне будет весьма кстати. – Он ухмыльнулся для вида. – И по четвергам тоже.
– Я и не знала, что вы ходите к психоаналитику, – удивилась Кристина.
– Ладно, не все ли равно! – смутился Макер, ему не терпелось разрядить обстановку. – Может, пойдем выпьем кофе? Я угощаю.
•В полпервого Макер вошел в кабинет доктор Казана, на площади Клапареда, дом 2.
– Мне очень плохо, доктор, – объявил он с порога и бросился на диван.
Макер начал ходить на консультации к Казану почти пятнадцать лет назад. После той самой истории с акциями. Отец, узнав, что он продал свою долю Тарноголу, так разозлился, что некоторое время вообще с ним не разговаривал. Макер записался к Казану по рекомендации Левовича, который заверил его, что это тот, кто ему нужен. Лев оказался прав: благодаря Казану Макеру удалось помириться с отцом. Но после его смерти он периодически впадал в депрессию и поэтому решил, чтобы поскорее восстановиться, перейти на два сеанса в неделю. Макеру нравился доктор Казан, благодаря ему он обрел веру в себя. Ему нравилась его безмятежность, мягкий взгляд, даже то, как он жевал дужку очков, слушая пациента.
– Как я уже говорил вам, доктор, – доверчиво сказал Макер, – я считал, что пост президента банка мне обеспечен.
– Да, по‐моему, я читал об этом в прессе, – вспомнил Казан. – Я как раз собирался вас поздравить.
– Ну так вот, произошло досадное недоразумение.
– Да?
Макер в подробностях поведал психоаналитику о своих злоключениях в последние сутки.
– Я правильно понимаю, что этот Тарногол и слышать о вас не хочет? – резюмировал Казан, когда Макер закончил.
– И все из‐за моей дурацкой оплошности! – сказал он. – Ах, доктор, помогите мне придумать, как переубедить Тарногола, прошу вас! Я должен заставить его изменить мнение. Если меня не назначат президентом, я покончу с собой!
– Что вы такое говорите! – испугался доктор. – Это нанесло бы непоправимый удар по моей репутации.
– Кстати о репутации, – продолжал Макер, – к вам обращался некто Жан-Бенедикт Хансен, мой кузен Жан-Бен. Он ищет психиатра для своей жены, она страдает легкой формой циклотимии. Я посоветовал ему связаться с вами. Я сказал, что вы лучше всех. Но, если я не ошибаюсь, вы ответили ему, что не берете новых пациентов.
– Да, уже много лет. Для вас я сделал исключение, потому что вас рекомендовал Лев Левович.
– Ох уж этот Левович! – в сердцах воскликнул Макер. – Как же я его ненавижу! Такой выдающийся! Такой образцово-показательный! Хотел бы я быть на его месте!
– Вы его ненавидите или восхищаетесь им?
– А разве нельзя ненавидеть кого‐то, потому что слишком сильно им восхищаешься?
– Можно, – кивнул доктор Казан. – Это называется зависть.
– То есть я ему завидую?
– Если быть точным, я бы сказал, что вы страдаете от invidia maxima[1], недуга, выявленного доктором Фрейдом в знаменитом казусе Люсьена К.
– Что еще за казус Люсьена К.?
– Люсьен К. был сыном богатого венского промышленника, который всю жизнь пытался заслужить уважение отца. Но отец вечно его во всем упрекал и в итоге променял его на другого мальчика, которого любил как сына, поставив его во главе своей империи.
– Именно такие чувства я испытываю к Левовичу! – вскричал Макер. Он вздохнул с облегчением, узнав о существовании знаменитого прецедента. – А что произошло с Люсьеном К.?
– Он убил отца, мать, жену, собаку – всех. И кончил свои дни в сумасшедшем доме. Поэтому Фрейд и смог изучить его случай.
– Черт побери! – вздрогнул Макер. – Думаете, меня ждет та же участь?
– Нет, – заверил его доктор Казан, – ведь пятнадцать лет назад все было в вашей власти. Отец передал вам эстафету, объявил вас своим преемником и публично вручил вам акции, гарантирующие избрание на пост президента. Но эти акции – по непонятной мне пока причине – вы продали Синиору Тарноголу. И ведь не за деньги, верно?
– Я обменял их, – кивнул Макер.
– На что же? – спросил доктор Казан. – Признаюсь, мне очень любопытно, что, на ваш взгляд, равноценно посту президента.
– То, что все хотят, но никто не может купить.
– А именно?
– Вы мне не поверите.
– Рискните.
– Вы мне не поверите, – повторил Макер.
Казан не стал настаивать.
– Что вы собираетесь делать с этим Тарноголом?
– Понятия не имею, – вздохнул Макер. – А вы, доктор, что бы сделали на моем месте?
– Макер, – сказал психоаналитик, – скоро год, как мы работаем, чтобы подготовиться к вашему корпоративному уикенду. Вы помните, что он для вас означает?
– Расставание с папой, – ответил Макер.
– Точно. Вы наконец‐то перережете пуповину. Не забывайте, о чем мы говорили во время наших сеансов: папа больше не указывает вам, как жить. Вы сами, Макер, отныне хозяин своей судьбы.
Макер озадаченно посмотрел на него.
– Я пытаюсь вам объяснить, – продолжал доктор Казан, – что желание Тарногола избрать Левовича дает вам возможность узнать себя лучше.
– Я не уверен, что хорошо понимаю вас, доктор.
– Ну, если бы вас избрали без всяких усилий с вашей стороны, вы бы решили про себя, что не заслуживаете этого. А теперь вам придется переубедить Тарногола. И я знаю, что вы своего добьетесь. Я знаю, что у вас получится. Вы докажете себе, что на многое способны, и станете президентом Эвезнер-банка. А после выборов проснетесь новым человеком, освободившимся наконец‐то от власти отца, потому что своим президентством вы будете обязаны только себе. Благодаря нашим сеансам вы проявили свой подлинный характер: вы боец, вы победитель. Пришло время продемонстрировать всем, начиная с Тарногола, чего вы стоите.
– Вы абсолютно правы, доктор! – внезапно оживился Макер. – Но вы не сказали, как мне переубедить Тарногола. Как всякий психоаналитик, вы наверняка еще и гений ментальной манипуляции.
– Вообще‐то я не могу служить для вас генератором идей, вам следует прийти к ним самостоятельно, – напомнил Казан. – В этом и состоит смысл психоанализа.
– Ну доктор, – взмолился Макер, – помогите мне немножко, прошу вас… Я прямо чувствую, вы что‐то придумали.
Добрый доктор Казан сдался, видя муки своего пациента:
– Сделайте так, чтобы Тарногол оказался вашим должником. Тогда ему ничего не останется, как выбрать вас на пост президента. Нам пора закругляться. Увидимся в четверг.
Глава 12
Адюльтер
В ту среду, 27 июня 2018 года, мы со Скарлетт долго топтались перед воротами дома Макера Эвезнера на шоссе Рют. Мы звонили, но никто не отвечал. Скарлетт явно вознамерилась ждать, сколько потребуется.
В конце концов, насмотревшись на наши маневры, к нам вышла соседка.
– Могу ли я вам помочь? – спросила она инквизиторским тоном, видимо приняв нас за злоумышленников.
Но, узнав меня, тут же сменила гнев на милость:
– Так вы же…
– Писатель, – подхватила Скарлетт. – А я его ассистент, Скарлетт Лонас.
– Приятно познакомиться, – улыбнулась соседка, решившая поначалу, что я присматриваю себе особняк. – Дом сняли с продажи, его наконец‐то купили, еще года не прошло. Новый владелец сейчас в отъезде.
– Тут жил Макер Эвезнер, да? – спросила Скарлетт.
– Да. Дом никак не продавался. С тех пор как… вы же знаете, что случилось?
– Да, – ответил я. – Ну, частично. Мы за тем сюда и приехали.
Соседка оказалась вполне любезной и не прочь была поболтать. Она пригласила нас зайти к ней что‐нибудь выпить. Несколько лет назад она овдовела и теперь всегда рада гостям.
– Я хорошо помню тот год. Нас буквально завалило снегом. Хотите посмотреть фотографии?
– Нет, спасибо, – сказал я.
– С удовольствием! – Скарлетт поспешила загладить мою оплошность.
Соседка открыла книжный шкаф, заполненный альбомами с фотографиями, расставленными в хронологическом порядке. Она показала нам свой заснеженный сад, заснеженное шоссе Рют и заснеженную деревню на заснеженных берегах Женевского озера.
– Очаровательно! – саркастически восторгался я.
– Не обращайте внимания на писателя, – сказала Скарлетт соседке, – он любит поворчать, но, в сущности, чертовски мил. Вы хорошо знали Эвезнеров?
– Не очень. Мы не были близкими друзьями, но поддерживали добрососедские отношения. Симпатичная пара. Мой пес тогда то и дело убегал. Кобель венгерской легавой. Лучше брать сук, с ними меньше хлопот. А кобелей не дозовешься. Учуют что‐нибудь, найдут лазейку в ограде, и поминай как звали. Так вот, они часто приводили мне Кико, если он им попадался на дороге.
– Кико – это собака?
– Да. Ах, какой был пес! Могу достать его фотографии, если хотите.
– Нет, спасибо! – отказался я.
– С удовольствием! – обрадовалась Скарлетт.
Соседка пошла за альбомом со снимками Кико. Пока она листала его, Скарлетт спросила:
– Что вы можете рассказать нам об Анастасии и Макере?
– К тому моменту их брак практически распался. В смысле, она ему изменяла.
– Откуда вы знаете?
– Однажды Анастасия получила большой букет. Чтобы муж ничего не заподозрил, она соврала, что цветы от меня в благодарность за поимку Кико. А знаю я это потому, что Макер пришел поблагодарить меня за розы, которые я якобы послала его жене. Я сразу догадалась, что у Анастасии есть любовник. Когда женщина лжет мужу о происхождении букета, другое объяснение вряд ли найдется.
– А кто был ее любовником? – спросил я.
– Понятия не имею, но Арма, их домработница, наверняка все знала. Однажды она мне даже на это намекнула.
Я записал имя.
– А фамилия Армы? – спросил я.
– Уже не помню, но могу дать вам ее мобильный телефон. Чудная женщина. Бедняжка, после того, что случилось, она потеряла работу. Иногда я ее вызывала, но она искала что‐то более стабильное. Потом Арма нанялась в клининговую компанию. Теперь я обращаюсь к ней, когда мне нужен обслуживающий персонал на вечеринки. Свяжитесь с Армой, она обязательно вам поможет.
Глава 13
Книга Есфирь
Вторник, 11 декабря, за 5 дней до убийства
– Чтобы он оказался моим должником … – повторял Макер, размышляя над советом, который доктор Казан дал ему несколько часов назад.
Около семи вечера Макер ходил взад-вперед по кухне, наматывая круги вокруг Армы, готовившей ужин. Как сделать так, чтобы человек оказался моим должником? – твердил он как заведенный.
Он размахивал своим экземпляром “Двенадцати разгневанных мужчин”, как будто это каким‐то чудесным образом могло ознакомить его с содержанием пьесы. Насколько он помнил, присяжный, который всех переубедил, не нуждался ни в чьем одолжении, чтобы добиться своего. Как ему это удалось? Вот же засада! Макер совсем отчаялся – он заснул во время фильма, а на то, чтобы дочитать текст, у него не хватало терпения. Вот Анастасия наверняка читала, она вообще всегда все знала. Надо срочно с ней поговорить. Но она уже два часа сидит, запершись в ванной комнате. Что она там забыла? Макер пытался поделиться с ней своими мучениями через запертую дверь, крича во все горло, чтобы перекрыть звук льющейся воды: “Как сделать человека своим должником?” Но она осадила его: “Мне некогда разгадывать загадки”. Тогда он переключился на Арму.
– Как сделать, чтобы человек был вам обязан? – наконец‐то открыла рот Арма, глядя в потолок, но не забывая при этом поливать баранью ногу. – Ах, если бы я только знала…
– На что вы намекаете? – спросил Макер, уловив насмешку в ее голосе.
– Я отпрашивалась у вас на пятницу, а вы меня не отпустили.
– Да, но ведь я объяснил, что мне это неудобно, поскольку я сам уезжаю рано утром на корпоративный уикенд в Вербье и Анастасия остается в полном одиночестве. Согласитесь, я впервые отказываюсь дать вам выходной, и с вашей стороны невежливо еще и упрекать меня.
– Проштите, мисье, но вы же сами спросили, – запротестовала Арма.
– Проштите, проштите, из проштите шубу не сошьешь. Ради бога, не приходите в пятницу, и все на этом. У вас выходной. Надеюсь, вы довольны. Видите ли, я опять вляпался. Я тот еще чудак на букву “м”! Ладно, хватит языком чесать, заканчивайте готовку, гости будут через пятнадцать минут.
Макер так досадовал на себя, что ему оставалось только сорвать злость на Арме, и он недолго искал предлог. Заметив, что рождественские лампочки в парке включены и освещают заснеженные деревья, он не выдержал:
– И кстати о гостях, сделайте одолжение, милая Арма, уберите эту иллюминацию, пока их нет. Я вам тысячу раз говорил, незачем врубать все это великолепие, когда не на кого производить впечатление. Вас прямо хлебом не корми, дай электричество зря пожечь!
– Это для крашоты, – объяснила Арма.
– Ваша “крашота” мне недешево обходится! Сразу видно, что не вы счета оплачиваете! Да выключите же их, черт возьми!
Арма поспешила исполнить его приказ. Макер тут же раскаялся – зря он на нее наорал. Хорошая девка эта Арма. Честно и преданно служит им уже лет десять. Вежливая и вообще. Никогда не болеет, всегда готова услужить. Да она не так уж часто и отпрашивается. И отпуск практически не берет. Чтобы загладить свою грубость, Макер, воспользовавшись тем, что Арма занялась лампочками, потихоньку зашел в чулан рядом с кухней, где она переодевалась и оставляла свои вещи, и подложил ей стофранковую купюру. Когда он вернулся на кухню, Арма уже тушила картошку.
– У вас неприятности? – спросила она мягко.
– Что есть, то есть!
– А в чем дело? Вы так спешили утром, и вид у вас был встревоженный!
– Это долгая история, – уклончиво ответил Макер. – Эх, не знаете вы своего счастья! Живете себе в свое удовольствие, без забот и хлопот!
Он упал на стул, испустив долгий вздох, но сразу же вскочил в состоянии сильнейшего возбуждения. Он отправился в столовую проверить, накрыт ли стол, и тут же прибежал обратно:
– Скажите, Арма, откуда этот огромный букет белых роз?
– Его медем принесли.
– Правда? И от кого же?
Арме хотелось все рассказать своему хозяину. Она уже не сомневалась, что раскусила медем. Вчера телефонный звонок, сегодня шикарный букет. Но как сообщить ему об этом? Ей понадобятся доказательства, медем наверняка будет все отрицать. Заявит оскорбленным тоном, что никто ей не звонил, и придумает, откуда взялись цветы. “Зачем вы на меня наговариваете, Арма, мы же всегда с вами отлично ладили?” – скажет она. Макер тоже придет в ярость, и ее уволят.
Поразмыслив, Арма сочла, что лучше попридержать язык, и тут как раз появилась Анастасия, невыносимо прекрасная в потрясающем темно-синем шифоновом платье, которое Макер еще на ней не видел.
– Ух ты! – восхитился он, полагая, что жена так нарядилась в его честь.
– Я иду ужинать с подружками, – сказала Анастасия.
– То есть как? К нам же придут Жан-Бен и Шарлотта.
– Ой, прости, я записала их на следующий вторник!
– Послушай, мы всегда с ними ужинаем во второй вторник месяца! И тебе это хорошо известно.
– Лучше поменять на первый. Со вторым я вечно путаюсь. И вот результат. Напомнил бы мне утром. Но ведь тебе так не терпелось уединиться в своем будуаре.
– Значит, я же и виноват?
– Отчасти. Я не могу отменить нашу встречу в последний момент.
– Ну ты же меня не бросишь, надеюсь?
– Мы видимся с Жан-Беном и Шарлоттой каждый месяц, раз в жизни я имею право сбежать. Я уже давно никуда не ходила.
– Ты пропустишь очень интересный вечер, к твоему сведению. Мы собираемся говорить о литературе. Тебе приходилось слышать про “Двенадцать разгневанных мужчин”?
– Разумеется.
– А, гениально, ты все всегда знаешь! То есть ты читала эту книжку?
– Это пьеса, – поправила его Анастасия. – Я видела ее в театре, сто лет назад. А в чем дело?
– Ты помнишь, каким образом главный герой убеждает всех в своей правоте?
– Вопрос не в том, кто прав, а кто нет. Он просто заставляет всех остальных присяжных мыслить самостоятельно. Постепенно сеет в них сомнение и шаг за шагом подрывает их уверенность.
– Это именно то, что я пытался проделать с Тарноголом, – объяснил Макер. – Подорвать его уверенность. Но у меня ничего не вышло. Можешь дать мне совет? Ты всегда даешь мне хорошие советы, я должен…
– Только не сейчас, – перебила его Анастасия. – Мне пора бежать, я опаздываю.
Она вышла в прихожую. Макер, как верная собачонка, поплелся следом.
– Знаешь, – пожаловался он, – у меня сегодня был жуткий день в банке. Мне надо с тобой поговорить.
Она молча сняла с вешалки свое элегантное пальто и надела его. Макер не унимался:
– Могла бы поужинать с подругами в другой раз. Они бы поняли.
Она подумала, что ей следовало бы уйти не попрощавшись, чтобы Макер не изображал перед ней жертву и не мучил вопросами. А то он совсем разошелся. Она уже взялась за дверную ручку, когда он спросил о цветах, на которые, конечно, не мог не обратить внимания.
– И кто, черт возьми, послал тебе такие розы?
– Соседка, – с вызовом ответила Анастасия.
– Соседка? Почему соседка дарит тебе такой роскошный букет?
– На днях я поймала ее пса на улице и привела его домой. Ты знаешь, как она над ним трясется.
– Почему ты ничего мне не сказала? Я вот тебе все всегда говорю.
– Я думала, что сказала.
– Ну спасибо соседке, очень мило с ее стороны. Я поблагодарю ее.
– Не стоит. Я уже.
– Да? Кстати, куда ты идешь?
– Сначала мы встретимся на коктейль в баре отеля “Рона”, – соврала она. – Потом поужинаем где‐нибудь в городе.