Никто из них с понедельника не имел от Стефани никаких вестей, все тревожились. Тем более что Мейлеры-старшие тоже их всех обзвонили и добавили беспокойства. Все пытались с ней связаться – и по телефону, и по электронной почте, и через социальные сети, стучались к ней в дверь. Безуспешно.
Из разговоров выходило, что Стефани была женщиной порядочной во всех отношениях. Не кололась, пила немного, прекрасно со всеми ладила. Друзья знали про ее личную жизнь больше, чем родители. Одна из подруг сказала, что недавно познакомилась с ее парнем:
– Да, был один тип, некий Шон, она с ним однажды на вечеринку приходила. Это было очень странно.
– Что именно странно?
– Химия между ними. Что-то не ладилось.
Другая подруга утверждала, что Стефани вся в работе:
– В последнее время мы со Стефани почти не виделись. Она говорила, что у нее куча работы.
– А над чем она работала?
– Понятия не имею.
Третья рассказала о ее поездке в Лос-Анджелес:
– Да, две недели назад она летала в Лос-Анджелес, но просила никому об этом не говорить.
– Зачем она туда ездила?
– Не знаю.
Последним из друзей, кто с ней разговаривал, был Тимоти Волт. Они встречались со Стефани накануне, в воскресенье вечером.
– Она ко мне заходила, – сказал он. – Я был один, мы немножко выпили.
– Она не показалась вам нервной, озабоченной? – спросил я.
– Нет.
– Что за человек Стефани?
– Она гениальная девушка, блестящая, даже больше, но характер у нее тот еще, упрямая как осел. Если что взбредет ей в голову, ни за что не отступится.
– Она вам рассказывала, над чем работает?
– Немного. Говорила, что затеяла сейчас очень большой проект, но в детали не вдавалась.
– Какого рода проект?
– Книгу. Во всяком случае, она потому и вернулась в наши края.
– Как так?
– У Стефани непомерные амбиции. Она мечтает стать знаменитым писателем и своего добьется. На жизнь она до сентября месяца зарабатывала на стороне, в каком-то литературном издании… забыл название…
– Да, – кивнул я, – в “Нью-Йорк литерари ревью”.
– Точно, он самый. Но вообще-то это была просто подработка, счета оплачивать. Она, когда уволилась, говорила, что хочет вернуться в Хэмптоны, чтобы спокойно писать. Помню, однажды она сказала: “Я здесь только затем, чтобы написать книгу”. По-моему, ей нужно было свободное время и покой, и здесь она их нашла. Иначе с чего бы ей работать внештатником в какой-то местной газетенке? Она честолюбивая, я же говорю. Ей луну с неба надо. Если переехала в Орфеа, значит, на то была веская причина. Может, не могла сосредоточиться в нью-йоркской суете. Писатели ведь часто живут за городом, верно?
– Где она писала?
– Наверно, дома.
– На компьютере?
– Понятия не имею, откуда мне знать.
Когда мы выходили от Тимоти Волта, Анна обратила мое внимание на то, что дома у Стефани компьютера не было.
– Или его унес вчерашний вечерний визитер, – ответил я.
Раз уж мы приехали в Саг-Харбор, то заодно зашли к родителям Стефани. Те ничего не знали про парня по имени Шон, и компьютер Стефани у них не оставляла. На всякий случай мы попросили разрешения взглянуть на комнату Стефани. Она не жила там с тех пор, как окончила школу, и внутри все осталось, как было: постеры на стенах, спортивные кубки, мягкие игрушки на кровати и школьные учебники.
– Стефани уже много лет здесь не ночевала, – сказала Труди Мейлер. – После школы уехала в университет, жила в Нью-Йорке, пока ее в сентябре не уволили из “Нью-Йорк литерари ревью”.
– Есть ли какая-то конкретная причина, почему Стефани поселилась в Орфеа? – спросил я, не упоминая о том, что поведал нам Тимоти Волт.
– Я же вам вчера говорила. Она потеряла работу в Нью-Йорке, ей захотелось вернуться в Хэмптоны.
– Но почему именно в Орфеа? – настаивал я.
– Думаю, потому, что это самый большой город в округе.
Я решил задать еще один вопрос:
– Миссис Мейлер, а в Нью-Йорке у Стефани не было врагов? Может, она с кем-то поссорилась?
– Нет, ничего похожего.
– Она жила одна?
– Они снимали квартиру вместе с одной молодой женщиной, та тоже работала в “Нью-Йорк литерари ревью”. С Элис Филмор. Мы ее однажды видели, когда Стефани решила уехать из Нью-Йорка и мы помогали ей забрать какую-то мебель. У нее и было-то всего ничего, мы все отвезли прямо к ней на квартиру в Орфеа.
Ничего не обнаружив ни дома у Стефани, ни у ее родителей, мы решили вернуться в Орфеа и взглянуть на ее компьютер в редакции “Орфеа кроникл”.
В редакцию газеты мы приехали в пять часов вечера. Майкл Берд показал нам столы сотрудников. Ткнул пальцем в стол Стефани. На нем царил порядок: монитор, клавиатура, пачка носовых платков, астрономическое количество одинаковых ручек в чайной чашке, блокноты и несколько отдельных листков. Я быстро просмотрел их и, не найдя ничего особо интересного, спросил:
– Кто-то мог в последние дни получить доступ к компьютеру без ее ведома?
С этими словами я нажал на кнопку, чтобы включить машину.
– Нет, – ответил Майкл, – все компьютеры защищены индивидуальным паролем.
Компьютер не включался, и я еще раз нажал на кнопку.
