На улице он всё же не вытерпел и позвонил.
Она ответила через десять гудков:
– Я занята!
И повесила трубку.
«Ну, хотя бы всё в порядке, раз ответила» – с облегчением подумал Гендальев.
Столовая предприятия «И рыба и мясо» находилась на закрытой территории комбината. Здесь обедали только работники организации, поэтому цены были весьма скромными. Кроме того, была возможна ещё и некая "карточная система", по которой кушать можно было как бы авансом. Ты питаешься целый месяц, а траты на питание просто записываются в специальную карточку, а в конце месяца, когда начисляли зарплату, общую сумму, что ты проел, удерживала бухгалтерия.
В душном одноэтажном помещении пищеблока пахло пирожками и гороховым супом. Взяв из стопки пластмассовый поднос, Виктор встал в очередь. Почти никого из присутсвующих здесь людей, он не знал, потому что большинство из них трудились в цехах.
Двигаясь вдоль вереницы столового прилавка, он заказал салат из свежих овощей, "макароны по-флотски" и пирожок с картошкой. Супы Гендальев категорически не любил, они напоминали ему раннее детство и советские столовки, в которые водил его отец. Там всегда отвратительно пахло, а плавающий в тарелке варёный лук, вкупе с безапелляционной репликой матери «лук НАДО есть!», до сих пор вызывали у него позывы к рвоте.
Захватив напоследок стакан компота, он придвинул поднос к кассе.
Пожилая женщина с добрым лицом быстро отчеканила что-то на кассовом аппарате и выпалила:
– Сто двадцать четыре, тридцать! Фамилия?
– Гендальев, – ответил он.
Ловко перебрав стопку картонок, кассир нашла его карточку и аккуратным почерком внесла в пустую графу цифры.
– Приятного аппетита! – напутствовала она.
Виктор уселся за пустой стол и надкусил пирожок.
Наматывая на вилку макароны, он время от времени поглядывал по сторонам. За столами сидели мужчины и женщины, в грязной, запачканной кровью одежде. В помещении стояли звуки хлюпанья и чавканья.
Гендальев не любил долго здесь находиться, но готовили неплохо и главное дёшево. В течение пяти минут он расправился с обедом, отнёс поднос с грязной посудой в окно мойки и вышел из столовой.
Сегодня Милана порядком его разозлила и сидеть рядом с ней остаток обеда, наблюдая как она жрёт бутерброды, желания не было. Гендальев застегнул куртку под горло, натянул капюшон и направился к проходной.
Территория комбината была закрытой, но выходить во «внешний мир», работникам разрешалось. Впрочем, этой привилегией пользовались лишь офисные сотрудники, ибо рабочие, переодевшись утром в спецодежду, пребывали в ней же до самого конца трудового дня и потому выходить в таком виде «в свет» никто из них не хотел.
Покинув внутреннюю территорию, он очутился на пустынной местности. Проспект с остановкой транспорта находился в полукилометре от предприятия. Сам не зная зачем, он медленно зашагал в сторону проспекта. Он думал о Софии. Её отношение к нему в последнее время становилось всё более унизительным, и как бы ни уговаривал себя Виктор, а червячок сомнения уже начал копошиться среди жалких остатков его мужской гордости.
"Что же это такое? – думал он. – Постоянно она чем-то занята. Чем?"
Первое время они проводили вместе практически каждые выходные. Зачастую она даже оставалась у него ночевать, но у неё дома он никогда не был и даже толком не знал как и с кем она живёт. Постоянные задержки на работе и непонятная "помощь", которую Соня периодически оказывает директору. Как она сказала ему тогда… медицинскую?
«Ты же понимаешь, что это бред?» – настойчиво подавал свой голос разум. Но Гендальев всегда отключал эти мысли.
Я не хочу, не хочу ничего знать!
Зазвонил мобильник, он достал трубку из кармана и просиял, увидев на экране надпись «Сонечка». Все его мрачные мысли и сомнения моментально развеялись, словно запах пердежа на холодном ветру.
– Алло, – сказала она приветливо.
– Ну, наконец-то ты про меня вспомнила, – изобразил он ворчание.
– Ты меня не любишь! – заявила Соня, канючащим тоном.
Это была давно вошедшая в привычку игра по её правилам. Начинала она с этой бессмысленной претензии, затем Виктор битые полчаса оправдывался, а потом снова становился ручным. Она будто бы чувствовала те моменты, когда у него начинали возникать вопросы по поводу её надобности в его жизни, и тогда тут же, словно по волшебству, звонила и шла в атаку.
Превозмогая какой-то внутренний иррациональный страх, он возразил:
– Я звоню тебе – ты не отвечаешь. Пишу каждый день сообщения – ты реагируешь на одно из пяти. Бегаю за тобой, поднимаюсь в приёмную, а ты постоянно чем-то занята, тебе всё время не до меня. И это Я ТЕБЯ не люблю?
Он перевёл дыхание, стараясь унять предательскую дрожь в голосе.
– Вот об этом я и говорю, – недовольным тоном ответила Соня. – Ты всё время подозреваешь меня в чём-то, в каких-то грязных вещах! Не доверяешь мне! Пытаешься контролировать и названиваешь! Как будто бы я – твоя вещь!
Всякое кокетство исчезло без следа, она говорила теперь, как начальник разговаривает с подчинённым, как офицер с рядовым, как хозяин с рабом.
– В чём же здесь отсутствие любви? – спросил он мягко.
– «Отсутствие любви» – гадливо передразнила она. – Да будь ты уже мужиком! Лох!
Соня Щёчкина бросила трубку.
Такое он услышал от неё впервые. Это сильно ранило его и одновременно поразило. В глубине души голос рассудка уже давно приказывал Гендальеву прекратить это мерзкое безобразие и вычеркнуть её из своей жизни. Но то было лишь "в глубине". "На поверхности" же, по-прежнему продолжали верховодить гормоны и малодушный самообман.
На этот раз он не стал ей перезванивать. Сейчас всё оказалось слишком уж безобразно, и пока он не мог… ему нужно было время. Время, чтобы в очередной раз тщательно обмануть самого себя и заставить возобновить свои жалкие попытки создавать "любовь" там, где её создать невозможно.
Немного побродив по внешней территории, он вернулся в офис.
Милана с удивлением на него посмотрела:
– Что это с тобой, Витя? На тебе лица нет.
– Да нет, ничего, – выдавил он.
– Как же "ничего", у тебя глаза, как будто ты только что с похорон.
Лучше бы так оно и было, уныло подумал он, а вслух сказал:
– Да не, просто не выспался, наверное. Может давление упало, не знаю.
Она ещё раз с сомнением на него посмотрела, и, пожав плечами, сказала:
– Ну ладно, поставь тогда чайник, попьём кофе.
– А вот это хорошая идея! – с напускным воодушевлением воскликнул он.
***
Вторая половина дня прошла гораздо быстрее первой. По крайней мере, так всегда кажется в офисе. Особенно в понедельник.
Шеф больше не звонил и срочных заданий не давал. Дело Куропаткиных похоже было взято под контроль на самом высоком уровне, и теперь беспокоиться было не о чем. Впрочем, таким иерархически низким должностям как у Гендальева, беспокоиться было не о чем в принципе.
Он рассеяно крутил колёсико мышки, уставившись в страницу новостей. Он бы сейчас, конечно, лучше полистал свои соцсети, да только вот интернет в конторе был ограничен, и потому сайты с явной развлекательной спецификой здесь каким-то образом блокировались.
Циферблат в уголке экрана показывал 16:56. Четыре минуты до конца рабочего дня.
Милана что-то отчаянно печатала, что-то явно не имеющее отношения к основной работе.
16:57. Три минуты до конца.
У них тут была какая-то внутренняя сеть и у главного компьютерщика всегда можно было посмотреть: кто и во сколько включил и выключил свой компьютер. В связи с этим, выключаться раньше 17.00 было не принято.
16:59. Гендальев не отрываясь, пялился на циферблат.
17:00. Да!
Молниеносно закрыв все окна браузера, он нажал кнопку «завершение работы» и покосился на Милану.
– Ну… я пошёл? – на всякий случай спросил он.
– Да, давай до завтра, – ответила Милана. – Мне тут надо кое-что доделать.
– Понял, до завтра.
Он накинул куртку и вышел из кабинета.
Миновав проходную, Виктор быстро зашагал в сторону остановки. Здесь как всегда в конце рабочего дня, уже толпился народ. Благо не всем из них нужен был один маршрут.
Он ждал троллейбус и боролся с искушением достать телефон и позвонить Соне. Всё ведь будет как обычно, он знает, что она ещё на работе, знает потому, что она всегда говорит: «секретарь не имеет права покидать рабочее место, пока не ушёл директор».
А Сочный вроде как работает до восьми вечера.
– Сергей, сука, Иванович – пробормотал Витя, забираясь в троллейбус.
Впереди нервно обернулась тётка:
– Вы что-то сказали?
– А? Нет, простите, я случайно наверное вслух подумал.
Тётка закивала:
– Ох, как же я вас понимаю. Понедельник – день тяжёлый, – глубокомысленно резюмировала она и уселась на свободное место.
Гендальев юркнул в уголок между дверью и окном с видом на дорогу.
– Задняя площадка, что на проезд?! – с вызовом закричала кондуктор.
Он достал проездной и издали показал.
Кондуктор с презрением отвела взгляд.
Мысли Виктора были мрачными. Он угрюмо разглядывал грязное резиновое покрытие под ногами и меланхолично размышлял о бессмысленности своего существования, когда в кармане неожиданно зазвонил телефон. Его "меланхолия" мигом развеялась. Виктор с воодушевлением достал трубку, уверенный, что звонит Соня, но это была не она.
– Привет, Оксана, – разочарованно сказал он сестре.
– Что-то ты не очень рад меня слышать, Витя. У тебя что-то случилось?
Он не собирался обсуждать свою личную жизнь, поэтому соврал:
– Нет, всё нормально, просто устал.
– Ну-ну… – недоверчиво проговорила сестра. – Ладно, Гендальев, у меня важная информация.
Она всегда называла его по фамилии, когда собиралась сообщить что-то действительно важное, или же чтобы высказать какие-то существенные претензии. Он поневоле вспомнил то памятное утро после получения диплома.
– Ты знаешь, я тебе говорила, что встречаюсь с мужчиной. Майором полиции, – не то утвердительно, не то вопросительно сказала она.
– Ну, что-то помню, – ответил Виктор.
По крайней мере, на этот раз без претензий.
– В общем, мы скоро расписываемся, и я хочу вас познакомить.
– Отлично, Оксана, поздравляю!
Он постарался изобразить радость, но на самом деле ему было всё равно. В попытке скрыть своё равнодушие, Витя поспешил продолжить:
– Когда ты хочешь, Оксана? Приходите, когда удобно!
– Хорошо, – сказала она. – Думаю, завтра вечером.
– Отлично! Договорились!
Водитель провозгласил, что троллейбус прибыл на конечную остановку. Виктор спустился по ступенькам и направился в сторону дома. По пути он зашёл в магазин, купил мороженую пиццу и бутылку тархуна.
Войдя в квартиру, Гендальев разделся, поставил пиццу в микроволновку и включил компьютер.
Через полчаса он как зомби листал одну социальную сеть за другой. Запивая резиновую пиццу газировкой, Виктор уже раз в десятый просматривал страницу Сони Щёчкиной.
Вот она улыбается в коротком платье, нога закинута на ногу, полторы тысячи лайков и пятьдесят комментариев, преимущественно мужских. Один из комментариев неожиданно ввёл его в состояние транса.
«Вчера всё было прекрасно, детка, жду тебя снова» – Армен Закромян.
В груди образовался лёд, который медленно таял и растекался по телу парализующим холодом. Трясущимися руками он взял со стола телефон и нажал кнопку быстрого набора.
«Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети».
По вечерам, звоня Соне, он постоянно слышал эту формулировку.
Но сегодня автоматические слова звучали особенно больно.
Глава третья. Вторник
Эту ночь он практически не спал, снова и снова пытаясь дозвониться до своей девушки. Ближе к полуночи она включила телефон, но трубку не поднимала. Тогда он стал писать сообщения. Требовательные, яростные, злые. Потом тут же писал новые, извиняясь и моля о прощении. Всё, чего он хотел – это чтобы она снова объяснила ему, что всё это всего лишь шутка, глупая выходка. Чтобы она дала ему надежду и спасительную соломинку, как тогда, когда он застал её растрёпанной в приёмной директора. Ему нужна была лишь зыбкая почва, на которой он снова смог бы воздвигнуть свою иллюзию "любви". Он не хотел правды, он её боялся.
Будильник оторвал его от кратковременного тревожного сна. На этот раз он не стал переставлять время, а сразу встал и первым делом снова позвонил ей. Тщетно. Одевшись, Виктор допил остатки вчерашнего лимонада и пошёл на работу.
Сегодня он прибыл даже раньше Миланы.
Сидя за компьютером и нервно листая новости, он почувствовал вибрацию телефона. Соня!
– Соня, скажи мне, скажи, пожалуйста, кто такой Армен Закромян?
– Ктооо? – прошипела она. – Ты, дебильный! Ты что тут устроил? Ты что мне писал вообще?
Он лихорадочно проговорил извинения и кое-как рассказал о том, что прочитал вчера под её фото.
– ДА Я ВООБЩЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ, КТО ЭТО! – заорала она. – Ты конченый идиот, ты что мне писал вообще? Ты псих!
Она оскорбляла его последними словами, но всё это было уже не важно.
Она не знает кто это! Она не знает Армена Закромяна!
– Сонечка, прости, Сонечка, я просто тебя так люблю! – лепетал он.
– Даун! – подвела итог Соня и повесила трубку.
В кабинет вошла Милана. Виктор убрал телефон в карман.
– Привет. А что это ты так рано сегодня?
– Нуу, я же обещал, что не буду опаздывать!
Быстро прошмыгнув мимо неё, он включил чайник.
– Кофе?
– Да, пожалуй, – ответила Милана.
***
После обеда он поехал в суд.
Такая страшная поначалу, эта часть работы стала для него теперь обыденной и почти привычной. Его участие в заседаниях ограничивалось одним и тем же арбитражным судом, по одним и тем же типовым делам и почти всегда у одних и тех же судей.
Мелкие задолженности ответчиков, которые и на заседания то практически никогда не являлись. От него требовалось только менять данные в исковых заявлениях, сдавать документы и присутствовать в скучном однообразии судебного процесса.
Арбитражный суд располагался в невзрачном двухэтажном здании, половину которого вместе с судом делил пенсионный фонд. Здесь рассматривались споры между организациями, и для провинции такого маленького помещения было вполне достаточно. Люди всё ещё не особо доверяли правосудию и решались судиться лишь в самую последнюю очередь. А что есть организации, как не собрание этих самых людей?
Он вошёл внутрь и показал на входе паспорт судебному приставу.
– Проходи, – сказал тот.
Пристав его уже знал и в документ даже не посмотрел.
Внутри пахло канцелярией и терпкой смесью из запахов пота и парфюмерии. По тускло освещённому коридору сновали туда-сюда молодые люди и девушки, держа обеими руками толстые папки. Он поднялся по лестнице на второй этаж и остановился перед дверью с табличкой «Судья А.И. Товарова».
Прислонившись к стене, он достал из кармана мобильник и написал смс Соне. Удостоверившись, что сообщение доставлено, он включил незамысловатую игру и упулился в маленький экран.
Дверь кабинета судьи Товаровой открылась, и симпатичная секретарь провозгласила:
– По иску «И рыба и мясо» есть?
– Да! – он торопливо убрал мобильник.
– Давайте паспорт и доверенность, – сказала секретарь.
Гендальев дал, девушка исчезла за дверью.
Через минуту она вернулась:
– Проходите.
Он быстро вошёл в кабинет.
Надо сказать, что упомянутый ранее факт о том, что Гендальев привык к судам и воспринимал походы сюда как обыденность, был не совсем точным. В этих стенах он всегда нервничал и чувствовал напряжение, но как бы просто свыкся с неприятным и заставлял себя терпеть. Виктор продолжал бояться судей как огня. Эта разновидность юристов была, что называется, на верхних ступенях бизнес иерархии. К этой должности люди стремились годами и, сев однажды в мягкое кресло, предпочитали оставаться в нём как можно дольше.
У них, конечно, тоже были свои сложности – всякие там тайные знания и негласные правила поведения, но этого таким как Гендальев знать было не положено. Он видел перед собой небожителей, величественных тёть и дядь, в руках которых была сосредоточена ВЛАСТЬ.
– Здравствуйте, – промямлил он, войдя.
В громадном кресле у окна за массивным столом сидела женщина средних лет и листала папку с надписью «Дело». Не удостоив Гендальева взглядом, она указала быстрым жестом на стулья, стоящие возле стены.
– Проходите, присаживайтесь.
Он послушно прошёл и присел.
Женщина продолжала листать папку.
– Так, акты выполненных работ на месте, вижу. Хорошо. Что там ответчик, Лена? Уведомление вернулось? – спросила она секретаря.
– Да, вернулось, – с готовностью ответила Лена.
– Когда получили извещение о судебном заседании?
– На прошлой неделе.
Судья продолжала быстро листать дело.
Просмотрев таким образом всю папку, она, наконец, подняла глаза на Виктора и сказала:
– Откладывать больше не будем, решение сможете получить через неделю. Не смею вас больше задерживать.
Гендальев быстро встал.
– Спасибо большое. До свиданья.
– Подождите, – сказала секретарь. – Паспорт, доверенность.
– Ах да, спасибо, – он схватил документы и быстро вышел из кабинета.
Чего он так боялся? Что решение вынесут не в пользу конторы, в которой он работал? Что его вдруг что-то спросит эта невзрачная, похожая на лягушку, судья Товарова, а он не сможет правильно ответить? Точно он сказать бы не смог, потому что этот страх был чем-то вроде страха перед змеями, пауками, или крысами, которые вроде как могли бы быть в зарослях высокой травы, когда ты идёшь по тропинке, задевая ногами колючки и вздрагиваешь от каждого шороха, даже не задумываясь о том, что именно могут тебе сделать эти несчастные создания, даже если они и есть в зарослях.
Он спускался по лестнице, когда неожиданно зазвонил телефон. Достав трубку из кармана, Гендальев сильно удивился. Звонил начальник отдела Полуоткатов, что было крайне необычно, поскольку сношался тот, как правило, всегда с Миланой, а уж она, в свою очередь, перепоручала что-то из мелких задач Виктору.
– Да, здравствуйте, Семён Вадимович! – он постарался вложить в интонацию как можно больше уважения.
– Привет, привет, – проговорил быстрый голос, – Витя, ты где сейчас?
– Я в арбитражном суде, Семён Вадимович! Сейчас вот закончилось заседание по делу…
Полуоткатов его перебил, ему явно было неинтересно какое заседание и по какому делу сейчас закончилось.
– Я заеду за тобой, подожди меня у входа, ты мне будешь нужен.
Какой ещё ответ можно было дать начальнику твоего начальника в подобной ситуации, кроме как:
– Конечно, Семён Вадимович!
Начальник разъединился, и Виктор быстро вышел из здания, будто Полуткатов уже давно его там ждёт.
Холодный октябрьский ветер усиливался, вдобавок ещё и накрапывал противный дождь. Гендальев натянул шапку и застегнул до конца куртку, удерживая под мышкой портфельчик из кожзаменителя.
Как и следовало ожидать, Полуоткатова ещё не было и в помине. Тем не менее, он решил не отходить от входа в суд, ведь ждать ему велели именно здесь. По расположенной вблизи проезжей части туда-сюда бесконечным потоком сновали машины.
Прошло минут двадцать, прежде чем Виктор заметил, наконец, синий седан Полуоткатова. Не дожидаясь, пока начальник позвонит, Гендальев быстро направился к дороге. Машина остановилась, и Полуоткатов призывно замахал рукой. Виктор открыл дверцу пассажирского сиденья и сел.
– Здравствуйте! Ой, я мокрый, вам тут сейчас сиденья намочу.
– Да хрен с ним, закрывай быстрей, ветер этот галимый, фу!
Он закрыл дверь и услужливо закивал, мол, да, он согласен: ветер действительно галимый.
Машина тронулась.
– Протри очки свои, все мокрые вон, – скомандовал Полуоткатов.
– Ах, да, – хохотнул Виктор. – Да уж привык пока стоял.
Он достал платок из мокрых брюк и протёр толстые стёкла.
– Зачем на улице то стоял? Я же сказал: позвоню, как подъеду, – упрекнул Семён Вадимович, хотя такого он не говорил.
Не дожидаясь ответа, начальник продолжил:
– Ладно, короче слушай, Витя, у нас важное дело есть по предприятию. Мне нужна будет твоя помощь. Ты слышал, наверное, про Куропаткиных?
– Те, что отравились колбасой и в суд подали на нас? Конечно, слышал.
– Да-да, – нетерпеливо сказал начальник. – В общем, завтра в первой половине дня надо будет кое-что сделать. Что именно, я тебе расскажу чуть позже, а сейчас мы едем в областной суд, зайти к одному крупному судье.
Он замолчал, ожидая, что Витя издаст какой-то звук, подтверждающий принятие этой части информации.
– Ага, – сказал Витя.
Полуоткатов кивнул:
– Значит, ты сейчас со мной будешь на встрече и твоя задача молчать, а лишь сказать судье: «здравствуйте, Вениамин Рустамович» и когда будем уходить: «до свидания Вениамин Рустамович». Сказать надо именно так, чтобы он запомнил твой голос. Это на всякий случай нужно, для чего, потом сам поймёшь, сейчас только слушай. Всё остальное время ты просто сидишь рядом со мной и молчишь. Всё понятно?
– Да, всё понятно, – подтвердил Виктор.
– Хорошо, пока это всё.
И давая понять, что начинать молчать нужно прямо сейчас, Полуоткатов прибавил громкость на проигрывателе.
Салон наполнил гаденький голосок:
хоп мусорок, не шей мне срок, машинки зингера иголочка сломалась…
Они миновали большой перекрёсток и пост ГАИ.
Всех понятых, по-олу блатных, да и тебя б… мусор, я в гробу видала, – продолжал свою дивную историю гаденький голосок.
Гендальев думал о предстоящем визите. Странно, ведь областной суд занимал верхнюю ступень судейской иерархии в регионе, а дело Куропаткиных пока ещё рассматривалось только в районном. То есть дело, конечно, наверняка попадёт позже в областной, но это уже будет следующая инстанция, и рассмотрение там будет в порядке обжалования, когда проигравшая сторона подаст апелляцию.
Ну да ни его ума это дело, начальству виднее.
Чтоб кандражка долбанула прокурора подлеца, – пропело из магнитолы.
Они выехали на центральную площадь, посреди которой возвышался большой, испачканный птичьим помётом, памятник. Квадратом, напротив друг друга стояли здания областной администрации, полиции, ФСБ и областного суда.
Проехав немного дальше, Полуоткатов остановился на обочине и включил аварийные сигналы. Парковочное место искать было некогда.
– Так, ещё раз, Витя, – сказал он. – «Здравствуйте, Вениамин Рустамович», «до свиданья Вениамин Рустамович», всё понял?
– Да, Семён Вадимович!
– Хорошо и вот ещё что. В какой-то момент в кабинет зайдёт помощник судьи, запомни как он выглядит, тебе завтра надо будет с ним встретиться.
Сказав это, Полуоткатов взял с заднего сиденья красивый кожаный портфель и открыл дверь.
– Это оставь, – брезгливо указал он на жалкий портфельчик Гендальева. – Паспорт только возьми для вратаря.
Гендальев послушно вытащил из портфеля паспорт и сунул во внутренний карман куртки. Вратарями Полуоткатов называл судебных приставов, проверяющих на входе документы. Вероятно, за их задачу сторожить «ворота». Подошло бы, наверное, больше привратник, хотя… привратники ведь стояли на воротах в замок, в твердыню. А здание суда вряд ли могло бы соответсвовать термину «твердыня».
Полуоткатов раскрыл над головой большой чёрный зонт и быстрым шагом направился к зданию. Гендальев семенил рядом.
Зайдя в суд, начальник, не здороваясь, показал приставу какое-то удостоверение. Что это было за удостоверение, Гендальев не знал, но у него такого не было, и он привычным движением раскрыл свой паспорт.
– Он со мной, – заявил Полуоткатов и судебный пристав не стал вчитываться в документ.
– Проходите, – сказал «вратарь».
Здесь всё было гораздо богаче, нежели в убогом арбитражном суде. На полу стоптанные, но всё ещё красные, ковровые дорожки, никаких неприятных запахов, хорошо работала вентиляция. Кабинеты судей отгораживали массивные деревянные двери. (Может всё-таки замок?)
– За мной, – скомандовал Полуоткатов.
Они поднялись по величественной мраморной лестнице на третий этаж и миновали ещё один коридор. Остановившись у двустворчатой двери, начальник посмотрел на часы, и уверенно постучался.
– Войдите, – раздался приглушённый голос.
Многозначительно посмотрев на Гендальева, Полуоткатов открыл дверь, и они вошли. Это был просторный кабинет с огромным окном, флагом и гербом на стене. Перед окном стоял громадный дубовый стол, за которым сидел толстый лысый человек.
– Приветствую, – сказал Полуоткатов и направился прямо к столу.