Театр трагедий. Три пьесы
Евгений Александрович Козлов
Первая пьеса “Театр одной трагедии” разыгрывает сцены уродства и красоты, любви и ненависти, мистицизма и обыденности. “Синедрион” повествует о божественном милосердии посреди жестокости человеческого суда. “Чудовище” рисует мрачными тенями старинную легенду об обитателях готического замка.
Евгений Козлов
Театр трагедий. Три пьесы
Гайдуковой Арине
Пьесы написаны в 2009-2012 годах.
Незначительно отреставрированы и опубликованы автором в 2021 году с целью сохранения своего раннего творчества, которое интересно исключительно самому автору и потому не претендует на какое-либо одобрение и читательское внимание.
Театр одной трагедии
“Ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет
А унижающий себя возвысится”.
От Луки 14:11
Вступительные слова перед первым актом
Возможна ли любовь к ближним, когда не любишь, презираешь, ненавидишь себя? Возможна ли любовь к Богу, если не можешь принять, смириться со своею внешностью, ведь по образу и подобию Божьему человек сотворен? Вопросы извечные, решенные давно или только мною придуманные. Но не стоит вникать в последовательность возникновения, ведь нам важны ответы, как бы эксцентрично это не звучало. Имеет вес, в смысловом спектре, значимость соискателя истины, его данные и выгода. Кто, он, задающийся оными вопросами? Довольный внешним и внутренним естеством человек, являясь значимым, с сомнением отнесется к таинственной задаче, не спросит себя и не расскажет вам. Я же ваш покорный рассказчик, не напрягая свои ораторские способности, не выстраивая лексические системы, поднимусь и встану посреди сцены. Вот, вас прекрасно видно, удивительно хорошо слышно. Когда голоса слушателей перейдут на шепот, на фоне багрового занавеса, я приоткрою уста свои, вздохну, освободив легкие от смрада, и произнесу. И речь моя польется сладко-сладко, вязко проникнет в души эмпирии божественных непознанных идей, заключенных в той одной частице, что словом привычно величать. Подниму покорных слушателей с мягких кресел, поднятием руки. Смотрите, я недвижим, но как зрители с опаской смотрят. Неужто нечто чуждое в гробе Пандоры они видят? Что ж, правде внимайте.
Идеалов много, Бог один, вас много и я один и вместе с вами я един. В мире столько необъяснимого, почему же именно этот вопрос, изнуряет меня днями и ночами. Мне не высвободиться, не найти покоя, пока не дрогнет мой жалкий голос и возвестит о мыслях безудержных своих.
Безумны мы, мудры, глупы или остроумны, вывод удел богатых. Блажен ли кто, не мне решать. Я нищий и потому столь пространен взгляд мой на односложные дела мирские. Небесный дар касается немногих, избраны они возвещать благую весть, творить красоты, побуждать нас к осознанию слабости своей. Искушенье они несут на крыльях таланта, временами без скромности туда, где Святая Дева. Вы недостойны. Что ж, вам укажут, когда нужно будет выбирать.
В зале слишком тихо. Актеры жмутся в тесноте гримерки, ожидая очереди в показе роли. Вся жизнь театр и игра, а люди в ней актеры – не верьте, вы тому, жизнь не игра, не пустышка, лишь раз дана ради искупления былых грехов. Вы без греха? Так бросьте в меня камень, но, увы, я снова невредим, и в сам себя не посмею вскинуть руку. Не лучше б сгинуть? О нет. Нет-нет, мы же не актеры. Важны все наши роли, все мы герои, которыми однажды можем стать, покинув темницу лжи. Христос страданья претерпевал за всех, так значит, нет здесь лишних, все избраны, но не все верны. Имеем волю, путь, подсказки. И ангела, что рядом тихо шепчет: Постой, не делай, отвернись, скажи – не буду, откажись. В тиши я слышу четко, не сойти мне с места, покуда не окончится речь моя. Утомлены, я вижу, слишком много слов. Вы желаете, лицедейство лицезреть, с жизнью сходство разглядеть. Сатира с колкой влажной бородою, вереницу нимф нагих, цариц непорочного порока. Видите ли вы средь них себя? Кривляются разодетые месье и дамы, пиковые, крестовые, все королевы. Вы верите вымышленным героям, забыв реальность, жизнь за стенами амфитеатра.
И вот перед началом пьесы, границ любопытства нет предела, в ожидании томятся искушенные особы. Монолог лишь предвещает о буре тех великих чувств, еще немного, еще чуть-чуть, и не замечая, вы окунетесь в мир парадоксов и метафор, уйдете не теми, кем были раньше, с искрой, иль с пламенем в груди мысли невесомой. А если останетесь пусты, не будьте вы грустны, не вините жалкого хозяина пера, ответственность несу лишь я. Потому не камень, то хотя бы овощ сочный бросьте в сторону мою. Увернувшись, ведь шанс дарован новый, вновь провал, ну что ж, перепишем оный. На милость вашу уповаю, заканчиваю и представляю.… Но прежде. Позвольте, дать ответ, на тот душераздирающий вопрос. У девы коей в руках хранится сердце, любовью к которой воспылаем мы, есть ответ. Он прост. Людей люби, как любишь ты ее, с тою нежностью, осторожностью, поддержкой. Лучше они тебя, так не отвергайся, стремись помочь, добро твори, и не единожды полюбишь. Второй ответ в той книге ветхой, где мира сотворения азы, заветы и пророчества пророков. Любите Бога, как и все творения Его, ведь Бог есть любовь. Образ тлен, душа же красоту имеет от чистоты дел благих. Думай прежде о душе, что вечна, плоть беспечна не будет, если покориться духу. Таковы ответы. Я с честью выполнил порученное мне дело, подготовил к действу, прощаюсь смело, увидимся мы в следующей главе и в конце. Трагедия предстанет перед вами, не античная, не буржуазная, нет в ней Цезарей, королей, мавров и умерших в объятьях влюбленных. Но не буду забегать вперед и в прошлое лишь однажды возвращусь. И если вы страждете познать, то прежде…
Cognosce te ipsum. (Познайте самого себя)
Акт первый. Чудесный кошмар. Сцена первая
Когда исполняется самая долгожданная,
кажущаяся невозможной мечта, что дальше?
Лондон, улица “Умалишенных”, так прозвали ее после длительных дебатов над картой города, стены коего разбирались с точностью хирурга, плановые споры не прекращались по истечении нескольких дней. Покуда председатель, главный строитель не взял перо, протестуя, твердо вписал название нового квартала города. Через несколько лет ее без сожаления снесли, дабы рассеять по земле обетованной тот улей преступников всех мастей и логово распутных дам легкого разгульного поведения, что и воплотилось в жизнь, посредством полного сноса на основании необоснованных причин. Ведь там жили и вполне благородные сословия, к сожалению, они также поплатились от регламента и решения судей. Поскольку улицу Умалишон вы не увидите на том самом месте и нигде либо, то существование ее давно вычеркнуто из хранилищ библиотек и картотек, что ж, еще один призрак, искусственно созданный, более не пугает, за неимением надобности. Никто о том не расскажет, особенно те, кого в смирительных рубашках привозили в оный дом. Не безумных, а ненужных, мешающих и отверженных хранили там под гидом секретности. Прикрываясь гуманностью, там лишали людей свободы и практически жизни, испытывали новейшие методы лечения электричеством. Таким образом, вас за нечто ненормальное, могли “излечить” и по закону учредить всю дальнейшую вашу жизнь, как считали доктора основываясь на определенных общечеловеческих характеристиках, своде правил обуславливающих норму поведения и обычные поступки, мысли и системы жизненных ценностей, списанные естественно с самих себя. Любое отклонение от нормы влекло за собой большие проблемы. Сколько великих художников было погублено, и не вообразить; впоследствии методы “лечения” совершенствовались, и процветали на костях и боли испытуемых, лабораторные крысы ушли в заслуженный отпуск, на их место пришли люди не по собственной воле, они были обречены на муки создаваемые бесчинством науки. И эта лечебница не единственная достопримечательность улицы, названая в честь тех, кто присутствовал на вышеописанном собрании, еще имеются тысячи слухов и непроверенных фактов.
Поговаривают, будто в нечистоте кварталов замешаны тайные общества, они внесли свою темную лепту во французское прозвище улицы, означающее нечто противоестественное. Помимо домыслов, запретная часть Лондона прославилась тремя нечеловечески выполненными с немыслимой жестокостью убийствами, хладнокровно не расследуемые полицией и Скотленд-ярдом, которые безответственно не проследили связь событий, проморгали случившееся. Деяние следовало одно за другим, с единым промежутком временного плана, в разных местах, точки сходились, указывая и походя на пирамиду, были явственным доказательством наличия злодейских культов. Однако это громкое дело, вскоре оказалось чистейшей воды фарсом, тщательно спланированным обманом, гениально отрепетированным и показанным чересчур доверчивой публике. Жертвы состояли политическими деятелями, вознамерившиеся покинуть страну, из-за не погашенных долгов, видимо неуплата налогов преследовала их, посему под предлогом смерти, они заимели самое наилучшее алиби от земных притязаний. Ведь окоченев возле публичного дома в ужаснейшем виде, мало кто пожелает спросить у тех, вернуть украденное добро. Муляжи восхитительно сработали, поверенные превосходно сыграли свои роли. И всё бы ничего, если бы не поломка и, безусловно, скорое потопление парохода, на котором должники ухитрились проделать четверть назначенного пути. Они спаслись, но какой ценой? Став обласканными удачей, их чествовали, а затем их непременно раскрыли, впоследствии приговорили.
И последнее сокровище, черное пятно, улицы Умалишон это торговая лавка некоего странного иностранца, в чьих жилах течет неведомая кровь, чье происхождение неизвестно и сам он не значится под каким либо именем. Неслучайно магазинчик имеет мистическое название – “Чудесные кошмары”, достойное фокусника именование, иллюзиониста, шарлатана, мага или чародея или простого обывателя с развитой фантазией. Гадать не стоит, ясно, что неспроста дано такое мистическое название. В гуще всевозможных антикварных лавок, парикмахерских, ателье и других заведений со странностями, располагался тот магазинчик. Редко кто захаживал в тот оплот тайн, даже влачимый любопытством юнец не осмеливался переступить порог этого заведения, дурная слава, не приветливость хозяина, все это отпугивало случайных посетителей. Также не внушала доверия бесполезность вещей, продаваемых здесь за неведомые цены. Лавка была подобна тому плотоядному цветку, который раскрывшись, источает сладостный гипнотизирующий аромат, привлекая тем самым одурманенных насекомых, впрочем, у некоторых особей все же включается чувство осторожности, страх, потому они улетают прочь, не осознавая того, что спаслись. Как бы ни было безвыходно положение магазинчика, лишь единицы приходили сюда. Отчаянные, на краю гибели люди, они, готовые отдать всё, что у них есть, платили самую высокую цену.
Атрокс – таково имя, участь, и бремя главного героя пьесы. На латыни его имя звучит многообещающе, а для кого-то обреченно. Он главный актер пьесы, он многогранен. Он вызывает бурный интерес, если проникнуть духом в самое его естество. Или он всего лишь тень чего-то значимого, не стоящая внимания. Но начнем с того, что он человек, неправильно было бы не давать ему такое предназначение. Все мы будем судимы по делам нашим, вне зависимости как мы себя называли, отрицали ли мы свою человечность, сходство с родом людским или наоборот прославляли себя. Помимо прочего эта история рассказывает о чудовище, коим является тот молодой по современным меркам человек, который стремится исправить ужасное естество свое. И именно тот, о ком шла речь, немного торопясь и прихрамывая, идет вдоль улицы Умалишон, изредка посматривая на вывески торговых лавок, в которых меняют внешность, наделяют цветочным запахом, украшают тело. В то время как душа его страдает от безразличия. Он будто что-то ищет и никак не может найти.
Вот приглашая к себе, стоит важный парикмахер, изображая учтивость, плавно напоминающую гримасу с гравюр Гойи, расставив широко рот, что является признаком самоуверенности и безнравственности, он превращает холодный ноябрьский воздух в пар. Невольно вспоминается притча, при столь объективном образчике, она покажется еще убедительней и красочней. В двух словах, описание ее таково: встретились по воле судьбы человек глубокой веры и брадобрей сомневающийся, отрицающий Бога. Он настаивал на мнении своем, рассуждая так – почему в мире столько зла, преступлений, лжи, брошенных детей? Значит, Бога попросту не существует, раз злодейства процветают. На что пришедший человек не согласился с представленным сводом аргументов. После окончания стрижки и бритья человек, расплатился с брадобреем, поблагодарил того, вышел. Но тут на пути ему попался бродяга, заросший и не бритый, подозвал его к стеклу парикмахерской, показал грязного человека парикмахеру атеисту и произнес – если есть на свете такие люди, значит, парикмахеров не существует.
Атрокс прошел мимо, не удостоив брадобрея и взгляда. Тело Атрокса покрывает пальто до самой земли, на голове шапка, а лицо повязано шарфом таким способом, что лишь бесцветные глаза стеклянно отражают муки души в десятом круге одиночества. Черной тенью он проплыл вдоль тротуара. Редкие фонари мерцают, с каждой искрой теряя жизнь электрических зарядов. Безлюдно, безмолвно. Должно произойти нечто немыслимо ужасное. Мир в предвкушении.
Бом, бом,…часы пробили полдень. Вот-вот и грянет гром, небо затянулось серостью туч, светило скрылось до прихода весны, которая будто не наступит никогда. Листва давно опала, теперь мирно покоится возле когтистых деревьев. Всё обнажено, нечего утаивать, природу ведут на эшафот, спрашивают последнее слово, и она вопит завыванием ветра – Credo! – диким криком оглашает и с надеждой умирает.
Как бы не был долог путь, рано или поздно ему предстоит окончиться, с почестями или бесславно.
Вот вывеска гласит роковой приговор, всем и каждому, кто осмелится войти в загадочную лавку. Снова выбор – шагнуть в пропасть, либо повернуть назад. Но позади гораздо хуже, так не лучше ли перевернуть тот хрупкий свод горестей земных.
Всех царств земли не сосчитать, ловко в миг единый все покорив, пред смертью лишь главу с гордынею приклонив…
Поворачивается ручка двери. Зазвенел колокольчик, возвещающий о приходе гостя. Теперь, увы, обратно не повернуть, услышав зов, зло стремится искусить, того, кто сам стремится быть искусен.
Лавка Чудесные кошмары.
Хозяин лавки
(сквозь зубы)
Вот и вы. Сквозь времени зерцало,
созерцал непокорного Стефана, гонимые за веру,
Великую ту меру, один понес, второй воротит нос,
о как похожи вы.
И видения мои, иное сходится, иное уже настало.
Атрокс
(осматриваясь)
Старо, ново, не понять где оказался я.
И как унять в груди идею Прометея.
Здесь статуи, фарфор, египетский узор,
Самурайские мечи, останки скарабея,
Черепа, алмазы и витрины.
А в них реки, горы, сибирские равнины,
Вот светлячок в бутылке пляшет,
Душой когда-то был, сейчас бессрочно продан,
