***
Жалкий и растерянный, Бин стоял неподалёку от Весёлых ворот Латиона. Как он здесь очутился – парень не помнил совершенно. Огромный пласт памяти просто провалился в какую-то бездну. Последнее, что Бин помнил – головокружительное бегство по ночным улицам Старого города на пару с Мэйлинн. И вот теперь он стоит посреди дороги, облачённый в дивного вида доспехи (хотя от них и от одежды под ними разит так, что мухи дохнут), и глупо пялится на красную стену города.
– Прощения просим, сударь, – раздался сзади вежливый голос. – Вы не могли бы подвинуться маленько?
Бин ошалело обернулся. Буквально в шаге от себя он увидел дряхлую конягу, едва не уткнувшуюся в него мордой, которая была впряжена в телегу. На телеге сидел мужичок, уважительно и боязливо поглядывающий на застывшего воина.
– Не гневитесь, сударь, только мне бы проехать…
Не говоря ни слова, и до сих пор ничего не понимая, Бин шагнул в сторону, отходя на обочину. Мужичок рассыпался в благодарностях, кланяясь и ломая шапку. А Бин глядел на него, словно не видя. Что произошло? И если где он – было более или менее ясно, то вот когда он – это был уже вопрос. Дело в том, что, коснувшись в задумчивости своего лица, Бин с изумлением нащупал окладистую бороду, которая не могла вырасти ни за день, ни даже за месяц.
– Какой сейчас месяц? – немного опомнившись, бросился он вслед за отъезжающей телегой.
– Так ведь увиллий[11 - Увиллий – летний месяц календаря Паэтты, соответствующий нашему августу. Назван в честь Увилла Великого, или Увилла Завоевателя – одного из первых королей Латиона.]… – растерянно, и несколько опасливо ответил мужик.
– Увиллий?.. – Бин окончательно потерялся. Но не могла же такая бородища отрасти за пару дней… – А какое число?
– Кажись, четвёртое или пятое… – по лицу колона было видно, что ему очень хочется хлопнуть свою лошадку вожжами по бокам, чтобы та унесла его подальше от этого странного рыцаря.
– Не может быть! – голова у Бина пошла кругом. – Ведь вчера же было девятое… А год какой? – как ни абсурдно звучал вопрос, но он казался единственным, не противоречащим логике.
На этот раз мужичок всё-таки не стерпел и что есть мочи хлестнул несчастную скотину вожжами. Нельзя сказать, что это придало кляче серьёзное ускорение, но из задумчивости вывело точно, так что телега стала быстро удаляться. Конечно, догнать её для Бина не составило бы никакой сложности, но делать этого он не стал. Он вновь стоял столбом посреди дороги, потерянно глядя в пустоту невидящим взглядом.
Все мысли словно вымело из его головы. Любая попытка осмыслить произошедшее словно проваливалась в бездонный колодец, не оставляя даже отзвука от удара о дно. Постояв какое-то время, Бин почти машинально двинулся в город. Ноги сами несли его знакомой тропой к дому.
Прохожие пялились на него – слишком уж необычен для этих районов был внешний вид и особенно, конечно, явно весьма дорогие доспехи. Однако Бин ни на кого и ни на что не обращал внимания. В голове по-прежнему была звенящая пустота. Может быть, кто-то обращался к нему, что-то говорил или спрашивал, но Бин ничего не видел и не слышал.
Добравшись до дома, Бин немного пришёл в себя – вид родных стен, такой успокаивающий и надёжный в своей неизменности, слегка привёл его в чувство. Поднявшись по знакомым скрипучим ступеням, Бин толкнул дверь. Однако та была заперта. Странно, ведь мама совсем не отлучалась никуда с тех пор как заболел Мартин, да и Нарка сейчас должна быть дома.
Однако мозг Бина, казалось, до сих пор ещё не отошёл от прошлого потрясения, так что он, не особо удивившись, просто постучал в дверь. Сначала осторожно, потом – громче, а затем и вовсе стал бить в дверь ладонью.
Через какое-то время осторожно приотворилась дверь соседней квартиры. В приоткрывшейся щели мелькнул глаз старухи Бантри, одинокой соседки семейства Танисти. Это был очень бедный район, так что воров и грабителей тут не опасались, поэтому старушка выползла на шум, чтобы узнать, в чем дело.
– Их никого нетути… – прошамкала она, видя, что стучащий к соседям человек выглядит прилично и даже богато. Вероятно, надеялась сорвать с него доррин за услугу (ведь не станет же такой важный господин таскать в кармане железо[12 - Имеются в виду мелкие железные деньги, имеющие обиход среди самых бедных слоёв Латиона: десятки (монета достоинством в десятую часть доррина), трёшки (треть доррина) и пятёрки (половина доррина).]!).
– А где же они все? – повернулся к старушке Бин.
– Так ведь сам-то помёр от синивицы той осенью, жинка его с младенцем тоже преставились, – шум в ушах Бина почти заглушил дребезжащий голос старухи, и он оперся спиной о дверь, чтобы не упасть, почти не слыша, что она говорила дальше. – Малой их с лирркой, говорят, сбежал куда-то в Кидую, чтоб пожениться там у безбожников… А две девки живут где-то, уж не знаю где. Старшая замуж выскочила, а как мор начался, так она больную сестрицу отсюдова забрала. Говорят, выходила, а там – кто знает?
Старуха Бантри продолжала что-то говорить, найдя в безмолвном и оторопевшем Бине благодарного слушателя. В густом полумраке лестничной клетки подслеповатые старые глаза не могли разглядеть в этом рослом рыцаре того самого «малого», что якобы сбежал в Кидую с лирркой. А Бин просто стоял, глядя, как шевелятся морщинистые тонкие губы. Слёз не было, ничего не было кроме леденящей пустоты.
Наконец бубнёж старухи стал понемногу проникать сквозь ватный заслон. Оцепенение спадало, уступая место сосущей боли в области солнечного сплетения. Какие-то обрывки смысла сказанного соседкой стали проникать в мозг.
– Так сёстры живы? – надтреснуто спросил он старуху, бесцеремонно прервав её брюзжащий монолог о море, плате за жильё и проклятой жаре.
– Так люди говорят, – с готовностью переключилась та. – Сама не знаю – с тех самых пор сюда больше никто не заходил. Так и стоит запертой. Сказывают, что живут они у мужа старшей из дочек…
– А какой сейчас год, бабушка? – устало спросил Бин, найдя наконец в себе силы, чтобы оторвать спину от обшарпанной двери.
– Так ведь двенадцатый, сынок, – не задумываясь, выдала старуха.
– Двенадцатый?.. – тупо повторил Бин, словно укладывая услышанное число в голову. – Спасибо, бабушка…
На подкашивающихся ногах Бин кое-как спустился с лестницы. Отец, мама и брат мертвы. Причём мертвы уже давно, почти год. Которого он, оказывается, совершенно не помнил. Казалось, только вчера он попрощался с мамой и сестрой, чтобы помочь Мэйлинн найти Белую Башню, а вот сегодня вдруг оказывается, что мамы давным-давно нет на свете. Как и отца, как и малыша-Мартина…
Выйдя на улицу, Бин, не находя в себе больше сил куда-то идти, вновь прислонился спиной к потёртой стене своего дома. Затем с каким-то скулящим протяжным воем он медленно сполз вниз, усевшись прямо в пыль и обхватив голову руками. Рыдания душили его в прямом смысле слова – ему не хватало воздуха, чтобы вздохнуть. Из горла рвались всё те же сдавленные скулящие звуки. Словно обрушившееся небо, Бина накрыло осознание того, что случилось…
Просидев так какое-то время, внезапно осиротевший Бин наконец поднялся на ноги. Нужно было отыскать Нару и Алику. И понять, что же с ним произошло – куда девалась Мэйлинн, куда девался год его жизни? Кстати, до Бина только что дошло, что он уже несколько раз вспоминал о лирре, но только сейчас осознал, что она ведь тоже куда-то исчезла.
Что случилось с того момента, как они вдвоём убегали от слуг Оливы и до сегодняшнего дня? Что сталось с Мэйлинн и где она? Почему он ничего не помнит до того момента, как оказался стоящим у ворот города? И как он там оказался? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Но сейчас эти вопросы спасали от тоски по утраченной семье, так что Бин с удвоенной энергией врезался в стену, разделившую его память, пытаясь пробить её.
– Ты можешь вспомнить, – внезапно раздался голос прямо в голове.
Казалось бы, это должно было привести Бина в состояние шока, а то и вовсе довести его до инфаркта, но почему-то парень не слишком-то удивился данному феномену. Отчего-то это оказалось смутно знакомым, словно он уже слышал этот голос раньше. «Дайтелла» – внезапно всплыло в памяти имя, а следом за ним пришёл образ живой мумии, лежащей в голубоватом свете.
«Чёрная Башня» – новое понятие словно огнём выжгло все другие образы. Следом завертелось страшное словосочетание, которое станет известно жителям Паэтты лишь через несколько месяцев после того, как Бин вернулся домой: «Герцогиня Чёрной Башни». Это было уже так близко, что Бин физически ощутил, как предчувствие открытия связывает внутренности в узлы. «Мэйлинн»…
Это имя действительно было паролём. Как только оно возникло вновь в воспалённом мозгу Бина, всё тут же встало на свои места. Он словно наяву увидел перед своим внутренним взором прекрасную лирру, чьё лицо было искажено мукой и наслаждением одновременно. Бин увидел, как Мэйлинн, повернувшись к нему спиной, словно растворяется на фоне громадной Чёрной Башни, довлеющей над окружающими скалами.
Тут же у Бина в голове словно открылась дверь забитой до отказа кладовки, из которой наружу разом вывалилось всё: мёртвый Кол, Варан, мессир Каладиус, гномы, некроманты, «Нежданная», синивица в Лоннэе, гоблины Симмера… Всё это обрушилось страшным камнепадом, снося сознание Бина, словно лёгкую плотину…
Глава 6. Миссия
Бин пришёл в себя. По щекам текли слёзы, а в ногах была такая слабость, что если бы не удерживающее его заклятие, он наверняка бы рухнул на каменный пол. В груди было очень больно – и потому что он в очередной раз пережил тяжкие минуты, и потому что он вспомнил.
– Прости, что тебе пришлось ещё раз пройти через это, – раздался голос Дайтеллы.
– Ничего, – Бин всхлипнул.
Помнится, Мэйлинн говорила, что Дайтелла настолько далека от всего земного, что ей чужды привычные для простых смертных категории и понятия. Увидев этот полутруп, Бин легко мог бы в это поверить. Однако в общении лиррийская магиня не особенно отличалась от многих других смертных, например – того же мессира Каладиуса. Вот и сейчас – она попросила прощения… Почти бессмертная лиррийская волшебница попросила прощения за то, что задела чувства бабочки-однодневки… Неужели и эти сведения о ней были не более чем мифом? И если так – то, быть может, даже великая Дайтелла тяготится своим бытием? Эти мысли молнией промелькнули в мозгу Бина, но тут же уступили место другим.
– Я всё вспомнил… – почти прошептал он.
Интонации, с которыми он произнёс фразу, красноречиво показывали, какую боль ему причиняют воспоминания о Мэйлинн и Чёрной Башне.
– Но наверняка ничего не понял.
– Да, – признал Бин. – Что случилось с Мэйлинн? Почему Башня из Белой стала Чёрной? И что произошло с нами?
– Башня стала Чёрной, поскольку Мэйлинн не прошла испытания. Она использовала магию Башни во зло, уничтожив множество лирр. Башня сама по себе не имеет цвета, она приобретает тот цвет, который несёт её Искатель. Мэйлинн пришла с чистыми намерениями, поэтому Башня была Белой. Но она не сумела удержать эту белизну. Более того, она изменилась сама. Магические способности, которые были запечатаны в ней, вырвались наружу, изменив её душу и тело подобно тому, как это случается со всеми нами. Поэтому Герцогиня Чёрной Башни – это уже не совсем Мэйлинн, хотя Мэйлинн в ней тоже есть.
– То есть она стала той самой лиррийской мессией, которую из неё хотел сделать Орден? – с болью в голосе спросил Бин.
– Нет. Эти глупцы переиграли сами себя. Они были слишком самоуверенны и не предвидели такого развития событий. Мэйлинн действительно была той, кто могла бы стать мессией моего народа. Высшие магистры Ордена Лианы решили провернуть ловкий трюк – подчинить будущей «спасительнице» силу Башни. Они были убеждены, что сумеют увлечь Мэйлинн на свою сторону. Но они не учли той глубокой привязанности, что она питала к вам, её спутникам. Эта ошибка стоила им как жизни, так и потери мессии, ибо могут пройти многие тысячелетия, прежде чем новая аномалия явится в наш мир.
– Так кто же она – эта новая Герцогиня?
– Просто ещё одна сила в этом мире. Сила достаточно могущественная, чтобы претендовать в перспективе на владычество всей Паэттой. По сути – ещё одна аномалия, более мощная и опасная, чем Бараканд или Симмер. Сейчас она пока атакует Палатий силами подчинившихся ей келлийцев. Чего она хочет – этого я сказать не могу, поскольку, став частью Башни, Мэйлинн изменилась, стала более иномировой. Однако я знаю, что та, истинная Мэйлинн, не умерла до конца и живёт внутри Чёрной Герцогини. И, возможно, её ещё можно спасти, а вместе с нею – и весь наш мир. Именно поэтому я и вызвала тебя.
