Герцогиня Чёрной Башни. Хроники Паэтты. Книга II
Полковник Жокко уже откровенно морщился, видя молодого лейтенанта, поскольку тот смертельно надоел ему расспросами. Другие командиры рот тоже не держали рот на замке, но Брайк был поистине невыносим. Лейтенант понимал, что будь сейчас мирное время, его давно бы уже отправили куда подальше, командовать каким-нибудь богами забытым гарнизоном на побережье Серого моря. Однако, по счастью, сейчас была самая настоящая война, так что Жокко не мог себе позволить разбрасываться столь ценными кадрами, как бы сильно они его не выводили из себя.
По итогу Брайк пока старался делать то, что зависело непосредственно от него. Гонял солдат, не давая засиживаться, устраивал стрельбы, ставил на уши походную кухню, чтобы солдаты получали нужный паек вовремя и в полном объёме. Глядя на него, зашевелились и другие командиры, что давало смутную надежду на случай, если всё станет совсем плохо.
Не могло также не беспокоить то, что накануне заварухи Брайк лишился своего лучшего сержанта. Справится ли новоиспечённый командир взвода Прэйн, ведь хорошо сражаться и хорошо командовать – совсем не одно и то же. Лэйто прекрасно сочетал оба этих качества, а вот Прэйн… Посмотрим…
В таком тревожном ожидании Брайк провёл этот и весь следующий день. А на третий день после отъезда Бина его вдруг с самого утра вызвали к Жокко. У лейтенанта защемило в груди – значит, началось. Полковник уже много-много дней не вызывал командиров рот по утрам, да и не каждый вечер он собирал их, чтобы выслушать дневные отчёты. С сильно бьющимся сердцем Брайк отправился в штаб.
Он не ошибся. Жокко, стоящий в окружении сразу нескольких магов, объявил о предстоящей битве. Он долго и пространно говорил о долге, о ограниченности терпения палатийского народа, о самоотверженности его солдат. В конечном итоге командиры рот разошлись по своим расположениям, чтобы проинструктировать личный состав и подготовить его к сражению. Время атаки было назначено на полдень.
Для начала Брайк собрал своих сержантов (точнее, сержанта и рядового). Коротко и ясно обрисовал картину. Оба комвзвода встретили новость достойно, даже с некоторым, казалось, облегчением. После инструктажа оба подтвердили, что поняли поставленную задачу, и направились к своим подразделениям.
Вскоре лагерь загудел, словно растревоженный улей. Суета, в которой поровну смешались страх и азарт, нетерпение и какая-то сковывающая вялость. Стрелки в тысячный раз проверяли спусковые механизмы арбалетов, выверяли прицел и громко матерились. Брайк, дав несколько минут, чтобы охватившее солдат волнение немного пошло на убыль, вышел из своей палатки и велел строить роту.
– Солдаты, – начал он. – Сегодня нам предстоит впервые сразиться с врагом необычным, даже непостижимым. И сердце моё сейчас трепетало бы от ужаса, если бы я не провёл с этим врагом бок о бок полтора месяца, если бы я не видел, что он не способен ни на что, кроме как вяло копошиться на пляже. Будьте уверены, ребята, что мы легко сбросим этих тварей назад в море! Если что-то и печалит меня сейчас, так это то, что мы не сделали этого раньше!
Замолчав, Брайк дал понять, что с пафосной частью покончено. Однако, надо сказать, что солдаты восприняли речь весьма воодушевлённо. У многих загорелись глаза, сжались кулаки, заиграл румянец. Троекратное «ура!» грянуло в ответ на слова лейтенанта. Что ж, уже хорошо. По крайней мере, в данный момент эти люди готовы сражаться. Поглядим, что будет дальше.
– Для нашей роты командование выделило лучшую позицию! – продолжил Брайк, когда отгремели восторги. Вероятно, все командиры рот сейчас говорили своим бойцам то же самое, но кого это волновало! – Мы займём два холма примерно в полумиле к северу от лагеря. Построение – двойная цепь. Командование решило обойтись малой кровью. Мы будем бить по врагу с безопасного расстояния, а если они двинутся в атаку, будем постепенно отступать к позициям пехоты. Если покажем себя как следует, мечникам и алебардщикам сегодня может и не найтись работы! Тем более, нас поддержат маги.
Вновь ободрённые солдаты не выдержали и гаркнули «ура!». Что ж, это хорошо.
– Многие из вас наверняка задавались вопросом – а смогут ли наши болты причинить вред этой нежити, – вновь заговорил Брайк и ответом ему стало согласное ворчание стоящих перед ним рядов. – Отвечаю: вы, должно быть, видели, что в последнее время все наши болты были смазаны особым составом. Маги утверждают, что он очень эффективен против гомункулов.
– А против нас? – раздался голос из шеренги.
– Для нас он совершенно не опасен, – Брайк не обратил внимание на нарушение дисциплины. – Более того, на ощупь вы даже не почувствуете, что эти болты не такие как обычно. Обычная смазка, как всегда. Ещё есть вопросы?
Молчание стало ответом командиру.
– Ну вот и замечательно! Теперь у вас примерно полтора часа личного времени. Распорядитесь им с толком. В половину двенадцатого – сигнал к построению. Всем быть готовыми. Всё будет в порядке, парни! – закончил Брайк свою речь. – Мы справимся!
По сигналам сержантов строй рассыпался на отдельных солдат. Все поспешили по своим делам, надеясь не упустить ни одной минуты из оставшихся полутора часов. Правда, уже вскоре большинство из стрелков уселись кружками возле своих палаток, говоря о пустяках, а то и вовсе – молча. В последние минуты перед боем все дела казались какими-то ненужными и неважными. Разве что то один, то другой боец вскакивали, чтобы пробежаться до отхожих ям, но это не вызывало никакого смеха среди остальных. Даже у бывалых ветеранов сейчас крутило живот.
Рога, сыгравшие сигнал к построению, были встречены почти с радостью – ожидание утомило всех. Солдаты бодро вскакивали и спешили занять место в строю. Одновременно удвоилось количество прибауток и хохм – каждый старался поддержать и себя, и товарища. Построение было выполнено молниеносно, так что затем больше двадцати минут вторая рота, так же, наверное, как и все остальные одиннадцать рот полка, стояли на палящем солнце, ожидая теперь команды выдвигаться.
От лагеря до прибрежных холмов было не больше десяти минут бодрым шагом, так что вскоре стрелки стали занимать отведённые им позиции. Рота Брайка двинулась на свои холмы, перекрикиваясь с солдатами других рот, назначая шутливые пари вроде тех, кто больше зомбаков положит, или в чьей роте будет меньше трупов. Сзади понемногу придвигались пехотные части – впереди шли легионеры Латиона, чуть поодаль плелись новобранцы-палатийцы.
Ящики с болтами были заранее поднесены на позиции и расставлены так, чтобы максимально ускорить процесс зарядки. Брайк заметил, что мимо этих ящиков ходят маги, выполняя какие-то пассы. Судя по всему, они готовили к действию тот самый чудо-состав, которым были смазаны болты, и что должен был истребить всех гомункулов до последнего. Лейтенант усмехнулся – маги сейчас были похожи на жрецов-протокреаторианцев во время их главного праздника Троицы. Они так же ходят мимо прихожан и благословляют подобными жестами.
Когда рота поднялась на вершины двух отведённых им холмов, лейтенант почувствовал привычную тошноту. Внизу, футах в трёхстах от его ног, мерзко шевелилась почти чёрная масса, заполняя собой берег, насколько хватало глаз. Чувство жалкой растерянности внезапно накатило на Брайка – неужто возможно истребить такое количество нежити? Но командир не должен поддаваться слабости, потому что это ставит под удар всё подразделение, поэтому лейтенант тут же отогнал от себя пессимистичные мысли, сосредоточившись на тактике.
Стрелки использовали стандартное построение в две линии, когда огонь ведётся попеременно двумя шеренгами – пока первая заряжает, вторая даёт залп. Конечно, для подобной тактики плотность огня маловата – восемь с небольшим десятков его подчинённых были размазаны по протяжённости порядка двухсот ярдов. Однако Брайк тешил себя мыслью, что в бою его бойцы сами поймут, какая тактика приведёт их к победе. Опять же, на что в роте сержанты? Но, положа руку на сердце, Брайк не одобрял решения командования наступать сразу по всему фронту. Плотность огня категорически недостаточна для того, чтобы смести такую массу врагов.
Однако теперь Брайк заметил, что маги, закончив, похоже, обряд зачарования, растягиваются цепью. Их было не так чтобы много – едва ли полсотни, поэтому они стояли по одному, максимум – по двое на каждом холме. Теперь лейтенант понял, что именно магия должна стать главной ударной силой, а задачей стрелков, похоже, станет прикрытие волшебников от возможных нападений. Брайк почувствовал некоторое облегчение – если маги знают, что делают, то дело, похоже, может выгореть.
Никакого сигнала к началу битвы не прозвучало. Вероятно, маги получили этот приказ каким-то иным способом, потому что начали они синхронно. Волшебники не стали мудрствовать лукаво, и применили самый действенный и простой вид магии – стихийную, а именно, магию огня. Огненный смерч обрушился на побережье.
Каждый маг действовал в силу индивидуальных возможностей или предпочтений. Кто-то бил здоровенными раскалёнными огнешарами, которые не покрывали больших площадей, зато несли мощный разрушительный заряд. Другие – напротив, предпочитали волны, струи и стены огня, которые, конечно, не причиняли такого урона, как огнешары, но захватывали сразу целые сектора побережья.
Сердце Брайка ликовало, когда он смотрел, как гомункулы корчились в огне, словно личинки гигантских насекомых. Сотни, если не тысячи их гибли в магическом пламени, которое перекидывалось с одного гротескного тела на другое. Те, кого накрывало огнешаром, валились тут же, чтобы больше уже не встать. Попавшие под волну огня, какое-то время ещё брели по склонам холмов, словно в надежде отомстить за свою гибель, но через какое-то время также падали под ноги своим собратьям.
Гигантская масса гомункулов пришла в движение. Однако это не был яростный натиск, знакомый всем, кто хоть однажды бился с северными берсерками. Это было вялое, тупое перемещение, не приносящее противнику ни малейшей угрозы. Солдаты Пятого стрелкового полка хохотали, словно одержимые, глядя на геенну огненную, разверзшуюся у них под ногами. Казалось, победа будет до обидного лёгкой.
Однако несмотря на то, что сотни и даже тысячи гомункулов гибли в огне, тысячи ещё оставались в живых, если к ним вообще можно применить данное слово. Также вскоре стало ясно, что маги начинают выдыхаться. Тот маг, что стоял в паре десятков шагов от Брайка, заметно побледнел, и с него градом катился пот, словно он только что лично втащил все эти ящики с болтами на вершину. До гомункулов оставалось ещё полторы сотни футов довольно крутого склона, но они, хотя и медленно, но неумолимо двигались вперёд.
– Надо бы пособить мессирам магам! – крикнул сержант Пэйл, с тревогой поглядывая на теряющего силы чародея.
Брайк коротко кивнул, но медлил дать сигнал своим бойцам, ожидая приказа свыше. К счастью, долго его ждать не пришлось. Сзади забили барабаны – условленный заранее сигнал для арбалетчиков.
– Первлиния, товсь! – надсаживая горло, чтобы переорать весь этот хаос, рявкнул Брайк. – Пли!
Тявкнули арбалеты, посылая во врагов тяжёлые металлические веретёнца. Всё как обычно, но в этот раз болты, едва сорвавшись с ложа, внезапно вспыхивали неестественно ярким пламенем, и мчались дальше, подобно маленьким кометам. Это было так красиво, что Брайк даже мимоходом пожалел, что дело происходит не ночью – должно быть, зрелище было бы ещё более завораживающим. Хотя густые клубы чёрного дыма и так понемногу закрывали солнце.
– Вторлиния, товсь! Пли! – чувствуя, как его накрывает восторг, проорал Брайк.
Конечно, те десятки болтов, что летели сейчас во врага, не смогли бы остановить тысячи. Однако магический огонь, который они несли, оказался куда страшнее металла. Ударяясь о тушки бредущих гомункулов, пламя словно разбрызгивалось десятками небольших огненных брызг, которые тут же впивались в тела идущих рядом. Один болт уничтожал до полудюжины монстров.
Волшебники в это время отходили назад. Многие – едва волоча ноги. Нескольких и вовсе вели под руки солдаты. Арбалетчики остались на вершинах холма одни, наслаждаясь огненной феерией.
Когда расстояние до наступавших гомункулов сократилось до каких-то трёх десятков шагов, сзади вновь застучали барабаны – сигнал к отступлению. Выпустив последние болты, стрелки стали организованно отходить к линиям пехоты.
– Дальше! Дальше! – яростно маша рукой, орал какой-то всадник, стоящий в полусотне шагов впереди позиций латионцев. – Отходите дальше от холмов!
Брайк понял, что магические сюрпризы ещё не окончены, поэтому проследил, чтобы все его бойцы оказались как можно дальше от гряды холмов. Наступило небольшое затишье. Люди переводили дух, гомункулы взбирались на вершину гряды. Теперь, когда экстаз битвы немного отпустил, вновь навалилась смутная тревога, ведь, что ни говори, а по ту сторону огромной земляной насыпи оставались ещё тысячи врагов.
Вот они показались на фоне чёрного дымного неба. Вот первые ряды начали спускаться вниз – куда более резво, чем поднимались. Словно перехлестнувшее море, толпы гомункулов стали спускаться к позициям людей. И тут Брайк заметил шевеление в рядах защитников – ещё не до конца пришедшие в себя маги, стиснув зубы, выходили вперёд. Они брались за руки, словно образуя какой-то необычный контур.
Когда фигура была закончена, чародеи напряглись, опустив головы, словно погрузившись в транс. И тут будто судорога пробежала по земной тверди, хотя при этом даже арбалеты, прислонённые к нагромождённым ящикам, не упали. Однако, многие люди только что не рухнули на колени. Странное землетрясение, которое не поколебало ни поверхность земли, ни бездушные предметы, находящиеся на ней, но мощно ударило по людям.
До Брайка дошло, что это была магия. То есть он, человек без магических способностей, впервые ощутил эту могущественную силу – настолько она была мощной. Он не был экспертом по магическим наукам, да и вообще слабо представлял себе всё, что было связано с волшебством, но он тут же понял, что на подобную мощь в окрестности сотен, а то и тысяч миль отсюда, был способен лишь один маг, а точнее – магиня.
Свой решающий удар нанесла Дайтелла. Человеческие маги помогли ей сфокусировать и, возможно, усилить заклятие. Кроме того, ими заранее была проведена соответствующая подготовка на холмах. Возможно, их почва также была обработана тем чудодейственным эликсиром. Так или иначе, но холмы будто бы взорвались огнём. Волна мощного жара опалила оторопевших солдат, явственно запахло палёными волосами – многие лишились ресниц и бровей, а волоски бород у первых рядов скрутило и оплавило. Теперь на землю попадали даже те, кто стоял до сих пор – их швырнула туда взрывная волна.
Стена огня, высотой в полсотни футов, опадала потом в течение двух часов, или даже больше. Если кто-то из гомункулов и уцелел, то их легко можно будет уничтожить позже. Тем более, что жар от оплавленных холмов шёл такой, что вряд ли на них удастся взобраться раньше чем через день, а то и два.
Похоже, это был конец боя. Как и предрекал недавно Брайк (сам, впрочем, мало веря своим словам), пехоте так и не пришлось вступить в это сражение. Однако особого огорчения по этому поводу в рядах пехотинцев лейтенант, конечно, не наблюдал.
Буря восторга охватила войско. Все славили магов, славили стрелков, славили командование, славили короля. Кто-то из столичной верхушки произнёс проникновенную речь, где говорилось, что потомки будут с гордостью вспоминать название деревеньки Синица, ибо там человечество дало решительный отпор чёрным силам, пришедшим из-за океана.
Брайк не сомневался, что весть об этой победе помчится на восток быстрее степного пожара. Многие люди, не знавшие до сих пор даже о вторжении, с восторгом узнают сразу о безоговорочной победе. Победе, что ни стоила даже капли человеческой крови.
Однако лейтенант почему-то стоял сейчас какой-то опустошённый. Ему не верилось, что всё закончилось. Причём это была не какая-то фигура речи. Брайк действительно не верил, что это – конец.
Глава 8. Солана
Жить на берегах Алийи было уделом не для слабаков, и дано не каждому. Снежные зимы, когда невысокие постройки колонов заносило едва не по крыши, и вместе с тем – знойное, влажное лето. Полчища мошки, от укусов которой вздувались болезненные волдыри, не говоря уж о комарах, слепнях и прочей гнуси, что плодилась в небольших заводях, остающихся после весеннего разлива реки, а также во множестве болот, постепенно переходящих в одно сплошное, именуемое Симмерскими болотами. Слишком топкая почва, чтобы в ней уютно чувствовали себя злаки и фруктовые деревья. Каждый клок пригодной для земледелия земли приходилось с боем отбивать у разраставшихся повсюду кустарников и буйных трав, забивавших более слабые растения, приручённые людьми.
Здесь человеку приходилось воевать каждодневно. Воевать с этой сорвавшейся с привязи природой – с климатом, землёй, водой, лесами… Всё необходимое для жизни приходилось буквально вырывать из цепких лап неприветливого окружающего мира. Это сказывалось на здешнем населении. Даже в столице простолюдины не могли похвастаться большой продолжительностью жизни – как правило, человек в шестьдесят считался уже дряхлым стариком, а большинство не доживало и до этого возраста…
Здесь, на берегах Алийи, женщина считала себя счастливой, когда доживала до сорока, ибо к этому сроку она уже успевала прожить свою полную тяжких трудов жизнь, вырастить с полдюжины детей, похоронив ещё столько же, и увидеть первых внуков. Местных девочек выдавали замуж обычно не позже четырнадцати, и вся их дальнейшая жизнь была бесконечной чередой родов и изматывающей работы.
Солане было почти шестнадцать, но она до сих пор не была замужем. Хвала богам, её отец настолько обожал дочь, что потакал всем её прихотям, а матушка, которая могла бы сказать своё веское слово, померла лет семь назад от алой лихорадки. У Соланы было ещё двое старших братьев и сестра, которая была моложе её на два года, однако уже пару месяцев как была замужем за этим неуклюжим Борни – олухом с отвислыми губами и лопоухими ушами. Ох и хохотала же Солана над выбором сестры, но ту было не переубедить – лучше уж такой муж, чем сидеть в старых девах как старшая!
Сколько раз уже сватались местные женихи к самой Солане! Сколько раз отец осторожно, издали заводил разговор то о рыбаке Джейле, то о лесорубе Кёрсте, то ещё о каком-нибудь деревенщине, что, влажно поблёскивая глазами, разглядывал упругое, ладно слепленное тело девушки, неизменно наряженное в мужскую одежду. Но всякий раз после подобных слов Солана закатывала такие истерики, что добряк-отец, как правило, сбегал в местный кабачок и возвращался лишь после полуночи, когда все в доме уже спали.
Младшая сестрёнка, которую родители, не особенно напрягаясь, назвали Алийей, весьма презрительно фыркала, взирая на свою старшую непутёвую сестрицу, которую пренебрежительно называла «пацанкой». Действительно, любой сверстник Соланы, если отвлечься от её женственных форм, назвал бы девушку «своим пацаном». С самого детства она играла в незатейливые мальчишечьи игры – с воплями гоняла товарищей обломанным черенком мотыги, который символизировал меч, причём дралась им так яростно, что отшатывались и более взрослые парни. Постоянно увязывалась на охоту то с отцом, то с кем-нибудь из старших братьев. Да и одевалась гораздо чаще не в сарафаны, что так и лежали в сундуке, дожидаясь, покуда подрастёт Алийа, а в обноски, оставшиеся от братьев.
С точки зрения младшей сестры невозможно было представить себе более непутёвую жизнь для девушки, но Солану, напротив, приводили в ярость непритязательные мечты Алийи: удачно выйти замуж, иметь свой дом и множество детей. Солана мечтала о другом. Ей хотелось увидеть мир, увидеть далёкое море, горы, другие страны. Ей хотелось совершать подвиги как те великолепные рыцари, о которых в детстве ей рассказывал истории дед Куркуль, как все в деревне называли отца её матушки. Вот кто всегда смотрел с задорным огоньком на то, что вытворяла Солана, на её сбитые коленки и растрёпанные волосы! Дед всегда посмеивался над визгливыми криками дочки – матери Соланы – когда та пыталась учить девку уму-разуму. Увы, проклятая алая лихорадка унесла обоих…
Теперь, будучи уже почти совсем взрослой девушкой (а по местным меркам – так и вовсе едва ли не «перезревшей»), Солана помогала престарелому отцу охотиться. Оба брата жили теперь уже каждый своей жизнью, недавно и Алийа покинула родительский кров, так что Солана осталась единственной помощницей. Хлопотала по дому, стирала, готовила, бегала в лавку Шенстри, чтоб обменять лисьи и беличьи шкурки, бобровый жир и вяленое мясо на гвозди, муку и льняное полотно. Но главное, конечно – это охота.
Никто из мужиков не сказал бы этого вслух, но негласно все согласились бы, что нет в окрестности ста миль стрелка, который бы сравнился в меткости с Соланой. Её шкурки ценились всегда выше всех других, потому что скорняки могли не трудиться проверять их целостность. Стрела Соланы всегда била прямо в глаз даже самой мелкой и забравшейся высоко на сосну белке. А если добавить к этому и её чутье следопыта, то не было в округе ещё и охотника лучше и удачливее.
Солана любила охотиться. Любила выслеживать зверя, любила загадки, что загадывал ей лес. Любила опасность, ведь в лесах вполне можно было наткнуться на кабана или медведя, да и завалить лося из лука – тоже та ещё задачка. Солана любила зависеть только от себя, не ждать ничьей помощи или подсказки, есть то, что добудешь сама, спать там, где застанет ночь… Иногда девушка уходила в леса на два-три дня. В один из таких уходов она потеряла в пути огниво, так что две ночи пришлось провести без костра. Но главное – пришлось есть сырое мясо, нарезая его тонкими ломтями. Однако Солане даже в голову не пришло вернуться домой.
Особенно любила Солана уходить вдоль реки к югу. Туда, где милях в сорока пяти лежало Про́клятое озеро, как местные величали озеро Симмер. Несмотря на то, что до границы Симмерских болот было добрых пятнадцать-двадцать миль, мало кто из местных охотников отваживался ходить в ту сторону. Однако Солану это место словно притягивало. Будучи четырнадцатилетней девчонкой, она впервые добралась до северных границ Симмерских болот. Когда она рассказывала об этом, те, кто плохо её знал, не верили ни единому слову, а те, кто знал хорошо – с замиранием сердца смотрели на храбрую охотницу огромными глазами.
В последние годы что-то изменилось. Зло, живущее в Симмерских болотах, стало словно сильнее. Всё явственней чувствовалось его зловонное дыхание. Раньше Солана, не колеблясь, назвала бы место, где проходит граница между нормальной землёй и окрестностями Проклятого озера. Это была мёртвая сосновая роща.
Отчего она погибла – этого девушка, естественно, не знала. Выбеленные солнцем, лишённые коры и ветвей прямые древесные стволы торчали, словно древки копий на протяжении многих миль к востоку и западу, а какова была ширина этой рощи – Солана не знала, ибо так и не решилась ступить на мёртвую землю.
Там, у этой рощи, юная охотница уже явно чувствовала незримое присутствие чего-то недоброго, могучего и одновременно терпеливого. Солана понимала, что для этой силы она – не более чем букашка, пролетевшая мимо. Чувствовалось, что сила эта ожидает уже много тысячелетий, надеясь продвинуться дальше на север, но пока не может этого сделать, а потому ждёт.
Но в последнее время ей словно бы надоело ждать. Эта страшная, грозная сила двинулась с места, либо стала ещё сильнее, подминая под себя всё новые пространства. Судя по всему, второе было куда ближе к истине. И вот сегодня наконец Солана наткнулась на явное свидетельство приближения проклятия озера Симмер.
Она бродила по хорошо знакомому ей лесу милях в десяти от деревни, выслеживая годовалого кабана-подранка, которого ранила сама вчера вечером. Солану душило чувство досады – не заметила дефекта оперения стрелы, поэтому та немного ушла в сторону, попав кабану не в яремную вену, а куда-то в область лопатки. Кабан, визжа, убежал, а девушка, сквернословя, бросилась вдогонку, выискивая капли крови на опавшей хвое и кустах.
Судя по количеству этой самой крови, кабан так или иначе был обречён – через какое-то время он падёт, обессилев от кровопотери. Но до тех пор он мог пробежать ещё не одну милю. Самолюбие охотника не позволило Солане упустить добычу – она должна была во что бы то ни стало достать засранца.
Нашла его она уже утром. Её кабан, её законная добыча, был обглодан почти до костей. Всё вокруг было залито кровью, валялись обрывки внутренностей, кости. Кто мог так обожрать тело? Это не было похоже ни на волков, ни на более мелких хищников. С какой-то бессмысленной жестокостью туша была разодрана, размётана по поляне.
А ещё тут были следы, благо те, кто пировал здесь ночью, ходили прямо по свежей крови, так что их отпечатки нашёл бы и самый бездарный из охотников. Солана бездарной не была, поэтому она видела куда больше. Во-первых, с первого взгляда было ясно, что таких следов раньше она никогда не встречала. Какому животному они принадлежали – оставалось только гадать. Но пугало то, что следы эти очень уж походили на человеческие, хотя и был ряд отличий, которые доказывали, что здесь побывали явно не люди.