Рассказывая сказки
Майкл пошел в ванную, умылся и побрился. В последнее время он этим не утруждался, за исключением вчерашнего дня перед походом в церковь, но, раз уж он собирался остаться в живых, нужно было делать все, как полагается. Играть по правилам до конца. По этой же причине он положил хлеб на гриль и заставил себя позавтракать.
Он как раз вытирал тарелку и чашку, когда в дверь позвонили. Времени было половина девятого. Женщина, убиравшая у него раз в неделю, приходила в другой день, так что он проигнорировал звонок. Но позвонили снова. Наверное, какой-нибудь репортер хотел предложить ему состояние за фото Джини, обещая рассказать его версию событий. Звонок продолжал звонить, пискляво, беспрерывно, как будто кто-то удерживал кнопку. Он вышел в прихожую. Через матовое стекло передней двери он увидел тень какой-то громоздкой фигуры.
– Уходите, – крикнул он. – Оставьте меня в покое. Иначе я вызову полицию.
Звонок замолчал, и створка почтового ящика приподнялась. Он увидел рот, губы, глотку.
– Я и есть полиция, милый, и если не хочешь проехаться до участка в патрульной машине, лучше впусти меня в дом.
Он открыл дверь. На пороге стояла женщина. Что-то в ее позе напомнило ему Пег, и его отношение к ней вдруг изменилось – он почувствовал некое расположение. Возможно, дело было в ее габаритах, толстых ногах и тяжелом крупном бюсте. Но было и что-то еще. То, как она улыбнулась. Как будто даже видя, что он ворчливый старый мерзавец, она почему-то все равно испытывала к нему симпатию. Она прошла в прихожую.
– Тесновато тут, – сказала она.
Он не стал спорить. Она ему нравилась, в отличие от инспектора Уинтера, который влез в его дом, думая, что он что-то понимает в чувствах Майкла. Она была из тех женщин, которые сразу говорят, что думают. Она не собиралась разыгрывать комедию перед всем светом.
– Я видела вас вчера в церкви, – продолжила она. – Вышла за вами следом. Но вы казались расстроенным, я и решила, что лучше будет денек подождать.
– Пожалуй, вы были правы.
– Вы позавтракали? – спросила она.
Он кивнул.
– Значит, пришло время кофе.
– У меня нет кофе, – сказал он. – Чай сойдет?
– Только если крепкий. Терпеть не могу слабый чай.
Когда он зашел в гостиную с подносом, она все еще стояла. Он заварил чай в чайнике и накрыл его грелкой, которую Пег связала из старых остатков шерсти. Поставил кружки. Он подумал, что над маленькой чашкой она бы посмеялась. Она рассматривала фотографии на полке в нише рядом с газовым камином. На одной из фотографий был он, стоящий рядом с лодкой, в день, когда ему вручили награду, расплывшийся в широкой улыбке, которая была скорее вызвана элем, чем медалью. На другой был он и Пег в день их свадьбы – он, тощий, как те африканцы, которых показывают по телику в репортажах про голод, и она, мягкая и округлая, с венком из шелковых цветов в волосах и розами в руке.
– Фотографий Джини нет? – спросила женщина. – Вы же не продали их прессе?
– Я бы такого не сделал! – Он был в ужасе от того, что она сочла его способным на это.
– Нет, – мягко сказала она. – Конечно нет. Так почему нет фотографий?
– Я считал, что она виновна. Все это время я считал ее виновной.
– Это естественно. Все улики указывали на нее.
– Так вы тоже думаете, что это она? – Он не был уверен, почувствовал ли он надежду или страх.
– Ну… – Она замолчала. – Вы знаете, что она говорила, что уезжала в Лондон в тот день, когда убили Эбигейл?
– Ага. Никто ее не видел.
– Появился свидетель. Студент, который ее знал. Клянется, что в тот день она была на вокзале Кингс-Кросс. Я поговорила с парнем. Если он врет, то я – модель ню на обложке «Вог».
– Дело не только в том, что я думал, что она убила ту школьницу. – Майкл почувствовал, что ему нужно объясниться. – Я винил ее и в смерти Пег тоже.
– Пег верила, что она совершила убийство?
Он покачал головой.
– Ни минуты. Она боролась за Джини, говорила с прессой, с полицией, с адвокатами. Это ее измотало.
– Ну, ваше отношение ей вряд ли помогло, упертый вы болван.
Ему нечего было на это ответить, и он налил чай, предварительно взболтав чайник, чтобы было покрепче. Она тяжело уселась в кресло. Он аккуратно поставил кружку на маленький столик перед ней и с тревогой ждал, пока она снимала пробу.
– Идеально, – сказала она. – Как я люблю.
Он сел на свое место и ждал ее объяснений.
– Я Вера Стэнхоуп. Инспектор. Полиция Нортумберленда. В таких делах присылают полицейских из других округов. Посмотреть свежим взглядом, понимаете? Проверить, все ли было сделано правильно в первый раз.
– Раньше тут руководила женщина. – Сначала ему это казалось странным. Женщина руководит командой мужчин. Но когда они пару раз встретились, он понял, как ей это удавалось.
– Руководила, значит, – произнесла Вера задумчиво.
– Как ее звали? – Память всегда подводила его, когда дело касалось имен. Он видел лишь силуэт женщины, сидевшей на кухне в их доме в Пойнте. Из окна за спиной на нее лился тусклый зимний свет. Она была очень симпатичной, в черном костюме, короткой юбке, пиджаке по фигуре. Он обратил внимание на ее ноги в тонких черных колготках. И хотя они говорили о Джини и убийстве, он поймал себя на том, что смотрит на ее ноги и представляет себе, как касается их.
– Флетчер, – сказала Вера. – Кэролайн Флетчер.
– Она считала, что Джини виновна. С самого начала. Не то, чтобы она была с нами невежлива. Может, как раз поэтому я все понял, по тому, как она общалась. С сочувствием, понимаете? С жалостью. Она знала, через что нам придется пройти, когда дело дойдет до суда.
– Она оставила службу какое-то время назад, – сказала Вера. – На этот раз придется вам иметь дело со мной. А я не такая симпатичная.
– Зато общаться проще. – Ему было трудно говорить с инспектором Флетчер. Она задавала много вопросов, но у него было такое чувство, что она не слушает ответы, что за вежливой улыбкой и ясными глазами уже быстро делаются какие-то выводы, и они никак не связаны с тем, что он говорит.
– Вот для чего я здесь, – сказала Вера. – Я хочу, чтобы вы со мной пообщались.
– Я мог помочь ей с досрочным, – сказал он вдруг. – Если бы сказал, что она может остаться здесь, что я ее поддержу, когда она выйдет. Если бы я поверил ей, она бы все еще была жива.
Она поставила кружку и посмотрела на него, сердито сжав губы.
Он подумал, что она на него накричит, выскажет ему все, что думает насчет его недоверия к дочери.
– Не вы ее туда засадили. – Она говорила очень медленно и отчетливо, нажимая на каждый слог, словно отбивая такт. – А мы. Мы. Полиция и Королевская прокуратура, судья и присяжные. Не вы. Вы не виноваты.
Он не поверил ей, но был благодарен за эти слова.
– Что вы хотите знать?
– Все, – сказала она. – Все о том времени.
– Не уверен, что смогу вспомнить. И я могу что-нибудь напутать, какие-нибудь детали.
– Ну, – сказала она, – как раз с деталями проблем не бывает. Они запоминаются лучше всего.
Глава восьмая
Пег была единственным человеком, с кем Майкл мог вот так говорить. Когда Майкл прерывался, чтобы взглянуть на Веру, проверить, слушает ли она, оценить ее реакцию на его слова, он каждый раз поражался, потому что почти ожидал увидеть лицо жены. Вера слушала всегда.
Он начал сначала.
– Я никогда не думал о детишках. Я думал, мы и так счастливы. Но для Пег это было важно. Думаю, ей хотелось иметь большую семью – у нее было четверо сестер. У ее отца была ферма недалеко от Хорнси. Когда она поняла, что беременна, была вне себя от восторга. Она уже потеряла всякую надежду, что это произойдет. Ну, я был рад за нее, но не понимал, как это может сделать жизнь еще лучше.
А потом родилась Джини, в ночь большого весеннего половодья. Она была длинной и тощей, даже младенцем, с густыми черными волосами.
– Вы тогда жили в Пойнте?
– Ага, из-за работы. Мы думали, что для ребенка место тоже сойдет. Просторно: было, где побегать. Хороший свежий воздух. И не одиноко – у спасателей, живших по соседству, тоже были дети, а когда она выросла, Пег возила ее в детский садик в Элвет. Но ей никогда не нужна была компания, даже когда она была маленькая. Всегда в окружении книг и музыки. С самого начала.
Он поднял взгляд.
– Пег всегда говорила, что она пошла в меня, но я этого не замечал. Я не любитель книг. «Джини гордая и упрямая, – говорила она. – От кого это у нее, по-твоему?»
– Я пытаюсь найти ее друзей, – сказала Вера. – Мне бы хотелось поговорить с людьми, которые ее знали. Наверняка в школе были какие-нибудь девочки…
– Наверное, подружки были. Девочки из школы, как вы говорите. Она ходила к ним на дни рождения, а Пег приглашала их к нам на чай. – Он вспомнил о тех днях. Дом, казалось, был ими полон – маленькими симпатичными девчонками в нарядных платьях, которые хихикали, болтали и гонялись друг за дружкой по саду. – Но я видел, что Джини ни с кем из них не близка. В ней было что-то траурное. Она воспринимала жизнь слишком серьезно. Не знаю, откуда это в ней. Мы с Пег всегда любили похохотать.
– Что насчет парней?
– В школе никого не было. Она говорила, что слишком занята экзаменами. Пег иногда ее поддразнивала на этот счет, говорила, что нельзя провести всю жизнь в трудах. А она отвечала – крайне серьезно: «Но, мам, мне нравится работать». Может, в университете и были ребята, но мы об этом ничего не знали. Она уехала в Лидс. Оставалась на связи – звонила матери раз в неделю, периодически приезжала домой по воскресеньям. Но никогда не упоминала о парне. – Он остановился. – Может, кто-то и был. Может, она рассказала Пег и попросила не говорить мне. Она считала, что я ее все время критикую. Может, так и было. Я должен был приложить больше усилий, чтобы с ней поладить.
– А она должна была приложить больше усилий, чтобы поладить с вами, – мягко сказала Вера.
– Нет. Раньше я тоже так считал. Но я слишком много думал о себе.
– Что вы имеете в виду?
Объяснить было сложно. Так, чтобы не звучало, как хвастовство. А сейчас было не время бахвалиться.
– Тогда я был не последним человеком на деревне. Член приходского совета. Рулевой на катере, который подводит лоцманов к кораблям на реке. Если вы бывали в Пойнте, то видели их. Пришвартованные к длинному пирсу.
Она кивнула.
– В этом есть свой кайф. Особое возбуждение. Ради него ты этим и занимаешься. Но в то же время это достойная работа, и ты полагаешь, что заслуживаешь уважения. – Он снова помедлил. – Пег считала, что дети ничем не обязаны родителям. Говорила, что они не просят их рожать. Все обязательства – только у родителей. Тогда я этого не понимал, но сейчас мне кажется, что она была права.
Вера не высказала никакого мнения на этот счет.
– У меня самой никогда не было детей, – сказала она.
Ему хотелось спросить, хотела ли она детей. Он предполагал, что всем женщинам с возрастом начинает хотеться. Но, несмотря на то что ему показалось, что он очень сблизился с этой полной женщиной, чья внушительная фигура как будто заняла половину его гостиной, он решил, что вопрос слишком личный.
– Как Джини познакомилась с Китом Мэнтелом? – вдруг спросила Вера, и он был рад, что разговор перешел в более безопасное русло. Ему всегда было легче говорить о фактах.
– Здесь, в Элвете. В «Якоре». Она там подрабатывала по вечерам, еще когда была в школе. Мыла посуду, разносила еду, когда стала постарше – периодически работала на баре. Они ее очень ценили. Самая надежная студентка из всех, что они когда-либо нанимали, – так говорила владелица паба, Вероника.
– Наверное, вы ею гордились.
– Да, – нехотя сказал он. – Гордился. И не только из-за ее работы в пабе. И из-за экзаменов, и музыки, и всего. Я был слишком упрям, чтобы сказать ей. Тогда большинство людей меня любили. Майк Лонг, душа компании, на мне вся деревня держалась. Но не она. Я не понимал, не мог простить ей, что она меня не признавала. – Он снова бросил взгляд на Веру. – Извините. Болтаю всякую ерунду.
– Разве Джини еще не была студенткой, когда они с Мэнтелом познакомились? Я не понимаю, что она здесь делала. Вряд ли она стала бы возвращаться в Элвет из Лидса ради субботней подработки.
– Она приехала домой на каникулы перед выпускными экзаменами. На пару недель. Пег ее убедила. Сказала, здесь будет спокойнее готовиться. На самом деле, конечно, она хотела ее немножко побаловать. Подкормить. Вероника, наверное, прослышала, что она здесь, потому что как-то позвонила сюда в панике. Попросила Джини помочь им в «Якоре» пару вечерков. Одна из девушек заболела, и хозяйка сбивалась с ног. Так что Джини пошла навстречу.
– И там она познакомилась с Китом Мэнтелом?
– Похоже на то. Тогда она нам, конечно, ничего не сказала.
– Как так получилось, что она переехала к нему жить?
Молчание.
– Я виноват, – сказал он наконец. – Наговорил, не подумав. Как обычно.
Вера ничего не ответила. На этот раз она не собиралась помогать ему.
– Она вернулась домой, как только экзамены закончились. Мы не ожидали. Она говорила, что на каникулы поедет путешествовать. Хотела поехать в Италию.
– Одна?
– Ага. Ей так больше нравилось. Раньше, по крайней мере. Короче, она вернулась. Сказала, что ей якобы нужно остаться на случай, если будут прослушивания. Звучало убедительно. Ей всегда хотелось стать профессиональным музыкантом, а в этом деле конкуренция высокая. Она сказала, что не может позволить себе исчезнуть на все лето. Пег была в восторге. А Вероника снова взяла ее на работу в паб.
– Как вы ладили, когда она вернулась домой?
– Лучше. Я думал, это из-за того, что она уезжала. Уже не казалась такой ранимой. И может, я с возрастом стал помягче.
– Но все дело было в том, что она была влюблена.
Он с вызовом посмотрел на нее, но она не иронизировала. В ее лице не было усмешки. Она выглядела очень грустной.
– Я увидел их вместе, – сказал Майкл. – Ее и этого Мэнтела. Наверное, он подвозил ее домой с работы после обеденной смены. Она думала, что меня не будет дома. Они сидели в этой его пижонской машине. Крыша была убрана. Они тискались, как сумасшедшие. Его рука под ее рубашкой. – Он почувствовал, что покраснел, как девчонка. – Средь бела дня.
– Почему вы были так настроены против него? – спросила Вера. – Конечно, он был старше, но ведь он не был женат. А вам хотелось, чтобы она повеселела. Ей уже исполнился двадцать один год. Не ребенок. – Он не ответил, и она продолжила: – Вы узнали его, когда увидели их вместе в машине? Если он был постоянным гостем в «Якоре», вы, наверное, знали, кто он такой.
– Конечно, я его знал. Кит Мэнтел. Все знали его репутацию. Да и сейчас знают.
– Какую репутацию? – с невинным видом спросила она.
– Жулика, – ответил он. – Вот какую.
– Я проверила его по записям. Ему никогда не предъявляли никаких обвинений. Было несколько нарушений ПДД – в основном превышение скорости, – но ничего серьезного.
– Просто его не удавалось поймать. Я говорю, он жулик.
– Почему вы так считаете, мистер Лонг? – Она улыбнулась, и он услышал в ее словах вызов, но и сочувствие. У нее были свои соображения насчет Кита Мэнтела. – Что вам известно о нашем Ките?
Казалось, что в тесной комнате воздуха стало даже меньше, чем обычно. Он почувствовал, как ему сдавило грудь, как дыхание стало быстрым и поверхностным. Что это было такое? Эта женщина возвращала его к жизни, но ему было больно. После смерти Пег это был первый настоящий разговор с кем-либо. Она была первой, кто отнесся к нему серьезно.
– Он обаятельный, – сказал Лонг. – Всех тут окрутил, когда только приехал.
– Но не вас. Вы видели его насквозь.
– У меня были подозрения. – Он замолчал, дразня ее, заставляя ее подождать. – Во-первых, тот дом. Он был не первым, кто пытался получить разрешение на перестройку Старой часовни, но всем всегда отказывали. Не только из-за риска затопления и эрозии. Там не было подъездной дороги, понимаете, это место вообще не предназначено для жилого строительства. Там можно строить только сельскохозяйственные постройки. А тот особняк, который Мэнтел себе отстроил, не имел никакого отношения к сельскому хозяйству. Он наверняка подмазал кого-то, чтобы получить это разрешение в комитете планирования.
– В деревне, наверное, этого не одобряли… – Она разыгрывала с ним простушку. Подыгрывала ему. Он это понимал и не возражал.
– Сначала – возможно. А потом он стал ходить в «Якорь», угощать всех выпивкой. Сделал пожертвование в клуб по крикету, чтобы починили крышу. Еще одно в школу, чтобы купили пару компьютеров. Они все ели у него с руки. К тому же все сочувствовали, что он воспитывал девочку один. Скоро все позабыли о том, что он появился здесь обманным путем.
– Кроме вас. Вы не забыли.
Майкл знал, что она делает. Дает ему почувствовать себя умным. Особенным. Но все равно ему нравилось.
– Он мне никогда не нравился. Добился того, чтобы его избрали в приходский совет. И у нас были разногласия.
Этот момент она пока решила опустить.
– Наверняка у вас были еще причины, чтобы его не любить. Он же не первый, кто добился разрешения на строительство нового дома, подергав за ниточки. Не самое большое преступление.
– Я навел справки.
– Вот об этом я и говорю. Вы могли бы стать детективом.
– У меня бы хорошо получилось, – сказал он серьезно. – Без хвастовства. – И они усмехнулись друг другу.
– Что же вы откопали? – Она наклонилась вперед, опершись локтями в широкие колени, растянув платье, которое его Пег не пустила бы даже на тряпки.
Майкл откинулся на стуле и прикрыл глаза. Он все это знал наизусть. Только рассказывать никогда не приходилось.
– Мэнтел вырос в этих краях, в Крилле, это город вверх по побережью. Отец был директором школы. Мать работала на почте. Семья приятная во всех отношениях. Но Мэнтелу этого всегда было недостаточно. У него были дорогие увлечения, даже в детстве. Еще будучи школьником, он начал работать на пожилую вдову, жившую по соседству, – помогал в саду, по дому, ходил за покупками. Компаньон, как он себя называл.
– Мило.
– Да, можно и так сказать. После смерти она оставила ему все свои деньги по завещанию.
– У нее не было семьи?
– Был племянник в Суррее. Он пытался оспорить, но дело казалось чистым.
– То есть Мэнтел ее очаровал?
– Или напугал ее до смерти.
Какое-то время они сидели молча. Было слышно, как тикали большие круглые часы на камине.
– Тогда он начал инвестировать в недвижимость. Ему еще не было двадцати, когда он купил в городе пару домов. Сдавал их студентам. Потом купил еще. Один из них сгорел. Может, электропроводка подвела, хотя доказательств не было, но, так или иначе, он получил страховку. Повезло, что никто не пострадал. Но руководство колледжа все равно возмутилось, и он решил, что студенты – не лучшие жильцы. Слишком болтливые. Слишком любят жаловаться. Знают свои права. Так что он начал сдавать семьям, которые живут на квартирное пособие.
– Большой простор для обмана. Особенно когда пособие выплачивается напрямую домовладельцу.
– Именно. И если денег было в обрез, он предлагал семьям пожить в долг.
– Как я и сказала. – Глаза Веры блестели. Он видел, что она получает удовольствие от разговора. – Очень мило.
– В отличие от процентов, которые он с них брал.
Они посмотрели друг на друга.
– Мне кое-что об этом известно, – наконец произнесла она. – Я слышала, что он был замешан в мошенничестве с субсидиями, кредитами. Недолго, конечно. Сейчас он уважаемый бизнесмен. Занимается восстановлением городской среды. Работает с общественностью. То и дело обедает с принцем Уэльским. Чуть ли не святой. – Она перевела дыхание. – Я не знала, откуда у него появились первые деньги. Наверное, пришлось покопаться, чтобы достать эту информацию.
– Я упрямый мерзавец. Я не сдаюсь.
– Но в этом должно было быть что-то личное. Наверное, вы начали копать под Мэнтела до того, как он спутался с вашей Джини.
– Кое-что я обнаружил раньше. А потом задумался об этом всерьез.
– Почему вы начали копать под него?
– Он пытался подорвать мой авторитет в деревне. Заставил меня выглядеть дураком. Я не мог этого допустить. Думал, что, если расскажу остальным, откуда у него деньги, что он за человек на самом деле, они от него отвернутся.
– Вы рассказали?
– Не было возможности. Сначала у меня не было доказательств. А когда Джини переехала к нему, все бы решили, что дело в этом. Что я обозлился, потому что он трахал мою дочь. А потом умерла его девочка, и все это перестало казаться важным.
– Но вы попытались рассказать Джини?
Он кивнул.
– В тот вечер, когда я увидел их вместе в машине перед домом. Я разозлился. Все вышло неправильно. Она мне не поверила. Собрала вещи и сбежала.
– Тогда она переехала к Мэнтелу?
– Да. Так что это все моя вина. Смерть девочки. Заключение Джини. Если бы я держал себя в руках, ничего бы этого не произошло.
– Мы этого не знаем. Пока что. Когда Мэнтел попросил Джини съехать, она вернулась к вам?
– Ей не хотелось, но больше ей некуда было идти. Она все еще была влюблена в Мэнтела. Не стала бы уезжать. И мы немного наладили отношения. Пег прилагала все усилия, говорила: «Я знаю, что тебе не нравится, но если мы не будем стараться, то совсем потеряем ее». Пег пригласила их на воскресный обед – Мэнтела, Джини и его дочь. Так возилась с едой, как будто мы ожидали королевскую семью. Это был один из самых сложных моментов в моей жизни – я был вынужден сидеть за столом с этим человеком, смотреть, как он улыбается. Хотя прекрасно понимает, чего мне это все стоит. – Майкл помолчал. – Я долго думал, не из-за этого ли он сошелся с Джини. Или, по крайней мере, так долго был с ней. Не для того ли, чтобы досадить мне?
Глава девятая
Джеймс удивился, увидев, как увлеченно Эмма общалась с Робертом на кухне после воскресного обеда в Спрингхед-Хаусе. Он знал, что ему семейные встречи нравились больше, чем ей, и обычно ей было нелегко в компании Роберта. Джеймс никогда не мог понять, какие у нее могли быть претензии к родителям. Они были совершенно адекватные и приличные люди. Нетребовательные. Ему хватало ума не говорить этого, но, когда Эмма жаловалась на Роберта и Мэри, он считал, что она ведет себя, как испорченный ребенок. Хотя против этого он не возражал. Именно ее юность привлекла его в первую очередь. Она казалась неискушенной.
Они сидели в гостиной в Спрингхеде, пили чай и ели фруктовый пирог. Речь зашла о семьях. Джеймс понимал, что когда-нибудь это произойдет, но сейчас он не был готов. Разговор начался вполне безобидно.
– В следующем месяце Мэри исполняется пятьдесят, – сказал Роберт. – Мы думаем устроить праздник.
– Разве? – Мэри стояла, согнувшись, перед камином, пытаясь разжечь огонь посильнее. Они жгли бузину, она была еще зеленая и давала мало тепла, но лицо Мэри раскраснелось над раздутыми углями.
– Ну, я подумал, что стоит. Мы толком не отметили серебряную свадьбу, а мне бы хотелось устроить что-нибудь в твою честь.
– Не знаю… – Перспектива, похоже, испугала ее, но Роберт этого не заметил. – Кого мы позовем?
– Я подумал отпраздновать на широкую ногу. Пригласить друзей из церкви, молодежь из клуба. Мне не хватает молодежи в доме.
– Ой, нет, мне кажется, это не лучшая идея. Я бы лучше устроила что-нибудь скромное. В кругу семьи.
Тут и произошел неожиданный поворот.
– Если тебе так хочется, – сказал Роберт. – Я, кстати, подумал, что это была бы хорошая возможность познакомиться наконец с семьей Джеймса. Я уверен, ты не будешь против их прихода.
Джеймса охватила паника, и он надеялся, что ему удалось скрыть это лучше, чем Мэри.
– Это очень любезно. Но у меня нет семьи. Нет близких.
– Мне всегда казалось это малоправдоподобным. Жаль, что на свадьбу не пришел никто из твоих родственников. Если дело в какой-то семейной ссоре, самое время примириться. Сейчас нужно думать о новом поколении.
– Нет, – сказал Джеймс, чуть резче, чем ему хотелось. – Ничего такого.
– Подумай об этом, – сказал Роберт. – Если вспомнишь кого-нибудь, приглашай. У всех есть пожилые тетушки, троюродные братья и сестры. Нам бы хотелось с ними познакомиться.
– Честно. – Джеймсу удалось скрыть раздражение в своем голосе. – Я совсем один. Вот почему я так благодарен быть одним из почтенных Уинтеров. – Он сразу понял, что нашел правильные слова. Роберт просиял.
В машине по дороге домой Эмма извинилась за поведение отца.
– Серьезно, – сказала она. – Он такой неотесанный. Вечно все выпытывает. Именно из-за таких, как он, у соцработников плохая репутация. – На обратном пути из Спрингхеда она всегда была в приподнятом настроении. Пытка для нее заканчивалась до следующей недели. Джеймс, напротив, был непривычно встревожен. Хотя он отделался от Роберта на этот раз, он подозревал, что расспросы продолжатся.