Сестрички не промах

– Уехать не простясь? Без намеков и легкого шантажа по поводу самоубийства? На Иннокентия Павловича это не похоже.

Забыв об Иннокентии, мы занялись листом и вскоре смогли сдвинуть его в сторону. Открылся лаз в глубокое и темное пространство. Я поднапряглась и сдвинула лист еще больше. Пространство подпола предстало пред нами в свете солнечных лучей. Он был глубокий, около двух метров, длиной метра четыре и почти такой же в ширину. Кроме мусора, разглядеть там ничего не удалось.

– Пожалуй, спущусь, – сказала Мышильда без особого энтузиазма и стала приглядываться, как половчее это сделать.

Я пришла ей на помощь: взяв за руки, спустила в яму, а потом, подумав, спрыгнула и сама, хотя считала, что дело это зряшное. В подполе совершенно не было ничего интересного. Как я уже говорила, он не имел ничего общего с вожделенной кухней.

– Глянь, Елизавета, – позвала сестрица, сидя на корточках и с интересом разглядывая кладку. – Дом-то наш шибко древний был. Видишь, нижний фундамент отличается… думаю, здесь стоял дом, обветшал или сгорел по обыкновению, и на его месте наш построили. Да… – с уважением покачала головой Мышильда.

– Чего ж удивляться, – заинтересовавшись археологическими изысканиями сестрицы, заметила я. – Город древний, места здесь красивые, река совсем рядом… жили люди…

– Нет, ты посмотри, – ткнула она пальцем в фундамент, очистив ногой небольшое пространство от мусора. – Камни-то какие, точно не дом строили, а крепость.

– Мой дом – моя крепость, – ответила я.

Стоять в подполе мне уже наскучило, ноги утопали в мусоре, головешки, оставшиеся от пожара, наносили ущерб моим белоснежным кроссовкам, а археология никогда меня особенно не интересовала, так же как и Мышильду, впрочем. Но сейчас она сидела возле стены с таким видом, точно обнаружила шлем Александра Македонского, руины легендарной Трои или засыпанной пеплом Помпеи. Так как Мышильда в последние дни вела себя очень примерно и почти не раздражала меня, я решила потомиться в этой яме еще некоторое время, чтобы дать ей возможность наглядеться на фундамент, а сама двинулась в дальний угол подпола. Солнечный свет пробивался сюда с трудом. Под ногами в изобилии валялось битое стекло, бутылочное или баночное, а на стене, то есть на фундаменте, виднелись остатки полок, обгорелые и поломанные. Что бы Евгений ни говорил о Ленке, последней владелице дома, но она, судя по всему, была рачительной хозяйкой, занималась консервированием и хранила здесь припасы на зиму.

– Сколько добра погибло, – вздохнула я.

Мышильда подошла ко мне и кивнула.

– Да, подпол капитальный. Со старых времен. И Ленка – девка запасливая, вон стекла-то битого сколько.

Вспыхнувшая страсть к археологии побудила Мышь обследовать стену с остатками полок. Делала она это профессионально, осматривая все сантиметр за сантиметром, и потому увидела то, что не заметила я и, как выяснилось, многочисленные пожарные, милиционеры и прочие граждане. Часть стены за полками была обшита досками, то есть это мы так подумали. Доски были широкие, толстые и по виду довольно древние, впрочем, изрядно обгоревшие, что неудивительно – пожар явно был нешуточный. Рядом с досками сестрица и углядела рычаг, точнее металлическую скобу. Я ее заметила даже раньше, но решила, что это просто скоба в стене, вбитая для какой-либо хозяйственной надобности, но сестрица, отступив на пару шагов, долго рассматривала эту часть стены, обшитую досками с остатками полок на ней, и эту самую железяку. Я тоже уставилась на все это скорее из чувства солидарности, и тут… догадка еще только мелькнула в моем мозгу, а Мышильда уже протянула руку к скобе и стала вертеть ее и так и эдак. Раздался зловещий скрежет, и обгорелые доски начали медленно отходить в глубь стены, а наша смутная догадка переросла в уверенность: перед нами была потайная дверь. Вот только куда она ведет? Мы заглянули в совершенно темное пространство за дверью. Оттуда пахнуло могильной жутью.

– Пойдем? – прошептала Мышь.

– Конечно. Только подготовимся. Неизвестно, что там.

– Да уж. – Сестрица зябко поежилась и, ухватившись за рычаг, придала доскам первоначальный вид. – Расскажем? – спросила она опять-таки шепотом.

– Повременим до выяснения. А что, если клад там?

– Клад под домом, – вздохнула сестрица, – а этот ход ведет в сторону, к реке.

– Дом перестраивали, и, вполне возможно, таким хитрым способом мы попадем из одного подвала в другой – только и всего.

– Запах как из склепа, – пожаловалась Мышильда.

– Склеп и есть, – сказала я и оказалась права.

Покинув подвал, мы заглянули в дом, чтобы переодеться. А затем, взяв деньги, решили прикупить кое-что. Евгений Борисович хлопотал по хозяйству, а Иннокентий Павлович вкупе с машиной по-прежнему отсутствовал. Мы с сестрицей направились к «Фольксвагену». Я старалась пореже показываться на улице. Люди привыкали ко мне медленно и все еще волновались. Нервы граждан надлежало беречь. Стайка ребятишек замерла возле соседского дома, вытаращив глаза, но обошлось без увечий: никто не споткнулся и не упал. Лихо вырулив на проезжую часть, мы помчались к ближайшему хозяйственному магазину.

Как верно заметил Евгений, улица наших предков находилась совсем рядом с центром города, то есть историческим центром. В начале века улица Третьего Интернационала звалась Торговой, по обе ее стороны располагались многочисленные магазины. Торговые ряды сохранились и по сей день, лишь видоизменились соответственно требованиям конца двадцатого века. Мышильда смотрела в окно, разглядывая вывески.

– Вот, – ткнула она пальцем. – Хозяйственные товары, и рядом магазин «Турист» – то, что надо.

Припарковав машину значительно дальше по улице, мы вернулись уже пешком и занялись покупками. В первую очередь приобрели мощный фонарик с запасом батареек, кое-что из альпинистского снаряжения, молоток, нож, моток бечевки (я вовремя вспомнила нить Ариадны – кто знает, какой лабиринт ждет нас за секретной дверью), веревку потолще, а также топорик. Мы всерьез поглядывали на акваланг, но в конце концов отказались от этой мысли: незаметно протащить его в дом все равно не удастся. Все наши покупки мы сложили в рюкзак. Купив себе по мороженому, как вознаграждение за доблестный труд, мы вернулись к машине.

Возле дома стояла машина Иннокентия Павловича, а сам он с Евгением сидел за столом, накрытым к обеду, и всем своим видом излучал довольство. Несчастный Михаил пасся рядом. Рюкзак мы пока оставили в машине, чтобы не привлекать к нему внимание, и я на ходу придумывала, по какой такой нужде мы ездили в город. Однако объяснять ничего не пришлось. Увидев меня, Иннокентий поднялся и сказал:

– Лизок, важные новости.

Иннокентий, я и сестрица вышли на крыльцо, оставив Евгения и Михаила страдать от любопытства.

– Я навел справки об этом Солодкине, – понизив голос, начал Иннокентий Павлович. – Очень темная личность. До недавнего времени соучредитель ТОО «Милена». Фирма прогорела. И хотя Солодкин уже год не имеет к ней фактического отношения, но так как еще числится в учредителях, то теперь несет материальную ответственность. Деньги они профукали огромные. Через месяц истекает срок платежей. Ситуация очень неприятная.

– Короче, троюродный на мели, – вздохнула Мышильда. – Оттого и кинулся клад искать.

– Это еще не все, – заметно радуясь, сообщил Иннокентий. – Сегодня утром я заметил, как этот тип выбирался с пустыря, причем, минуя свою законную дыру, вышел прямо на улицу. Я решил за ним понаблюдать и выяснил, что он ведет двойную жизнь. В юго-западном районе имеет еще одну квартиру, однокомнатную, оформленную на имя Кутейкиной Надежды Петровны, какой-то своей родственницы. Женат никогда не был, следовательно, разводиться и снимать здесь жилье по этой причине не может.

– Одно слово – фрукт, – вздохнула Мышильда, а я, с благодарностью взглянув на супруга, сказала:

– Спасибо, Иннокентий.

Он ответил счастливой улыбкой, я же, воспользовавшись его душевным подъемом, дала ему новое задание:

– Меня интересует план этой части города. В историческом, так сказать, аспекте. Все, что можно узнать.

– Сделаем, – деловито кивнул муж и шагнул с крыльца. Я вовремя его остановила:

– Иннокентий, а как же обед?

Он улыбнулся еще лучезарней и вошел в дом, Мышильда, подмигнув мне, последовала за ним, а я, воспользовавшись тем, что все собрались на кухне, извлекла из машины рюкзак, прошла с ним на пустырь и бросила его в подпол. Вымыла руки и отправилась обедать.

Ели без удовольствия (я имею в виду себя и сестрицу), жажда деятельности прямо-таки нас распирала, тратить время на такую ерунду, как еда, попросту не хотелось. Мы то и дело переглядывались с Мышильдой, видя нетерпение в глазах друг друга. Однако наши сотрапезники ничего не должны были заподозрить, оттого вскакивать и бежать сломя голову на пустырь мы не решились, сидели спокойно, жевали сосредоточенно и охотно поддерживали разговор. Впрочем, обед веселым не получился. Евгений смотрел в угол, томясь и стыдясь одновременно, Михаил Степанович был тих и кроток, и только Иннокентий болтал за троих. Тоской Евгения я прониклась только к концу обеда: на столе отсутствовала заветная поллитровка. Хозяин уже несколько превысил оговоренную плату за постой, а просить, как видно, считал неприличным. Михаил Степанович в свете утренних событий ни на какие решительные действия отважиться не мог. Оттого-то оба и маялись.

Мышильда стала мыть посуду, а я выдала Евгению средства на приобретение поллитры, сказав:

– Вечерком посидим, отдохнем…

Евгений благодарно кивнул и тут же исчез за дверью, из чего я мудро заключила, что до вечера поллитровка не доживет, следовательно, Евгений с Михаилом будут заняты, Иннокентий продолжит разыскания, а мы без помех займемся подвалом.

Заняв мужчин, мы отправились на пустырь. Предусмотрительная Мышильда прихватила пластиковую бутыль с водой. Мы чувствовали себя первопроходцами неизведанных земель или первоклашками, впервые приехавшими на каникулы в лагерь. В общем, были возбуждены и жаждали приключений. Я закинула за плечи рюкзак, а Мышильда открыла дверь. Оглянулась, подмигнула мне и решительно шагнула вперед. Надо отдать ей должное: несмотря на худосочность и неказистость, сопровождаемые повышенным ехидством, сестрица отличалась поистине геройской отвагой. Насколько мне известно, всерьез она боялась только тараканов. Боязнь эта зародилась в детстве, и, каюсь, не без моего участия. Мышильда как-то отдыхала на крыльце бабушкиного дома, попросту дрыхла, как кошка, развалясь на солнце. Перед этим она смогла своей ядовитостью и буйной фантазией по части придумывания прозвищ довести меня до белого каления. И тогда мною у соседского мальчишки за рубль десять копеек был приобретен крупный таракан в спичечном коробке. Сунув насекомое Мышильде за пазуху, я с воплем: «Таракан, таракан!» – бросилась в дом. Несчастная Мышильда вскочила и увидела, как жуткого вида усач на приличной скорости появился из рукава ее платья. Закатив красные глазки, сестрица незамедлительно рухнула на ступеньки, к моему глубокому удовлетворению. Правда, за удовольствие видеть поверженную Мышильду пришлось заплатить: часа четыре я простояла в чулане, без всякого любопытства разглядывая угол.

Итак, отважная Мышильда, подмигнув мне, шагнула в темноту и тут же вскрикнула. Я выбросила вперед руку и успела ухватить ее за футболку, чем спасла сестрицу от падения.

– Вроде там ступенька, – виновато сказала она, а я сунула ей фонарь и наставительно заметила:

– Спешить нам некуда.

Луч фонаря высветил каменную кладку потолка. Место, куда мы попали, совершенно не походило на подпол, скорее на подземный ход. Довольно широкий возле двери, он резко сужался и терялся в темноте. С удовлетворением я отметила, что подземный ход, или подвал, или что бы там ни было, строили люди с понятием: я вполне могла стоять здесь в полный рост.

– Надо закрыть дверь, – напомнила я Мышильде. – Посвети, здесь где-нибудь должно быть приспособление.

Приспособление мы так и не нашли, зато могли похвастаться находкой покруче. Луч фонаря высветил стену, скользнул вниз, и мы увидели источник жуткого могильного запаха. На полу, лицом вниз, лежал человек, точнее, то, что от него осталось.

– Господи, спаси и помилуй, – ахнула я, ища глазами угол, глядя на который могла бы перекреститься. Углы тонули в темноте, и я осенила себя крестным знамением, глядя на свой пупок.

– Да закрой дверь-то, – прошипела Мышь.

Наплевав на рычаги, я ухватилась за дверь и кое-как прикрыла ее. Мышильда склонилась над трупом, осветив его фонарем. Зрелище, скажу я вам, было крайне неприятное. Для меня. Захотелось на свежий воздух, однако сестрица присела на корточки и с энтузиазмом продолжила изучение, а ударить перед худосочной Мышильдой в грязь лицом мне не хотелось, оттого я тоже присела, но старалась смотреть куда угодно, только не на труп у своих ног. Точнее, на мумию. До сей поры мумий я не видела, но теперь поняла, что так должна выглядеть мумия.

– Как думаешь, давно он здесь? – спросила я сестрицу. Воображение услужливо рисовало несчастного узника, день за днем медленно умиравшего в каменном мешке.

– Несколько месяцев, – ответила Мышь. – Год или чуть больше.

Тут и я сообразила, что средневековым узником наш труп быть не может, одежда на нем сохранилась очень хорошо, а одет он был в темную футболку, ветровку, черные джинсы и кроссовки «Пума».

– Это что же выходит? – возмутилась я. – Кто-то нам свинью подложил, сунув труп в наш подвал?

– Дай-ка перчатки, – деловито сказала Мышильда. С уважением к ее отваге и даже с некоторой фамильной гордостью я протянула ей резиновые перчатки. – Свети, – приказала сестрица и стала обследовать труп.

Я светила, продолжая смотреть в темноту. Видеть труп у своих ног по-прежнему не было никакого желания. Длилось это довольно долго, наконец Мышильда выпрямилась и сказала:

– Не похоже, чтобы его убили. По крайней мере ничего, указывающего на насильственную смерть, я не обнаружила. Хотя его могли, например, отравить. А вот лодыжка у него сломана. Так что самостоятельно он сюда спуститься не мог.

– Выходит, кто-то запер его здесь…

– Дверь была открыта.

– А может, ее нельзя с этой стороны открыть?

– О господи, – ахнула Мышь, и мы сосредоточились на двери.

Дверь открывалась крайне просто, стоило только потянуть за ручку. Мы ее открыли, потом закрыли и пришли к выводу, что ничего похожего на сложный механизм не существовало. Дверь была замаскирована из подвала, потому лишена ручки и снабжена рычагом, который отодвигал засов, находившийся со стороны подземелья. Отсюда же засов открывался и закрывался вручную и совершенно свободно. Так что человек, то есть труп, когда не был трупом, мог легко покинуть подвал. Но раз он тем не менее лежал здесь, напрашивался вывод, что не мог.

Утолив интерес к двери, мы вернулись к трупу, точнее, вернулась Мышильда. Она тщательно обследовала одежду и извлекла из карманов ряд интересных вещей: бумажник свиной кожи, связку ключей, еще ключ, по виду какой-то диковинный, клочок бумаги с началом фразы: «Боцман, был Мотыль…» – далее весьма неразборчивое слово. На шее трупа красовалась золотая цепь с крестиком. Цепь и крест Мышильда не тронула. Хоть она и язва, но понятие имеет.

– Всем этим займемся в более подходящем месте, – заявила сестрица, – а сейчас глянем, куда ведет этот ход.

У меня возникли вопросы, но лезть с ними я повременила, и мы пошли по сужающемуся проходу.

Метров через десять мне пришлось согнуться, а затем и вовсе встать на четвереньки. Фонарь я повесила на шею и с напряжением вглядывалась в темноту, однако очень скоро впереди забрезжил дневной свет, я выключила фонарь и вскоре смогла убедиться, что впереди точно был выход на поверхность – довольно большая дыра, забранная решеткой.

– Что тут? – спросила Мышильда, высунув голову из-под моего локтя.

– Выход, – ответила я, хотя сестрица дурой не была и уже сама сообразила, что перед нами.

Решетка закрывалась на засов. Я легко отодвинула его, решетка, оказавшаяся дверью, открылась, я первой вывалилась на пологий речной склон. Мышь, щурясь на солнце, отряхивала спортивные штаны. Я обернулась и внимательно посмотрела на то место, откуда мы только что выползли. Хотя его никто особенно не стремился замаскировать, разглядеть дыру было делом непростым. Холмик, рядом с которым росли кусты ивы, где-то по соседству бил ключ, серебрясь в траве узкой полоской, трава выглядела свежей и сочной, под ногами чавкало. Случайно набредя на эту дыру с решеткой, я бы решила из-за близости реки, что это какое-то гидротехническое сооружение: например, труба, проложенная для слива воды во время половодья, или еще что-нибудь в этом роде. Вновь открыв решетку и оглядев каменные плиты пола, я обнаружила на них большое количество речного песка и покосилась на реку: в половодье ход, безусловно, заливает водой. Этим своим наблюдением я поделилась с сестрицей.

– Да, – согласно кивнула она, – может, поэтому покойник и не смог выбраться из тоннеля.

Мысль показалась мне интересной.

– Что ж, – вздохнула я, вдоволь налюбовавшись и дырой, и решеткой. – Отправимся назад?

– Ну уж нет, – покрутила головой сестрица. – Пойдем лучше поверху. Здесь всего-то пять шагов.

Пять не пять, но дом Евгения Борисовича в самом деле виднелся неподалеку, сверкая на пригорке крышей из оцинкованного железа.

– Давай бумажник проверим, – предложила я. В бумажнике оказались деньги, несколько сотен рублей и десять стодолларовых купюр, водительское удостоверение и паспорт на имя Краснова Ивана Петровича, и еще один паспорт на имя Тулина Ивана Павловича. Причем с фотографий в обоих паспортах на нас сурово смотрело одно и то же лицо.

– Не хило, – заметила я, почесав за ухом.

– Не хило, – задумчиво повторила сестрица, согласно кивая, а потом задала вопрос: – Кому могут понадобиться два паспорта?

– Жулику, – не раздумывая, ответила я.

– И я так думаю. Жулику, бандиту – как ни назови, в общем, лицу, находящемуся не в ладах с законом.

– Ага, – сказала я, уже поняв, куда клонит сестрица.

– Если речь идет об убийстве, – продолжила она, – а ничто, как я уже сказала, на насильственную смерть не указывает, кроме сломанной лодыжки, которую он и сам мог сломать, так вот, если все-таки речь идет об убийстве, то для убийцы логичнее прихватить документы, чтобы труп было сложнее опознать.

– А также взять деньги, – подсказала я.

– Точно, – согласилась Мышь. – Из этого мы более-менее уверенно можем сделать вывод, что скорее всего имеем дело с несчастным случаем.

– Думаешь, он залез в наш подвал в поисках сокровищ?

– Имея в бумажнике два паспорта и тысячу баксов и забыв взять фонарь? – съехидничала Мышь.

– То, что деньги целы, наводит на мысль о том, что мы первые, кто его обнаружил.

– Точно, – вновь кивнула Мышильда.

– Что ж, теперь главное, – сказала я, стараясь выглядеть совершенно равнодушной. – Звоним в милицию?

Сестрица заметно скривилась:

– Обязаны.

Я не могла не согласиться с этим и стала с тоской поглядывать на небо.

– Если заявим… – начала она.

– Обязаны, – влезла я, а Мышильда продолжила:

– Тогда прощай сокровища. По крайней мере, на длительное время. Будет следствие, и никто нам здесь вертеться не позволит.

– Да, – грустно согласилась я. Теперь сокровища казались совершенно реальными, и, похоже, до них было рукой подать. Однако решать, конечно, сестрице.

– Лежал он там и еще немного полежит, – нахмурившись, вдруг очень решительно заявила она. – Как закончим с кладом, так и сообщим. Ничего с покойником не сделается.

Корыстолюбие Мышильды вызвало у меня легкий шок, а вместе с тем бурную радость, ибо прекратить сейчас поиски было свыше моих сил. Как можно вдруг все бросить, когда приключение привалило, да такое, что не с каждым случается: клад, подземный ход, а теперь еще и мумия.

– Спиши его данные, а бумажник положим на место.

– С деньгами? – спросила я и, увидев лицо Мыши, устыдилась. Свистнуть вещественные доказательства при всей своей алчности она не могла, а между тем нуждалась и даже бедствовала. Что-то я в сестрице проглядела, если бы не вредность, она вполне могла бы считаться неплохим человеком.

Я легонько потрепала ее по плечу, делая вид, что стряхиваю грязь, взглянула со вздохом на крышу дома Евгения Борисовича и решила огорчить Мышильду, несмотря на то что ее поведение вызвало во мне уважение.

– Возвращаться придется подземным ходом. Решетку надо запереть, не ровен час, влезет кто-нибудь и заприметит нашу находку. Далее, надо вернуть вещи покойнику и запереть дверь из подвала. К тому же, если мы сейчас поплюхаем к дому со стороны реки, да еще с рюкзаком, нас кто-нибудь непременно заметит.

Мышильда выслушала меня, подумала и кивнула. Сестрица с фонарем на шее полезла первой, а я с рюкзаком двинулась за ней. Щеколду на решетке я задвинула, дабы обезопасить подземный ход от непрошеных гостей.

Обратный путь занял у нас очень мало времени, вскоре я могла распрямиться, из темноты показалась мумия. Натянув перчатки, Мышильда вернула ей бумажник, ключи и записку, а я занялась порогом. Стало ясно, почему Мышильда, сделав шаг в подземный ход, едва не упала. Верхняя ступенька была очень узкой, камень так стесался, что удержать на нем ногу было делом нелегким. Как ни старайся, она упорно соскальзывала, пролетала мимо второй ступеньки и оказывалась на выщербленном полу. Как раз в этом месте в камне пола была изрядная выбоина. С величайшей осторожностью я попробовала спуститься еще раз и угодила ногой в эту самую вмятину. А у нашего трупа фонаря с собой не было, и спускаться ему пришлось в кромешной тьме.

– Чего? – задала вопрос Мышильда, уже некоторое время наблюдавшая за моими манипуляциями.

– Думаю, лодыжку он сломал именно здесь, вот на этой самой ступеньке. Шел в темноте, возможно, спешил, нога соскользнула, неловко попала в эту выбоину, и перелом лодыжки обеспечен.

Мышильда пришла к такому же выводу.

– Очень правдоподобно, – кивнула она. – Только вот на кой черт ему было сюда лезть, если не за нашими сокровищами?

– Еще один троюродный? – усомнилась я. – А что, если это Ленкин ухажер? Ну тот, кого пришли арестовывать, когда пожар уничтожил наше родовое гнездо? Очень похоже: два паспорта, записка, в которой фигурируют два прозвища, Боцман и Мотыль. Торопливость, из-за которой он ногу сломал…

Мышильда опять согласно кивнула, чудеса, да и только.

– Очень похоже. Только отчего он умер в таком случае?

– Он мог задохнуться угарным газом, огонь бушевал даже в подвале, ты сама видела, как полки обгорели.

– Чего ему было задыхаться, если выход совсем рядом? Здоровый мужик даже со сломанной лодыжкой вполне сможет проползти эти несколько метров, тем более что речь идет о собственной жизни.

– Выполз бы он, и что? Стал возле реки «караул» кричать? Чтобы милиционеры услышали и с собой прихватили?

– Положим, он не хотел выползать, но устроиться возле решетки, чтоб свежим воздухом подышать и не задохнуться, просто обязан.

В словах Мышильды была железная логика, но отказываться от удобной версии мне не хотелось.

– А если он, сломав ногу, потерял сознание от боли? Упал и лежал, а тут угарный газ – и кончина от удушья.

Сестрица скривилась, но все-таки неопределенно сказала:

– Может быть.

– Надо узнать имя Ленкиного возлюбленного и отправить Иннокентия Павловича на разведку. Когда человек делом занят, всякие глупые мысли его не посещают, так что работа ему на пользу.

– Хорошо, – ответила Мышильда. – А сейчас пойдем отсюда. Надоел мне этот склеп до смерти.

Мы вышли и тщательно заперли за собой дверь, оставив рюкзак в подземелье – надобности сейчас в нем не было.

Только-только мы вылезли из подвала, как увидели Евгения. Он сидел возле шалаша и пытался придать туловищу Михаила Степановича сидячее положение. Туловище сидеть не желало и попеременно заваливалось то вправо, то влево. Поначалу я решила, что объясняется это обильным возлиянием, но, приглядевшись, поняла, что все не так просто. На лбу предпоследнего наметилась выдающихся размеров шишка, глаза были сведены к переносице, а всю картину завершала блаженная улыбка, точно приклеенная к физиономии.

– Что это? – удивилась Мышильда.

Увидев нас, Евгений вздрогнул и выронил Михаила Степановича. Тот упал головой на телогрейку и отчетливо сказал:

– Ой, – а мы вздохнули с заметным облегчением.

– Вы где были? – удивился Евгений. Из этого вопроса я заключила, что подпол он обследовал, оттого соврала, слегка стыдясь:

– Купаться ходили. Жарко.

– А-а-а, – протянул он, в изумлении глядя на наши запачканные спортивные костюмы.

– Что с Михаилом? – поинтересовалась я, чтобы немного отвлечь его.

– Сторожил, а этот вредитель, жилец соседский то исть, опять шастал. Михаил стал его гнать, а он в него палкой швырнул и угодил прямо в лоб, а сам в дыру утек. Я-то как раз шел, чтобы вас к столу позвать, а тут такая незадача.