– Пошли работать, Ален Делон хренов! – Воронов выплеснул остатки чая, сполоснул кружку в раковине и вышел в цех. За ним потянулись остальные работники. Остались только Осипов и Антипов.
Антипову было лет под пятьдесят, из которых примерно треть он провел в местах не столь отдаленных. Судя по вытатуированным на пальцах «перстням», сидел он за кражи, хотя всем говорил, что за убийство. Я личной жизнью и биографией Антипова не интересовался. Между мной и заводчанами был заключен молчаливый договор: я не лезу в их дела, они не касаются моих.
– Андрей Николаевич, – Антипов сел напротив меня, – скажи мне как человек грамотный, могут мне алименты присудить за один раз?
– За какой один раз? За то, что ты с кем-то переспал, с тебя ничего не взыщут. Алименты на ребенка платят, а не за половой акт.
– Какой ты, Антип, косноязычный! – вмешался в разговор Осипов. – Ничего толком объяснить не можешь. Короче, Андрей, тут одна бабенка, не наша, не заводская, забеременела и хочет в суд на Антипа подать, чтобы он ей алименты платил. Я ему говорю: будешь платить, если она по суду докажет, что у тебя с ребенком группа крови одинаковая. А он уперся, мол, нет, если я на ней жениться не обещал и отцовства не признаю, то ничего платить не буду. Объясни ему, барану упертому, что закон будет на ее стороне.
– Да ничего я платить не буду! – начал горячиться Антипов.
– Рассказываю, – вполголоса сказал я. Спорщики тут же замолчали. – Алименты на содержание ребенка присуждают только в том случае, если мужчина обещал женщине создать с ней семью или вести с ней совместное хозяйство и заботиться о будущем ребенке. Классический пример: если ты выносишь из квартиры женщины мусорное ведро, то ты своим действием демонстрируешь намерение вести совместное хозяйство. А если ты пришел к ней с бутылкой водки, то с тебя и спроса никакого нет.
– Вот видишь! – обрадовался Антипов. – Я тебе говорил, что если я с ней один раз шаркнулся, то это еще ничего не значит. И потом, кто сказал, что между нами что-то было? Андрей Николаевич верно говорит: я мог прийти к ней пьяный, рюмку-две выпить и уснуть. Кто обратное докажет? Там со свечкой никто не стоял, свидетелей нет.
– Докажут, докажут! – подначил Осипов. – Будешь под старость лет с голым задом ходить, все из тебя на пеленки вытрясут!
– Да пошел ты! – Антипов отшвырнул потухшую папироску в урну и вышел, хлопнув дверью.
– Вот так-то, Андрей Николаевич, не надо блудить где попало, спать спокойней будешь. – Осипов от окна переместился на лавочку напротив меня. – Андрей, давно хочу тебя спросить, да все люди мешаются. Скажи мне по секрету, приговоренных к смерти расстреливают или на урановые рудники ссылают?
Если бы у меня во рту был кусок хлеба, я бы подавился. Что-что, а вопросов о расстреле я не ожидал. Не раньше и не позже, словно он знал о моем сне.
– К чему ты это у меня спрашиваешь? – с легким раздражением спросил я.
– А у кого спрашивать, у Антипа, что ли? – стал оправдываться Осипов. – Он такого набрешет, только успевай лапшу с ушей стряхивать. Он что, думаешь, в зоне со смертниками встречался?
– Серега, ты не забыл, что я в уголовном розыске работаю, а не тюремщиком? Мое дело – воров ловить.
– Андрей Николаевич, чего ты темнишь, система-то у вас одна. – Осипов перешел на заговорщицкий тон. – Вы же все равно между собой трете-мнете, что да как. Я, пойми, не с подвохом каким-то спрашиваю, а мне так, чисто по-человечески любопытно, расстреливают сейчас или нет?
– Про расстрел я ничего не знаю, а про рудники скажу свое мнение. Я тоже слышал, что, мол, есть урановые рудники, куда ссылают приговоренных к смерти и где они за месяц-два заживо гниют от облучения. Но, мне кажется, это чушь. Представь сам, что такое рудник. Рудник – это режимное производство, то есть вышки, охрана, вагонетки, план. Представил? А теперь скажи, какой план могут выполнить зэки, если они постоянно умирают? Что это за зона такая, если в ней сегодня сто работников, а завтра ни одного не осталось? Как план по добыче урана выполнять?
– Да, про план-то я не подумал. Производства без плана не бывает. Скорее всего, ты прав: нет никаких урановых рудников.
Я допил чай, сунул в карманы по вареному яйцу и пошел собираться на работу.
Глава 3
Райотдел
Театр начинается с вешалки, районный отдел милиции – с дежурной части.
В дежурке было суетно. При подготовке к пересдаче смены выяснилось, что в камере административно задержанных один человек лишний: ни протокола на него нет, ни рапорта. Кто такой, за что сидит – никому не известно.
– Дима, – нервничал сдающий смену дежурный, – Дима!
– Чего тебе, Иваныч? – отзывался из закутка с клетками помощник.
– Дима, спроси у этого балбеса, кто его сюда привез? Кто, кто привез? Милиционеры?! Вот дебил, прости господи! Дима, ты спроси у него, он вчера не дебоширил, с женой не дрался?
– Привет! – нагнулся я к переговорному окошечку в стеклянной перегородке. – Для меня ничего нет?
– Лаптев, вали отсюда! Не мешай работать!
Отличный ответ! Он означает, что прошлой ночью на обслуживаемом мной участке происшествий не было. Вот если бы, не дай бог, там что-то приключилось, то дежурный, едва завидев меня, уже стучал бы по стеклу: «Лаптев, стой, стой! Ты где шляешься? Тебя почему вахтерши к телефону не зовут?»
Утреннее отсутствие интереса к инспектору уголовного розыска со стороны дежурной части – неплохое начало дня!
– Привет всем! – сказал я, входя в свой кабинет. – Новость слышали? В дежурке лишнего человека обнаружили.
– Лишнего человека? – напрягся инспектор Матвеев.
– Ну да. Сидит в клетке какой-то хмырь, никто не поймет, откуда он взялся.
– Мать его! – застонал Матвеев. – Это же я вчера вечером Селивановского на два часа закрыл! Е-мое, вот теперь визгу будет! Я, блин, совсем про него забыл…
– Все к начальнику! – раздался по коридору голос Игошина, заместителя нашего шефа.
В кабинете начальника уголовного розыска Александра Петровича Зыбина оперативники рассаживались строго на определенные места: поближе к начальнику – его заместитель и старшие инспектора, у дверей – лейтенантская молодежь. Занимать место отсутствующего сотрудника категорически запрещалось.
Дождавшись, пока личный состав рассядется вдоль стен, Зыбин придирчиво осмотрел нас, велел закрыть входную дверь.
– Где Матвеев? – спросил он, обнаружив пустой стул. – Я вроде бы его утром видел?
– Александр Петрович, – забубнил заместитель, – его в дежурку срочно вызвали. Через минуту он будет.
– С каких это пор дежурная часть стала командовать уголовным розыском? Что там такого случилось, что он решил игнорировать развод? Как появится, с объяснением ко мне. Нынче праздников много, я найду, чем ему заняться на девятое мая. – Напоминаю вам о мероприятиях на сегодня, – продолжил Зыбин. – В десять часов торжественное собрание. От нас пойдут Шахбанов, Елькин и еще два человека. В двенадцать часов в актовом зале инструктивное совещание о действиях сотрудников милиции во время проведения первомайской демонстрации. Далее все работают по своему плану.
– Александр Петрович, внизу приказ начальника РОВД висит, что сегодня сокращенный рабочий день, – осторожно напомнил Игошин.
– Вас это не касается. В уголовном розыске не бывает сокращенных рабочих дней.
На столе у Зыбина зазвонил телефон. Морщась, он выслушал собеседника, буркнул: «Хорошо!» – и положил трубку.
– Первого мая от нас один человек идет на усиление в областное УВД. Кто пойдет?
Все, не сговариваясь, обернулись на меня.
– Пойдет Лаптев, – согласился начальник.
– Я в этот понедельник дежурил, – невольно вырвалось у меня.
– И что из этого? Ты что, переработался, что ли?
– Я не так сказал, Александр Петрович. Я про другое. Мне на сутки заступать или только на время демонстрации?
– Конечно, на сутки, как еще.
