Человек с автоматом

– Как скажешь, милая, – недоумевая, согласился Генка, без особого желания отпуская от себя скажешь…Спокойной ночи, тогда… Я тебе завтра позвоню. Лады?

Девушка поспешно кивнула и решительно приоткрыла дверь в родной подъезд.

Генка отвернулся и неуверенно сделал шаг по направлению выходу из дворика.

– Нет, нет, подожди! Еще одну минутку, – внезапно окликнула его девушка.

Генка чуть заметно вздрогнул от неожиданности и встревожено обернулся.

В следующее мгновение раскаленные девичьи губы прильнули к его щеке, а нежные руки жадно обвили шею.

Генка совсем не ожидал такого поворота событий. Он был растерян и пребывал в замешательстве, будучи не в силах даже ответить на объятия девушки.

– Это, это тебе на прощание, – наконец вывел его из оцепенения ее разгоряченный голос.

Девушка выскользнула из его рук и не оглядываясь вбежала в подъезд, громко хлопая за собой дверью.

Генка, между тем, еще, наверное, с минуту продолжал стоять, глупо уставившись на заветный подъезд и где – то в глубине души все еще робко надеясь на возвращение девушки.

Наконец, тяжело вздохнув и окончательно смирившись со своей незавидной участью, он быстрым шагом направился в сторону залитого светом Садового Кольца.

Битый час он бесцельно блуждал по опустевшим улицам и грустно улыбался встречным фонарям и витринам.

Время от времени он резко запрокидывал голову вверх и предавался созерцанию черного безмолвия небесного свода и серебристого бисера звезд.

В эти минуты неудержимый водоворот мыслей и чувств безжалостно захлестывал его сознание, дерзко и настойчиво теребил память и раскаленным жемчугом слез проступал в уголках его глаз.

Ему было грустно и смешно. Ему было горько и радостно. Причем одновременно.

Сам того не подозревая, Генка прощался со своей юностью…

ГСП[1], на которое имел «счастье» попасть Генка, разительно отличался от всего того, что он себе представлял по рассказам своих старших товарищей.

В первом приближении это был огороженный высоченным забором четырехэтажный особняк с просторными комнатами – залами и замусоренный плац[2], с трех сторон окруженный бетонными ячейками – «боксами», чем-то напоминавшими банальные автобусные остановки.

Все без исключения «боксы» были до отказа забиты горланящими толпами призывников, еще не распределенных по «командам» и не попавшим в списки «покупателей»[3].

Призывники порой по несколько суток кряду вынуждены были слоняться по территории ГСП в ожидании того, чтобы, наконец-то, услышать свою фамилию из уст очередного «вояки», прибывшего за новобранцами. Все это время чем они только не занимались, но наряду с оригинальными способами «убить «время, непременным атрибутом их жизнедеятельности было бесцеремонное и непрерываемое ни на минуту поглощение грандиозных запасов домашней снеди, заполнявшей до отказа их «гражданские» рюкзаки и сумки.

Многие из призывников провели здесь уже не одни сутки и всерьез «заматерели»: безжалостно исполосовали на отдельные лоскутки свои фирменные майки, рубашки и джинсы, расписали их «изящными» фразами и личными автографами. С важным и надменным видом старожилов они бродили от одной кучки обалдевших новичков к другой, делясь «бесценным» опытом выживания в этом маленьком «государстве» и бесплатно раздавая советы и рекомендации.

Генка не сразу понял и принял негласные законы, царившие в этой пестрой и бесшабашной кампании. Но очень скоро ему, всё же, удалось сколотить собственную – веселую и дружную – «шарагу», и с этого момента он уже успел забыть про скуку и праздное шатание по плацу ГСП.

Теперь с утра до самого вечера он беззаботно играл в карты в кругу новых своих товарищей, болтал с ними о разных глупостях и беззаботно потешался над пошлыми анекдотами и «охотничьими «историями.

В первый же день, ближе к вечеру, всю «призывную» грубо и бесцеремонно загнали в главное здание ГСП и с огромным трудом разместили на сколоченных в два этажа лежанках, сильно смахивающих на тюремные нары. Минут через пять в дверях импровизированной казармы появился тучный, в измятой гимнастерке, с опухшим от беспрерывной пьянки и пересыпания лицом, прапорщик и хриплым басом рявкнул во всю глотку:

– О – о – отбой! Мать вашу!

После его грозной команды на пару минут в казарме воцарилась мертвая тишина. Но молодая горячая кровь все же давала о себе знать и уже через полчаса добрая дюжина нарушителей дисциплины с завидным рвением драила лестницы и туалеты всего здания, сдавленно матерясь и отпуская неприличные шутки в адрес приставленных к ним сержантов – сверхсрочников.

В отличие от большинства постояльцев ГСП Генка провел в казарме только одну ночь. Следующее утро оказалось для него счастливым. Одним из первых он услышал в предрассветной тишине свою фамилию при зачитывании очередного списка новоиспеченной команды «20А».

Не скрывая своего восторга и нетерпения, он тут же поспешил протиснуться через толпу своих заспанных товарищей по несчастью к трибуне, оккупированной широкоплечим майором в форме ВДВ и бравом голубом берете.

– Ну и повезло же мужику, – раздался в адрес Генки из толпы завистливый сонм голосов. – Говорят, тут с утречка один «мореман»[4] ошивается… Вот будет невезуха загреметь к нему в команду! Три года – это не шутка!

– Воронцов Геннадий Анатольевич! – между тем раздраженно прорычал майор и вторично пристально оглядел толпу призывников, окруживших трибуну со всех сторон.

– Я здесь! – поспешно отозвался Генка и, гордо вскинув голову, встал в строй новобранцев, теснившихся за спиной майора.

– Знаешь, браток, говорят, что нам Афган «светит», – чуть погодя услышал он встревоженный шепот за своей спиной. – Ты как к этому относишься, а?

– Афган так Афган, – равнодушно пожимая плечами, откликнулся Генка после того, как понял, что вопрос был задан в его адрес.

Его неожиданный собеседник – долговязый блондин с широкими скулами и грустными глазами, между тем, продолжал:

– А я вот немного боюсь… Знаешь, у меня вот мама часто болеет, да и сестренка маленькая – только в третий класс пошла…

– Ну, так ты скажи, скажи майору-то, – перебил его чернявый крепыш с комплекцией борца. – Скажи, еще не поздно. Глядишь, попадешь в другую команду…

– Да нет, разве так можно, – виновато замялся блондин и растерянно посмотрел на Генку.

– Можно, наверное, – неуверенно кивнул тот и после паузы добавил: – Хотя, кто его знает. Армия все – таки?!

– Вот, вот, кончились маменькины ласки, тютя, – насмешливо и зло произнес, встревая в разговор, прыщавый «пижон» в исписанной неприличными фразами джинсовке и высокомерно похлопал «белобрысого» по плечу.

– Тоже мне, вояка! Мы еще с ГСП не уехали, а он уже нюни распустил…

Генка резко поднял глаза на говорившего и смерил пижона взглядом с головы до ног.

Что – то ему сразу не понравилось в этом прилизанном и расфуфыренном парне. Генка пока еще не знал определенно, что именно. Но какое – то смутное предчувствие подсказывало уму, что перед ним его будущий заклятый враг.

Поймав на себе презрительный Генкин взгляд, «пижон» как – то сразу сник и выдавил из себя подобострастную улыбку в его адрес.

Генка не выдержал и счел нужным отвернуться.

Так началась Генкина Армейская жизнь…

Примечания