Хозяйка чужого дома
Когда он очнулся, солнце уже клонилось к горизонту, стояла абсолютная, глубокая тишина, которая бывает только на природе, когда на сто верст вокруг никого нет. Игорь вздрогнул, приподнялся на локте – никого. Он обошел дом и там, на заднем дворе, увидел Елену. Она лежала на короткой, нежной, словно подшерсток, траве и что-то увлеченно рисовала.
– А где все? – спросил Игорь, подходя ближе.
– Ушли на речку, – задумчиво ответила Елена, даже не повернув головы. – У нас тут недалеко речка течет. Этот псих решил искупаться.
– И Лара? – испугался Игорь. – По-моему, еще рано купаться.
– Я тоже так сказала, – рассудительно кивнула головой соседка. – Лара-то его останавливала. Не знаю, получится ли у нее…
– А я что?
– А ты спал. – Она повернулась, окинула его насмешливым взглядом и опять уткнулась в свой рисунок.
– Что ты рисуешь? Можно взглянуть? – Он сел на траву рядом с ней.
– Так, ерунда всякая… От скуки.
На обычном желтоватом картоне был изображен кусочек земли – песок, трава, щепки, старый прошлогодний лист, какие-то камешки… Елена легко управилась с передачей цвета и формы, используя лишь простой карандаш. Рисунок был фотографической точности – прожилки на листе, тени от травы, шероховатость камней.
– Как интересно! – с любопытством произнес Игорь.
– Чего уж там! – явно кокетничая, важно произнесла Елена. – Я весь участок обошла, чтобы найти подходящую натуру. Чтобы все было естественно и вместе с тем…
– А почему не пейзаж, почему не портрет? Вон там, вдали, такой чудесный вид открывается… – Он махнул рукой в сторону.
Елена посмотрела на него, как на сумасшедшего.
– А это что, не пейзаж? – с обидой спросила она.
– Ну, в общем… Нет, все здорово, хотя, конечно, я дилетант в искусстве. Но ты выбрала крошечный кусочек земли, который можно разглядеть, лишь присев на корточки. Какой в нем смысл? Я очень боюсь тебя обидеть… – торопливо произнес он, – только…
– Только что?
– Похоже, что и не человек рисовал, не для человека перспектива… Будто маленький муравей забрался вон на ту кочку и нарисовал пейзаж, панораму, которая открывается перед ним каждое утро, когда он выползает из своей норки. Вот, тут как раз трухлявое бревно, по нему муравьишки бегают.
– Забавно, – сказала Елена тоненьким голосом, – но я не обижаюсь.
Она равнодушно отбросила кусок картона в сторону, положила огрызок карандаша в карман своих светлых брюк.
– Пойдем искать наших. Может, Косте нужна помощь.
– А… а рисунок?
– Да бог с ним, у меня такого добра… Муравьишка к себе в норку затащит, повесит куда-нибудь на стену. Для него это будет что-то типа Бородинской панорамы…
– Пойдем, – согласился Игорь, но по дороге пару раз оглянулся назад, на то место, где в траве остался лежать кусок желтоватого картона с изображением прошлогоднего листочка. Кажется, дубового. Или нет, от клена, просто у листочка за зиму обломались края. Уже трудно определить…
Они вышли из боковой калитки и стали спускаться вниз по склону.
– Здесь надо осторожнее, – сказала Елена, балансируя в воздухе руками. – Весенние ручьи размыли дорогу, очень крутой спуск.
– Давай руку! – крикнул Игорь. Маленькая жесткая ладошка вцепилась в его плечо, и опять жалость теплой волной обдала сердце Игоря – господи, такая маленькая, хрупкая, нельзя ее обижать… Но стоило ему взглянуть Елене в лицо, как жалость моментально исчезла. – Если бежать, то получится быстрее и безопаснее!
– Не боишься? – нахально спросила она, щуря голубые глаза в светлых длинных ресницах. В ее словах, во взгляде звучали вызов, пренебрежение к опасности.
– За тебя!
– А я не боюсь, – тем же тоненьким голоском ответила она и вдруг выпустила его руку. – Костя-а-а…
– Сумасшедшая! – ахнул Игорь и побежал вслед за ней. – И черт меня дернул… Шею свернешь! Стой!
Глинистая, скользкая дорога, влажная молодая трава только ускоряли бег, остановиться было уже невозможно.
– Лена, подожди…
– Я не Лена. Я – Елена!
«Ненормальная! – с ужасом и раздражением подумал Игорь. Ноги несли его по склону против воли. – Как глупо будет свалиться здесь, перепачкаться, заработать какое-нибудь растяжение…»
Впереди росла тоненькая, хлипкая березка – он оттолкнулся от земли, рванулся в сторону и схватился за влажный гибкий ствол. Тот согнулся, но выдержал его тяжесть. Елена стояла уже внизу и хохотала, глядя, как он обнимается с деревцем.
– А я первая! – злорадно крикнула она.
Теперь, когда скорость спуска была замедлена, Игорь довольно ловко преодолел последние несколько метров.
– Ты их видишь? – задыхаясь от бега, спросил он. – Ах, вот она, ваша чертова речка…
Прекрасный вид открывался перед ними – изгибаясь, текла подмосковная речушка. Посреди живописных зарослей высокая ива, только-только распустившаяся, клонила свои ветви к воде, на другом берегу виднелись уютные домики. Рыбак в высоких сапогах, закинув удочку, меланхолично смотрел на поплавок…
Костя в широких семейных трусах (белый горошек по синему фону, символ отечественного экстремизма) важно расхаживал по мелководью с бутылкой пива в руке и, судя по всему, выискивал место поглубже, собираясь нырнуть.
– Холодно, вылезай! – отчаянно кричала ему с берега Лара. – Костя, ты утонешь…
– Я прекрасно плаваю! – завопил тот в ответ. – У меня первый юношеский разряд по плаванию.
Рыбак на противоположном берегу покрутил пальцем у виска.
– Ах ты, гад! Сейчас я тебе покажу… – немедленно среагировал Костя.
– Качалин, вылезай немедленно! – скомандовала Елена, оказавшись уже возле Лары.
– Лялечка, но мне надо восстановить поруганную честь. Вон тот тип с удочкой…
– Сюда, я сказала!
Костик обиделся еще больше. Теперь он стоял по пояс в воде, и все ему было нипочем, только бутылка в руках поднималась все выше.
– Он пьян, – с опаской произнесла Лара. – Сперва коньяк, потом пиво…
– Безобразие! – без тени волнения согласилась Елена. – Совершенно не умеет себя вести. Ишь ты, удаль свою решил показать…
– А вот и не удаль. Просто я решил взбодриться! – крикнул ей Костя, кончик носа у него уже посинел, но он упорно не желал вылезать из воды.
– Что, сплавать за ним? – без всякого энтузиазма предложил Игорь.
Елена обернулась, посмотрела на него с укоризной:
– Ты что, воспаление легких хочешь заработать?
– Но надо же что-то делать…
– У тебя силенок не хватит. Для моего мужа нужен трактор или что-то вроде тягача…
– Костя, мы все очень волнуемся за тебя! – Лара пыталась воззвать к совести соседа, но тот только улыбнулся ей в ответ.
– Ларочка, вы похожи на одну киноактрису, только я забыл ее имя… – Костик икнул и вдруг споткнулся о какую-то подводную корягу. Бутылка выскользнула из его рук, и он с головой ушел под воду. Впрочем, тут же вынырнул. Игорь быстро, с безнадежным выражением на лице, стал стаскивать с себя рубашку.
– Холодная! – Лара рукой черпнула воду.
– Качалин, ты заработаешь ревматизм на всю жизнь! – сурово крикнула Елена.
Вода алмазными каплями стекала с Костиных волос, он продолжал мечтательно глядеть на Лару.
– Лялечка, ты не подскажешь мне фамилию той актрисы? – жалобно попросил он.
– Ты отморозишь себе гениталии, – сурово рявкнула его жена. – И окажешься несостоятелен как мужчина! Стой, Игорь, он сейчас вылезет…
Костик с покаянным видом зашлепал к берегу, видимо, последние слова Елены возымели действие. Едва он ступил на песок, как все бросились его растирать, а Игорь пытался натянуть на его мокрое тело свою куртку. Но она была отчаянно мала любителю весеннего купания.
С тумаками и причитаниями Константина погнали к дому. Поскользнувшись, он упал на крутом косогоре и вдруг блаженно рассмеялся:
– Вы не представляете, но я совершенно трезв!
– Еще бы! – возмутился Игорь. – В такой воде хоть кто протрезвеет! Ужас какой-то… Если б я сейчас в воде оказался, то точно умер бы от разрыва сердца. Елена, ты все-таки молодец, смогла найти нужные слова!
– Да уж! Его остановила только боязнь лишиться самого главного… – вдруг прыснула вдруг Лара. – Вот она, иерархия мужских ценностей!
– Игорь один его бы не вытащил, пришлось бы и нам, Лара, лезть в речку! – захихикала и Елена. – А потом тот деревенский житель, рыболов, вылавливал бы нас всех по очереди своей удочкой…
– Простите меня! – жалобно пропищал Костя. На теплом ветерке он порозовел, и стало ясно, что никакие хвори ему не грозят – столько здоровья было в его огромном теле.
– Константин, да ты у нас культурист!
– Тебе бы, Качалин, не в редакторы, а бодигардом, в охрану…
– Господи, бежим, надо ему срочно коньяка налить!
– А он остался, коньяк-то?
И все четверо с воплями, с гиканьем, с песнями стали карабкаться по косогору, потом побежали по дороге, и уже никто не сердился на Костю. Его нелепый поступок казался уже милой шалостью, всем хотелось заботиться о нем. Дома журналиста переодели, дружно растерли спиртом, закутали в какой-то немыслимый тулуп, который откопали среди старых вещей.
И тут у всех прорезался небывалый аппетит, а особенно у Кости, и они набросились на еду.
– Ну вот, – с удовлетворением произнесла Елена, производя ревизию того, что осталось. – А говорили – много взяли… Чем мужчин завтра кормить будем?
– В деревню пойдем! Там должен быть магазин…
Костя растопил большую русскую печь, но Игорю в доме не сиделось. В саду, на природе, ему казалось, намного приятнее прогуляться, чем сидеть в замкнутом пространстве. Он побродил по дорожкам – так, без всякой цели – и наткнулся на рисунок Елены в траве. Взял в руки кусок картона, стал вглядываться. «Все-таки это лист дуба. Только изъеденный по краям, прошлогодний, жухлый…» – решил он для себя и задумался. На земле среди редкой молодой травы и мелких камней лежал самый обычный прошлогодний лист, каких можно увидеть миллионы и миллиарды. Почему именно его нарисовала Елена, чем он ее привлек?
Игорь нашел неоткрытую бутылку пива, сел на крыльце и, держа рисунок в руках, пристально всматривался в него.
Елена появилась откуда-то сзади, тихо села рядом. Узкое бледное личико морщилось в улыбке, крылья острого горбатого носика смешно раздувались.
– Костя у печки греется, – объяснила она свое настроение. – Говорит, что плавание его очень взбодрило. Все бы ему взбадриваться… А ты что, мой рисунок нашел? Хочешь, забери…
– И не жалко? Я думал, художники очень трепетно, бережно относятся к своим творениям, пусть даже самым случайным…
– Ерунда какая.
– Я вот думаю – что все это значит…
– Рисунок? Да ничего. Я просто так рисовала, от нечего делать.
– А мне кажется, я понимаю.
– Интересно, интересно, – оживилась Елена. – И что же я там нарисовала?
Игорь еще раз взглянул в ее светло-голубые глаза – они были безмятежны и насмешливы. Никаких других чувств в них не наблюдалось.
– Ты нарисовала смерть, – тихо произнес он.
Елена вздрогнула, зрачки расширились, взгляд потемнел.
– Почему ты так думаешь? – осторожно спросила она.
– Мертвый лист посреди зеленой травы.
Елена передернула плечами, словно налетел холодный ветер.
– Может быть. Но тогда ты видишь лучше меня. Знаешь, я действительно нечто подобное имела в виду, когда рисовала, но этого страшного слова у меня в голове даже не вертелось. Я вообще боюсь всего такого…
– Тогда ты нарисовала жизнь. Вот эта молодая зеленая травка, только что пробившаяся из земли, она как раз и символизирует победу жизненных сил, – нарочито менторским тоном, пародируя экскурсовода во время похода по музею, произнес Игорь.
– «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть…» Не об этом ли ты?
– Резюмируем: ты изобразила вечное движение, жизнь в ее развитии, борьбу и единство противоположностей…
– Хватит, хватит, а то я сейчас возгоржусь!
– Нет, правда, Елена, – улыбаясь, ласково поинтересовался Игорь, – неужели ты и вправду не знаешь, что хочешь выразить своим рисунком?
– Да, так бывает. Потом, – позже, не сразу – до меня доходит. А иногда мне кто-нибудь объясняет смысл того, что получилось. Вот как ты сейчас…
– Почему так? Ведь творец, приступая к замыслу, должен четко представлять…
– Потому что чувство иногда идет впереди мысли, – перебила его Елена. – Это не только художников касается, а и всех прочих людей. Вот ты… У тебя душа и мозги всегда в ладу?
– Нет, – легко сознался Игорь. – Лара говорит, что я сам не знаю, чего хочу. Ей довольно часто приходится решать за меня.
– А на работе?
– О, там другое дело! Там душа не нужна, всякие сантименты даже вредны. Бухгалтерия в чистом виде.
– А я творю душой… – вздохнула Елена, не печально, не радостно, а как-то отрешенно взмахнув ресницами, и в первый раз Игорь подумал, что она, наверное, очень славное существо, только характер у нее какой-то… изломанный, что ли.
Холодный дом постепенно наполнялся теплом. Костя, румяный, с блестящими, как зеркала, глазами, сидел у печки и маленькими глотками прихлебывал коньяк.
Лара расположилась рядом, усевшись на низенькой скамеечке, и листала старый альбом.
– Вот это как раз мой дедушка на какой-то там профсоюзной конференции. А вот бабка на теплоходе «Русь». Ничего старушка?
– Хороша… В молодости все хороши. А где же ты, Костя?
– Листай, листай дальше, тут все по порядку!
Лара уже давным-давно привыкла, что все восхищаются ею. Она знала, что и Костя не является исключением, недаром сегодняшним утром он чуть не поцеловал ее. Грех небольшой, но… постепенно смутное недовольство стало накатывать на нее.
– Вот это, кажется, ты, да?
– Угу, в возрасте трех лет. Этакий купидон…
– Похож…
– Ларочка, а ты не хочешь хлебнуть? Очень тонизирует.
– Меня тонизировать не надо, я в речку сегодня не лазила. Костя, и что вдруг тебе в голову взбрело с купанием? Ведь апрель еще не кончился!
– Я сошел с ума! – Он радостно и безнадежно развел руками. – Мне надо было что-то сделать, чтобы загасить пожар внутри. Пусть и ледяной водой, чтоб до самых костей пробрало, чтоб хоть чуть-чуть отпустило.
– Кости у Кости… – задумчиво проговорила Лара что-то вспомнившееся из детства. Наконец до нее дошел смысл сказанного соседом, и она решительно заявила: – Я не хочу слушать ни про какой пожар.
– А о чем же говорить? – умоляюще спросил тот.
«Какого черта он на меня так смотрит? Никакой совести нет! Ведь женатый человек, жена его где-то тут, за стеной. Кстати, где она шляется, почему за мужем не смотрит? Хотя за Костей бесполезно смотреть, он все по-своему делает, его не остановишь… вот как сегодня, еле из речки вытащили. Ну и упрямец при всем внешнем добродушии… Гарик не такой. Гарик – как воск в руках. Впрочем, неизвестно, что хуже». Лара остановила поток своих мыслей и ответила на вопрос:
– Не знаю.
– Лара, я чувствую, ты не хочешь об этом говорить, но я-то… Я не говорить об этом не могу. Ты только выслушай!
Она уже догадывалась, что он хочет ей сказать, и произнесла чуть ли не с мольбой в голосе:
– Костя, не надо.
Но того было уже не остановить.
– В первый раз я увидел тебя возле нашего дома. Ты, наверное, не помнишь, мы еще не были тогда знакомы…
– Костя! – предостерегающе воскликнула Лара.
– Это было точно сон, галлюцинация. Потому что в первый момент я не поверил своим глазам – таких красивых не бывает! А потом я узнал, что ты живешь напротив, встречался с тобой в лифте, здоровался, говорил какие-то ничего не значащие банальности, а внутри меня что-то происходило…
– Любовь с первого взгляда? – откровенно раздраженно усмехнулась Лара.
– Да, – кротко согласился Костя. – Что хочешь со мной делай, только я не могу…
– А Елена?
– При чем тут это?! Ну при чем тут это?
– «Это» – ты так про родную жену говоришь? – возмутилась она. – Хорошо, а как же тогда Игорь?
– Игорь – отличный парень.
Лара с треском захлопнула семейный альбом, пыль полетела в разные стороны.
– Больше ни слова о любви, – холодно произнесла она. – Еще один намек на чувства – и ты меня больше не увидишь.
– Ладно, я сказал тебе обо всем, что чувствую, думаю, теперь ни слова… Молчи, грусть, молчи!
Лара положила альбом на стол и вышла на крыльцо. Солнце медленно скатывалось к горизонту, стало прохладно. Игорь и Елена сидели на лавочке молча, глядя на закат.
«Какая тоска!» – подумала Лара и вздохнула.
– Что ты? – ласково спросил Игорь, уловив вздох жены. – Садись рядом. Такой закат…
Но Ларе сейчас оказалось не до красот природы. Мысли неслись в ее голове, как летящий к пропасти табун.
«Этот человек просто от меня не отстанет, – думала она с опаской. – С его-то упрямством, пробивной силой, энергией… Ночевать с ним в одном доме! Впрочем, мы и так живем в одном доме, но здесь… Места здесь полно, не в одной же комнате с хозяевами мы уляжемся спать. Но за одной стеной. Как глупо! Нет, он не доведет ситуацию до абсурда, не полезет ко мне – фу, какие гадкие мысли! – будет лишь думать обо мне. Да, я уверена, он будет думать обо мне – как я там, за стеной. А я не хочу, чтобы он обо мне думал! Какой темный и густой здесь ночной воздух. Здесь вообще все чужое, странное, неприятное. И эта высокомерная Елена…»
Лара села рядом с мужем, потом встала, опять вздохнула. «Только он родной, только он самый любимый, мой мальчик с золотыми кудрями!»
– Что такое, Лара? Что с тобой? – встревоженно спросила Елена. – Что-нибудь не так?
– Мне как-то не по себе…
– Лара, я тебя не узнаю, – испуганно произнес Игорь. – Ты, наверное, на солнце сегодня перегрелась.
– Наверное… Гарик, я хочу домой!
– Что случилось? – теперь всерьез испугалась и Елена. – У тебя что-нибудь болит?
– Ничего не болит. Просто я хочу домой.
– Костя, Костя! – закричала Елена. – Лара хочет домой!
Костик выскочил на крыльцо, все еще кутаясь в тулуп.
– Лара хочет домой? – огорченно спросил он. – Но мы же договорились… Почему?
– Мне плохо, – чуть не плача, пожаловалась она. – Я не могу в чужом доме… Мне страшно! Все хорошо, правда, все хорошо, вы очень славные ребята, и дача замечательная, дело только во мне… Я не могу в чужом доме!
– О господи! – прошептал Игорь, с изумлением глядя на жену.
– Качалин, это ты напугал ее!
– Что?…
– Да, ты ее напугал, полез в ледяную речку, чуть не утонул, заставил нас всех волноваться!
Костя сбросил тулуп и бухнулся перед Ларой на колени. Настоящие слезы текли из его глаз. Похоже, хмель не вполне еще выветрился из его головы. И только что выпитый коньяк так подействовал.
– Прости меня, я во всем виноват… – глухо забубнил он, пытаясь поймать Ларину ногу в кокетливом спортивном ботинке и поцеловать ее.
Лара взвизгнула и отскочила назад.
– Совсем спятил! – возмутилась Елена и ткнула в бок мужа своим острым кулачком. – Безобразие.
– Что делать будем? – уныло спросил Игорь. Все трое смотрели на Лару с печальным, тревожным выражением.
– Отвезите меня назад, – прошептала она.
– Но это невозможно! – всплеснула руками Елена. – Костя лыка не вяжет, у меня тоже алкоголь в крови… Завтра!
Солнце уже почти опустилось за лес, последний багровый луч освещал небо. В прохладном воздухе носился какой-то пух, пахло дымом из трубы, зацветшей черемухой, речным илом.
– Я не хочу завтра! – отчаянно прошептала Лара. – Я хочу сейчас…
Костик уже рыдал в голос, но на него перестали обращать внимание.
– Вы говорили, здесь где-то рядом станция и на электричке до дома всего час езды? – вдруг спросил Игорь.
– До станции минут двадцать пешком, – растерянно ответила Елена. – Неужели вы и вправду собрались ехать?
– А что делать… – развел руками Игорь, и все опять с отчаянием и недоумением посмотрели на Лару.
– Ладно, довезу вас до станции.
– Не надо! – замотала головой Лара. – Елена, это опасно, тебя могут остановить, лишить прав или что там такое… Всего двадцать минут пешком! Мы прекрасно дойдем сами, еще не поздно. Мне очень неловко. Вы только с Костей не подумайте, что это из-за вас, все было прекрасно! Просто нервы у меня расшатались.
Елена объяснила дорогу и все рвалась их проводить, хотя бы пешком. Но Игорь не позволил.
– Ты нужна мужу, – сурово произнес он. Костя в это время пытался подняться с колен.
Всю дорогу до станции Игорь молчал и лишь только тогда, когда они оказались в электричке, сказал, пожимая плечами:
– Что на тебя нашло, Лара? Слишком много пива?
Она ничего не ответила. За окном мелькал темный, уже ночной лес, тускло светили фонари. Кто-то в конце вагона под гитару пел песни: «Не плачь, Маша, я здесь, не плачь – солнце взойдет, не прячь от бога глаза, иначе как он найдет нас…»
В голове Лары проносились смутные фразы, обрывки сегодняшних разговоров. «Тебе бы, Качалин, бодигардом работать…»; «Я не поверил своим глазам, таких красивых не бывает!»; «Молчи, грусть, молчи…»; «Чем мужчин завтра кормить будем?…»
– Тоска! – сказала она, не отрывая взгляда от окна, а про себя подумала: «Он огромный, высокий, словно герой боевиков, бесшабашный. И, кажется, немного глуповатый, что, впрочем, свойственно для всех людей, крупных телом. Пишет о счастье…» Лара не замечала, что муж смотрит на нее пристально, с тревогой.
«Они так странно выглядят рядом… – плавно текли ее мысли. – Впрочем, противоположности всегда тянутся друг к другу. Но все равно… Я помню, она положила ему руку на плечо – какая-то паучья лапка, особенно на его мощном бицепсе. Муж и жена, совсем разные. Нет, я не должна думать об этом, я никогда не думала о других мужчинах, тем более так – с точки зрения физиологии. Может быть, сказываются гены моей матери, всю жизнь мечтавшей о мужчине, который одной рукой может раздавить камень в песок? Ох уж эти первобытные гены – с тех самых времен, когда человек охотился на мамонта, и счастье женщины зависело только от силы ее партнера. Да, от его силы зависело все – и возможность съесть кусок мяса, и родить здоровых детей, и не беспокоиться о врагах… Как странно я рассуждаю. Ведь в наше время все по-другому! Но почему я думаю о его теле, о его спине, руках, пальцах… Как странно, что этими самыми пальцами он нажимает на клавиши пишущей машинки, ими бы пятаки гнуть – на спор. Неужели он прикасается к Елене? Он же может раздавить ее, словно мотылька, лишь брызги разлетятся в разные стороны! Какая гадость мне лезет в голову…»
– Гарик, а вдруг я сошла с ума? – Лара наконец оторвалась от ночного пейзажа за окном. – Я не понимаю, что сейчас со мной происходит.
Как ни странно, ее вопрос успокоил мужа, тревога исчезла из его глаз.
– Иди ко мне, – он сел рядом с ней, обнял. – С тобой все хорошо. Вот видишь, ты опять улыбаешься… Только сумасшедшие уверены в том, что с ними все в порядке, а нормальные люди способны сомневаться в здоровье своего рассудка. Ты устала. Да, я только сейчас понял: ты просто устала.
– Но я вроде бы…
– Нет, ты устала – от переезда, от смены обстановки, всего ритма жизни, от новых знакомств… Началась обратная реакция.
– Еще утром я была такой счастливой, мне все нравилось, меня радовала предстоящая поездка… Семейство Качалиных черт знает что сейчас обо мне думает!
– Усталость приходит неожиданно, именно тогда, когда кажется, что все уже в порядке. Немного сдали нервы, ты раскапризничалась – но ничего страшного!
– Правда? – Лара зарылась носом в его волосы. – От тебя пахнет лесом и костром…
– Вообще, Ларка, ты мне кажешься самым нормальным и здоровым человеком на свете. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, вот, стучу по дереву. С тобой все в порядке, я не помню даже, когда в последний раз у тебя был насморк…
– Вот, – она для убедительности шмыгнула носом. – Сейчас насморк! У речки было очень свежо, и ветер дул какими-то порывами…
– Свежо! – засмеялся Игорь. – А этот медведь полез в воду… Я уверен, что он тоже из той породы железных людей, к которым никакая хворь не пристает, что бы они ни делали…
Лара промолчала. Она ни за что бы не призналась мужу, что думала сейчас о Косте. Тем более она ни за что не призналась бы, что Костя чуть ли не в любви к ней признался… Впрочем, почему «чуть ли»? Кажется, именно признался. Но это дурь, блажь, все очень скоро пройдет, некоторым мужчинам свойственна влюбчивость. «А я не влюбчивая, – успокоенно подумала она. – И, слава богу, Игорь может быть уверен во мне. Гелла, дурочка, смеется, считает меня чуть ли не фригидной, но просто она не знает, что такое настоящая любовь…»
– Ты замечательный! – Лара еще крепче обняла мужа. – Только ты можешь так успокоить, и никто другой.
– О каких это других ты говоришь? – с притворной суровостью спросил Игорь.
* * *Федор Максимович Терещенко родился в Тюмени, в семье рабочего и учительницы.
Он был способным и честолюбивым ребенком. В те далекие времена, когда карьера зависела от общественной активности, он самозабвенно занимался пионерской, а потом комсомольской работой. И приехав после школы покорять Москву, он стал комсомольским вожаком в институте нефти и газа, а попросту – в «керосинке», где же еще учиться мальчику из города нефтяников. Связей с родиной он не терял, да и родина его не забывала, несколько раз о нем писали в местной газете как об одном из лучших сынов города. Тем более что после института он вернулся домой, работал по специальности много и не менее самозабвенно, чем занимался своим общественным ростом.