Маленький Мук и другие сказки

Сравнивая себя с Омаром, он вынужден был признать, что тот красив и изящен, и всё же ему казалось, что отец принца обрадуется больше возвращению его, Лабакана, чем своего сына.

Думы эти преследовали Лабакана весь день, и с ними же он лёг спать. Когда на следующее утро он проснулся и взгляд его упал на спокойно спавшего Омара, ему пришла мысль силой или хитростью добиться того, в чём ему отказала судьба. Лабакан тихо вынул из-за пояса Омара кинжал и хотел вонзить его спящему в грудь. Но на убийство он всё-таки оказался неспособным; тогда он сунул кинжал себе за пояс, оседлал коня принца и быстро ускакал, прежде чем обманутый спутник его проснулся.

Сделал всё это Лабакан как раз в первый день Рамазана; следовательно, ему оставалось ещё четыре дня срока, чтобы доехать до хорошо известного ему столба Эль-Серуя, куда можно было добраться и в два дня. И всё-таки он спешил, опасаясь, как бы настоящий принц не нагнал его.

На второй день к вечеру Лабакан издали увидел столб Эль-Серуя на небольшом холме среди равнины. Сердце у него сильно забилось; хотя за эти два дня он и успел подготовиться к той роли, которую собирался играть, однако совесть укоряла его, и потому он не был уверен в себе.

Местность вокруг столба была пустынной, и Лабакан расположился на ночлег в отдалении под пальмами.

На другой день около полудня он увидел большой караван, подходивший к столбу Эль-Серуя. Караван остановился у подножия холма, на котором возвышался столб, и разбил здесь роскошные палатки. Лабакан догадался, что караван прибыл сюда ради него, и ему очень захотелось в этот же день явиться к прибывшим под видом их повелителя, но он всё же решил дождаться назначенного срока.

Наутро он вскочил на коня и поскакал к холму. Здесь он спешился, достал кинжал принца Омара и взошёл на холм. Около столба стоял величественный старик в расшитом золотом кафтане, подпоясанном белым шарфом, на голове его была чалма[30], украшенная драгоценными камнями. За ним стояли шесть человек свиты.

Лабакан подошёл к старику, низко поклонился и сказал, вручая ему кинжал:

– Я тот, кого вы ждёте.

– Слава пророку, сохранившему тебя, – ответил на это старик со слезами радости, – обними своего старика отца, дорогой мой сын Омар!

Портной был очень тронут и бросился в объятия старого князя.

Недолго, однако, пришлось ему наслаждаться своим новым положением; не успел старик выпустить его из объятий, как на равнине показался всадник, подъезжавший к холму.

Всадник и конь его представляли странное зрелище: лошадь то ли из упрямства, то ли от усталости еле переставляла ноги, несмотря на то, что всадник погонял её изо всех сил.

Лабакан тотчас узнал свою лошадь и настоящего принца Омара, однако решил упорно отстаивать свои незаконные права.

Всадник уже издали стал махать руками; подъехав к столбу, он слез с лошади и быстро взбежал на холм.

– Стойте! – воскликнул он. – Кто бы вы ни были, подождите! Этот негодяй вас обманывает! Я – Омар, а не он!

Все стояли в удивлении, особенно был поражён старик; в недоумении он глядел то на одного, то на другого.

– Отец и повелитель, – сказал Лабакан, стараясь сохранить спокойствие, – не смущайтесь словами этого человека. Это – сумасшедший портной из Александрии по имени Лабакан. Он заслуживает скорее сожаления, чем гнева.

Слова эти окончательно вывели принца из себя. Вне себя от гнева он хотел броситься на Лабакана, но окружающие удержали его, князь же сказал Лабакану:

– Ты прав, дорогой мой сын, этот несчастный помешан; свяжите его и посадите на одного из верблюдов; может быть, он ещё образумится.

Услышав это, принц разрыдался и воскликнул:

– Сердце говорит мне, что ты – мой отец. Умоляю именем моей матери, выслушай меня!

– Он опять начинает заговариваться, – сказал князь. – И откуда только взялись у него такие безумные мысли!

С этими словами князь взял Лабакана под руку и спустился с ним с холма. Здесь оба сели на прекрасных коней, покрытых дорогими чепраками[31], и двинулись во главе каравана по пустыне. А несчастного принца посадили со связанными руками на верблюда, причём двое всадников, ехавших по сторонам, приглядывали за ним.

Старый князь Сауд был султаном[32]. Долгое время он был бездетен; наконец у него родился желанный сын. Предсказатели, которых он спросил о судьбе мальчика, объявили ему, что до двадцатидвухлетнего возраста принцу будет грозить опасность, что враги будут строить ему козни.

Во избежание этого султан отдал мальчика на воспитание своему другу, Эльфи-бею, и с тех пор с нетерпением ждал его возвращения.

Все это султан рассказал своему мнимому сыну, любуясь им.

Когда они прибыли во владения султана, народ всюду встречал их с ликованием. Слух о прибытии принца быстро распространился по всем сёлам и городам. Улицы, по которым они проезжали, были украшены гирляндами цветов, дома были увешаны коврами, и народ радостно приветствовал принца.

Портной чувствовал себя на верху блаженства, но тем ужаснее было положение Омара, которого везли сзади связанным: никто не обращал на него внимания; если же кто и интересовался, кого это везут связанным, то конвойные, к отчаянию бедного принца, отвечали, что это – помешанный портной.

Наконец торжественный поезд прибыл в столицу султана, где встреча была ещё великолепнее, чем в остальных городах. Мать Омара, пожилая почтенная особа, ожидала их со всеми придворными в самом роскошном зале дворца. Пол этого зала был покрыт огромным ковром, стены были увешаны голубым сукном, подобранным золотыми шнурами с кистями.

Когда они прибыли, уже стемнело, и поэтому в зале были зажжены круглые разноцветные лампы, благодаря чему там было светло как днём. Ярче всего была освещена та часть залы, где сидела мать Омара; к золотому с аметистами трону вели четыре ступени. Четыре знатных сановника держали над ней шёлковый балдахин, а шейх мединский махал над ней опахалом[33] из павлиньих перьев.

Так ждала она своего супруга и сына; последнего она не видела с его рождения; впрочем, он не раз являлся ей в сновидениях, так что она была уверена, что немедленно узнает его даже среди тысячной толпы.

Наконец послышался шум приближавшейся процессии; звуки труб и барабанов смешались с ликующими криками толпы; вот уже топот коней раздался во дворе дворца; вот уже по комнатам слышны шаги, двери распахнулись, и султан, ведя за руку сына, поспешил мимо толпы придворных, павших перед ним ниц, к трону матери Омара.

– Вот, – воскликнул он, – я привёл тебе того, кого ты так долго ожидала!

Но супруга султана перебила его:

– Нет, это не мой сын, – сказала она, – это не тот, кто являлся ко мне во сне!

Султан хотел возразить ей, но в эту минуту в комнату вбежал настоящий принц Омар, преследуемый конвойными, из рук которых он вырвался; он бросился к ногам матери, воскликнув:

– Я умру здесь, вели меня убить, жестокий отец; я не могу больше выносить такого позора!

Все придворные смутились, они столпились вокруг несчастного, и стража уже хотела схватить его и снова связать, но его мать поднялась с трона.

– Стойте! – воскликнула она. – Это мой сын. Хотя я его никогда не видала, но сердце подсказывает мне, что это он!

Стража невольно отступила, но султан, вне себя от гнева, велел немедленно связать его.

– Меня вы должны слушаться! – крикнул он. – Нельзя же верить женским снам; у меня есть более верное доказательство – вот этот кинжал моего друга, Эльфи, вручённый мне моим сыном. – При этом он указал на Лабакана.

– Он похитил его у меня, – закричал Омар. – Я ему доверился, а он меня обманул!

Но султан не слушал сына; он был упрям и привык решать всё сам. Он велел силой увести несчастного Омара из залы, а сам ушёл с Лабаканом к себе, гневаясь на супругу, с которой прожил двадцать пять лет в мире и согласии.

Мать Омара была в большом горе; она была уверена, что прибывший с султаном принц – обманщик, а несчастный, которого султан считает помешанным, – её сын, которого она не раз видела во сне. Успокоившись немного, она стала раздумывать, как бы ей убедить в этом супруга. Дело было нелёгкое, мнимый принц привёз условленный знак и так много знал из рассказа Омара о его жизни, что прекрасно играл свою роль.

Она призвала к себе людей, сопровождавших султана к столбу Эль-Серуя, и подробно расспросила их, как было дело; потом стала советоваться с невольницами. Долго обсуждала она дело вместе с ними, и наконец старая умная черкешенка, Мелехзала, сказала ей:

– Если я не ошибаюсь, мнимый принц назвал того, кого ты считаешь своим сыном, – Лабаканом, помешанным портным?

– Да, – отвечала мать Омара, – но что же из этого?

– А может быть, обманщик и назвал твоего сына своим же настоящим именем? Если это так, то я знаю отличное средство, как изобличить самозванца. Но надо сохранить это в тайне.

И невольница шёпотом сообщила своей повелительнице план, который та вполне одобрила.

Супруга султана была умной женщиной; она хорошо знала слабые стороны мужа и умела ими пользоваться.

Она притворилась, будто подчинилась его воле и согласна признать сыном того, кого он желает, но только с одним условием. Султан, уже раскаявшись в своей недавней вспыльчивости, согласился на всё, и тогда она сказала:

– Я хотела бы испытать, кто из них двоих искуснее; другая бы заставила их состязаться в верховой езде, фехтовании и метании копий. Я задам им другую задачу, в которой они могут показать своё искусство и сообразительность. Пусть каждый сошьёт по кафтану, и посмотрим, у кого он выйдет лучше.

Султан засмеялся, говоря:

– Умно же ты придумала! Чтобы сын мой состязался с безумным портным, кто лучше сошьёт кафтан! Нет, этого не будет!

Но супруга напомнила ему, что он уже дал согласие на поставленное ею условие, и султан уступил, объявив, однако, что, как бы хорошо сумасшедший портной ни сшил кафтан, он всё равно не признает его сыном.

Султан сам пошёл к сыну и попросил его исполнить прихоть матери, которая непременно желала иметь кафтан его работы. Лабакан, услышав это, очень обрадовался; он знал, что шитьём он может угодить кому угодно.

Принцу и портному отвели две комнаты, где каждый из них должен был показать своё искусство. Им дали по куску шёлковой материи, ножницы и нитки.

Для выполнения работы им был назначен двухдневный срок; на третий день султан послал за супругой и велел принести кафтаны и позвать тех, кто их шил. Лабакан вошёл с торжествующим видом и развернул свою работу перед султаном.

– Вот, смотри, отец, – сказал он, – и суди сам, разве не прекрасно сделана работа? Я думаю, самый искусный придворный портной не мог бы тягаться со мной.

Супруга султана улыбнулась и обратилась к Омару:

– А где же твоя работа, сын мой?

Омар с досадой бросил на пол шёлковую материю:

– Меня учили укрощать лошадей и метать копья, – воскликнул он, – а с нитками и ножницами я обращаться не умею и считаю такое занятие недостойным воспитанника Эльфи-бея, каирского властителя!

– Вот настоящий сын мой! – воскликнула жена султана. – Ах, если б я могла обнять тебя и назвать сыном. Прости, супруг и повелитель, – сказала она, обращаясь к султану, – что я прибегла к хитрости. Неужели ты и теперь не убедился в том, кто принц и кто портной? Без сомнения, кафтан сшит прекрасно, и мне бы очень хотелось знать, у какого портного этот молодой человек научился портновскому искусству.

Султан задумался, недоверчиво поглядывая то на жену, то на Лабакана, который покраснел и смутился, поняв, как глупо он выдал себя.

– Этого доказательства недостаточно, – сказал наконец султан, – у меня есть ещё средство узнать правду.

Он велел оседлать лучшего коня и поскакал в соседний лес. Там жила добрая волшебница по имени Альзаида, уже не раз помогавшая своими советами в трудные времена предкам султана; туда и направился султан.

Среди леса находилась поляна, окружённая высокими кедрами. Там жила волшебница, и редкий из смертных решался явиться туда – всех удерживал страх.

Приехав туда, султан слез с лошади, привязал её к дереву, стал среди поляны и громко воскликнул:

– Если правда, что ты выручала моих предков советами в трудные минуты жизни, то не откажись помочь и потомку их.

Едва он успел произнести эти слова, как из ствола одного кедра вышла женщина в длинном белом одеянии.

– Я знаю, зачем ты пришёл, султан Сауд, – сказала она. – Ты хочешь узнать правду, и я помогу тебе. Возьми эти два ларчика. Пусть оба юноши, называющие себя твоими сыновьями, выберут по ларчику. Я знаю, что настоящий сын твой выберет то, что следует.

С этими словами она подала ему два ларчика слоновой кости, богато украшенные золотом и жемчугом; на крышках, которые султан при всём старании не мог открыть, бриллиантами были выложены надписи.

На обратном пути султан долго раздумывал о том, что могло находиться в ларчиках. Надписи не облегчали дела; одна была такова: «Честь и слава»; другая: «Счастье и богатство». Он подумал, что даже сам затруднился бы в выборе из этих двух одинаково заманчивых вещей.

Вернувшись во дворец, он призвал жену и рассказал ей о решении волшебницы; она очень обрадовалась, надеясь, что тот, к кому лежит её сердце, сделает выбор, доказывающий его высокое происхождение.

К трону султана придвинули два столика, и султан сам поставил на них ларчики, сел на трон и подал знак невольнику открыть двери залы.

Блестящее собрание знатнейших сановников наполнило помещение. Они уселись на роскошных диванах, поставленных вдоль стен.

Затем по второму знаку султана в залу ввели Лабакана. Гордо и самоуверенно прошёл он по зале, опустился на колени перед троном и сказал:

– Что прикажешь, мой отец и повелитель?

Султан поднялся с трона и сказал:

– Сын мой! Некоторые ещё сомневаются в том, что ты действительно принц Омар; в одном из этих ларчиков находится доказательство твоего происхождения, выбирай! Я уверен, что выбор твой будет удачен.

Лабакан подошёл к ларчикам. Долго обдумывал он, какой из них выбрать, наконец сказал:

– Дорогой отец, что может сравниться со счастьем быть твоим сыном, и разве я не богат твоей милостью? Я беру ларчик с надписью: «Счастье и богатство».

– Мы после узнаем, правильно ли ты выбрал, а пока сядь на диван рядом с мединским шейхом, – сказал султан и снова махнул рукой.

В залу ввели Омара; его унылый вид и грустное лицо тронули всех присутствующих. Он пал ниц перед троном и спросил, чего от него требуют.

Султан объяснил ему, что он должен выбрать один из ларчиков; Омар встал и подошёл к столу.

Внимательно прочитав надписи, он сказал:

– В последние дни я по опыту узнал, как непрочно счастье и ненадёжно богатство; но эти же дни научили меня, что единственное неотъемлемое сокровище – это честь и что слава вернее богатства. И хотя бы мне пришлось отказаться от короны, я избираю «Славу и честь»!

Он положил руку на избранный им ларчик; но султан остановил его и вновь подозвал Лабакана к столу.

При нём султан велел открыть ларчики, и крышки их, которые раньше не поддавались никаким усилиям, теперь отскочили сами.

В ларчике, выбранном Омаром, лежали на бархатной подушке маленькая золотая корона и скипетр; в ларчике же Лабакана – большая иголка с ниткой. Султан приказал подать себе ларчики. Он взял корону в руки, и она вдруг сделалась больше.

Тогда султан возложил её на голову своему сыну Омару, преклонившему перед ним колени, поцеловал его и усадил рядом с собой. Затем он обратился к Лабакану, говоря:

– Есть старая пословица: всяк сверчок знай свой шесток! Тебе, видно, не судьба расставаться с иголкой. Хотя ты и не заслуживаешь снисхождения, но за тебя просит тот, кому я нынче ни в чём отказать не могу: поэтому я дарую тебе жизнь, но советую поскорее убраться из моих владений.

Пристыженный, униженный, бедняга портной бросился к ногам принца, со слезами прося у него прощения.

– Верность другу и великодушие врагу – этому правилу всегда следовали наши предки, – сказал принц, поднимая Лабакана. – Иди с миром!

– Конечно, ты – мой сын! – воскликнул султан, заключая в свои объятия принца.

Сановники громко приветствовали принца; Лабакан же, пользуясь всеобщим ликованием и шумом, взял свой ларчик и тихо побрёл из залы.

Он пошёл в конюшню султана, оседлал свою старую клячу и выехал из города по дороге, ведущей в Александрию. Всё происшедшее казалось ему сном, и только ларчик напоминал ему дорогой о том, что это было в действительности.

Прибыв в Александрию, он подъехал к дому своего прежнего хозяина; здесь он слез с лошади, привязал её к дверям и вошёл в мастерскую. Хозяин сначала не узнал его, принял за важного заказчика и спросил, что ему угодно; когда же узнал в посетителе бывшего своего мастера Лабакана, позвал работников, и все они злобно кинулись на него, стали бить его утюгами и аршинами[34], колоть иголками и ножницами, пока Лабакан в изнеможении не упал на груду старого платья.

Хозяин осыпал его упрёками за увезённое платье. Напрасно Лабакан уверял, что он для того и вернулся, чтобы вознаградить хозяина за понесённый убыток, никто не слушал его; хозяин с мастерами снова стали бить его и выгнали из дому.

Весь избитый, он снова сел на свою лошадь и отправился на постоялый двор. Здесь, бросившись в постель, он стал размышлять о непрочности всех земных благ и заснул с твёрдым решением отказаться от любых честолюбивых помыслов и впредь честным трудом зарабатывать свой хлеб.

Он продал свой ларчик за дорогую цену ювелиру, купил себе дом и открыл мастерскую. Он повесил вывеску: «Портной Лабакан» – и в ожидании заказчиков принялся чинить иголкой с ниткой, взятыми из ларчика, свой кафтан, сильно пострадавший от побоев хозяина. Кто-то отвлёк его от работы; вернувшись же, он с удивлением заметил, что иголка сама продолжала шить мелкими красивыми стежками, и притом лучше, чем это сделал бы он сам.

Вот как полезен даже самый ничтожный подарок волшебницы! Но подарок имел ещё одно достоинство, а именно – нитка была вечная: сколько бы иголка ни шила, она не уменьшалась.

Вскоре к Лабакану стали являться заказчики, его завалили работой, и он стал первым портным в городе. Он только кроил и делал первый стежок – всё остальное доканчивала сама иголка. Все желали шить у него, так как он работал хорошо и брал недорого.

Так оправдалась надпись на ларчике: «Счастье и богатство». Лабакан разбогател и жил счастливо; когда же до него доходил слух о славе молодого султана Омара, когда ему говорили, как его любит народ и боятся враги, бывший принц думал про себя: «Хорошо всё-таки, что я остался портным, это много спокойнее, чем добывать себе славу и честь».

И Лабакан жил, довольный своей судьбой, уважаемый своими согражданами, и если иголка его не потеряла своей силы, то, наверно, и теперь ещё шьёт вечной ниткой доброй волшебницы Альзаиды.

Маленький Мук

Жил-был маленький человечек по имени Мукрах, но все звали его Маленький Мук. Прозвище это вполне подходило к нему, так как ростом он был не больше аршина с четвертью. На маленьком туловище его сидела огромная голова.

Мук жил совсем один в большом доме; и никто бы не знал, жив он или умер, если б он не выходил из дому раз в месяц, в определённый день. Это было большое веселье для уличных мальчишек. Они заранее собирались у дома Маленького Мука и ждали его выхода. Когда дверь отворялась, прежде всего появлялась большая голова в огромной чалме; затем – маленькая фигурка в полинялом цветном платье и просторных шароварах с широчайшим поясом, за которым был заткнут такой огромный кинжал, что трудно было определить, то ли кинжал привязан к Муку, то ли Мук к кинжалу. Когда человечек выходил, мальчишки бросали вверх свои шапки, прыгали и плясали вокруг него, припевая:

Маленький Мук, Маленький Мук,Вышел на улицу – туфлями стук!Целый месяц тебя не видать,Только один раз выходишь гулять.Ну-ка попробуй теперь нас догнать!Самого тебя видно едва,Как котёл у тебя голова!Маленький Мук! Туфлями стук!Ну-ка поймай нас, Маленький Мук!

Маленький Мук не обижался и не гнался за мальчишками, как бы им ни хотелось, но добродушно приветствовал их наклоном головы и медленно двигался дальше в своих огромных туфлях. По окончании прогулки он возвращался домой и опять не выходил целый месяц.

Все знали, что Маленький Мук богат, но он никогда не носил другой одежды, кроме описанной. Почему это так – я вам сейчас расскажу.

Это одеяние было единственным наследством Мука, доставшимся ему от отца, когда тот умер. Муку было тогда около шестнадцати лет. Отец его был высок, платье его оказалось не в пору сыну-карлику. Но Мук обрезал то, что было слишком длинно; сбросил свои лохмотья, оделся в отцовское платье, заткнул за пояс кинжал наподобие шпаги, взял в руки палку и отправился в путь искать счастья.

Прохожие смеялись над его потешной внешностью, но он будто не замечал этого. Отец Маленького Мука стыдился сына-карлика и не выпускал его из дома; и теперь Мук впервые наслаждался свободой и ярким солнечным сиянием. Когда лучи солнца золотили купол мечети вдали или сверкали в волнах озера, маленькому человечку казалось, что он попал в волшебную страну. Но увы! Усталость и голод вскоре вернули его к печальной действительности.

Он скитался два дня, и только дикие лесные плоды были его пищей, а жёсткая земля постелью. На третий день утром он увидел вдали большой город. Собрав последние силы, он зашагал к нему и около полудня вошёл в городские ворота. Мук радовался, думая, что жители будут выходить из домов и приглашать его поесть и отдохнуть, но никто не предлагал ему гостеприимства. Наконец, когда он засмотрелся на большой красивый дом, одно из окон его отворилось, из него выглянула старая женщина и принялась кричать нараспев:

Приходите сюда, здесь вас ждут;Стол накрыт, и вам кушать дадут.Собирайтесь обедать скорей;Здесь найдёте вы добрых друзей!

Дверь дома отворилась, и Мук увидел, что в неё устремилась толпа кошек. Ободрённый, он последовал за ними. Когда он вошёл, старуха спросила, что ему нужно.

– Вы сзывали всех к обеду, – отвечал Маленький Мук, – а я голоден, вот и вошёл.

Старуха расхохоталась и сказала:

– Откуда ты пришёл, маленький смешной человечек? Весь город знает, что я готовлю обед только для своих кошек да приглашаю иногда их приятельниц.

Маленький Мук рассказал старухе, что после смерти отца он остался один-одинёшенек. Старуха, которую звали Ахавци, пожалела маленького человечка и предложила ему остаться у неё в услужении.

Работа здесь была не тяжёлая, но довольно скучная. У Ахавци было шесть кошек. Каждое утро Мук должен был причёсывать их, а вечером укладывать спать на шёлковые подушки и укрывать красиво вышитыми одеяльцами. Ещё ему приходилось смотреть за маленькой собачкой, но с ней было меньше хлопот.

Поначалу Мук был счастлив: и кормили его хорошо, и работы было немного. Но потом такая жизнь стала ему надоедать. Когда Ахавци уходила из дому, с кошками сладу не было: они бегали взад и вперёд по комнатам, всё роняли, разбивали дорогие чашки. Но, едва заслышав шаги хозяйки, они тотчас принимали такой смирный вид, будто никогда и не проказили. Ахавци, находя беспорядок в комнатах, обвиняла во всём Мука, бранила и била его ни за что ни про что.

Видя, что здесь ему не найти счастья, Мук решил оставить службу у старухи. Но прежде он решил узнать, что скрывается в одной комнате, которую старуха держала всегда на замке.