Кот недовинченный

Заведение оказалось абсолютно пустым, только за стойкой скучала молодая китаянка в золотистом национальном халате. Завидев гостей, она поспешила к ним. Согнулась в полупоклоне, осведомилась, что угодно господам.

– Могли бы мы пообедать? – спросила Катя по-английски, беря инициативу на себя. Она предчувствовала: если дать в ресторане волю прожорливому Лелику и особенно туалетной хищнице Галине – запросто разорят.

Хозяйка отвечала утвердительно и, непрерывно кланяясь, проводила гостей за столик в отдельную комнату. Помогла всем раздеться, сама повесила на крючки карнавальные плащи и маски гостей, поставила у столика обогреватель – словом, окружила их чисто восточной заботой.

Заказали свинину в ананасном соусе, жареную утку, белый рис, зеленый чай. Из напитков Леня ограничился пивом, Катя предпочла «вино де ля каса»[21], зато Галина попросила сразу три дринка граппы.

В ожидании заказа Ленчик алчно потер ручонки.

– Ну-с, давайте ноутбук-с.

– Деньги, – протянула ладошку Галина.

– Екатерина Сергеевна, выдайте гражданке двести евро, – приказал Лелик с очаровательной наглостью.

Делать нечего: Катя достала портмоне и с нескрываемым неудовольствием протянула туалетной девице две новенькие сотенные купюры. В ответ та передала Ленчику чемоданчик с компьютером. Юный хакер, чуть ли не урча от нетерпения, раскрыл его и погрузился в виртуальную реальность.

Принесли влажные салфетки для рук, затем напитки, блюда – но Леня даже на пищу не прореагировал, все клацал и клацал по клавишам.

– Лелик, ешь! – скомандовала, как бывало в детстве, Катя. Юноша стал прихлебывать пиво и рассеянно тягать с тарелки куски свинины, по-прежнему не отрываясь от экрана. – Сервер недоступен или не отвечает на команды пользователя, – с усмешкой прокомментировала его поведение Катя. Ленчик не обратил на нее никакого внимания, даже не отмахнулся. Делать нечего – пришлось завязывать диалог с синьорой Галиной – как ее там? – Медичи Пчеллини. Тем паче что девушка из туалета хватила граппы и стала по-южному разговорчива.

Галя быстро перешла на «ты», задала Кате пару вялых вопросов о том, «как там в Москве» и «шо почем нынче в столичных магазинах», а после принялась рассказывать Кате про свою жизнь.

Итак, жила-была юная дивчина Галина вместе с мамой в украинском городке под названием Понинки: ни работы, ни денег, один огород да хрюшки. Однажды подруга надоумила ее дать объявление в московское агентство, сводившее славянских красавиц с западными мужчинами, – то самое московское «Уж замуж». Довольно скоро нашелся претендент – итальянский гарный хлопец Марио.

У них с Галей завязалась интенсивная переписка – сперва по обычной почте, а затем по электронной. (Компьютер купили на деньги от двух забитых хряков.) Письма Марио становились все горячее, а затем он и сам в Понинки пожаловал – и оказался еще краше, чем выглядел на фотографиях, да и умницей, и аристократом настоящим. Галя тоже в Марио влюбилась – и поехала за ним в Италию.

Марио и вправду оказался графом. В его жилах текла кровь стариннейших родов, тех самых Медичи и Пчеллини. Учился он в университете в Болонье, проживал в замке, возил ее по всем Апеннинам на своей «Ламборгини». Останавливались они в пятизвездных отелях, обедали в лучших ресторанах, шмоток он Гале накупил – в грузовике не увезти. Разумеется, Галя в красавце-графе-богаче души не чаяла. И Марио тоже Галю боготворил, за красоту ее южную, но не итальянскую жесткую, а славянскую теплую, – и за доброту вселенскую.

А вскоре и свадебку сыграли. Скромно – расписались в мэрии да в ресторацию вчетвером со свидетелями сходили. Все было как у людей, кроме одного: на бракосочетании не присутствовали ни родители, ни какие-либо другие родственники со стороны жениха. Да и вообще: сколько Галя у Марио ни жила, ни отца его, ни матери, ни дядьев с тетками не видывала. Хотя те жили и здравствовали в полном составе: и Медичи, и Пчеллини.

А потом, месяца через три, открылась правда. Оказывается, маманя Марио, графиня Медичи Пчеллини, категорически возражала против явления невестки без роду без племени, иммигрантки с нищей Украины. Но Марио столь сильно Галину любил, что мать свою ослушался и женился без ее благословения. И тогда графиня своего сына Марио – прокляла. И не только наследства его лишила, но и в текущем денежном содержании отказала.

Катя приняла историю Галины (не без влияния паров «вино де ля каса») близко к сердцу.

– А с мужиками всегда так, – прокомментировала она. – Если красавец – значит, глуп как пробка. Если умный – значит, пьет. Если вдруг не пьет – значит, скряга. Если не скряга – значит, за бабами бегает… Или, как твой, – у маменьки на поводке ходит. Чистопородных мужиков на свете нет – это тебе не собаки из элитных питомников… В каждом, абсолютно в каждом, имеется изъян.

– Ох, и правда, Катюша, – пригорюнилась синьора Медичи Пчеллини и махнула очередную стопку граппы. И подрагивающим от выпитого и пережитого голосом поведала развязку своей печальной истории.

Когда мать-графиня отказала Марио в содержании, кончилось все: и замок, и шмотки, и «Ламборгини», и даже университет. За учебу платить стало нечем, жить не на что. Но Марио все равно от своей Галины (на что стерва-свекровь явно рассчитывала) не отступился. Он предпочел бросить университет. Чтобы прокормить семью, нашел работу. Здесь, под Венецией, в материковом пригороде Местре. («Может, вы видели, когда пролетали, там еще трубы нефтеперерабатывающие торчат».)

Марио стал дальнобойщиком, вечно в разъездах, по всей Италии грузы доставляет. Они сняли квартирку в Местре. Галя вот тоже работу, слава богу, нашла. Да и мать свою в Италию перетащила. Та Гале по дому и по службе помогает. А Марио, раз уж своя семья от него отвернулась, в теще души не чает, «мамо» ее называет…

Тут Галя всплакнула, выбежала из-за стола, а когда вернулась, в руках несла еще две стопки граппы.

– Ты, Катя, не бойся, я их за свои купила.

И тут прорезался Лелик.

– Есть! – азартно прокричал он и последний раз, в виде финального аккорда, ударил по клавишам. Нахмурился: – Но почему такой масипусенький файл? Не понимаю…

Повернул экран лэп-топа к Кате. Они вдвоем в него заглянули.

На экране возникло незнакомое молодое лицо. Лицо было не естественное, снятое фотоаппаратом или видеокамерой, а созданное с помощью трехмерной графики – как у героев компьютерных игр или мультика «Шрек». И тем не менее Леня прошептал:

– Это Антон…

Вдруг лицо Ленчикова друга на экране ожило. Он проговорил – вернее, продекламировал:

Да, ты на правильном пути,однако предстоит пройтитебе верст сотню для порядка.А вот куда, к чему идти,послушай ты мою загадку.

Экран погас, а через секунду вспыхнул снова. На темно-синем фоне возникли начертанные белым рукописным шрифтом слова. Они были оформлены в виде стихотворных строф. А в правом верхнем углу экрана возник секундомер, принявшийся отсчитывать время: 0.30…0.29…0.28…0.27…

Катя вчиталась в псевдорукописный текст на экране:

«То соловей, не жаворонок был», —один чувак ночами голосил.А рядом, под гробницей чувака,найдешь ты ключ для нового рывка.

Катя, словно примерная ученица, попыталась с ходу расшифровать смысл графоманских стишат. А Ленчик поступил радикальней: он выхватил свой мобильный телефончик и со страшной скоростью принялся вбивать в него текст с экрана. Закончил, когда цифры в углу подбегали к нулю: 0.03; 0.02; 0.01… А как только секундомер остановился на нулях, строки на экране слиплись в комок, вспыхнули ярко-белым и исчезли.

– Ну и шутник твой Питоха, – покачала головой Катюша. – И ради этой белиберды я выложила двести евро?!

– Деньги обратной силы не имеют, – хихикнула уже основательно нагрузившаяся украинка.

– Да ладно бы двести евро! – воскликнула не на шутку разъяренная Катя. – А вся эта поездка?! Билеты! Гостиница! Еда! На двоих, между прочим!

– Тетечка, – елейным голоском попросил Ленчик, – не надо попрекать меня потребленными мною калориями. Тем более что я и не ем почти.

– А почему, кстати, не ешь?! – еще больше взъярилась Катя. – Что ты сидишь? Уплачено, и свинина уже остыла!

– Почему твой сотрудник, – вклинилась пьяноватая Галина, – тебя тетечкой называет?

– Потому что у него с головой проблемы! – беспощадно отрезала Катя.

Ленчик, набивший полный рот китайской свининой, украдкой показал ей кулак.

– Доедай, Лелик, и пойдем отсюда.

– Ой, а давайте, ребят, еще посидим, – проныла Медичи Пчеллини. – Вы не журитесь, теперь я вас угощать буду. Гроши ж ваши у меня е. И так хорошо на ридной мове размовлять… Покалякаем, выпьем. Заспиваем…

– Счет! – коротко бросила Катя возникшей у дверей китаянке. Та поклонилась и исчезла.

Галина опустошила еще одну стопку, подперла голову рукой и сделала попытку затянуть песню:

– Гляжу я на нибо тай думку гадаю…

Катя поморщилась, расплатилась и вышла из-за стола. Лелик, дожевывавший последний кусок свинины, как послушный мальчик, последовал ее примеру.

– Имей в виду, Галя, – беспощадно наклонилась к юной хохлушке Катя. – Будешь столько пить – твой Марио тебя бросит.

И не оглядываясь вышла из ресторана. Она слышала, что Ленчик идет следом.

* * *

А на улице Катя вдруг поняла: злиться-то ей и не на что. Да и грех точить себя яростью, когда такая красота кругом: ласково светит солнце, воздух свеж и прозрачен; ни единой машины на километры вокруг. Вдоль узенького канала расположились старые палаццо, радуют глаз своими бисквитными очертаниями. На древних, поросших водорослями ступенях плещется вода.

Разве не стоило потратиться на дорогу хотя бы ради чудес древнего города? Да и юноше сделать приятное – прокатить племянника на недельку в сказку. Вон он какой шагает – довольный после еды, раскрасневшийся.

– Ты, кстати, не думай, что я тебя в Венецию за свой счет свозила, – заметила ему Екатерина уже совершенно беззлобно, однако, в воспитательных целях, назидательно. – Начнешь зарабатывать по-взрослому – вернешь мне свою долю. – И вздохнула: – Можно в рассрочку и без процентов.

– Ох, Катенька, эти твои расходы – такие копейки! – нахально ухмыльнулся племянник. – Мы, когда чудо-программу найдем, миллионы с тобой заработаем!

– Лелик! – строго оборвала Катя. – Хватит! Не желаю я больше слышать о твоих чудо-программах!

– А что такого? Антон же нам, ясный перец, новую наводку дал! Чтоб мы еще один шаг на пути сделали!

– Какие наводки, какой путь? – снова начала кипятиться тетка. – Сплошные детские игры, шарадки-ребусы, детский сад! Неужели непонятно: твой друг тебя просто дурачит, а ты покупаешься, как маленький!

– Он не нас с тобой дурачит, а других. Своих заказчиков. Врагов! Они ведь тоже по следу программы идут. Думаешь, зря, что ли, те двое охламонов за нами следили?! А вдруг они первыми Галкин ноутбук заполучили бы?

Катя промолчала. В доводах племянника имелся свой резон. Почувствовав ее нерешительность, Ленчик принялся развивать наступление:

– Тоха – чувак с мозгами. Он знал, что за его Программой настоящая охота будет. Он специально все зашифровал, чтобы только мы с тобой, как умные люди, на след вышли. А остолопы всякие или, допустим, эта Медичи алкоголическая – нет!

Тут они снова вышли к Гран-каналу, но совсем в другом месте (моста Риальто отсюда не видать), и Катя аж задохнулась от развернувшейся перед ней красивейшей панорамы. И налево, и направо, во всю длину и ширину, – разноцветные особняки с огромными окнами, стоящие по колено в воде. А перед ними – легкий плеск бирюзовых волн. И величаво плывущие по каналу флотилии гондол, тяжело груженных туристами. И поспешающие «вапоретто» (симпатичные парни с одного из них восторженно замахали Кате рукой – она ответила).

– Ох, Лелик, давай просто посидим, – умиротворенно предложила Катя. – Расслабимся. До чего же хорошо!

– Я не против, – кивнул племянник.

И они постелили прямо на ступеньки, рядом с пристанью, свои карнавальные плащи, уселись на них и вытянули ноги.

– Вон, видала, – вдруг проговорил Лелик, – пристань-то как называется: «Сан-Тома». Или, по-русски говоря, имени святого Фомы. А Фома этот был, как известно, неверующий…

– Ты мне лекцию по теологии собрался читать? – не без иронии откликнулась Катя. Она пригрелась на весеннем солнышке, подставляла ему лицо – в такой обстановке медитировать надо, а не с племянником спорить.

– Нет, я к тому, что тебе сама венецианская география намекает: не будь, Катюша, Фомой неверующим…

– Ой, Лелик, пожалуйста, без демагогии.

– Почему бы нам – хотя бы из спортивного интереса – не разгадать, что нам Антон сегодня написал?

– А ты что, еще не понял? – фыркнула Катя.

– Только не говори, что ты уже въехала.

– Естественно. Давай-ка свой мобильник.

Лелик поспешил протянуть ей свою «Моторолу», вызвал запись:

ТО САЛОВЕЙ НИ ЖАВОРОНОК БЫЛОДИН ЧУВАК С БАЛКОНА ПРАВОПИЛА РЯДОМ ПОД ГРАБНИЦЕЙ ЧУВАКАНАЙДЁТЕ КЛЮЧ ДЛЯ НОВОГО РЫВКА

– М-да, Леличек, – жалостливо вздохнула Катя. – А что у тебя в школе по русскому было?

– Благодаря тебе и маме Даше – твердая четверка, – мгновенно сориентировался юноша.

– А заслужил ты – твердый «банан». Как ты можешь! «САловей», «грАбница», «прАвопил»! Я уж не говорю о пунктуации! Ни единой запятой!

– Я спешил очень, – потупился Леня.

– По-настоящему грамотный человек, – нравоучительно отрезала Катерина, – грамотно пишет даже впопыхах!

– Во-первых, от запятых все равно никакого толку нет. А во-вторых, я и не говорил, что по-настоящему грамотный, – пожал плечами племянник.

– Ладно оправдываться! – отрубила вошедшая в педагогический раж Катя. – Перейдем к смысловой части послания. Итак, первая строка: «То соловей, не жаворонок был». Откуда цитата?

Тяжелое молчание повисло над кампо[22] Сан-Тома.

– Ну, вспоминай, вспоминай, – притопнула ножкой Катерина. – Чрезвычайно известный автор.

– Шнур, что ли?

Катя замахнулась на него сумочкой. Юноша жизнерадостно расхохотался.

– Только не говори мне, Лелик, что ты Шекспира не читал!

– Честно тебе сказать, тетечка? Не читал.

– О разгильдяй души моей! И «Ромео и Джульетту» не читал?!

– Кино смотрел. С твоим сладким любимчиком, уродом Ди Каприо.

– Не смей называть Ди Каприо уродом!.. – Тетка дала племяннику легкий подзатыльник (следует отметить, что за неграмотность, как и за незнание Шекспира, он подзатыльников не удостаивался). – Но вернемся к этому, с позволения сказать, стихотворению, – Катя иронически проинтонировала последнее слово, – написанному твоим Антоном. Итак, первая строка – «то соловей, не жаворонок был» – представляет собой прямую цитату из «Ромео и Джульетты». Стих второй, «один чувак с балкона провопил», ясно указывает на то, где разворачивается сцена: на балконе Джульетты. Если мы вспомним, что действие трагедии Шекспира происходит в Вероне, то можем предположить, что две последние строки опуса твоего друга также имеют прямое отношение к этому городу. Что он там накалякал? «А рядом, под (как некоторые пишут) грАбницей чувака, / найдете ключ для нового рывка». Что ж, логично предположить, что в Вероне имеется место, которое народная молва называет гробницей (то есть, прости, грАбницей) Ромео. Следовательно, твой слегка более образованный (чем некоторые) приятель намекает, что, по всей видимости, подле апокрифической могилки великого влюбленного он оставил для тебя какой-то новый указатель – для дальнейшей беготни.

– Тетя, ты супер! – Ленчик аж на ноги вскочил. – От нас, то есть от Венеции, до Вероны – рукой подать! Каких-нибудь километров сто! Как все просто! Значит, поедем туда!..

– Я одного не могу понять, – задумчиво проговорила Катя. – Допустим, твой друг оставлял тебе наводку – но как он мог использовать материал, в котором ты, Лелик, ни уха ни рыла?

В ответ Ленчик стал в позу и продекламировал:

В тот день она себе разбила лобик,А муж мой (упокой его господь —Вот весельчак-то был!) малютку поднял.«Что, – говорит, – упала ты на лобик?А подрастешь – на спинку будешь падать.Не правда ли, малюточка?» И что же!Клянусь Мадонной, сразу пересталаМалютка плакать и сказала:«Да»[23]

Пару секунд Катя остолбенело сидела, а потом до нее дошло.

– Ах ты, поросятина! – Она вскочила. – Ты дурачил меня! Морочил мне голову!

Ленчик отпрыгнул в сторону с хохотом и криком:

– Макаренко запрещал телесные наказания!

– Я тут перед ним о Шекспире распинаюсь, а он!..

– Тетенька, я просто хотел проверить – знаешь ли ты Шекспира так же хорошо, как знаю его я.

– Ну и что – проверил?

– Да! Пять баллов тебе!.. Хочешь – даже с плюсом!

– Ах ты, мелочь пузатая, – оценки он мне будет выставлять!

– Тетенька, ну не сердись!.. Катю-юшечка, ну давай завтра поедем в Верону. Город посмотрим, а заодно посетим могилку твоего Ромео – Ди Каприо. А?

– Нет, – отрезала Катя, – я больше в твоей авантюре участвовать не желаю.

– Да ладно! Прикольно! Неужели тебе Венеция еще не надоела? Море волнуется – раз! Гондолы эти…

– Представь себе, Венеция мне совершенно не надоела.

– А между прочим, в Вероне значительно лучше отоварка.

– Что – лучше? – вылупилась на него Катерина.

– Купить там можно все дешевле. И ассортимент шире. Ты же не собираешься возвращаться из Италии с пустыми руками?.. Конечно, если хочешь приобресть что-нибудь от «Гуччи-Пуччи», где носовой платочек стоит как моя годовая стипендия, – Венеция как раз для тебя. А если желаешь купить добротные качественные вещи, нам надо ехать в Верону.

– Боже мой, Лелик!.. Ты вещаешь прямо как промоутер! Сам-то ты откуда знаешь про веронскую отоварку?

– Мне Машка сказала, – потупился племянник. – Она ведь тоже заботится, чтобы я купил каких-нибудь… сувениров. Для себя… ну, и для нее… Поедем, тетенька, в Верону, а? Там ведь каждый камень Шекспира помнит!

Катя расхохоталась:

– Шекспир ни в какой Вероне не бывал!

– Ну а камни все равно его помнят.

И такой он был умильный, такой забавный – как в детстве, когда просил купить мороженое, – что Катя смягчилась и сказала:

– Посмотрим.

– Ура! – заорал Ленчик так громко, что туристы, проплывавшие мимо в гондоле по Большому каналу, вздрогнули и разом поглядели на него. – Завтра мы едем в Верону!

«Харрис-бар».Тот же вечер, 9 марта, 20.30.Катя

В «Харрис-баре» публика оказалась настолько изысканная, что Катя, даром что одетая в туфли от Прадо и костюм из новой коллекции Альберты Феретти, все равно первые десять минут чувствовала себя не в своей тарелке. За соседними столиками сидели, судя по повадкам, наручным часам и одежкам, явные, неприкрытые миллионеры. А может, даже – миллиардеры. Однако ее спутник, синьор Брасселини, в окружающую среду вписался легко – и очень быстро «вписал» в нее и саму Катю. Паоло оказался настолько мил и обходителен, так ловил каждое Катино движение, взгляд, слово, что постепенно она освоилась и даже стала поглядывать на окружающих миллионеров (а особенно – на жилистых миллионерш ) чуть ли не свысока. Официант в белом пиджаке поднес знаменитый на весь мир коктейль «Беллини» (Катя потом подсмотрела в меню: четырнадцать евро за стограммовый стаканчик мутно-белой жидкости – однако!). В коктейле вроде и алкоголя не чувствовалось – но после него возникли удивительная бодрость и стойкое ощущение, что она всем этим горе-миллионерам сто очков вперед даст.

Потом принесли карпаччо. (Синьор Брасселини утверждал, что данное блюдо, как и коктейль «Беллини», изобрели именно здесь, в «Харрис-баре».) К сему моменту Катя уже освоилась настолько, что обратила внимание и на бедненькую, нарочито аскетичную обстановку ресторана, и на грязное пятно на белом фраке одного из официантов, и на то, как слезились глаза у старушки-миллиардерши за соседним столиком.

И только ее спутник был безупречен, и даже при желании Катя не могла найти в нем ни единого изъяна. Отменный костюм (как минимум, от Бриони), а ему под стать – водолазка, носки и туфли. Красивые руки, лицо и (она еще на «вапоретто» заметила) бедра. Мудрый, но со смешинкой, взгляд голубых очей. И имя-то у него какое приятное: Паоло. Вроде значит то же самое, что Павел, типа нашего Синичкина, но звучит совсем, совершенно иначе!.. Да и выглядит он куда как приятнее!..

Катя на секунду представила плохо отесанного Павла Синичкина в атмосфере «Харрис-бара» и про себя фыркнула. Ну, о чем бы она с ним здесь говорила? О преимуществах «Пассата» над «Нексией»? О шансах ЦСКА на кубок УЕФА? Впрочем, даже столь примитивных разговоров, скорее всего, не состоялось бы: у Синичкина немедленно бы дар речи пропал! Увидь он, что какой-то мутный «Беллини» четырнадцать евро стоит!

А Паоло с видимым интересом расспрашивал Катю, как она живет в Москве. Его интересовало все: кем она работает, на какой машине ездит (пришел в восторг, что на «Фиате Пунто»), как отдыхает, что представляют собой ее студенты, ученички-школьники. И все его восхищало («Белиссимо!»): и как они на Новый год на даче у Валентины Лессинг ходят в баню и прыгают в снег. И как она занималась парашютным спортом… И как в юности переводила, не зная итальянского, итальянские фильмы… Катя осторожно, но отчетливо дала понять красавцу, что живет одна, что замужем не была (ни с профессором Дьячковым, ни с Синичкиным расписаны они не были). О себе Паоло рассказывал мало, и преимущественно в полуюмористических тонах: я, мол, старый сапожник, в четвертом поколении, шью обувку разным хорошим людям… Однако в его рассказе проскальзывали, как бы мимоходом, и апартаменты в Риме, и полеты в Нью-Йорк на «Конкорде», и собственное дефиле на Миланской неделе моды «от кутюр»…

Незаметно летело время, была опустошена одна бутылка вина и призвана вторая… Очи Паоло сверкали… Его рука нашла под столом ее коленку и была мягко, но решительно спроважена…

Он извинился и отошел, не было его довольно долго, и Катя даже испугалась, что он хочет сбежать, оставив ее наедине со счетом (явно болтающимся в районе пятисот евро), – но вот она увидела, как милый Паоло с заговорщицким видом шепчется с метрдотелем, а потом возвращается, улыбаясь, к ее столику… А после десерта он расплатился (платиновой кредиткой, между прочим), помог ей встать и весело проговорил: «Пора! Пора! Нас ждет карета!»

Катя сочла это за шутку: «В Венеции нет гужевого транспорта! Как и автомобильного!» – однако… Прямо у выхода из бара их встречал седой гондольер. Он провел Катю по мосткам, потом подал руку и усадил в огромную лакированную гондолу. Рядом поместился Паоло. Гондольер бережно укрыл их обоих широким теплым пледом, оказавшимся очень кстати, потому что с моря дул свежий, резкий ветерок.

– Для начала – небольшая экскурсия по ночному Каналу Гранде? – осведомился синьор Брасселини. – Или сразу домой, на Лидо?

– Домой, – махнула ручкой захмелевшая Катя, – путь-то неблизкий. А то вдруг наш гондольер устанет, и мы перевернемся, – она хихикнула, – и нас поглотит морская пучина!..

И они отплыли.

В отличие от любого другого вида транспорта гондола не производила ровным счетом никакого шума. Она скользила по чернеющей воде исключительно гладко, словно масло ножиком размазывали.

Морской ветер пробирал бы до костей – когда бы не плед, под которым сидели Катя с Паоло… Когда б не тепло его тела… Здесь, совсем рядом… Когда б не его рука, лежащая на ее плече… Когда б не его губы, шепчущие в ухо какие-то глупости… Касающиеся ее шеи… щеки… губ…

Катя вдруг протрезвела, только когда они подходили к самому острову Лидо. Час прогулки пролетел, кажется, одной минутой, и вот уже перед глазами вдохновляюще светится неоновая вывеска «САМРАRI» на крышах лидийских домов.

Катя оглянулась. Бравый, седой гондольер невозмутимо орудовал веслом, вроде бы не обращая никакого внимания на поведение седоков. Огоньки Венеции мерцали далеко позади.

– У меня здесь, на Лидо, особняк, – бархатным голосом сказал где-то близко от ее уха Паоло, – и неплохая коллекция импрессионистов – не первого ряда, конечно, но все равно вполне репрезентативных. И если вы, Катьюша, окажете мне честь, я с удовольствием продемонстрирую вам мои картины…

«Ну да, и не только картины. В придачу – кое-что еще».

Кате показалось, что эти слова вымолвил ее племянник. Во всяком случае, ей явственно почудился чей-то молодой циничный голос. Она даже заоглядывалась: не наблюдает ли за ней с берега стервец Ленчик, не подхихикивает ли.

Да нет, на берегу ни души. Примнилось. Глюки. Однако тепло, жар и томление, которые она только что испытывала оттого, что Паоло присутствовал рядом, вдруг куда-то испарились, словно их морским ветром выдуло.

– Спасибо, дорогой Паоло… Я сегодня очень устала… Может, как-нибудь потом… Завтра…

– Как скажете, – кротко ответствовал синьор Брасселини, и его руки сразу стали печальными и какими-то холодными. – В какой гостинице вы остановились?

– «Вилла Мабапа».

– Правьте к причалу гостиницы, где живет синьора, «Вилла Мабапа», – скомандовал Паоло гондольеру. И светски поинтересовался у Катерины: – Какие планы у вас на завтра?