Так что я никуда не тороплюсь, по капле впитывая силу из окружающего мира.
Еще одна побочная сторона магии жизни – я буду проводить силу через себя. Если лечить быстро, надо будет черпать и отдавать полной горстью. Как бы не выгореть при таких условиях. Не хочу. Страшно.
Что я еще-то умею, кроме как лечить?
Пальцы медленно начинают светиться. Шторы задернуты, ставни закрыты, никто ничего не увидит. И уж тем более не увидит, как я склоняюсь над Мэтом Шаронером. Руки ложатся мужчине на шею, словно я хочу придушить его. Не хочу, вовсе нет. Просто лучше всего класть пальцы на пораженное место.
Где тут что?
Есть!
Ящик, видимо, ударил на излете, но силы хватило, чтобы отростки у нескольких позвонков хрупнули и попросту сломались. Синева разливается по всей спине. Отеки есть, несколько ребер сломано, чудом ни одно из них не проникло в легкое, кровотечений нет. Для меня сейчас вся пострадавшая область горит тревожным алым цветом с вкраплениями черного – там, где запеклись сгустки крови, отмерли ткани.
Осколки? Повезло, переломы чистые. Были бы осколки, было бы намного хуже.
Вся моя сила устремляется в позвонки. Вот так, медленно, осторожно… Тут важно не только исправить костную ткань, но и снять отеки, выгнать лишнюю жидкость и кровь из тканей, проследить спинной мозг, чтобы он не был поврежден. Это самая сложная и тонкая работа. И сил она выпивает столько, что я едва стою на ногах. Но на остатке упрямства проверяю второго больного.
Несколько искр срывается с моих пальцев, впитываются в пораженную ногу.
Нет, тут все неплохо. Ткани, конечно, пережали, но жгут я сняла вовремя. Чутье подсказывает, что все заживет вовремя и гангрены не будет. А это уже замечательно. А еще чутье подсказывает, что снаружи кто-то есть. Прислушиваюсь – и понимаю: для взрослого этот «кто-то» маловат.
Шими?
Ну и пусть. Не впущу. Найдет, поганец, где переночевать. Ни к чему ему видеть меня в таком состоянии, вовсе даже ни к чему! У мальчишек языки длинные. И не надо мне говорить, что я жестокая. Между прочим, рядом со мной соседский дом, а у них есть замечательная мохноногая лошадка Белка. Рыженькая такая. Забраться в сарай всяко можно, а там копна сена и тепло. Сама бы повалялась, да не пустят. Там переночует, если в порт бежать страшно. Вот!
С тем я и ползу на кухню, заедать усталость. Хлеб, мед, взвар… на лечение своей силой я каждый раз столько трачу, что лучше б на мне крабы океан пахали! Не так уж у меня ее много, не такой я потрясающий талант, но это и к лучшему, наверное. Лечи себе помаленьку. То там помогай, то здесь… А будь я сильнее – сила прорвалась бы наружу намного раньше. И меня бы заметили, а это плохо.
И сейчас-то не слишком хорошо, но сейчас я не делаю ничего страшного. Помочь женщине разродиться? У меня тонкие руки. Эти двое? Так их никто до меня не осматривал, как скажу, так и поверят. Осторожность превыше всего! Вот!
Жаль, что раньше я этого не понимала.
* * *
Беда подкралась неожиданно в мои девятнадцать. Отец проигрался в карты барону Артау. Дело совершенно житейское, но сумма оказалась для нас… Она была подъемной, но тогда родителям пришлось бы отказаться от выезда, от новых нарядов, от дома в городе и поселиться на несколько лет в поместье. Отцу с матерью этого не хотелось.
Вот детей растить в поместье можно, а самим там жить? Ни балов, ни изысканного общества, ни сплетен, ни…
Подозреваю, что они бы возненавидели друг друга, если бы между ними не было всего вышеперечисленного. Не всем людям хватает общества супруга, особенно если это был изначально брак по договору. Отец заметался, просил помощи там, тут, ему отказывали, и тогда барон предложил взять взамен проигрыша меня. Не в любовницы, нет. Все было вполне прилично, меня собирались сделать женой. А что? Барон же, не абы кто из подворотни. И я не наследница, и берут меня без приданого, еще и денег за меня добавят, и красавицей меня не назвать.
А что барон старше меня лет на двадцать и больше всего напоминает жабу своей плешью, обвислыми щеками и выпученными зеленоватыми глазками – это мелочи. Поплачет молодая да и смирится. Не первая такая невеста, не последняя…
Единственная, кто пытался образумить моих родителей – это бабуля Тойри. Она разговаривала с сыном, с моей матерью, но все было бесполезно. Родители закусили удила. Я бы, может, и смирилась, отлично понимая, что главное в человеке не внешность, но… Из-за родителей произошло то, что я никогда им не прощу.
Никогда.
Поняв, что выбора у нас нет и что меня скорее всего свяжут с этим Жабом, как мы прозвали барона, бабушка решила попросить денег взаймы у старой подруги. К ней-то она и ехала, когда понесли кони. Карета перевернулась.
До сих пор не знаю, что там произошло.
Знаю только, что бабушка и кучер умерли. Кучер вроде бы попал под копыта коней и прожил еще несколько часов со смятой грудной клеткой. А бабушка практически в один миг, когда карета вылетела с обрыва и ударилась о землю с такой силой, что там остались одни осколки и ошметки.
Не знаю.
Если бы я тогда поехала с ней?! Но я была в поместье, а бабушка поехала из города…
Никогда себе этого не прощу. Если бы я не стала упираться, если бы сразу согласилась выйти замуж за барона, она была бы жива. Не стала бы выручать любимую внучку.
Если бы.
Ненавижу эти два слова. Я ревела целыми днями. Ревела и когда приехал барон. И к нему вышла такая, что краше только в гроб положить, могильных червей ничем не напугаешь.
Барон подцепил меня за подбородок, повернул к свету:
– Отвратительно. – Голос у него тоже был высокий, квакающий. – Извольте, любезная невеста, привести себя в порядок. У нас свадьба через пятнадцать дней.
– У меня траур, – вырвалась я из его цепких пальцев.
– У нас свадьба. И ваш отец полностью с этим согласен.
Насчет отца я и не сомневалась. Просто коробило его отношение. Это ведь его мать! А… что такое мать рядом с балами, приемами и нарядами? И парой скаковых лошадей, которые продаются за громадную цену знакомым заводчиком. Но зато у них замечательная гнедая масть, и можно заказать наряд под лошадей и найти грума в масть коням. Это так… модно!
Пальцы сами собой сжались в кулаки, но спорить я не стала.
Тогда не стала. Присела в реверансе. На меня словно покрывало накинули, которое отгораживало от мира, давало возможность побыть наедине с бабушкой и своей болью.
– Господин барон, полагаю, мои родители распорядятся о приготовлениях к празднику. А мне позвольте все же оплакать близкого человека в оставшееся мне время.
Барон одобрительно осмотрел меня – и позволил. А что, в главном я ведь не возражала? И по-прежнему продолжала лечить людей. Пока я еще дома…
Барон остался гостить у нас, а через шесть дней ко мне пришла няня.
– Веточка, помощь нужна. Очень.
Я послушно собрала сумку и последовала за ней. Почему-то няня вела меня через черный ход, оглядываясь по сторонам и словно бы опасаясь кого. Но тогда я об этом не думала.
Оцепенение спало в тот миг, когда я увидела девушку. Знала я ее, я тут всех знала. Мира, дочка нашего садовника, обожала помогать отцу в его работе. У нее все зацветало. Иногда я думала, что у нее тоже есть слабенький дар магии, только земли.
Не было. Иначе у нас бы землетрясение случилось, когда с ней такое делали. Няня только вздыхала, мол, не след девице на такое смотреть, но и роды я видела, и без помощи Миру не оставишь.
Девушку жестоко изнасиловали. Даже с учетом того, что девственницей Мира не была, разрывов избежать не удалось. Избили. Исхлестали чем-то вроде плетки. И тушили об нее свечи. Или угли – я так и не поняла. Но ожогов на ней было многовато для случайности. А самое жуткое, что Мира была чем-то похожа на меня. Тоже невысокая, темноволосая, худенькая…
– Кто ее?
Мира спала, а я смотрела на няню. И та молча глядела на меня такими глазами…
Кажется, я знала ответ на свой вопрос.
– Барон?
