Андрей Борисович Троицкий
Погоня
Пролог
С вечера зарядил дождь. Смеркалось, но девочка не включила верхний свет в комнате, зажгла только лампу, стоявшую на тумбочке возле кровати. В семь вечера постучал слуга, чуть приоткрыл дверь и сказал, что ужин готов, можно спускаться вниз. Она ответила, что не хочет есть, и слуга ушел. Девочка придвинула стул ближе к подоконнику, села и стала ждать.
Из окна был виден кусок заднего двора усадьбы, асфальтовая площадка, где стояли два автомобиля, кирпичный забор и ворота из толстых кованых прутьев. За воротами шла асфальтовая дорога, по которой изредка проезжали машины, на другой стороне начинался лес. Время шло. Ветер гнул ветви старой липы, дождь не переставал. Справа, в домике у ворот, где сидели охранники, зажгли свет. Люди, заступившие на вечернюю смену, как всегда, резались в карты или смотрели телевизор.
Девочка неподвижно сидела на стуле и ждала.
Из дома охраны никто не вышел, чтобы запереть калитку. Это хорошо. Это значит, что не придется бежать вглубь парка, залезать на перевернутую бочку и перебираться через забор. Минута текла за минутой, но на дороге ничего не происходило. По-прежнему лил дождь, свистел ветер, совсем стемнело. Девочка не видела, как с другой стороны ворот остановилась машина. Но заметила, что на темное полотно асфальта легла и пропала полоса света. Машина мигнула фарами еще два раза, это был условный сигнал. Снова стало темно.
Девочка надела плащ, взяла рюкзак и вышла в коридор. На втором этаже слуги появлялись редко. Она спустилась вниз по темной лестнице, повернула ручку и вышла на заднее крыльцо. Расстояние от дома до ворот она преодолела, прячась за декоративными кустами, высаженными вдоль пешеходной дорожки. Девочка выскользнула в приоткрытую калитку и оказалась на дороге. Машина с потушенными габаритными огнями теперь стояла впереди, в пятидесяти метрах от ворот. Девочка добежала до машины, открыла дверцу и упала на заднее сидение.
Один из охранников, сидевший напротив окна, оторвался от телевизора в тот момент, когда по асфальтовой площадке возле ворот скользнула человеческая тень. Он поднялся со стула и выглянул в окно, заметив, как девочка выскользнула за калитку и пропала из вида.
Через минуту машина с двумя охранниками выехала за ворота и помчалась по дороге в сторону Москвы. Седан пролетел на скорости два крутых поворота, выскочил на прямой отрезок дороги, когда в глаза водителя ударил дальний свет встречной машины. Он сморгнул, нажал на тормоз, чтобы сбросить скорость, повернул руль вправо и почувствовал, что машину заносит. Седан, потеряв управление, пошел юзом.
Водитель попытался вывернуть руль, но под колесами уже не было асфальта. Машина слетела с дороги, перепрыгнула канаву, ткнулась передком в землю. Сработали подушки безопасности. Через пару минут оба охранника осмотрели помятый передок машины, выбрались на пустую дорогу и пошли обратно к усадьбе. Напуганные происшедшим, они шли молча. Охранник, идущий впереди, припадал на разбитую ногу, другой вытирал платком сломанный в основании нос.
Старший охранник, остановившись, достал мобильник, позвонил непосредственному начальнику и доложил, что падчерица босса сбежала неизвестно куда. За воротами девочку ждала неустановленная машина. Пытались организовать погоню, но… Но попали в аварию, дорога слишком скользкая и узкая, а по ней ездят разные уроды. Начальник охраны задал несколько вопросов и положил трубку.
Он некоторое время задумчиво сидел в своем крохотном кабинете, что находился в пристройке усадьбы, и раздумывал, что делать дальше. Он решил позвонить не хозяину Игорю Дробышу, зная, каким страшным тот бывает в гневе, а его ближайшему помощнику и другу Стасу Грибкову по кличке Тухлый. Выслушав сообщение, Стас Тухлый ответил, что он будет на месте где-нибудь через час, а босс подъедет позже, ближе к ночи. И еще приказал, чтобы до его приезда провинившихся охранников заковали в наручники и держали в подвале, в служебном помещении.
Босс приехал в усадьбу уже после полуночи. На дворе было полно охраны, стояло несколько автомобилей с включенными фарами. Дробыш спустился в подвал.
Оба охранника, избитые до полусмерти, лежали на полу. Дробыш подошел к одному из них, наступил каблуком ботинка на пальцы руки. Человек даже не посмел застонать от боли. Дробыш присел на корточки и шепотом задал несколько вопросов. Охранник отвечал, всхлипывая, давясь слезами. В стороне стоял Стас Тухлый, одетый в джинсы и черную застиранную рубаху с закатанными по локоть рукавами. На руках – кожаные перчатки в пятнах крови.
Дробыш спросил Тухлого, готова ли яма и попросил принести сверху его железки. Один из охранников, услышав эти слова, завыл в голос, как раненая собака. Дробыш поднялся наверх, сел в машину и уехал. Охранников выволокли на воздух, заткнули в фургон и увезли.
Через полчаса фургон остановился на лесной дороге. От машины до ямы, глубокой и темной, охранников тащили волоком, потому что от страха они не могли идти сами. Первого подтащили к краю ямы, положили на землю и, завернув руки за спину, связали их проволокой. Шел дождь, поляну перед ямой освещали ручными фонарями. Дробыш в длинном прорезиненном плаще стоял в стороне и молча наблюдал за происходящим. Человек лежал на краю ямы, он не мог говорить, только стонал и выл в голос.
Дробыш сбросил плащ, подошел ближе. Стас Тухлый вышел вперед. Он вытащил из ножен и вложил в руки Дробыша изогнутый самурайский меч. Клинок блеснул в свете фонарей, отрубленная голова покатилась в яму. К краю подтащили вторую жертву. Человек пытался что-то сказать, вымолить жизнь, но голова и нижняя челюсть так сильно тряслись, что перед смертью он только искусал язык.
Глава первая
Адвокат Дмитрий Радченко вошел в кабинет хозяина юридической фирмы Юрия Полозова и остановился у дверей. Начальник разговаривал по телефону придушенным голосом, старался справиться с неровным дыханием и называл свою собеседницу нежным именем Светочка. На щеках Полозова играл румянец. Радченко почувствовал всю деликатность момента и решил, что в эту минуту, возможно, решается судьба личной жизни шефа. Развод с последней женой Полозов оформил еще года три назад и с той поры безуспешно искал свою вторую половину.
Радченко приоткрыл дверь и хотел уже выскользнуть в приемную, чтобы переждать на нейтральной территории. Но Полозов, заметив маневр, махнул рукой и показал пальцем на приставной столик для посетителей. Мол, не до церемоний, свои люди. Пришлось сесть в кресло, разложить бесполезные бумажки и сделать вид, что поглощен чтением. Начальник позволил себе пару комплиментов и свернул разговор.
Улыбка на лице увяла, румянец сошел, между бровей залегли складки.
– В центре скандала оказался наш старый клиент Игорь Дробыш, – сказал Полозов. – Ты наверняка о нем что-то слышал. Или читал в газетах. Богач, крутой парень, меценат, любитель всего прекрасного, собиратель русской живописи, театрал и так далее. За последнее время с ним случилось два неприятных происшествия. Сначала, когда Дробыш был в отъезде, его пятнадцатилетняя падчерица, подстрекаемая репетитором английского языка, написала заявление в полицию. Обвинила отчима в изнасиловании. Второе: неделей позже падчерица исчезла из дома. Скорее всего, совершить побег ей помогал все тот же учитель английского некий Наумов. Девочку ищет полиция. И скоро найдет. Но это – не твоя забота. Тебе же придется заниматься преступлением на сексуальной почве, то есть изнасилованием несовершеннолетней. Точнее говоря, изнасилованием, которого на самом деле не было.
Он вытащил из ящика большой почтовый конверт с какими-то бумагами, и сел не на свое место, а напротив Радченко за приставной столик. Полозов любил демонстрировать подчиненным, что в душе он вовсе не диктатор, а неисправимый либерал.
– Я знаю, Дима, что ты только что выиграл трудный процесс. И не успел отдохнуть. Но все-таки хотел именно тебя озадачить этим поручением. Ты еще играешь в теннис со своим бывшим однокурсником? Ну с этим… Начальником межрайонной прокуратуры по надзору… Ну, как там его, – Полозов пощелкал пальцами, сделав вид, что имя прокурора, хорошо известное в Москве, вдруг вывалилось из памяти. – Че… Чи…
– Чернов его фамилия.
– Вы ведь одногодки, у вас общие интересы? Мотоциклы?
– Он старше меня почти на семь лет. Кроме тенниса и бани общих интересов нет.
– Теннис и баня – это много. А кто из вас лучше играет?
– Чаще выигрываю я.
– Надо бы вот что… Поддаться надо. Пригласить его на корт и проиграть. А потом затащить однокашника в хороший ресторан… Кстати, в расходах не стесняйся. Когда настроение у этого деятеля поднимется, надо обсудить дело об изнасиловании. Сможешь?
– Поддаться в теннис или обсудить?
– Не подкалывай. Итак, об изнасиловании. Уголовное дело против Дробыша возбудили потому, что полицейские не разобрались в ситуации. К ним пришел этот проклятый учитель с девчонкой. Разговор на высоких тонах, много эмоций, мало смысла… В спешке зарегистрировали заявление и завели дело.
– Где это произошло?
– В районе Звенигорода. У нашего клиента два особняка под Москвой. Один на Рублевке, второй по Новорижскому шоссе. Ну, в этих районах, как правило, бедные люди не живут. Может быть, им там просто не нравится. Воздух или еще что… Короче, полицейские понимали, что Дробыш большой человек. И завтра же можно лишиться погон. Хочется думать, что эта поспешность объясняется неопытностью. Незнанием жизни и людей. Но можно объяснить и материальной заинтересованностью. Простой взяткой. У нашего клиента немало врагов и завистников. Вопросы вызывает и личность заявителя, этого учителя. Судя по всему, это мелкая душонка, последняя сволочь, готовая на все ради денег. На любую гнусность, низость… Да, не хотел бы, чтобы моя дочь или сын оказались студентами Наумова.
Полозов вспомнил о том, что детей у него нет, поэтому волноваться не стоит. И перевел дух. Он постучал кончиками пальцев по конверту и отодвинул его от себя на другой край стола.
– Эти бумаги подготовил адвокат Миша Соколов, – сказал он. – Он собрал целое досье на Дробыша, подробное и объективное. Он во всем разобрался… Он присутствовал на двух допросах, которые полицейские проводили с Дробышем. Но Мише такое дело не по зубам. У него нет друзей среди прокуроров. Прочти прямо сейчас первые двадцать страниц. По диагонали. И ты схватишь суть.
Радченко вытащил бумаги и углубился в чтение. Полозов, не вставая, дотянулся до подставки, где стояли курительные трубки ручной работы и серебряная коробка с табаком. Он выбрал большую трубку, вырезанную из корня вишневого дерева, с длинным эбонитовым мундштуком. И начал медленно набивать ее. Полозов курил нечасто. Пересохший табак крошился в пальцах и сыпался на стол. Он взял настольную зажигалку в виде львиной головы, по кабинету поплыл дым, несущий в себе аромат тмина и дикого меда.
– Дочитал?
– Пока только десять страниц.
– Ну, дома закончишь, – Полозов затягивался неглубоко, быстро выпускал дым из легких. – Чтобы не тратить время, я своими словами доскажу. Наш доверитель был трижды женат. Два первых брака – ошибка молодости. Третий брак – большая любовь. По имени Марина Осипова.
Полозов вытащил из конверта несколько фотографий привлекательной женщины лет двадцати восьми и сказал, что на самом деле на этой фотографии Марине тридцать восемь. Вот с этой женщиной доверитель и связал свою судьбу. Молодая красивая вдова с ребенком. К тому же с манерами, отлично воспитанная. Под стать мужу любитель всего прекрасного. Марина обожала театры, читала Хемингуэя и Апдайка в подлиннике. Ко всем своим достоинствам – она была небедная. Это тот случай, когда большие деньги женятся на больших деньгах. И, что интересно, по любви. Говорят, предки Марины выходцы из знаменитого дворянского рода. Полозов пустил дым и добавил, что и сам бы за такой приударил. Но красивые и умные женщины ему почему-то почти не встречаются.
Два с половиной года назад Марина умерла от рака. Дробыш – сильный человек, после смерти жены не раскис, а с головой ушел в дела. Свободное время посвятил воспитанию четырнадцатилетней падчерицы, заменив ей отца. Он ездил с ней за границу, в Европу и Америку, даже возил в ЮАР смотреть африканскую природу. Инна девочка одаренная, увлекается рисованием, лепкой. Она ходила в обычную школу, но Дробыш решил, что толку от такой учебы немного. Он нанял для Инны учителей, вузовских преподавателей.
Вот так в его дом попал учитель английского Вадим Наумов. Сорок четыре года, состоит в разводе, преподает в институте и занимается с Инной, точнее, занимался до недавнего времени. Это он пришел в полицию с уже написанным заявлением, в котором обвинил Дробыша в неоднократном изнасиловании падчерицы, ее избиении и прочем. Еще он принес диск, на нем были фотографии, сделанные камерой мобильного телефона. Несколько расплывчатых невыразительных снимков, на которых изображено не поймешь что. Эти снимки не могут быть приобщены к делу и служить доказательной базой, поскольку получены в нарушение всех законов и процессуальных норм.
– Наумов относится к очень распространенной породе людей, – сказал Полозов. – Этим людям плохо живется. Да, да… Очень плохо. Когда другим людям живется хорошо. Иногда на смену тихой зависти приходит озлобление, вспышки ненависти. И человек с помутненным рассудком теряет контроль над собой, а с ним последние остатки мозгов. И вот тогда он делает глупости, о которых потом жалеет. Даже пытается исправить ошибки. Но это трудно, чертовски трудно. Твоя задача закончить это дело в досудебном порядке. Понял?
– Стараюсь понять, – кивнул Радченко.
– И перед моим мысленным взором предстает картина, – Полозов расплылся в улыбке. – Я, сидя за этим самым столом, выписываю тебе хорошую премию. И мне эта картинка, черт побери, нравится. Ты вроде мечтал прибавить к своей коллекции новый мотоцикл? «Индиан» последней модели, а? За два выигранных в суде дела плюс Дробыш… Получаются приличные деньги.
– Надо встретиться с прокурором. И все решить в четыре глаза, так?
– Совершенно верно, – кивнул Полозов. – Дробыш влиятельный человек с большими связями. Ему ничего не стоило задействовать своих друзей наверху и закрыть эту тему раз и навсегда. Но этот чертов учитель сходил в одну желтую газетенку. И передал редакции газеты копию того заявления, уже зарегистрированную в отделении полиции. В той газетенке знают, кто такой Дробыш, и сколько он стоит. Они не рискуют опубликовать материал, написанный со слов жалкого идиота.
– Они выжидают: чем закончится дело с полицией?
– Именно. Поэтому действовать можно только в рамках закона. В соответствии с его духом и буквой. И ни шагу в сторону. Как именно должны развиваться события? Прокурор по надзору затребует дело и, ознакомившись с материалами, приостановит его. В связи с отсутствием события преступления. Именно события. Ничего не было. Ну, это и ежу понятно, что не было. Дробыш воспитывал Инну как собственную дочь, давал самое лучшее, что в этой гребаной стране может получить подросток. И вдруг на его голову выливают ушат помоев… Объявляют сексуальным извращенцем и садистом. Я человек не самый эмоциональный, скорее наоборот. Но тут даже мне тошно.
– Я все понял, – Радченко поправил галстук. – В прошлый раз, когда зашел разговор о поощрении вы, Юрий Семенович, обещали не только денежную премию. Но и продвижение по службе. Я даже слышал золотые слова: «Ты будешь полноправным партнером адвокатской фирмы». Или это мне пригрезилось?
– Старик, ты же знаешь, что у меня два компаньона. Это они приняли решение не в твою пользу. Потому что… Ну, здесь как в армии. Решения начальства не обсуждаются. Ты же служил в специальных подразделениях морской пехоты. Был в горячих точках. Тебя учили убивать людей голыми руками, владеть всеми видами оружия, неделями обходиться без пищи и воды… Словом, я точно не знаю, чему там тебя учили. Не знаю, скольким подлецам ты лично открутил голову. И знать не желаю. Но уж точно ты научился в армии главному – бесконечному терпению. Сожми зубы и потерпи до Нового года, а там я поставлю своих компаньонов перед фактом.
– Это железно?
– Не старайся казаться большей занудой, чем ты есть на самом деле, – Полозов выбил трубку в пепельницу. – Кстати, я не первый раз напоминаю об этом: купи себе хотя бы два-три приличных костюма. В этом ты похож на администратора Казанского вокзала. А в моем офисе не держат вокзальных администраторов. В таких тряпках ты никогда не станешь партнером фирмы.
– Костюм фирменный, – вяло возразил Радченко.
– Ну, не знаю… Ткань как-то странно на солнце блестит. Будто лоснится от жира.
– Итальянский костюм. Куплен в бутике за бешенные деньги.
– Бешенные деньги ты тратишь только на свои железки на двух колесах, – проворчал Полозов. – Все, теперь иди. И не вздумай огорчить меня.
* * *Метрдотель распахнул дверь. Радченко и прокурор по надзору Павел Чернов переступили порог светлого ресторанного кабинета. У высокого окна в готическом стиле стоял уже накрытый и сервированный на двоих стол. Едва успели присесть, как из воздуха материализовался официант, высокий, с одухотворенным лицом и длинным завитыми волосами.
В своем черном фраке, сорочке с кружевами на груди и ботинках с лаковым верхом он был похож на рассеянного виолончелиста, потерявшего где-то свой драгоценный инструмент. Застыв в полупоклоне, он положил перед господами меню в обложке из змеиной кожи и карту вин. На шее официанта был надет красный галстук бабочка, такой яркий, что казалось, что мужчине только что перерезали горло. И кровь сейчас зальет стол.
– Мы ничего менять не будем, – Радченко покачал головой, меню не взял. – Несите, что заказано. С закусками мы сами управимся.
Официант исчез, но вместо него появились два других персонажа во фраках, с красными бабочками и подносами. Перед гостями поставили высокие стаканы с водой, в которой плавили кубики льда и зеленые дольки лайма. Официант составил с подноса двойные порции жюльенов с шампиньонами, лесными грибами, курицей и ветчиной, запеченные в серебряных кокотницах. На столике в углу открыли бутылку бордо.
Официанты пропали. Радченко расстелил салфетку на коленях и положил в тарелку крабовый салат.
– Все-таки подача у меня ну никак не идет, – Чернов поднял бокал вина. – Или слишком высокая. Или сетку задевает. И удар слабоват. Ничего не могу с этим поделать.
Чернов еще не остыл после трудного теннисного матча, где инициатива переходила от него к сопернику. Азарт не выветрился, адреналин играл в крови. Да, победу в этом пятисетовом поединке удалось выцарапать невероятным напряжением сил. Радченко только чудом не взял верх, уступив в последнем сете на своей же подаче.
После бани и небольшой прогулки Чернов раскраснелся еще больше. Серо-голубые глаза блестели на загорелом лице. В спортивном летнем костюме цвета топленого молока и голубой льняной сорочке он выглядел таким свежим и бодрым, что мог бы, пожалуй, угодить на обложку журнала «Красота и здоровье». Прокурор казался куда моложе своих неполных сорока четырех, а лишний вес был почти не заметен. Он намазал ломоть еще теплого хлеба маслом, а сверху положил толстый слой красной икры.
– Сила удара – дело наживное, – ответил Радченко. – Ты на подборе успеваешь. Стартовая скорость хорошая. Вот это главное. Это базис, основа основ. Стартовую скорость не разовьешь. Потому что это от рождения.
Радченко продолжал говорить и думал: не выглядят ли его комплименты примитивной лестью подхалима. Кажется, нет. Чернов уже привык воспринимать похвалу как должное.
Разговор на около спортивные темы мог продолжаться бесконечно долго. Чернов только года три назад взял в руки ракетку, его влюбленность в теннис еще не знала границ. Радченко думал о том, что дискуссию пора сворачивать. Все самые важные решения деловые люди принимают за обеденным столом в дружеской компании. Между первой и четвертой рюмками водки или бокалами вина.
– Тамару хочу к теннису приобщить, – Чернов перешел к ассорти из французских сыров. – Хм, неплохо… Очень даже. Но она никак. По субботам всегда какие-то выставки, просмотры коллекций новой одежды. Закупки, ярмарки, разъезды… Честно говоря, я уже озверел от этого. Когда жена бизнесмен, это тяжко. Мало того, что у меня собачья работа. Света белого не вижу. Так и Тамары дома никогда нет. Видимся по утрам. Но не каждый день.
Четыре года назад прошла большая чистка в областной прокуратуре, требовались новые кадры, не замешанные в громких коррупционных скандалах. На небесах что-то изменилось, кто-то замолвил слово, кто-то из старых друзей вспомнил о честном малом, кандидате юридических наук. И Чернов, прозябавший в провинции на должности районного прокурора и не ждавший от жизни подарков, получил пропуск в специальный лифт, который вознес его на один из верхних этажей судебной власти.
– Но деньги… У твоей жены, насколько я знаю, успешный процветающий бизнес, – Радченко подумал, что бизнес жены прокурора может быть только успешным и процветающим. – Скажу банальность: деньги с неба не валятся.
– Мне не нужны ее деньги. Свои некогда тратить.
Радченко подумал, что жизнь может повернуться по-всякому. Сейчас бизнес жены Чернову, наслаждавшемуся своей принципиальностью и неподкупностью, почти святостью, в тягость. Но, если разобраться, за женой бизнесменом прокурор как за каменной стеной. Через год-другой, когда приоритеты изменятся, и деньги станут дороже принципов, супруга с ее бизнесом не раз сослужит добрую службу. Спросят проверяющие: откуда у прокурора дорогой особняк за границей и последняя модель «Мерседеса». Так его жена – бизнесмен… И точка.
– Слушай, я просил тебя об одном одолжении, – Радченко налил в стаканы вина. – Затребовать и просмотреть материалы…
– Я все посмотрел, – кивнул Чернов. – Если ты хочешь в частной беседе заступиться за этого подонка Дробыша, попросить меня внести протест, то ответ будут один: нет. Я не вижу никаких причин для приостановки дела. Дробыш сядет. Надолго. И плевать, что у него деньги и связи на самом верху. Все вчерашние друзья от него отвернутся. Плюнуть на него не захотят, когда обстоятельства преступления будут преданы огласке. Пусть скажет спасибо, что следователь не запер его в кандее.
– Брось, Павел. С таким как Дробыш не происходит ничего плохого. У них всегда хорошее пищеварение, у них нет судимостей. И вообще не бывает серьезных проблем. И несерьезных тоже не бывает. Я не верю, что суд над Дробышем возможен в принципе. Но могу пообещать: если произойдет чудо, и этот процесс состоится, я камня на камне не оставлю от обвинения. А полицейские станут общим посмешищем.
– Тебе не идет такая самоуверенность. Пойми, Дима, в любой стране мира, более или менее цивилизованной, где законы соблюдают, девочку первым делом изолировали бы от отчима. Ее передали бы в государственные органы опеки и попечительства. Там бы об этой Инне заботились. Ее лечили, кормили, с ней работал врач психолог и другие специалисты. Люди старались, чтобы эта несчастная забыла весь кошмар пережитого. И, конечно же, Дробышу запретили приближаться к ней ближе, чем на пять километров. Иначе – тюрьма.
– Но у нас законы гуманнее, – усмехнулся Радченко.
– Для таких сукиных детей как Дробыш – да, законы гуманнее, – Чернов вытер губы салфеткой. – Дробыш гуляет на воле, никто его не контролирует. После полиции девочка снова попала в его дом, потому что больше ей жить негде. И, возможно, она не раз подвергалась насилию уже после того, как было возбуждено уголовное дело. Она выслушивала угрозы, оскорбления, вытирала плевки с лица… А органы опеки не имеют права даже войти в дом Дробыша, пока суд официально не признает эту мразь преступником. Вот так у нас. Адвокаты вроде тебя пользуются дырами в законе, чтобы спасать насильников от справедливого наказания.
– Господи, я всего-навсего зарабатываю на кусок хлеба с маслом. И делаю это законным способом. Я работаю с теми людьми, которые здесь живут. И пользуюсь теми законами, которые существуют. Плохие они или хорошие – не важно. Напишут другие, и тогда…
– Это демагогия. Ответь: какие действия полиции вызывают изжогу у адвоката?
– В этом деле все незаконно с самого начала. Я начну не с полиции. Начну с судьи Татьяны Селивановой, она вынесла решение о привлечении моего доверителя в качестве обвиняемого. В постановлении не указаны время, место и обстоятельства совершения преступлений. Судья просто подмахнула бумажку, составленную в полиции. И даже не стала вдумываться в суть вопроса. Наверняка она даже не читала того, что подписывает. Может быть, она очки дома забыла. Или голову.
– В чем суть претензий?
– По закону, если человека обвиняют в совершении не одного, а нескольких преступлений, должно быть четко указано, что именно, какие действия ему вменяются в вину. И так по каждой из статей Уголовно кодекса. Но никакой конкретики в постановлении судьи нет. Органы следствия не указали, в чем именно выразились насильственные действия Дробыша. Он угрожал своей падчерице или физически воздействовал на нее? Поэтому я обжалую это постановление. А дело должно быть возвращено на доследование. И закрыто. Поскольку общие неконкретные обвинения лишают моего клиента конституционного права на защиту.