Путешествие в Индию
Азиз был небольшого роста, но спортивен и при его изящном сложении очень силен. Тем не менее ходьба утомляла его, как утомляет она любого в Индии, кроме вновь прибывших. В индийской почве есть что-то глубоко враждебное человеку. Она либо податлива, и нога утопает в ней по щиколотку, либо очень тверда, и тогда камни и кристаллы больно давят на подошву. Постоянное чередование этих неприятностей сильно утомляет. Азиз был обут в легкие туфли, а это не самая подходящая обувь для сельской местности. Он решил передохнуть и завернул в мечеть.
Эта мечеть всегда ему нравилась. Она была гостеприимной и успокаивала самим видом своего убранства. Во внутреннем дворе – куда входили через полуразрушенные ворота – стоял чан для омовений с чистой проточной водой: чан был подключен к трубам снабжавшего город водопровода. Двор был вымощен растрескавшимися плитами. Внутренняя крытая часть мечети была глубже, чем обычно, – здание было похоже на английскую приходскую церковь с убранной передней стеной. С того места, куда уселся Азиз, виднелись три концентрические арки, темнота за которыми лишь подчеркивалась светом висевшей в проеме лампы – и луной. Фасад при свете полной луны казался мраморным, а вдоль фриза отчетливо выделялись нанесенные черным девяносто девять имен бога, сам же фриз казался ослепительно белым на фоне черного неба. Этот контраст между белым цветом и затемненным содержимым тени очень нравился Азизу, и он всегда старался найти в нем символику истины или любви. Мечеть была мила и дорога Азизу, а потому будила его воображение. Храм иной веры – индуистской, католической или восточно-христианской – навевал бы на него скуку и не казался прекрасным. Здесь же перед ним был ислам, его родина, его предел – нечто большее, чем просто вера, большее, чем боевой клич, – большее, много большее… Ислам – это отношение к жизни, исключительное и надежное, только в нем находят свой родной дом его мысли и его тело.
Он сидел на низкой ограде, протянувшейся вдоль левой стороны двора. Площадка его полого спускалась вниз, к городу, едва виднеясь между деревьями, в мертвой тишине раздавались негромкие звуки. Справа, на холме, в Клубе, англичане слушали любительский оркестр. Где-то били в свои барабаны индусы – Азиз точно знал, что это были индусы, потому что ритм барабанной дроби был чужд его уху. Где-то громко оплакивали покойника, и Азиз знал, какого именно, – он сам выписал днем свидетельство о смерти. Ухали филины, откуда-то прозвучал рожок пенджабской почты. Восхитительно пахли цветы во дворе дома начальника станции. Но единственное, что имело сейчас значение для Азиза, – это мечеть, и он снова обратил на нее свое внимание, забыв об отвлекающих звуках и ароматах ночи. Он наделял мечеть смыслом, какой едва ли вкладывал ее строитель в свое детище. Когда-нибудь он тоже построит мечеть – она будет меньше этой, но обустроет ее с тонким вкусом. Всякий, кто войдет в нее, испытает такое же чувство счастья, какое испытывал сейчас Азиз. Близ мечети, под маленьким куполом, расположится его могила, украшенная персидским стихом:
Здесь без меня грядущие века,Весенним цветом розы расцветут;Но те, кто тайну сердца моегоПостиг, взамен мою могилу посетит [5].
Он видел это четверостишие на могиле одного деканского царя и считал, что оно исполнено глубокого философского смысла – он всегда считал, что пафос не может не обладать глубиной. «Втайне постичь боль и радость сердца!» Азиз мысленно повторил эту фразу, и на глаза его навернулись слезы, и в этот момент ему почудилось, что одна из колонн мечети едва заметно колыхнулась. Колонна качнулась и отделилась от стены. В крови Азиза пробудилась вековая вера в привидения, но он не пошевельнулся. Потом качнулась другая колонна, затем третья, и во дворе показалась англичанка, вышедшая на освещенную луной площадку. Азиз вдруг ощутил неистовый гнев.
– Мадам! – закричал он. – Мадам, мадам!
– О боже! – испуганно воскликнула женщина.
– Мадам, это мечеть, и вы вообще не имеете права здесь находиться. Вы должны снять обувь, входя сюда, – это священное место для мусульман.
– Я сняла обувь.
– В самом деле?
– Да, я оставила ее у входа.
– В таком случае прошу прощения.
Женщина, еще не оправившаяся от испуга, опасливо вышла во двор и остановилась. От Азиза ее отделял чан для омовений. Азиз окликнул женщину:
– Я искренне прошу у вас прощения за грубые слова.
– Но я же все сделала правильно, верно? Если я сняла обувь, то мне можно было войти в мечеть?
– Конечно, но женщины почему-то всегда забывают это сделать, особенно если думают, что их никто не видит.
– Какая разница? Бог все видит.
– Мадам!
– Прошу вас, позвольте мне уйти.
– Может быть, я могу оказать вам какую-нибудь услугу – сейчас или в любое другое время?
– Нет, благодарю вас, на самом деле, нет. Доброй ночи.
– Могу ли я узнать ваше имя?
Женщина стояла в тени ворот, и Азиз не мог видеть ее лица. Напротив, женщина прекрасно его видела.
– Миссис Мур, – ответила она изменившимся тоном.
– Миссис… – подойдя ближе, Азиз увидел, что женщина была стара. Мнимый образ, вознесшийся над мечетью, рассыпался в куски, и Азиз сам не понял, обрадовало это его или опечалило. Она была старше бегумы Хамидуллы – лицо ее было румяным, а волосы совершенно седыми. Азиза обманул голос.
– Миссис Мур, наверное, я напугал вас. Я расскажу о вас моим друзьям, о том, как вы сказали, что бог все видит, – это очень верно и изящно. Вы, наверное, приехали сюда совсем недавно.
– Да, а как вы догадались?
– По тому, как вы ко мне обратились. Не позволите ли вызвать вам экипаж?
– Я только что пришла из Клуба. Там идет пьеса, которую я видела в Лондоне. К тому же в Клубе страшная духота.
– Как называется пьеса?
– «Кузина Кейт».
– Мне кажется, вам не стоит ходить ночью одной, миссис Мур. Здесь попадаются нехорошие люди, и к тому же может встретиться леопард с Марабарских холмов. Я уже не говорю о змеях.
При упоминании о змеях женщина издала тихий вскрик; она совсем забыла о них.
– Есть еще пятнистые жужелицы, – продолжал между тем Азиз. – Вы ее ловите, она вас кусает, и вы умираете.
– Но вы же ходите по ночам один?
– Ну, я привык.
– Привыкли к змеям?
Оба рассмеялись.
– Я врач, – сказал Азиз, – змеи не осмеливаются меня жалить.
Они уселись рядом у входа и обули свои вечерние туфли.
– Я могу узнать, почему вы приехали в Индию именно сейчас, когда заканчивается прохладный сезон?
– Я хотела приехать раньше, но меня задержали неотложные дела.
– Здесь скоро будет очень жарко. На вашем здоровье это плохо скажется! Да и что, собственно, привело вас в Чандрапур?
– Я приехала в гости к сыну. Он здешний судья.
– Нет, это невозможно, просто невозможно. Нашего городского судью зовут мистер Хислоп, я очень хорошо его знаю.
– Тем не менее это мой сын, – сказала женщина, улыбаясь его горячности.
– Но, миссис Мур, как такое может быть?
– Я была замужем дважды.
– Да, да, теперь я понял. Ваш первый муж умер.
– Да, умер, как, впрочем, и второй.
– Значит, мы с вами товарищи по несчастью, – загадочно произнес Азиз. – Значит, городской судья – это ваш единственный родственник?
– Нет, у меня есть еще младшие дети в Англии – Ральф и Стелла.
– Значит, здешний джентльмен – сводный брат Ральфа и Стеллы?
– Совершенно верно.
– Все это очень странно, миссис Мур, потому что у меня тоже, как и у вас, два сына и дочь. Как мы похожи в наших несчастьях.
– Как зовут ваших детей? Не думаю, что их зовут Ронни, Ральф и Стелла.
Это предположение очаровало Азиза.
– Нет, конечно же, нет. Это звучало бы очень странно. Их зовут совсем по-другому, и вы удивитесь их именам. Прошу вас, послушайте. Я сейчас скажу вам, как их зовут. Первого сына зовут Ахмед, второго – Карим, а дочь, которая старше их, – Джамиля. Троих детей вполне достаточно, вы согласны со мной?
– Да.
Они немного помолчали, думая каждый о своей семье. Женщина вздохнула и поднялась.
– Может быть, вы когда-нибудь утром заглянете в госпиталь Минто? – поинтересовался Азиз. – Больше в Чандрапуре я ничего не могу вам предложить.
– Спасибо, я уже была там, но мне было бы приятно побывать там вместе с вами.
– Наверное, вас принял уполномоченный врач.
– Да, и миссис Каллендар.
– А, – произнес Азиз изменившимся голосом, – она очаровательная леди.
– Возможно, но, наверное, вы знаете ее лучше, чем я.
– Что вы говорите? Она вам не понравилась?
– Она изо всех сил старалась быть любезной, но я не назвала бы ее очаровательной.
Азиза прорвало.
– Она только что отобрала у меня экипаж – разве такое поведение можно назвать очаровательным? А майор Каллендар почти каждый вечер отрывает меня от ужина с друзьями, и я сразу приезжаю по его вызову, покидая приятнейшую компанию, но его каждый раз не оказывается на месте, и он даже не оставляет мне записки. Это очаровательно, прошу вас, скажите? Я ничего не могу с этим поделать, и он прекрасно это знает. Я его подчиненный, мое время ничего не стоит, индиец может потоптаться на веранде – это самое подходящее для него место. Пусть постоит, подождет. А миссис Каллендар забирает у меня экипаж и при этом обходится со мной…
Женщина слушала его излияния.
Перечисление свалившихся на него несчастий взволновало Азиза, но еще больше взволновали его симпатия и сочувствие, какие он чувствовал в этой женщине. Именно это волнение заставляло его горячиться, повторять одно и то же, преувеличивать и противоречить самому себе. Она выказала свое сочувствие тем, что нелестно отозвалась о своей соотечественнице, но он и до этого сразу ощутил ее отношение. В его душе вспыхнул огонь, зажечь который дано не только красоте, и, несмотря на то, что прежние его слова были пропитаны недовольством, сердце его растаяло и заставляло говорить иначе.
– Вы понимаете меня, вы понимаете, что я чувствую. О, если бы и другие были похожи на вас!
Немало удивившись, она ответила:
– Не думаю, что я хорошо понимаю людей. Я только знаю, нравится мне человек или нет.
– Значит, вы восточный человек.
Миссис Мур позволила Азизу проводить себя до Клуба и, остановившись у ворот, пожалела, что не является его членом, – иначе она пригласила бы туда Азиза.
– Индийцам запрещен вход в Чандрапурский Клуб даже в качестве гостей, – просто ответил он и не стал много распространяться об этой несправедливости. Зачем? Сейчас он был на седьмом небе от счастья. Шагая вниз под серебристой луной, завидев милую его сердцу мечеть, он вдруг ощутил, что эта земля принадлежит ему так же, как и всем другим. Что с того, что до него здесь жили мягкотелые индусы, а после пришли равнодушные англичане?
III
К тому времени, когда миссис Мур вернулась в Клуб, на сцене шел уже третий акт «Кузины Кейт». Окна были закрыты ставнями, чтобы слуги не видели, как их мемсагиб [6] играют на сцене, и жара в зале была просто невыносимой. Один электрический вентилятор словно раненая птица судорожно вращал лопастями-крыльями; второй вентилятор не работал. Не желая возвращаться в зал, миссис Мур прошла в бильярдную, где сразу услышала возглас: «Я хочу увидеть настоящую Индию», и поняла, что снова окунулась в ставшую привычной местную жизнь. Увидеть настоящую Индию хотела Адела Квестед, немного странная, осторожная девушка, которую Ронни поручил матери привезти из Англии; Ронни, ее сын, тоже был осторожен, и мисс Квестед – не вполне, правда, определенно – хотела выйти за него замуж; миссис Мур выступала здесь в роли пожилой дамы.
– Я тоже хочу ее увидеть, но не знаю, получится ли у нас это сделать. По всей видимости, Тертоны организуют что-то интересное в следующий вторник.
– Все это кончится катанием на слоне. Этим всегда заканчиваются такие мероприятия. Стоит лишь посмотреть на сегодняшний вечер. «Кузина Кейт»! Нет, вы только вообразите – «Кузина Кейт»! Но где вы были? Вам удалось поймать луну в Ганге?
Накануне вечером дамам случилось увидеть отражение луны в одном из каналов. Темная вода приукрасила диск, и отражение казалось больше и ярче настоящей луны. Зрелище было завораживающим и очень понравилось им обеим.
– Я ходила в мечеть, но луну не поймала.
– Должно быть, изменился угол. Сегодня она взошла позже.
– Да, она всходит все позже и позже, – зевнув, произнесла миссис Мур. Долгая ходьба утомила ее. – Постойте, дайте мне подумать. Ведь мы и отсюда не видим обратную сторону Луны… Нет, не видим.
– Ладно вам, Индия не так плоха, как кажется, – произнес вдруг приятный голос. – Это, если угодно, обратная сторона Земли, но и здесь такая же старая добрая луна. – Говоривший не был знаком ни с одной из леди – они ни разу его не видели, не представившись, он прошел мимо и исчез в темноте за кирпичными колоннами.
– Мы не видим даже обратную сторону нашей планеты; вот в чем наша беда, – сказала Адела.
Миссис Мур была с ней согласна. Она тоже была разочарована скукой их новой жизни. Они совершили романтическое путешествие по Средиземному морю, пересекли пески Египта и доплыли до Бомбея только ради того, чтобы обнаружить расставленные прямоугольной решеткой одноэтажные дома с верандами. Правда, миссис Мур не воспринимала свое разочарование с той же серьезностью, что мисс Квестед. Миссис Мур была на сорок лет старше и уже давно поняла, что жизнь никогда не дает нам желаемое в тот момент, когда мы хотим его получить. Да, приключения порой случаются, но их появление не отличается пунктуальностью железнодорожного расписания. Она снова повторила, что в следующий вторник они, как она надеется, увидят что-то интересное.
– Выпейте прохладительного, – произнес еще один приятный голос. – Миссис Мур, мисс Квестед, прошу вас.
С этим человеком – окружным коллектором [7] мистером Тертоном – они были знакомы и уже успели вместе с ним пообедать. Как и дамы, он находил атмосферу в зале, где шла «Кузина Кейт», слишком жаркой. Ронни, сообщил им Тертон, вместо майора Каллендара исполнял обязанности помощника режиссера. Каллендара подвел какой-то подчиненный ему туземец, и майору пришлось уехать. Впрочем, Ронни прекрасно справлялся с этими обязанностями. Здесь Тертон обратился к другим достоинствам Ронни и спокойным, но решительным тоном сказал о нем много лестного. Не то чтобы молодой человек отличался в играх, хорошо знал местную тарабарщину или отлично разбирался в законодательстве, но – и это было решающее «но» – отличался настоящим чувством собственного достоинства.
Миссис Мур была несколько удивлена, узнав об этом, ибо собственное достоинство – не главная черта, за которую матери ценят своих сыновей. А мисс Квестед даже встревожилась, ибо она еще не решила, нравятся ли ей мужчины, обладающие чувством собственного достоинства. Она попыталась обсудить это с мистером Тертоном, но он остановил ее добродушно-пренебрежительным жестом и продолжил свою речь.
– Короче говоря, Хислоп – настоящий сагиб; это человек того склада, который нам нужен, он – один из нас.
Еще один чиновник, облокотившийся на бильярдный стол, поддержал Тертона, призывая внимательно слушать дам. Вопрос был, таким образом, исчерпан, и коллектор отправился по своим делам.
Тем временем представление закончилось, и любительский оркестр заиграл британский гимн. Разговоры стихли, бильярдная партия прекратилась, лица напряглись. Это был гимн оккупационной армии. Он напомнил всем членам Клуба, что они британцы в изгнании. Гимн будил в них сентиментальные чувства и наполнял решимостью. Скупая мелодия, серия просьб к Иегове, дополненная молитвой, не известной в Англии, – хотя они здесь не боялись ни бога, ни короля, они страшились того, чему им ежедневно приходилось противостоять. После они высыпали из зала и принялись наперебой предлагать друг другу прохладительное.
– Адела, мама – фужер?
Обе отказались – они были уже по горло сыты напитками, а мисс Квестед, у которой на языке всегда было то же, что на уме, снова заявила, что хочет увидеть настоящую Индию.
Ронни пребывал в приподнятом настроении. Желание показалось ему комичным, и он окликнул проходившего мимо человека:
– Филдинг, скажите нам, как можно увидеть настоящую Индию?
– Надо пообщаться с индийцами, – ответил человек и исчез.
– Кто это?
– Ректор государственного колледжа.
– Можно подумать, что этого можно избежать, – вздохнув, произнесла миссис Лесли.
– Я избежала, – пожаловалась мисс Квестед, – если не считать служанки. С самого приезда я еще не разговаривала ни с одним индийцем.
– Да вам просто повезло.
– Но я хочу их увидеть.
Мисс Квестед тотчас оказалась в центре внимания нескольких развеселившихся дам.
– Она хочет видеть индийцев! Очень свежая идея!
– Туземцы! Но это же забавно, – возразила другая.
Третья дама проявила несколько большую серьезность:
– Позвольте, я объясню. Туземцы не станут больше уважать вас после встречи, понимаете?
– Значит, это произойдет после многих встреч.
Однако третью даму – глуповатую и дружелюбно настроенную – было невозможно сбить с избранного пути.
– Я хотела сказать вот что: до замужества я была медицинской сестрой, и мне часто приходилось сталкиваться с туземцами, поэтому я знаю, о чем говорю. Я знаю правду об индийцах. Я работала в самом неподходящем для англичанки месте – в туземном княжестве. Там у меня был только один выход – смотреть на них равнодушно и свысока.
– Даже на пациентов?
– Самый добрый поступок в отношении туземца – это дать ему умереть, – сказала миссис Каллендар.
– И что будет, если он попадет на небо? – спросила миссис Мур с мягкой, но несколько натянутой улыбкой.
– Он может попасть куда ему угодно, лишь бы я его не видела. Когда они оказываются рядом, у меня по спине бегут мурашки.
– Я подумала о том, что вы сказали про небеса. Знаете, именно поэтому я против миссионеров, – сказала леди, бывшая раньше медицинской сестрой. – Я очень уважаю священников, но я против миссионеров. Я объясню почему.
Однако в этот момент в разговор вмешался коллектор:
– Вы что, действительно ожидаете встретить здесь наших арийских братьев, мисс Квестед? Это очень легко устроить. Я не думал, что это доставит вам удовольствие. – Он на мгновение задумался. – Вы можете познакомиться с любыми туземцами на ваш выбор. Я знаю правительственных чиновников и землевладельцев. Хислоп может представить нам своих адвокатов, если же вас интересуют педагоги, то мы обратимся к Филдингу.
– Мне надоело смотреть на эти живописные картонные фигуры, – капризно произнесла девушка. – Когда мы приехали, это было чудесно, но эта поверхностная мишура меня уже утомила.
Впечатления мисс Квестед абсолютно не интересовали коллектора; он был озабочен лишь тем, чтобы она хорошо проводила время. Не хочет ли она принять участие в вечере бриджа? Он сразу же оговорился – название традиционное, но играть на нем в бридж совершенно необязательно. Тертон сам придумал это выражение и немало удивлял тех, кому предлагал это времяпрепровождение.
– Но я хочу познакомиться только с теми индийцами, с которыми общаетесь вы, общаетесь как с друзьями.
– Мы не общаемся с ними как с друзьями, – смеясь, сказал он. – Они, конечно, полны всяческих добродетелей, но мы с ними не общаемся. Сейчас половина двенадцатого, слишком поздно, чтобы входить в подробные объяснения.
– Мисс Квестед – ну и имечко! – сказала миссис Тертон мужу, когда они ехали домой. Юная леди ей не понравилась, показавшись неучтивой и капризной. Она не хотела верить, что эту особу привезли из Англии, чтобы женить на ней милого маленького мистера Хислопа, хотя было похоже на то. В глубине души муж был с ней согласен, но он никогда не отзывался дурно об англичанках, если можно было этого избежать, и сказал только, что мисс Квестед, конечно, делает ошибки, а потом добавил:
– Индия задает свои загадки, особенно в жаркий сезон; она задает их даже Филдингу.
При упоминании этого имени миссис Тертон закрыла глаза и заметила, что мистер Филдинг – не настоящий сагиб, и лучше бы он женился на мисс Квестед, потому что и она не настоящая мемсагиб.
Они доехали до своего дома – огромного одноэтажного строения, самого старого и самого неудобного в гражданском поселке. Перед домом красовалась лужайка, похожая на мелкую суповую тарелку. Супруги выпили на ночь ячменной воды и отправились на покой. Их отъезд из Клуба нарушил ход вечера, который, как и все подобные собрания, нес на себе отпечаток некоторой официальности. Общество, преклоняющее колени перед вице-королем и искренне верящее в то, что причастную к королю божественность можно переместить в любое лицо, должно испытывать трепетное почтение к любому воплощению вице-короля. В Чандрапуре Тертонов почитали как племенных божков; но скоро они выйдут в отставку и уедут на какую-нибудь загородную виллу, отлученные от мирской славы.
– Вот порядочность великого человека, – изрек Ронни, очень довольный приемом, оказанным его гостям. – Знаете, что он никому прежде не предлагал вечер бриджа? Кроме того, он пришел на обед! Я бы с удовольствием устроил что-нибудь сам, но когда вы узнаете туземцев ближе, вы поймете, что бурра-сагибу [8] легче это сделать, чем мне. Они знают его, и знают, что не смогут его провести, а я здесь еще новичок по сравнению с ним. Думаю, что знать эту страну может только тот, кто прожил здесь не меньше двадцати лет. Ну, матушка, вот твой плащ. Да, кстати, об ошибках, которые здесь делают новички. Вскоре после моего приезда я предложил одному адвокату вместе покурить – всего одну сигарету, заметьте. Так после этого он разослал по базару мальчишек, и они раструбили на весь город об этом факте. Потом всем тяжущимся говорили: «Обращайся к вакилю Махмуду Али, он вхож в дом городского судьи». С тех пор я прижимаю его в суде при каждом удобном случае. Я извлек свой урок, надеюсь, что он тоже.
– Не мог ли этот урок заключаться в том, чтобы приглашать покурить всех адвокатов?
– Возможно, но время ограничено, а плоть слаба. Боюсь, я предпочитаю курить в Клубе, среди себе подобных.
– Почему вы не приглашаете адвокатов в Клуб? – не отставала мисс Квестед.
– Это не разрешается правилами, – не повышая голоса, терпеливо объяснил Ронни, поняв, очевидно, почему она его не понимает. Он хотел сказать, что когда-то был таким же, как она, хотя и недолго. Выйдя на веранду, он, глядя на луну, громко обратился в никуда. Слуга отозвался, и Ронни, не повернув головы, приказал принести свои вещи.
Миссис Мур, на которую Клуб произвел оглушающее и отупляющее впечатление, очнулась только на улице. Она подняла голову и посмотрела на луну, сияние которой подкрашивало бледной желтизной лиловую черноту неба. В Англии луна всегда казалась ей мертвой и чужой, здесь же она была закутана в одну шаль ночи вместе с землей и всеми звездами. Пожилую женщину внезапно пронзило чувство единства, родства со всеми небесными телами, как и с прохладной водой из бассейна, оставлявшей вкус необычной свежести. Миссис Мур не имела ничего против «Кузины Кейт» или британского гимна, но их нота заглохла, растворившись в новых нотах, так же как запах коктейля и сигары уступил место аромату невидимых цветов. Когда на повороте дороги блеснула длинная, без купола, мечеть, миссис Мур воскликнула:
– О, вот она. Я была там.
– Была там когда? – спросил сын.
– В антракте.
– Но, мама, ты не должна была этого делать.
– Теперь ты будешь решать, что я должна делать? – возмутилась миссис Мур.
– Нет, конечно, но в этой стране… Здесь никто этого не делает. Во-первых, тут есть змеи, по ночам они выползают из нор на дорогу.
– Ах да, мне об этом говорил и тот молодой человек.
– Звучит очень романтично, – вмешалась в разговор мисс Квестед, которая была без ума от миссис Мур и была бы рада совершить такую же маленькую эскападу. – Вы встретили в мечети молодого человека и ничего мне не сказали!
– Я хотела рассказать вам, Адела, но разговор в Клубе шел не об этом, и я забыла. Знаете, моя память начинает сдавать.
– Он был красивый?
Миссис Мур помолчала, потом с чувством ответила:
– Очень красивый.
– Кто это был? – поинтересовался Ронни.
– Врач. Я не знаю его имени.
– Врач? Я не знаю в Чандрапуре ни одного молодого врача. Как это странно! Ты можешь его описать?
– Он небольшого роста, с маленькими усиками и живыми глазами. Он окликнул меня, когда я выходила из темной части мечети, и спросил, сняла ли я обувь. Так начался наш разговор. Он боялся, что я вошла в мечеть в туфлях, но я, по счастью, вспомнила, что перед входом в мечеть принято разуваться. Он рассказал мне о своих детях, а потом проводил меня до Клуба.
– Хотелось бы мне на него посмотреть. Я не могу понять, кто это.
– В Клуб он не вошел, сказал, что ему это не разрешено.
После этих слов его озарило, и он воскликнул: