Джеймс Роллинс
Алтарь Эдема
Моей сестре Лори.
Мы все тебя любим
И Вавилон будет грудою развалин, жилищем шакалов, ужасом и посмеянием, без жителей.
Иер. 51:37И что за чудище, дождавшись часа,Ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме?[1]У. Б. ЙейтсИзучение природы в конце концов делает человека таким же безжалостным, как и сама природа.
Г. Дж. УэллсJames Rollins
Altar of Eden
* * *© 2010 by James Czajkowski
© Филонов А. В., перевод на русский язык, 2014
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *ОЦИИВ (Одюбоновский центр по изучению исчезающих видов)Пролог
Апрель 2003 годаБагдад, ИракДвое мальчишек стояли перед львиной клеткой.
– Я не хочу туда идти, – сказал младший, прижимаясь к старшему брату и крепко держа его за руку.
Оба зябко кутались в просторные, не по росту, куртки, замотав лица до глаз платками и натянув на головы шерстяные шапочки. В этот ранний предрассветный час холод пробирал до костей. Надо пошевеливаться, чтобы разогнать кровь.
– Бари, да клетка пустая. Хватит быть таким шакхифом[2]. Смотри. – Макин – старший из братьев – распахнул черную железную дверцу пошире, показав, что внутри лишь голые бетонные стены. В темном углу высилась кучка старых обглоданных костей. Из них получится отличный суп.
Макин окинул руины зоопарка взглядом. Он помнил, как это место выглядело раньше. Полгода назад, на его двенадцатый день рождения, они пришли на пикник в парк развлечений Аль-Завраа, чтобы покататься на аттракционах и посетить зоопарк. Целый теплый день семья гуляла между клетками с обезьянами, попугаями, верблюдами, волками и медведями. Макин даже скормил одному верблюду яблоко и до сих пор помнил прикосновение теплых и тугих, как резина, губ к ладони.
Стоя здесь теперь, он смотрел на тот же парк взглядом человека, повзрослевшего с тех пор куда более чем на полгода. Парк обратился в руины, унылую выжженную пустыню, где обугленные стены взорванных зданий окружали лишь мусор да вонючие лужи воды вперемешку с машинным маслом.
Месяц назад Макин наблюдал из своей квартиры неподалеку от парка, как в роскошном парке заполыхала перестрелка между американскими войсками и Республиканской гвардией. Яростный бой начался в сумерках. Стрекот автоматных очередей и вой ракет не утихали всю ночь.
К утру следующего дня все стихло. Густой дым висел в воздухе весь день, застилая солнце. С балкона квартирки Макин видел, как лев вприпрыжку выбежал из парка в город. Призрачной тенью скользнул по улице и скрылся. Некоторые другие животные тоже разбежались, но в следующие пару дней в парке так и кишели орды людей.
Отец назвал их мародерами, сплюнув на пол и обложив их в более крепких выражениях.
Они взламывали клетки, воровали животных – одних для еды, других для продажи на черном рынке за рекой. Отец Макина ушел с несколькими другими мужчинами, чтобы помочь защитить их район города от бесчинствующих банд. И больше не вернулся. Ни он, ни другие.
С тех пор бремя заботы о пропитании семьи обрушилось на плечи Макина. Мать прикована к постели в горячечном жару, не в себе от ужаса и горя. А Макин только и мог дать ей что несколько глотков воды.
Вот если бы сделать ей хорошего супу, дать съесть чего-нибудь посущественнее…
Он снова посмотрел на кости в клетке. Каждое утро они с братом час перед рассветом проводили в разбомбленном парке, обыскивая его и зверинец в надежде раздобыть чего-нибудь съестного. У Макина за плечами висела котомка из джутового мешка. Но в ней пока лежал лишь заплесневелый апельсин да горсть поклеванных семечек, сметенных с пола в птичьей вольере. Малыш Бари нашел еще помятую жестянку фасоли в мусорном бачке. От его находки у Макина на глаза навернулись слезы. Сейчас это сокровище было запрятано у брата за пазухой под толстым свитером.
Вчера какой-то мальчишка постарше с длинным ножиком отобрал у Макина мешок, и пришлось возвращаться с пустыми руками. В этот день у них не было во рту ни крошки.
Но сегодня они поедят на славу. Даже мать, иншалла[3], мысленно вознес он молитву.
Войдя в клетку, Макин потащил Бари за собой. Вдали слышались короткие автоматные очереди, будто укоризненные хлопки ладоней, пытающиеся предостеречь их.
Макин и без того был настороже, зная, что надо поторопиться. Не стоит оставаться на улице, когда солнце взойдет. Тогда станет слишком опасно. Он поспешил к куче костей, сбросил котомку и начал швырять туда обглоданные голяшки и сломанные кости. Покончив с этим, затянул горловину мешка и встал. Но не успел сделать и шагу, как поблизости чей-то голос по-арабски воскликнул:
– Йалла![4] Сюда! В эту сторону!
Пригнувшись, Макин потянул Бари за собой. Они спрятались за стенкой из шлакоблоков высотой по колено, огораживающей львиную клетку. Обеими руками Макин прижал брата к себе, напоминая, чтобы помалкивал, пока перед клеткой промелькнули две крупные тени.
Рискнув выглянуть одним глазком, Макин увидел двоих мужчин. Один высокий, в полевой форме цвета хаки. А второй – коренастый, с круглым брюшком, в темном костюме.
– Вход скрывает клиника зоопарка, – сообщил толстяк, проходя мимо клетки. Он пыхтел и отдувался, изо всех сил стараясь поспевать за широко шагавшим человеком в армейской хабэшке. – Остается лишь уповать, что мы не опоздали.
Заметив пистолет в кобуре на поясе у длинного, Макин понял, что стоит попасться ему на глаза, и конец. Бари, тоже ощутивший опасность, дрожал в его объятиях мелкой дрожью.
К несчастью, ушли мужчины недалеко – клиника оказалась прямо напротив убежища мальчиков. На покореженную парадную дверь толстяк даже не посмотрел. Ее давным-давно взломали с помощью фомок, после чего вычистили клинику, забрав наркотики и медикаменты.
Вместо того он тяжеловесно подступил к ровной стене между двумя колоннами. Макин не разглядел, что он сделал, сунув руку куда-то за колонну, но через мгновение участок стены распахнулся. Потайная дверь.
Макин вжался в прутья клетки. Отец читал им сказки об Али-Бабе, о тайных пещерах и несметных сокровищах, скрытых в пустыне. А они с братом нашли в зоопарке лишь кости да фасоль. В желудке у Макина заурчало, когда он вообразил пир, достойный князя воров, ожидающий там внизу.
– Оставайтесь здесь, – с этими словами толстяк вошел в дверь и направился вниз по темной лестнице.
Военный встал у двери на страже, положив ладонь на пистолет. Взгляд его обратился к укрытию мальчиков. Макин поспешно пригнулся, затаив дыхание. Сердце так и колотилось о ребра.
Неужели заметил?
Послышались шаги, приближающиеся к клетке. Макин изо всех сил прижал брата к себе. Но мгновение спустя услышал, как чиркнула спичка, и потянуло сигаретным дымком. Мужчина принялся расхаживать перед клеткой, будто за решеткой находился именно он, вышагивая туда-сюда, как изнывающий от скуки тигр.
Бари так и трясся в руках Макина, крепко сжимавшего пальцы братишки. Что, если военный забредет в клетку и обнаружит их там?
Казалось, целую вечность спустя знакомый голос пропыхтел от дверей:
– Они у меня!
Бросив сигарету на цемент и растерев ее подошвой перед самой дверцей клетки, военный направился навстречу спутнику.
Толстяк никак не мог отдышаться. Должно быть, несся наверх бегом всю дорогу.
– Инкубаторы были на автономе, – отдуваясь, выложил он. – Не знаю, сколько генераторы продержались после того, как электричество отрубилось.
Макин рискнул выглянуть сквозь прутья дверцы. У толстяка в руке был большой металлический дипломат.
– Они в целости? – спросил военный. Он тоже говорил по-арабски, но не с иракским акцентом.
Толстяк опустился на колено, пристроив чемоданчик на толстой ляжке, и открыл замок. Макин ожидал увидеть золото и бриллианты, но вместо них в кейсе оказались всего-навсего белые яйца, уложенные в ячейки из черного поролона. С виду они ничуть не отличались от куриных, которые мать раньше покупала на рынке.
Несмотря на испытываемый ужас, при виде яиц у Макина слюнки потекли.
Толстяк пересчитал их, внимательно осматривая каждое.
– Все в целости и сохранности, – он испустил длинный клокочущий вздох облегчения. – Даст бог, эмбрионы в них еще жизнеспособны.
– А остальная лаборатория?
Закрыв кейс, толстяк встал.
– Предоставляю вашей команде сжечь все, что осталось внизу. Никто не должен даже заподозрить, что мы открыли. Не должно остаться ни следа.
– Мне приказ известен.
Как только толстяк встал, военный поднял пистолет и выстрелил ему в лицо. Раздался оглушительный грохот, и затылок его спутника взорвался, разлетевшись осколками черепа и брызгами крови. Постояв еще секунду, покойник мягко рухнул.
Макин зажал рот ладонью, чтобы не издать ни звука.
– Ни следа, – повторил убийца, поднимая кейс с земли. Тронул рацию на плече, перейдя на английский. – Давайте сюда грузовики и снарядите зажигательные бомбы. Пора сматываться из этой песочницы, пока местные не объявились.
Макин с пятого на десятое усвоил язык американцев. Хоть он и разобрал не все слова, зато общий смысл уяснил вполне.
Прибудут еще люди. Еще оружие.
Макин лихорадочно пытался найти какой-нибудь путь к бегству, но львиная клетка оказалась для них ловушкой. Наверное, младший братишка тоже почувствовал растущую опасность. После выстрела Бари затрясло еще хуже. Наконец малыш больше не мог сдерживать трепет, и из его худенькой груди вырвался тихий всхлип.
Макин стиснул брата, молясь, чтобы военный не услышал всхлипывания.
Шаги снова приблизились. Над ними прозвучал резкий выкрик по-арабски:
– Кто там? Покажись! Та’ааль хнаа![5]
Макин прижал губы к уху брата.
– Оставайся здесь. Не высовывайся.
Потом затолкал Бари в самый угол и встал, подняв руки и сделав шаг назад.
– Я просто искал еду! – заикаясь, торопливо пролепетал он.
Пистолет все так же был нацелен на него.
– Давай-ка сюда, валад![6]
Макин подчинился. Подошел к дверце клетки и выскользнул наружу, держа руки поднятыми.
– Прошу, ахи. Лаа терми![7] – Он попытался перейти на английский, чтобы показать, что он не враг. – Не стрелять. Я не видеть… Я не знать…
Он мучительно подыскивал какой-нибудь аргумент, какие-нибудь слова, которые спасли бы его. На лице военного читалась смесь скорби и сожаления.
Он поднял пистолет выше со вполне очевидным безжалостным намерением.
Макин ощутил, как горячие слезы заструились по щекам.
Сквозь пелену слез он различил движение теней. Позади военного дверь от толчка изнутри со скрипом приоткрылась шире, и крупный темный силуэт, выскользнув оттуда, беззвучно устремился к мужчине сзади, низко пригибаясь и держась в тени, будто из страха перед светом. Макин лишь мельком разглядел маслянисто поблескивающую, мускулистую, поджарую и безволосую фигуру с глазами, пылающими яростью. Рассудок мальчика пытался постичь увиденное, но не сумел.
Вопль ужаса вызрел у него в груди.
Хотя страшилище не произвело ни звука, должно быть, военный ощутил укол тревоги. Обернулся в тот самый миг, когда чудище с пронзительным криком прыгнуло. Загрохотали выстрелы, но их заглушил свирепый вой, от которого у Макина прямо волосы встали дыбом.
Развернувшись, мальчик ринулся обратно в клетку.
– Бари! – Схватил братишку за руку и потащил прочь из клетки, подталкивая перед собой. – Йалла! Беги!
Чуть в стороне бились на земле человек и зверь. Слышались все новые выстрелы.
Сзади донесся топот тяжелых ботинок по дорожкам. С другой стороны парка бежали люди, слышались крики, перемежавшиеся с автоматной пальбой.
Не обращая внимания ни на что, Макин в безоглядном ужасе бежал через разбомбленный парк, даже не думая, что его может кто-нибудь увидеть. Он бежал и бежал, преследуемый воплями, которые будут терзать его в кошмарах всю жизнь.
Он не понимал, что произошло, но одно знал наверняка. Ему запомнились алчные глаза демона, сиявшие умом и коварством, горевшие бездымным пламенем.
Макин знал, кого видел. Тварь, называемую в Коране Шайтаном – родившуюся из Божьего пламени и проклятую за то, что не поклонилась Адаму.
Макин знал правду.
В конце концов дьявол пришел в Багдад.
Акт первый
Первая кровь
Глава 1
23 мая, 07 часов 32 минутыНовый Орлеан«Бронко», пробиравшийся через обломки, оставленные ураганом, подскочил на очередной рытвине. Лорна едва не врезалась головой в крышу кабины. На мокрой дороге машину занесло. Стремясь восстановить управление, женщина отпустила педаль акселератора.
Стихия сорвала листву с деревьев, наполнила ручьи выше берегов и даже забросила в чей-то плавательный бассейн аллигатора. К счастью, эпицентр ярости угасающего урагана пришелся куда западнее. Но судя по ливню, который мать-природа обрушила сюда, она все-таки вознамерилась вернуть Орлеанскую территорию к первозданному состоянию болота.
Гоня машину по дороге вдоль реки, Лорна только и думала что о телефонном звонке, поступившем минут двадцать назад. ОЦИИВ остался без электричества. Аварийные генераторы не заработали, и сотня исследовательских проектов оказалась под угрозой.
Она обогнула последнюю излучину Миссисипи, и впереди замаячил исследовательский комплекс. Одюбоновский центр изучения исчезающих видов[8] занимает более тысячи акров ниже Нового Орлеана по течению. Хотя ОЦИИВ и имеет отношение к городскому зоопарку, для публики он закрыт. Его территория, прячущаяся в лиственном лесу, включает и несколько вольер под открытым небом, но главной частью комплекса является здание площадью тридцать шесть тысяч квадратных футов, где разместились полдюжины лабораторий и ветеринарная лечебница.
Именно в последней доктор Лорна Полк и работала после завершения последипломной резидентуры по специальности «Ветеринария диких животных, обитающих в зоопарках и природной среде». Она заведовала замороженным зоопарком центра – двенадцатью резервуарами с жидким азотом, хранящими сперму, яйцеклетки и эмбрионы сотен видов, пребывающих на грани вымирания, – горных горилл, суматранских тигров, газелей Томсона, колобусов, черных буйволов.
Пост чрезвычайно серьезный, особенно для человека, едва-едва переступившего порог двадцати восьми лет и закончившего резидентуру. Вверенный ей замороженный генетический банк сулит надежду вернуть исчезающие виды к существованию с помощью искусственного оплодотворения, трансплантации эмбрионов и клонирования. И все же, несмотря на бремя ответственности, она любит свою работу и знает, что отлично с ней справляется.
Когда Лорна уже гнала машину по длинной подъездной дороге к главному зданию, сотовый телефон в подставке для чашек вдруг засигналил. Схватив его, она поднесла аппарат к уху, ведя машину одной рукой.
Звонивший, по-видимому, услышал, что трубку сняли, и быстро затараторил:
– Доктор Полк. Это Джеральд Грейнджер из техслужбы. Я подумал, вам надо знать. Мы запустили генераторы и запитали обесточенную линию.
Лорна бросила взгляд на часы внедорожника. Электричества не было почти сорок пять минут. И, проделав мысленный подсчет, испустила вздох облегчения.
– Спасибо, Джеральд. Буду через минуту-другую.
Она захлопнула телефон, подъехав к стоянке для сотрудников, припарковала машину и положила голову на баранку. Нахлынувшее облегчение было настолько ощутимым, что она едва не расплакалась. Но все же сдержала слезы. Посидев минутку, чтобы привести мысли в порядок, выпрямилась, поглядела на руки, лежащие на коленях, и внезапно осознала, во что одета. Она выскочила из дома в помятых джинсах, старой серой водолазке и ботинках. Не совсем в духе профессионального имиджа, который она обычно поддерживает.
Повернувшись, чтобы выбраться из «Бронко», Лорна заметила собственное отражение в зеркале заднего вида.
О господи…
Свои белокурые волосы, обычно аккуратно заплетенные в косички, она утром собрала в небрежный конский хвостик. Несколько отбившихся прядей лишь усугубили и без того затрапезный вид. Даже очки в черной оправе сидят на переносице наперекосяк. Сейчас она отчасти смахивает на пьяную студентку, вернувшуюся с гулянки в честь Марди Гра[9].
Ну что ж, гулять так гулять, по полной программе. Выдернув заколку, удерживающую пучок волос, Лорна тряхнула головой, чтобы волосы рассыпались по плечам, выбралась из машины и зашагала к главному входу.
Прежде чем ей удалось достичь дверей комплекса, внимание ее отвлек новый шум – тяжелое ритмичное уханье. Обернувшись к Миссисипи, она увидела белый вертолет, летящий над самыми макушками деревьев в ее направлении, и довольно быстро.
Только-только Лорна озадаченно нахмурилась, как сзади ей на плечо легла ладонь. Она испуганно вздрогнула, но пальцы успокоительно сжались. Искоса оглянувшись, Лорна увидела своего босса и наставника – доктора Карлтона Метойера, возглавляющего ОЦИИВ. За шумом вертолета она попросту не услышала его приближающихся шагов.
Доктор Метойер – высокий, худощавый чернокожий мужчина с густой копной седых волос и аккуратной седой бородкой, старше ее лет на тридцать. Его семья прожила в этом районе ничуть не меньше, чем семья Лорны, корнями уходя в креольскую колонию на реке Кейн, где диковинным образом переплелось культурное наследие Франции и Африки.
Приставив ладонь козырьком ко лбу, доктор Метойер поглядел в небо и заметил:
– У нас компания.
Вертолет, несомненно направлявшийся к ОЦИИВ, свернул к соседнему полю и пошел на снижение. Лорна обратила внимание, что это маленький вертолет «А-Стар», оборудованный вместо обычных посадочных полозьев поплавками. А заодно узнала диагональную зеленую полосу на белом корпусе аппарата. После «Катрины» этот опознавательный знак прекрасно знаком большинству жителей Нового Орлеана – один из вертолетов пограничников; без флотилии подобных стрекоз провести спасательные работы и обеспечить безопасность после подобной катастрофы попросту невозможно.
– Что они тут делают? – спросила Лорна.
– Прибыли за вами, дорогая моя. Карета подана.
Глава 2
Вертолет взмыл в воздух, и желудок у Лорны скрутило – не столько от ускорения, сколько от чистой паники. Сидя рядом с пилотом, она уцепилась за подлокотники. Сквозь массивные наушники пробивался нарастающий рев винтов. Ощущение такое, будто поднимаешься в лифте. Вот только привязанном к ракете.
Она никогда не была в восторге от высоты, ненавидела путешествия по воздуху вообще, а уж полет на летающей газонокосилке считала верхом безумия. В вертолете Лорна летала лишь раз, во время преддипломной практики в Южной Африке, проводя перепись африканских слонов на территориях, прилегающих к заказнику. Тогда она подготовилась к полету, приняв перед ним пару таблеток ксанакса. И все равно еще долгие часы спустя была жидка в коленках.
А сегодня все произошло без предупреждения.
Доктор Метойер лишь вкратце посвятил ее в детали, когда вертолет приземлился. Даже не дал времени зайти и осмотреть подведомственные резервуары с жидким азотом. Штат уже этим занимается, заверил он, добавив, что сам за всем присмотрит и сообщит ей подробности по радио.
Радио…
Значит, ее везут за границы зоны покрытия какой бы то ни было сотовой связи.
Лорна рискнула выглянуть из бокового окна. Вертолет заложил вираж, открыв ей вид на Миссисипи с высоты птичьего полета. Машина направляется вниз по реке, следуя примерно вдоль русла Биг-Мадди, после урагана с лихвой оправдывающей свое название, означающее «большая грязнуля». Бурля и пенясь, река несла свои воды, шоколадно-коричневые от поднятого ила, к Мексиканскому заливу.
Их путь лежит к дельте реки, где весь этот аллювий – ил, глина, песок и почва – выпадает в осадок в заливе, образуя свыше трех миллионов акров прибрежных топей и солончаковых болот. Этот регион не только играет важную роль в экологии, став прибежищем обширной и сложной экосистемы, отсчитывающей свою историю еще с юрского периода, но и представляет коммерческую ценность. Он снабжает Соединенные Штаты изрядной долей морепродуктов и почти 20 процентами нефти.
А заодно это слабое звено государственной границы. Лабиринт островков, петляющих проливов и рыболовных угодий превращает дельту в решето, сквозь которое просачиваются контрабандисты и наркокурьеры всех мастей. Министерство внутренней безопасности присвоило этому региону статус высокой угрозы и усилило новоорлеанское отделение пограничной службы.
По словам босса Лорны, пограничная служба прочесывала район после неистовства стихий вчера ночью. У контрабандистов в обычае работать под прикрытием ненастья, чтобы доставить наркотики, оружие, а то и человеческий груз. Сегодня рано утром пограничники обнаружили траулер, севший на мель у одного из внешних островков. Обследовав судно, они обратились в ОЦИИВ.
Изрядная часть последовавшего разговора оказалась загадкой даже для доктора Метойера. Его не уведомили ни о причине вызова, ни почему в эту поездку пригласили именно Лорну.
Несмотря на всеохватный трепет перед полетами, в душе Лорны нашлось местечко и для разгорающегося гнева. У нее собственные проекты в ОЦИИВ под ударом, так с какой же стати она летит к черту на кулички? Гнев, подпитываемый тревогой, мало-помалу нарастал. Что происходит? Почему затребовали именно ее? Она не знает в погранично-таможенной службе никогошеньки.
Ответы ее ждут лишь в конце полета.
Радио в ее наушниках затрещало. Пилот в зеленой форме с шевронами, говорящими о его принадлежности к подразделению охраны воздушных и морских границ пограничной службы, указал в сторону горизонта. Он представился, но имени Лорна не расслышала.
– Доктор Полк, садимся через пару минут.
Кивнув, она уставилась вперед. Плотная изумрудная растительность плавней впереди расступилась, сменившись россыпью мелких островков и полуостровов. Дальше в заливе темная линия у горизонта отмечала ряд более крупных барьерных островов, помогающих защитить хрупкие болота и плавни от моря.
Но туда они не долетят.
Лорна углядела глянцевитый белый катер, стоящий на якоре у одного из островков. Наконец-то. Когда вертолет начал снижаться к нему, она увидела старый рыболовецкий траулер, врезавшийся в берег. Он завяз достаточно плотно, чтобы сбить несколько деревьев и до половины выехать на остров. Очевидно, его выбросило туда штормовым нагоном.
Вертолет стремительно опускался. Лорна ухватилась за подлокотники еще крепче. Она где-то читала, что большинство воздушных катастроф происходит при взлете и посадке, но предпочла бы не вспоминать подобную статистику именно сейчас.
В паре ярдов от воды их снижение замедлилось. Поток воздуха от винтов разгладил воду, а затем поплавки вертушки мягко коснулись ее, будто ноги гусыни, опускающейся на гладь пруда. Несколько щелчков тумблеров – и вой турбин начал затихать.
– Посидите, пожалуйста, – сказал пилот. – За вами выслали «зодиак».
Он кивнул в сторону окна, чем привлек внимание Лорны к надувной резиновой лодчонке, отвалившей от острова и устремившейся к ним. Не прошло и минуты, как пограничник в такой же зеленой форме помог ей выбраться из вертолета в «зодиак».
Она опустилась на банку надувной лодки, испытывая облегчение, но все еще чувствуя резь в желудке. Когда «зодиак» устремился к берегу, Лорна приставила ладонь козырьком ко лбу, пытаясь высмотреть причину столь загадочного и внезапного вызова.
Поднявшееся солнце разогнало облака, открыв голубизну небес и согрев воздух. День сулил превратиться в луизианскую парную, и Лорну это вполне устраивало. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, обоняя тошнотворный смрад гниющей зелени, мокрого мха и илистой соленой воды.
Для нее эти запахи были родными.
Ее род живет в Луизиане с девятнадцатого столетия. Его история отпечаталась в памяти Лорны четче, чем морщины на ладонях, как заведено у всех старожилов Нового Орлеана. Она помнит имена и биографии предков так, словно они умерли только вчера.
Во время войны 1812 года[10] ее прапрадед – тогда еще семнадцатилетний юноша – дезертировал из британской армии во время битвы за Новый Орлеан и обосновался в новом расцветающем пограничном городе. Здесь он познакомился с дочерью семейства де Трепанье, женился на ней и быстро сколотил скромное состояние выращиванием сахарного тростника и индиго на стоакровой плантации, полученной в приданое. С годами состояние все разрасталось, и род Полков был одним из первых, выстроивших особняк в осененной дубами долине Гарден-Дистрикта Нового Орлеана. Продав плантацию, семейство осело в этом районе окончательно. Много поколений подряд особняк Полков пользовался почетом и славился как место встреч генералов, юристов и бесчисленных деятелей науки и литературы.