Остров сокровищ
Из-за рощицы огненных деревьев – пышущих жаром, с ослепительно-красными листьями – вынырнул маленький глайдер. Он лихо пролетел под аркой ворот, сбив оба прилипаловых хвоста, и спикировал на дорогу прямо перед моим скутером.
Из глайдера выскочило существо с фигурой человека в охотничьем костюме и с серебристой мордой снежного рысюка. Короткая шерстка поблескивала морозным инеем, чуткий звериный нос трепетал от дыхания. Светлые прямые волосы были прихвачены ремешком, который едва держался на покатом рысючьем лбу.
Я откинул колпак скутера.
– Привет, – сказал человек-рысюк, поправляя ремешок и глядя на меня прозрачными зеленоватыми глазами. – Я твой друг Том Редрут.
– Неужели? – усмехнулся я.
– Точно тебе говорю. – Клыкастая пасть приоткрылась в улыбке. Том Редрут протянул мне обе руки и, когда я протянул навстречу свои, с чувством их пожал. – С возвращением!
Руки у него были молодые и крепкие, голос звонкий, а его настоящего лица я никогда не видел. На людях Том появлялся в масках из биопласта, пугая гостей сквайра кривым клювом драчливой соньки, поражая приятельниц Лайны красотой сказочного принца, или, как сейчас, удивляя чужих мордой хищного зверя. Встречал я Тома редко, другом моим он не был, и вообще непонятно, чем он занимался в поместье Трелони. Я бы сказал, что Редрут – придворный шут.
Он небрежно облокотился о мой скутер.
– Ответь, друг мой Джим: куда путь держишь?
– В поместье, – сообщил я очевидное.
Черный рысючий нос пару раз дернулся, и Том обронил:
– Ты нынче в немилости.
– Что так?
Он вдруг нагнулся, и серебристая морда оказалась у самого моего лица.
– Извини меня, но ты – продажный егерь и пособник убийц, – тихо проговорил Том. – В правительстве готовится закон, что Птицы – национальное достояние Энглеланда, а ты помог сие достояние спереть.
– Ты в это веришь?
– Я-то нет. Но прочие убеждены. Миссис Трелони подогревает страсти. И еще с этими деньгами, которые ты получил… Да, друг мой Джим, угодил ты в переплет.
– А что Лайна?
– С ней сам потолкуешь, – неожиданно сухо отозвался Том. Его глаза остановились на букете, лежавшем на сидении рядом со мной. Том почесал за ухом; прикрытые волосами уши были человеческие. – Послушай, друг Джим, – начал он неуверенно, – оно вроде бы и не мое дело… Но ты едешь к Лайне ссориться или мириться?
– Мириться.
– Тогда выбрось эту дрянь, – он подцепил букет за локон, и тяжелые лилианы повисли головками вниз, сминая лепестки.
– Убери лапы! – Разозлившись, я отнял букет и захлопнул колпак скутера; Том едва успел отдернуть руку.
С трудом, едва не опрокинувшись в канаву, я обогнул перегородивший дорогу глайдер, а человек-рысюк стоял и смотрел мне вслед. Чертов шут, снышь ему в оба глаза! Смеет обзывать дрянью то, что вышло из рук моей матери.
Нелепое сооружение показалось из-за верхушек деревьев и с каждым метром, что проползал мой скутер, надвигалось на меня и возносилось все выше в небо. Башни, шпили, витражи, арки, колонны, скульптуры, лепнина, каменная резьба, позолота, мозаика, литье… и множество всяких штук, которым я и названия не знаю. Вот зачем, к примеру, из глухой стены торчат зеленые палки? А рядом – повисшее в пустоте окно: две рамы со стеклами и розовая занавеска в цветочек.
Я остановил скутер у парадного входа и двинулся вверх по прозрачным, как морская вода, голубым ступеням. Обычно они пели под ногами, а стоящие по бокам фигурки закутанных в пену наяд кланялись пришедшим, но сегодня лестница молчала, и наяды меня игнорировали. У Трелони гостей не ждали – механизм не был включен.
Больше того: я уперся в закрытую дверь. Ее черное зеркало с мрачной насмешкой отразило мое лицо и оранжевый букет. Лицо выглядело коричневым, словно я вымазался в грязи, яркие лилианы потускнели. Можно было поворачивать обратно.
Все же я ткнул кнопку переговорного устройства и попросил доложить о себе мисс Кэролайн. Спустя полминуты дверь отворилась, и я вошел в угнетающий своей роскошью холл.
Через анфиладу комнат мне навстречу размашисто шагала миссис Трелони, а за ней поспевала Лайна. Темные волосы хозяйки поместья были по-домашнему заплетены в толстую косу, которая подпрыгивала у нее на груди и извивалась, как змея; над ухом был пришпилен пучок оранжевых перьев. У Лайны на голове было что-то немыслимое: волосы, которые я так любил, были скручены в дурацкие валики, а концы их торчали султанами и мотались в разные стороны. Будь это одна из ее подружек, я помер бы со смеху. Но маленькая, хрупкая Лайна показалась мне беззащитной и совсем не смешной.
– Джим, мы рады, что ты жив, – раздался надменный голос миссис Трелони. Она остановилась метрах в двух от меня; Лайна испуганно глядела из-за ее плеча. – Ты всегда был желанным гостем в нашем доме, и я с легким сердцем готова была отдать тебе в жены свою дочь. Ты добросовестно выполнял свой долг, и я не знала более ответственного и обязательного человека, чем ты.
От этих похвал и от испуганного лица Лайны у меня похолодело внутри.
– Я не понимаю, – голос миссис Трелони поднялся, отдаваясь где-то наверху металлическим звоном, – что тебя толкнуло на гнусное преступление. Ради жалких двух тысяч…
– Мама! – вскрикнула Лайна.
– …ради тысячи девятисот семидесяти девяти стелларов, – с ядовитой точностью продолжала хозяйка поместья, – ты снюхался с ворами и убийцами и потерял все: свое доброе имя, наше уважение, Лайну, ее приданое, наконец, – миссис Трелони широким жестом обвела стены и потолок с мозаикой и позолотой.
– Мама, – всхлипнула Лайна. – Ты не права…
– За-мол-чи! – отчеканила ее мать. – Вопрос решен. Этот человек не переступит порог нашего дома и не прикоснется к тебе никогда.
Обогнув ее, я встал перед Лайной.
– Я пришел сказать, что люблю тебя и ни в чем не виноват. Возьми, – я протянул ей букет.
Не стой рядом миссис Трелони, я подыскал бы слова получше. Да и эти не успел договорить, а хозяйка поместья завизжала как резаная:
– Что-о?! Как ты смеешь?! – Она выхватила цветы, к которым только-только прикоснулись робкие пальцы Лайны, и сунула стебли мне в лицо.
Я отшатнулся, сдерживаясь. Не драться же с разъяренной миссис. Ее перекосило, букет трясся в руках.
– Ты! – она дергала длинный локон, пытаясь его оторвать. – Нет, ты погляди! – миссис Трелони обернулась к Лайне. – Они смеют тебя упрекать! Его мать, мол, в трауре постриглась, а ты нет! Какова наглость! Владельцы нищей таверны!.. Вон отсюда, – приказала она, внезапно перестав кричать и придав перекошенному лицу выражение холодного достоинства.
– Извини, если что-то не так, – я смотрел в перепуганные глаза своей любимой. – Я не хотел тебя обидеть.
– Вон отсюда, – повторила миссис Трелони, оглядываясь, готовая позвать охрану и вышвырнуть меня силой.
– Ты не виноват, – проговорила Лайна, чуть не плача. Султаны у нее на голове закивали вразнобой.
– Пошел вон! – миссис Трелони с хрустом переломила стебли и швырнула искалеченный букет на пол. – Харди! – завопила она пронзительно. – Эдвардс! Где эти ублюдки? Харди, сюда!
Охрана не торопилась.
– Уходи, – прошептала Лайна; она побледнела, губы стали пепельными. – Уходи скорей.
– Я люблю тебя.
– Уходи.
Миссис Трелони вопила громче потревоженного в гнезде вислоухого ревуна:
– Эдвардс, Харди! Быстро сюда!
Я ушел. Зеркальная дверь захлопнулась, отсекая вопли хозяйки поместья; стало удивительно тихо.
Я сбежал по голубым ступеням. Где мой скутер? Площадка перед дворцом была пуста, лишь стояли по краю красно-бурые кактейсы с колючками длинней моей ладони. От ночного заморозка кактейсы скукожились и стояли сморщенные, будто съели гадость.
Черт с ним, не буду искать. Потом свяжусь с Томом Редрутом, раз уж он назвался моим другом, попрошу найти скутер и пригнать к «Адмиралу Бенбоу». Я зашагал по аллее к воротам. От Смертной грязи домой дошел – от «Жемчужной Лагуны» и подавно доберусь.
Я шел и ничего не видел, кроме дороги под ногами. Глупая, злобная тетка – что я ей сделал? Уж который год я знаком с Лайной; мамаша всегда мне улыбалась. Лицемерка. Лгунья. Видно, всполошилась, когда речь всерьез зашла о свадьбе. Наверняка она же подучила Лайну потребовать у меня дикую Птицу. Правильно рассчитала, что мы поссоримся.
А моя-то мать хороша. Зачем перевязала букет локоном? Как нарочно, чтобы меня обругали и выгнали. А может, с умыслом и перевязала? Чтобы я увидел миссис Трелони во всей красе?
И как теперь быть? У меня больше нет Птиц, нет работы в заповеднике. Есть гостиница, приносящая скромный доход… Что станет делать в ней Лайна? Сидеть администратором вместо Шейлы? Или в горничные пойдет?
Еще у меня есть странная сумма в тысячу девятьсот семьдесят девять стелларов. Надо же, какую свинью мне кто-то подложил… Не бедный, однако, человек.
Краем глаза я засек легкое движение на обочине. И остановился, удивленный. Закрученный штопором хвост прилипала, сшибленный глайдером Тома, с угрюмой методичностью ввинчивался в землю. Я сломал ветку растущей рядом кленовицы и коснулся толстого штопора. Он замер на несколько секунд и снова принялся медленно бурить землю, уходя вглубь.
– Это прилипал-убийца, – раздался за спиной звонкий голос.
Я обернулся. Человек-рысюк сидел в моем скутере, откинув защитный колпак, а скутер парил над дорогой, подплывая ко мне.
– Антигравы заменил, – Том соскочил наземь. – Со своей машины снял; Трелони не хватятся.
– Спасибо, – пробормотал я, растерявшись. – Царский подарок.
Новые антигравы обошлись бы мне почти в стоимость скутера.
Серебристая рысючья морда обратилась к трудолюбиво заглублявшемуся штопору.
– Убийца, – повторил Том. – Вот так свалится с высоты – и пробьет башку. И защитный колпак пробьет, – он хлопнул ладонью по корпусу скутера. – И броню боевого вездехода провинтит.
– Так какого рожна он тут висит?
– Гостей вроде тебя провожает. – Том пнул поворачивающийся штопор; тот замер. – Кабы я их не сшибал, давно бы в чьи-то головы ввинтились.
– Скажи правду: прилипала для дела держат?
– По недомыслию, – буркнул Том. Верхняя губа приподнялась, как у моего кургуара, обнажив белоснежные клыки. – Стерва она! – со злой обидой заявил человек-рысюк. – Тебя впервые расчихвостила, а я знаешь сколько натерпелся? Ты-то сейчас уедешь, а мне туда возвращаться. Глаза б мои на ее богатства не глядели. Думаешь, эту дрянь на деньги сквайра развели? – Том ткнул пальцем в сторону парка; белое пушистое облако у входа присело и дернулось прочь, словно ошпаренное его ненавистью. – Ни хрена. Она владеет серебряными рудниками на Крольчарнике. Оттуда и деньжищи. Отдаст она за тебя Лайну, жди. Девчонка должна удачно выйти замуж и приумножить семейную казну. А ты кто? Безработный сын нищей трактирщицы. А я кто? – Он не стал отвечать на свой вопрос и с остервенением пнул снова начавший трудиться штопор. – Свалить бы отсюда куда подальше. И сквайр о том же мечтает, но с духом не соберется.
Обязанный Тому новыми антигравами, я вежливо слушал его жалобы. Он сменил тему:
– Почему ты не спросишь, отчего я хожу в маске? Меня все спрашивают, один ты ни гу-гу.
– Так ведь не скажешь. – Как бы отделаться от него, не обидев?
– Правильно, – обрадовался Том. – Слушай, друг Джим, я напишу завещание: когда помру, тебе будет разрешено снять с меня маску. Тогда ты поймешь, отчего я их ношу.
– Мне это надо?
– Мне надо, – Том шлепнул себя ладонью по груди. – Меня утешит мысль, что хоть один человек узнает, за что страдал несчастный Том Редрут, вынужденный скрываться под личиной рысюка или кровожадной цапелищи. – Прозрачные зеленоватые глаза подернулись влагой – так остро он вдруг себя пожалел. – Впрочем, ты не доживешь. Тебе, друг Джим, вообще осталось жить недолго.
Кажется, он перестал валять дурака и говорил серьезно.
– С чего ты взял?
Черный рысючий нос затрепетал, словно вынюхивая опасность.
– Тот человек пустил хрон в дело одиннадцать раз. И не поленится сделать это снова, чтоб ты ненароком не вспомнил чего-нибудь ему во вред. Будь осторожен, друг мой Джим. Пока!
Том опять протянул мне обе руки, как при встрече. Крепкое, душевное пожатие – и он стремительно зашагал по аллее к несуразному дворцу миссис Трелони. Тонкий, гибкий, еще не заматеревший; от силы лет на пять старше меня. Кто он, этот «несчастный Том Редрут»? И откуда он знает про хронооружие, о котором Билли Бонс говорил с полицейскими? От сквайра? А тому рассказал капитан Данс? Ну, разве что…
Глава 5
Возле «Адмирала Бенбоу» стоял глайдер с эмблемой клиники доктора Ливси: буквы ДЛ и распустившая хвост Птица, похожая на украшение из драгоценных камней. У меня сжалось горло. Нет больше диких Птиц на Энглеланде.
– Джим, у нас беда, – встретила меня расстроенная Шейла. Она перебирала в вазочке на стойке свежие черные фиалки. – Капитан Бонс умер. Звал тебя, надеялся, что успеешь… И с полицейским хотел поговорить. Это его разговор по дальсвязи так взволновал… и огорчил… – Шейла сморгнула слезинки. – Бедный мистер Бонс. Он что-то для тебя оставил; спроси у миссис Хокинс.
Оглушенный, я побрел в номер Билли Бонса. За то время, что старый космолетчик у нас прожил, я привязался к нему больше, чем к живущему в городе родному деду.
Попрощаться с ним не удалось: в номере сидели две медсестры в одинаковых зеленых халатах и обсуждали свои дела. Я постоял возле накрытого простыней капитана, глядя на едва угадывающееся под белой тканью худое лицо, и пошел к матери.
Забыв постучаться, я отворил дверь. Мать стояла, отвернувшись к окну, и ее обнимал за плечи доктор Ливси. На его смоляных волосах уже не было ремешка с петельками для траурных перьев, но скорбные складки у рта не разгладились.
– Я просто не знаю, как быть, – говорила мать надломленным голосом. – Джим не станет заниматься гостиницей, ему это не надо…
– Извини, – мягко перебил ее доктор. – Джим, вон на столе – подарок от мистера Бонса. Только он не велел смотреть… и твердил о каких-то навигаторах.
На столе была плоская черная коробочка с полустертыми белыми буквами: RF.
– Он бредил, – печально добавила мать, не оборачиваясь. – Говорил, что это твои Птицы.
А еще Билли Бонс советовал опасаться сумасшедших RF-навигаторов. Я открыл коробчонку. Внутри лежал кристалл памяти для универсального компа. Обычно такие кристаллы густо-зеленые, а этот был глубокого синего цвета.
Доктор Ливси по-прежнему обнимал мать за плечи и ждал, когда я уйду. Я убрался, мимоходом задавшись вопросом, хочу ли я, чтобы доктор занял место моего отца. Пожалуй, не хочу.
У себя в комнате я подсел к компу и вошел в информсеть. Что мы имеем? RF-навигаторы – навигаторы на космических кораблях с RF-тягой. Допустим. RF-тяга – движитель, работающий на RF-принципе. Замечательно. RF-принцип – принцип передвижения космических кораблей, разработанный Рональдом Фростом; в настоящее время мало используется. Превосходно. С таким багажом знаний можно смело пускаться в звездоплавание с самыми безумными из RF-навигаторов.
Я выудил из коробочки дар капитана Бонса. Вообще-то кристалл как кристалл, но чертовски скользкий – трижды выскальзывал из рук, прежде чем удалось вложить его куда надо. Почему Бонс не велел смотреть запись? «Он бредил», – сказала мать. Наверное. Ну, тогда поглядим. Я нажал кнопку считывания. На экране появилась надпись:
RF
Не защищен.
OK?
Несколько секунд я размышлял. Кристалл не защищен? Как это может быть? Впрочем, обычный просмотр повредить ему не может. Значит, OK.
Больше ничего не спрашивая, комп начал выбрасывать на экран бессмысленные картинки. Крутящаяся зеленая спираль на черном фоне, плавающие в белом тумане красные пятна, желтые глаза в лиловом сумраке, золотистые и зеленые вспышки, линии, вихри… Меня замутило, но я не мог оторваться – разноцветное движение завораживало, затягивало и уносило в не поймешь какую даль. Слегка кружилась голова; меня покачивало, словно пытаясь успокоить, и одновременно тревожило; внезапно я затосковал о чем-то недоступном и несбыточном, отчаянно захотелось покинуть свой мир, обратиться сверкающей искрой и нырнуть в глубину экрана, и утонуть там, улететь, унестись… Сдается мне, я таки нырнул.
И долго-долго не мог вынырнуть обратно. Волшебная круговерть давно сменилась бесконечной глухой пустотой, а я все носился во тьме, как потерявшийся детеныш ночного мышака.
– …Непростительное легкомыслие, – услышал я внезапно.
Открыл глаза. Свет – мягкий, неподвижный, без сполохов и круговерти.
– RF запрещен в половине миров, вам это известно?
Я повернул голову. Солидный немолодой господин выговаривал доктору Ливси, а доктор слушал с видом провинившегося мальчишки. Я не сразу его признал. Понадобилось несколько секунд, чтобы я вспомнил, чья эта поджарая фигура, черные волосы до плеч, большие глаза, обведенные усталыми тенями. И комната, в которой я лежу на постели, – моя комната, но я вижу ее как будто впервые, и все внове непривычному взгляду. Да еще вокруг разные штуки, приборы; по-моему, что-то медицинское.
– Это преступление, вы понимаете? – продолжал солидный господин. – Как можно было допустить…
Тут доктор Ливси заметил, что я на него смотрю.
– Джим! – воскликнул он и порывисто шагнул ко мне, нагнулся, накрыл мою руку своей. – Очнулся… – У него дрогнул голос. – Ты меня узнаешь?
– Узнаю, – ответил я; получилось тихо и не слишком внятно.
Солидный господин тоже подошел – вернее, подскочил – к моей постели.
– Джим?
– Да, я. – Поскольку он явно был наслышан о разработках Рональда Фроста, я рискнул осведомиться: – Это правда, что все RF-навигаторы сумасшедшие?
– Черт побери! – Господин совершенно не солидно хлопнул себя по бедрам – аж звон пошел. – Проснулся да еще вопросы задает.
– Я мог не проснуться?
– Вот именно. Или проснуться идиотом. Послушайте, Ливси, это потрясающе. Вашему парню зверски повезло. Ну-ка, позвольте, я присяду, – он подтянул себе кресло и уселся рядом со мной.
Доктор Ливси отвернулся и сутулясь отошел к окну. У солидного господина азартно горели глаза.
– Джим, я буду говорить, а ты помогай. Начали. Добрый – злой, щедрый – …
– Жадный, – сказал я.
– Высокий – долговязый, низкий – …
– Малорослый.
– Скворуха, сонька, ключница – птицы; кургуар, красный волк, крольчар – …
– Исконные обитатели Энглеланда, существа высшего порядка, намного превосходящие интеллектом пришлых людей.
Доктор Ливси обернулся, как будто потрясенный моей нехитрой шуткой. Солидный господин радостно засмеялся:
– Молодец.
Я ответил еще на сотню вопросов, и лишь тогда он с довольным видом поднялся из кресла.
– Похоже, обошлось, – сказал он доктору Ливси. – Джим, а как ты попал к Смертной грязи, помнишь?
Я дернулся, схватился за горло и судорожно сглотнул, точно от приступа тошноты, и господин оставил меня в покое. А я как раз все вспомнил. Но и предостережение Тома Редрута не забыл и не желал трепать языком перед кем попало, будь он хоть трижды врач, городское медицинское светило.
Доктор Ливси ушел проводить светило к выходу, а я вылез из постели и отправился в душ. Руки в следах инъекций от кисти до плеча. Сколько же времени я провалялся?
– Больше двух суток, – сказал доктор Ливси, когда я его спросил, возвратившись из душа.
– Мэй-дэй… А как мама?
– На снотворном.
Я кинулся к двери.
– Не беги, она спит, – остановил меня доктор. Он со стоном повалился в кресло, прижал ладони к лицу. – Господи, Джим… Ну и задал ты нам хлопот – Доктор Ливси опустил руки. В усталых глазах был печальный укор. – Я консультировался с десятком клиник. Коллеги давали самый неутешительный прогноз. RF смертелен для обычных людей; ты должен был умереть, не выходя из комы. И тебя ведь предупреждали, чтобы не смотрел запись.
– Простите, – сокрушенно пробормотал я.
– «Простите», – с болезненной гримасой передразнил доктор. – У матери будешь просить прощения – ты ее в могилу чуть не свел. – Он помолчал, не глядя на меня, и от этого молчания впору было провалиться. – О тебе сильно тревожился твой приятель в маске, – сообщил доктор. – Без конца здесь крутился.
– А Лайна?
– Лайны не было.
– Но она хоть спрашивала?
– У меня – нет, – сухо ответил доктор Ливси.
– Ее держат под замком и следят за каждым шагом.
– Может быть. Ладно; я заберу кристалл и пойду. А ты можешь с ней разговаривать.
Он магнитным ключом открыл нижний ящик моего стола. Там лежали коллекции ракушек и камней, разные инопланетные сувениры, что отец покупал мне в Бристле, какие-то сушеные листья… Но коробчонки с полустертой надписью RF я не увидел.
– А где?.. – Доктор резко выпрямился. – Джим?
– Я не брал.
– Джим! – воскликнул он, бледнея.
– Вправду не брал. Я был в душе… и в коме.
Задрожавшими руками доктор Ливси перебрал коробки с коллекциями.
– Черт… Я же сам туда спрятал. Едва тебя нашли. Ты лежал грудью на столе, ткнувшись головой в экран… – Он перешерстил содержимое остальных ящиков. – Ума не приложу…
– Полиция забрала? – предположил я.
– Нет. – Доктор Ливси неожиданно смутился. – Я… я им не отдал. Это ведь не орудие преступления; зря они Бонса подозревали.
Я не понял, о чем речь, но не стал расспрашивать; сейчас меня волновало другое:
– Кто здесь бывал, кроме вас?
– Ну, – доктор вздохнул, собираясь с мыслями, – твоя мать, Шейла.
– Не воры.
Он кивнул и продолжил:
– Медсестры из нашей клиники.
– Этих допросим как следует.
– Два моих заместителя, врач от сквайра Трелони, врач из города, профессор Лус, которого ты видел; он проездом на Энглеланде… И твой приятель без лица. – Доктор выпрямился. – Он самый. Я заявлю в полицию.
– Не надо, – вырвалось у меня. – Пожалуйста.
– Джим, RF-запись – слишком опасная штука.
– Я поговорю с Томом…
– Чтобы он зарыл кристалл в лесу? – перебил доктор Ливси. – А потом налепил маску Джима Хокинса и принес кристалл кому-нибудь из своих врагов?
– Том такого не сделает.
– Откуда тебе знать?
– Я – Трижды Осененный Птицей. Я чувствую, – ответил я, и доктор не нашел, что возразить.
Однако он не позволил мне связаться с поместьем Трелони и сам набрал код, потребовал Тома Редрута. Спустя несколько секунд на экране возникли фиолетовые перья, круглые глаза и крючковатый клюв лесной сусанны. Клюв приоткрылся, перья на лбу встопорщились.
– Здравствуйте, мистер Ливси, – вежливо поздоровался Том. – Джим! – вскричал он, когда я наклонился к плечу доктора и Том увидел меня на своем экране. – Очнулся!
– У тебя есть двадцать минут, чтобы вернуть кристалл, – отчеканил доктор Ливси; каждое слово было точно удар хлыста. – Через двадцать минут я ставлю в известность полицию.
Круглые глаза растерянно моргнули, крючковатый клюв щелкнул.
– Понял, сэр, – кротко отозвался Том. – Ждите.
Доктор Ливси выключил связь и шепотом выругался.
Снаружи донесся тоскливый вой, как будто чье-то измученное сердце разрывалось от горя. Я ринулся вон из комнаты, пронесся по коридору, промчался мимо Шейлы за стойкой и выскочил из гостиницы, под студеный осенний ветерок. Небо было ясное, и вовсю светило солнце.
– Дракон! – вскрикнул я. – Это кто ж додумался?
Мой зверь лежал, наполовину вывалившись из конуры, уронив голову между вытянутых передних лап. В слезящихся глазах стояло отчаяние; рядом на земле блестела цепь, которой он был прикован. На крыше конуры, уместившись между игрушечных шпилей и башенок, сидел полный сочувствия Рысь. Наш котун – белый, с рыжими пятнами, точь-в-точь лесной рысюк в миниатюре – горестно мяукал и пытался лапой достать Дракона, как будто хотел похлопать по плечу.
Увидев меня, Дракон с усилием приподнял голову и пополз, волоча начавшие отниматься задние лапы. Новый тоскливый вой разнесся над берегом. Рысь издал негодующий мяв: дескать, вы, люди, спятили – держать кургуара в неволе?
Подбежав, я отстегнул цепь и снял ошейник. Дракон лежал, горько постанывая и закрыв глаза.
– Какой урод это сделал? – обрушился я на подбежавшую Шейлу.
– Я, – пискнула она жалобно. С ее жарких щек сходил цвет. – Джим, он бесновался. Рвался в бар, рычал, царапал дверь.
– Что тебе понадобилось в баре? – строго обратился я к кургуару.
Он приоткрыл один глаз и протяжно вздохнул. Рысь спрыгнул с крыши конуры, лизнул приятеля в нос и вальяжной походкой двинулся по своим котуньим делам.
– Там посетители пришли, – виновато объяснила Шейла, – а Дракон вдруг как начал орать и ругаться! Вот и пришлось… Как ты себя чувствуешь? Мы ужасно перепугались. Принести тебе коффи? Или что-нибудь теплое надеть? Холодно. – Сама она дрожала в тонкой блузке.
– Ничего не надо, спасибо.