В противном случае, ему бы не было ровным счетом никакого дела до Джека, топтавшегося под опустевшим кабинетом дедушки Оливера.
– Надеюсь, когда-нибудь вы узнаете об этом, – уклончиво просипел голос. – Увы, юный сэр, я не смею вмешиваться в ход событий.
– Очень жаль, – вздохнул Джек. – Мне бы хотелось наконец услышать хотя бы один ответ.
Мальчик говорил абсолютно искренне – он едва успел прибыть в эту таинственную обитель, а уже окончательно и бесповоротно запутался. Возможно, ему не мешало бы последовать указаниям мистера О, и немедленно отправляться наверх. Подыскать себе комнату из тех, что еще никем не были заняты. Принять ванну, чтобы смыть с себя дорожную пыль, пахнущую вокзалом и ночной сыростью. А затем – смиренно улечься в постель и попытаться уснуть, дожидаясь наступления утра.
Однако мальчик прекрасно осознавал, что ни за что не уснет, пока не поговорит с дедушкой. Или, на худой конец, не разыщет Матильду, чтобы задать ей вопросы, на которые ему неимоверно хотелось получить ответы.
– Ничуть не сомневаюсь в этом, юный сэр, – понимающе прохрипел странный голос откуда-то сбоку. – Неукротимое желание находить ответы на любые вопросы свойственно пытливой человеческой природе, не способной принимать никакую данность. Если с неба проливается дождь, человек непременно должен понять, почему это происходит. Поэтому я убежден в том, что вы, в конце концов, получите ответы на все свои вопросы, юный сэр.
– Спасибо… – смущенно протянул Джек, не совсем понимая, как ему вообще следует реагировать на подобные слова. – Ну, а вы?.. Разве вас не раздражает, когда вы чего-то не понимаете?
– О нет, юный сэр, – твердо захрипел голос. – Нужно быть глупцом, чтобы полагать, что ответы способны даровать прозрение. Они лишь порождают новые вопросы.
Джек озадаченно почесал затылок.
Безусловно, беседовать с этим голосом было очень увлекательно. Однако с каждой новой фразой он понимал все меньше и меньше. У мальчика даже сложилось ощущение, будто его новый незримый приятель пытается ему что-то сказать, делая это настолько витиевато, чтобы его скрытые намеки больше никто не был в силах понять. Беда заключалась лишь в том, что Джек их тоже не понимал.
– Значит, вы хотите сказать, – не слишком уверенно начал мальчик. – Что мне не стоит тратить время на поиск ответов, даже если у меня возникает все больше вопросов?
– Вовсе нет, юный сэр, – проскрежетал голос. – Нужно быть глупцом, чтобы не пытаться найти ответы на свои вопросы.
– Но ведь вы только что… – уже собирался возразить Джек, однако передумал на ходу, решив прекратить эту бессмысленную тему. – Скажите, почему я не вижу вас? Я отчетливо слышу ваш голос, но не могу понять, откуда он исходит – вокруг меня нет ни единой живой души.
Закончив фразу, Джек на всякий случай еще раз внимательно огляделся, обернувшись вокруг своей оси несколько раз.
Совершенно пусто. Парочка наглухо заколоченных дверей, темнеющих с противоположной стороны. Большое округлое окно, занавешенное линялыми портьерами с изображением каких-то невиданных растений. На безликих каменных стенах цвета кобальта – потускневшие от времени медные канделябры с оплывшими желтыми свечами, какие Джек уже встречал на первом этаже. Помятая фетровая шляпа на настенном крюке, очевидно, давным-давно забытая кем-то. И больше ровным счетом ничего.
– Я и сам не вижу вас, юный сэр, – Признаться честно, я уже много лет не вижу абсолютно ничего.
– О, – мальчик с искренним сожалением посмотрел в пустоту перед собой, откуда, как ему казалось, исходил хриплый голос незнакомца. – Мне очень жаль, что вы ослепли!
– Я вовсе не слепой, – возразил невидимый собеседник. – Все дело в шляпе, юный сэр.
Джек непонимающе наморщил лоб и медленно повторил:
– Дело в шляпе?
– О да. Так и есть, юный сэр.
«Этот голос просто обожает рассуждать загадками. Наверняка он снова имеет ввиду совсем не то, о чем говорит», – подумал Джек.
Будто каким-то неведомым образом подслушав его мысли, голос неожиданно добавил:
– Я нахожусь прямо рядом с вами, юный сэр.
– Но где же?
– Если вы будете столь любезны и снимите со стены потрепанный котелок из фетра, то обнаружите под ним меня, – сипло ответил голос.
От удивления пшеничные брови Джека поползли вверх.
Разве человек способен уместиться под столь небольшой вещью? К тому же, что он вообще делает на стенном крюке? Почему бы ему самому не стряхнуть с себя мятую шляпу и не спуститься вниз?
Осторожно протянув ладонь к висящему на стене головному убору, Джек ухватил его за широкие поля и не слишком уверенно стащил вниз, стараясь обращаться с вещью как можно аккуратнее. Кто знает, какое диковинное существо могло обитать под ее сводами?
Наконец, рука мальчика с зажатой в ней шляпой медленно опустилась вниз, явив того, кто невольно был заточен под ней многие годы. И Джек едва сумел сдержать изумленный вопль – на него с неподдельным интересом уставились два круглых черных глаза. Таких пронзительных и безжизненно-застывших, что мальчику мгновенно стало не по себе.
– Вы… – запнулся он, продолжая стоять с разинутым от ошеломления ртом. – Вы птица!
– Ворон, если говорить точнее, – поправил мальчика хриплый голос.
И Джек вновь едва не вскрикнул от представшей перед ним невообразимой картины: при этих словах острый птичий клюв почти незаметно раскрылся, и отсыревший серый коридор второго этажа заполнил уже хорошо знакомый Джеку скрежещущий баритон.
– Невероятно… – только и смог он выдавить из себя.
Джек во все глаза уставился на своего необычайного собеседника, выронив из рук мятый-перемятый котелок.
Птица казалась огромной – мальчик не представлял себе, как она вообще могла умещаться под шляпой. Смолянисто-черные перья ворона, покрытые слоем сизой пыли, топорщились во все стороны. Он прилежно висел на каменной кладке, подвешенный за веревочную петельку, повернув голову вбок и внимательно изучая своего гостя парой не моргающих птичьих глаз.
– Я весьма признателен вам, юный сэр, – продолжал ворон как ни в чем не бывало. – За то, что вы избавили меня от этой ненавистной шляпы. Признаюсь вам – коротать десятилетия под ее полями было не слишком занимательно.
Закончив фразу, он почти незаметно шевельнул сложенными крыльями, будто силясь их расправить после долгого заточения. Однако этого почему-то не произошло. Только несколько больших пылинок, прилипших к кончикам его перьев, медленно закружили во влажном воздухе.
– Почему же вы не покинули этот крюк? – произнес мальчик, уже почти оправившись от изумления. – Зачем продолжаете висеть на нем?
– Юный сэр, я всего лишь чучело, – невозмутимо прокаркала птица. – Когда-то давно, в былые времена, я располагался на удобной, отполированной до блеска полке в настенном шкафу, где было полным-полно таких же пыльных чучел, как и я. Но затем, одной ненастной ночью, меня схватили и принесли в сей дом. С тех пор мои дни пролетали один за другим на этой самой стене. Пока какое-то время назад на меня, помимо всего прочего, не набросили смятый котелок.
– Это ужасно, – искренне посочувствовал мальчик. – Зачем же вас похитили, если бросили напрасно пылиться в коридоре на стене?
– На самом деле, я был изрядно запылен и до похищения, – уточнило чучело, сверкая черными глазами. – Позвольте представиться, юный сэр: при набивке чучельник нарек меня Пыльным Вороном. А как ваше имя?
– Джек, – вежливо ответил мальчик. – Меня зовут Джек.
И тут же громко чихнул. Поскольку учтивый Пыльный Ворон, очевидно, безуспешно попытался протянуть новому другу свое одеревеневшее крыло, отчего с его перьев во все стороны снова посыпались бархатистые крупинки слежавшейся пыли.
– О, простите меня, юный Джек, – поспешил прокаркать ворон. – Я должен был сразу предупредить вас о том, что меня набили книжной пылью, а не древесными опилками. Надеюсь, это не доставляет вам особых неудобств?
Мальчик покачал головой, с трудом сдерживаясь, чтобы не чихнуть еще раз. В его носу противно пощипывало от всей той трухи, что он успел вдохнуть. Кроме того, она кружила вокруг птичьего чучела будто рой навязчивой мошкары, то и дело упархивая в сторону мальчика и забираясь в его ноздри.
– Вовсе нет, – солгал он. – Не переживайте об этом, мистер Пыльный Ворон. Я очень рад нашей встрече…
И, не сумев сдержаться, Джек еще раз оглушительно чихнул.
Пыльный Ворон озадаченно сощурил эбонитовые глаза и встревоженно прокаркал:
– Я постараюсь не шевелиться, юный Джек.
– Не стоит, – отмахнулся мальчик. – Я в полном порядке!
Чучело смерило своего собеседника пронзительным взглядом, немного помолчало и уверенно добавило:
– Все же, для вашего здоровья будет куда полезнее, если вы не станете вдыхать столько книжной пыли. Я ведь все равно давно мертв, юный Джек. И вполне могу обходиться без движения многие-многие годы.
Мальчик лишь согласно кивнул в ответ.
«Должно быть, это ужасно тоскливо проводить свою жизнь вот так – оставаясь на ледяной отсыревшей стене в полном одиночестве. Да еще и когда на тебя сверху кто-то набросил свою старую шляпу», – размышлял он про себя.
Джеку стало жаль пыльное птичье чучело. Он представил себе, каково здесь, в этих одиноких коридорах, по ночам. Когда каменный особняк застывает в полночном оцепенении и вокруг нет ни души. Высокие узкие окна снаружи скребут голые колючие ветки, повсюду расползаются мрачные тени, порожденные свечными огарками, а издали доносится приглушенное уханье совы.
Сердце мальчика сжалось от неясной тоски. Если бы его когда-нибудь постигла подобная участь, он бы предпочел умереть.
Вот только мог ли умереть Пыльный Ворон?
Если ты и так давно мертв и превратился в чучело, набитое книжной пылью, то все, что ждет тебя впереди – это бесконечные столетия пустоты, проносящиеся одно за другим, как станции за окнами полупустого вагона поезда.
– Вас вновь что-то огорчило, юный Джек? – проницательно подметил Пыльный Ворон.
– Как вам удается угадывать мои чувства? – удивился мальчик, вынырнув из своих сумрачных размышлений. – Ведь в первый раз вы находились под шляпой и даже не могли видеть моего лица?
Чучело подмигнуло Джеку одним глазом, а затем загадочно прохрипело:
– Для того, чтобы видеть чью-то душу, не нужны глаза. Так что же вас гнетет, мой маленький друг?
Джек шагнул к серой каменной стене, на которой было подвешено черное чучело, оперся о щербатые булыжники спиной, и сделал тяжелый вдох. Казалось, что его грудь сдавливали ледяные железные тиски.
– Мне грустно думать о том, как вам здесь, наверное, одиноко.
– Признаться, в этом месте действительно не слишком радостно, – согласилось чучело, каркая теперь прямо над головой Джека. – В шкафу у чучельника, по крайней мере, меня всегда окружали друзья. Мы коротали безликие годы, беседуя по ночам, и это были изумительные беседы, юный Джек. Когда прошлое стерто и позабыто, а будущего попросту не существует, то единственное, что способно согреть каменеющее сердце – это долгие разговоры в темноте.
Джек промолчал, вновь наморщив лоб и задумавшись о чем-то своем. Но уже спустя несколько секунд на его лице отразилось странное возбуждение: отпрянув от шершавой стены, он с надеждой поглядел в мертвые глаза Пыльного Ворона:
– А где же находится шкаф чучельника? Может, я смогу вернуть вас домой?
Пыльный Ворон слегка качнул блестящим клювом:
– Вряд ли это возможно, юный Джек.
– Но почему?
– Мир, в котором я обитал, надежно спрятан за одной из тех дверей, что появляются в этой молчаливой обители по ночам. Я ни за что не смогу вспомнить, какая из них ведет в верном направлении, ведь похититель предусмотрительно набросил на мою голову носовой платок. А открывать все двери без разбора – сущее безумие. Увы, мой маленький друг, мне не суждено вернуться домой.
Опешив от услышанного, Джек уставился на говорящее чучело, не сразу подобрав слова для того, чтобы ему ответить.
– Выходит, – сбивчиво начал мальчик, с трудом совладав с охватившим его волнением. – Кто-то однажды проник за дверь, несмотря на суровый запрет? И похитил вас из шкафа чучельника?
– Все верно, юный Джек, – кивнула птица, и с ее клюва упало еще несколько больших пылинок, похожих на грязные снежинки.
Мальчик нахмурился.
В его голове тут же пронеслась одна колкая догадка. Догадка, от которой ему почему-то стало ужасно грустно. Уже в который раз за эту ночь.
– Недавно я столкнулся на лестнице с зеленоглазой девчонкой, – сокрушенно произнес он. – Ее зовут Энни, и, как я догадываюсь, она нередко нарушает правила этого дома…
– Я знаю, что вы пытаетесь сказать мне, маленький друг, – поспешил оборвать его Пыльный Ворон. – Но смею вас заверить – это никак не могла быть мисс Энни.
Джек ощутил, как с его души упал неимоверно тяжелый камень. Да, ему бы совсем не хотелось, чтобы эта девочка со смешным носом и пятнами веснушек на щеках оказалась злодейкой.
Он даже едва сумел сдержать улыбку облегчения – счел, что момент для этого не самый подходящий, ведь Пыльный Ворон, пристально наблюдавший за ним, мог ненароком заключить, будто мальчик не воспринимает его испытания всерьез. А это было совсем не так. Джек очень хотел помочь одинокому птичьему чучелу.
На всякий случай, чтобы уж точно не оставалось никаких сомнений, Джек все же решил уточнить:
– Почему вы так в этом уверены? Я своими ушами слышал, как Энни заявляла о том, что собирается прокрасться на первый этаж.
– Я вишу на этом крюке уже очень много лет, юный Джек, – ответил ворон. – Гораздо, гораздо дольше, чем вы можете себе представить. В ту ночь, когда меня забрали из шкафа чучельника, малышки Энни еще попросту не существовало.
Хитро сощурив остекленевшие глаза, пыльное чучело издало звук, больше всего походивший на короткий смешок. Очевидно, ему и впрямь ничего не стоило заглянуть в чужую душу и прочесть все чувства, которые в ней скрывались. Во всяком случае, Джек был твердо в этом убежден.
– Юный Джек, – хриплый голос снова стал серьезным. – Я был безмерно рад нашей встрече и тому, что вы нашли время для того, чтобы побеседовать со старым чучелом. Однако час близится к полуночи, и вам стоит отправляться наверх, чтобы подготовиться ко сну.
– Ну уж нет, – возмутился Джек. – Я ни за что не оставлю вас здесь, мистер Пыльный Ворон! Если я не могу вернуть вас домой, то хотя бы на какое-то время избавлю от одиночества и заберу с собой… Если, конечно, вы будете не против…
Последнюю фразу мальчик произнес отнюдь не так бодро и горячо, как первую. А когда промямлил последние слова, и вовсе покраснел, бросив на чучело взгляд, полный неуверенности.
Что, если Пыльный Ворон откажется следовать с ним? С чего Джек вообще взял, что птице может быть приятна компания обыкновенного человека, да еще и, к тому же, глупого пятнадцатилетнего мальчишки?
Возможно, чучело предпочтет оставаться здесь и ничего не менять. Ведь провисело же оно, в конце концов, на этом настенном крюке столько одиноких лет.
– Я был бы неимоверно вам благодарен за это, маленький друг, – немного поразмыслив, произнес вороний клюв. – Чувство такта ни за что не позволило бы мне просить вас об этом. Если я не стану обузой для вас, юный Джек, я буду рад провести с вами столько времени, сколько вам будет не жаль отмерять старому пыльному чучелу…
Не дожидаясь, пока Пыльный Ворон договорит, Джек одним рывком стащил его с покрывшегося ржавой патиной крюка, осторожно сунул подмышку (так, чтобы это никоим образом не могло обидеть вежливую птицу), подхватил свободной рукой свой дорожный чемодан и поспешил к лестничному пролету, на ходу неосторожно запнувшись о валявшуюся на полу шляпу.
Если бы Джек был достаточно внимателен (или, быть может, не так сильно увлечен своим новым приятелем), то мог бы заметить, что на смятых полях старого котелка, некстати ткнувшегося ему в ноги, изнутри была пришита именная тканевая бирка.
«Оливер Питерс Мл.», – вот что было на ней написано.
И это означало, что забытая шляпа принадлежала некоему Оливеру Питерсу младшему. Удивительно, но именно так звали отца мальчика, которого он не видел уже много лет.
Однако Джек не обратил на перевернутую шляпу ровным счетом никакого внимания. Он тащился вверх по деревянным ступеням, освещенным бегающим сиянием множества желтых свечей, и безостановочно чихал. А после раз за разом убеждал не перестающего извиняться Пыльного Ворона в том, что он в полном порядке и чувствует себя лучше, чем когда бы то ни было.
Вот почему Джек не мог заметить того, что происходило с забытым котелком далее.
Когда в коридоре второго этажа не стало совсем никого – ни самого мальчика, ни птичьего чучела, мятые поля шляпы подернулись едва заметными волнами, словно кто-то невидимый пытался расправить их, дергая вверх-вниз. А затем головной убор, покачнувшись, описал круг по сумрачному коридору, и сам собой покатился к занавешенному окну.
Достигнув края вылинявшей портьеры, котелок задергался в яростном приступе, будто раненное животное в предсмертной агонии. На дне шляпы, еще недавно бывшем совершенно пустым, заклокотала темно-бурая жидкость. Она пенилась и пузырилась, как вскипающая в чайнике вода. И вскоре начала переливаться за фетровые бортики котелка, окрашивая деревянные половицы в цвет несвежей, застоявшейся крови.
И тут случилось что-то совсем уж невообразимое. Шляпа принялась медленно подниматься в воздухе, продолжая истекать затхлой кровью. Перевернулась где-то под самым потолком и замерла.
Темно-багряные струи все ниспадали и ниспадали вниз, частично окрашивая собой бестелесную фигуру, застывшую у окна. Как будто проявляя кровавыми чернилами ее призрачную оболочку. И вскоре в странном силуэте, прячущемся в темноте, куда почти не доставал свет желтых свечей, можно было узнать человеческую фигуру.
Но все это длилось недолго – едва движущийся кровавый поток коснулся досок, освещенных золотистым сиянием, и кровоточащая шляпа, и ее незримый обладатель исчезли.
В волглом каменном коридоре второго этажа вновь воцарился гнетущий покой.
Глава третья, безрассудная
Джек в смятении замер у большой арки, за которой пестрили многочисленные двери. И все они были совершенно разными: деревянными, железными, низкими, высокими, алыми, сизыми, черными и снежно-белыми. На некоторых виднелись странные узоры, другие были оклеены чем попало, третьи же выглядели так, словно не единожды страдали от пожара. На одних поблескивали именные таблички, на других остались лишь следы от гвоздей, которыми, очевидно, некогда их приколачивали.
– Да уж, здесь есть из чего выбирать, – подумал Джек вслух, опуская на пол тяжелый чемодан. – Глаза так и разбегаются по сторонам!
– Весьма похоже на жизнь, верно, мой маленький друг? – загадочно прокаркало чучело. – Столько вариантов, но лишь один из них предназначен для вас.
– Дедушка Оливер сказал, что я могу занять любую комнату, – немного подумав, ответил мальчик.
– Это так, – согласился Пыльный Ворон. – Однако если вы займете не свою, юный Джек, то можете помешать тому, для кого она была предназначена.
Джек помолчал, почесав холодный нос. Он пытался обдумать смысл слов мертвой птицы, но, как и прежде, у него мало что выходило. Рассуждения Пыльного Ворона все еще казались чрезмерно витиеватыми и пространными.
– Но как понять, на какой именно двери мне следует остановить свой выбор?
– Все станет очевидным, – прохрипела птица. – Как только вы окажетесь рядом с ней. Поэтому не спеши, маленький друг: лучше потратить время на поиск своего, чем всю жизнь на горькие сожаления.
Джек поднял со слегка поскрипывавших половых досок дорожный чемодан, сделал глубокий вдох и решительно шагнул в полутьму.
«Наверное, сегодня мне ни за что с этим не управиться», – меланхолично размышлял он, стараясь не выдавать своих чувств.
Ему вовсе не хотелось, чтобы новый приятель счел его малодушным ничтожеством, готовым опустить руки перед малейшим препятствием. Даже если это и было правдой.
Отчаяние мальчика легко было понять – коридор третьего этажа, такой же бесконечно длинный и узкий, как и тот, через который он следовал вместе с Матильдой двумя этажами ниже, сплошь состоял из разномастных дверей. Казалось сущим безумием отыскать среди этого множества пестрых прямоугольников ту самую дверь. Да и возможно ли это вообще?
Чтобы хоть как-то взбодриться и настроиться на нужный лад, Джек решил сперва обойти все двери, которые здесь только были. И, если ничего не выйдет с первого раза, он попробует еще. В крайнем случае, если отыскать нужную дверь у него так и не получится, он всегда может попросить мудрого совета у Пыльного Ворона. Птичье чучело явно знало об этом месте куда больше, чем говорило – в этом мальчик был совершенно уверен.
Немного воспряв духом, он зашагал по узкому проходу, стараясь не слишком спешить.
Джек исправно вертел головой то в одну, то в другую сторону, пытаясь обнаружить какие-либо тайные знаки, которые могли бы указать ему на нужную комнату. Но ничего такого не случалось – это было просто великое множество вычурных дверей, и любая из них, как думал про себя мальчик, вполне могла оказаться подходящей.
Он все брел, брел и брел вперед, а узкий коридор все не кончался и не кончался.
В нем было тихо и холодно как в саркофаге. Лишь изредка мертвое безмолвие нарушал едва различимый звук падающих на половицы восковых капель. В этом месте, как и в остальных уголках Дома поющих стен, для освещения использовались длинные желтые свечи в медных канделябрах, печально накренившие свои пылающие головы книзу.
Двери мелькали одна за другой, и вскоре Джек ощутил давящую усталость. Впереди уже виднелся каменный тупик, в который упирался коридор третьего этажа, а мальчику все не везло. В глазах рябило от бесконечного круговорота ярких красок и всевозможных текстур, да так сильно, что в какой-то момент к горлу Джека подкатила предательская тошнота.
Он устал, был чертовски голоден, растерян и, к тому же, изрядно продрог. Намокшие шерстяные брюки при каждом шаге облепляли его худые ноги, заставляя безостановочно морщиться от холода, а в коричневых осенних ботинках противно хлюпала дождевая вода.
Больше всего на свете Джеку сейчас хотелось ввалиться в первую попавшуюся комнату, сменить носки и выпить горячего чаю с молоком.
– Не отчаивайся, маленький друг, – утешающе прохрипел голос, когда впереди замаячила глухая стена.
Коридор третьего этажа кончился. Оставалось всего две двери по правую сторону – единственные комнаты, мимо которых мальчик не успел еще пройти.
В носу у Джека противно защипало. Но на этот раз не от пыли, а от разочарования и обиды. Очевидно, ему и в самом деле придется таскаться по этому злополучному этажу всю ночь в глупой надежде на то, что в конечном итоге на него снизойдет какое-нибудь озарение.
Опустошенно выдохнув, он замедлил шаг. Затем остановился у предпоследней комнаты. Опустил на пол чемодан, казавшийся ему теперь невыносимо тяжелым. Подрагивающими руками водрузил сверху пыльное чучело. И бездумно уставился на ярко-розовую дверь, разрисованную толстыми детскими фломастерами.
На ее поверхности кувыркались, потягивались и всячески дурачились неумело нарисованные коты. Они были настолько нелепыми, лишенными всяких логических пропорций, и такими толстыми, что мальчик невольно улыбнулся. А затем поднял глаза повыше и обомлел.
– Комната Энни! – воскликнул он.
«Энни Стоун», – подтверждала латунная табличка, прибитая к девчачье-розовой двери парочкой кривых гвоздей.
Сам не зная почему, в это самое мгновение Джек ощутил себя гораздо лучше. Ему вдруг стало так спокойно и уютно на сердце, словно кто-то набросил на его замерзшие плечи толстое стеганое одеяло. Или наконец напоил кружкой горячего сладкого чая.
Это и в самом деле непередаваемое чувство – встретить что-нибудь знакомое в месте, которое кажется тебе таким непознанным, чужеродным и даже отталкивающе-жутким.
– Это ведь ее комната, верно? – на всякий случай спросил он у Пыльного Ворона, смиренно темневшего грудой перьев верхом на потертом чемодане. – Той самой Энни?
– Разумеется, – чучело блеснуло черными глазами.
«Как было бы здорово жить по соседству», – подумал Джек.
И весь этот угрюмый дом, и его промозглый третий этаж мигом бы заиграли другими оттенками, знай Джек, что за стеной его спальни ютится Энни.
Тому, кто обитал в соседней комнате, несказанно повезло. Он успел заприметить краем глаза прямоугольник металла с выдавленными на нем буквами, когда бегло осматривал эту часть коридора – крайняя спальня была занята. Увы, у Энни Стоун уже был сосед.
Мальчик бы все отдал за то, чтобы оказаться на его месте. Кем бы он ни был.
Джек вздохнул и нехотя перевел взгляд на самую последнюю дверь. И обомлел от удивления.