Хиросима

Когда звучали сирены, отец Кляйнзорге всегда выходил на улицу и всматривался в небо. На этот раз он, к своей радости, увидел там только метеорологический самолет, который летал над Хиросимой каждый день примерно в это же время. Убедившись, что все в порядке, он пошел в дом и позавтракал вместе с другими священниками. Учитывая обстоятельства, хлеб и заменитель кофе из пайка были ему особенно неприятны. Некоторое время священники беседовали, пока в восемь часов не прозвучал отбой тревоги. Затем они разбрелись по разным частям дома. Отец Шиффер удалился к себе и сел работать. Отец Цесьлик в своей комнате устроился на стуле, положил на живот подушку, чтобы унять боль, и принялся читать. Отец-настоятель Ласалль стоял у окна своей комнаты и размышлял. Отец Кляйнзорге поднялся на третий этаж, разделся до белья и растянулся на раскладушке с журналом Stimmen der Zeit.

После ужасной вспышки – которая, как позже понял отец Кляйнзорге, напомнила столкновение Земли с огромным метеоритом, о чем он читал в детстве, – ему хватило времени (поскольку он был в 1300 метрах от центра взрыва) на одну мысль: прямо на нас упала бомба. После этого на несколько секунд или минут он лишился рассудка.

Отец Кляйнзорге так и не смог понять, как выбрался из дома. Придя в себя, он осознал, что бродит по огороду миссии, левый бок у него весь исцарапан и кровоточит; что все здания вокруг лежат в руинах, за исключением дома иезуитов, на укрепление которого потратил много сил священник по имени Гроппер, панически боявшийся землетрясений; что день обернулся ночью; и что рядом с ним была экономка Мурата-сан, которая кричала снова и снова: «Сю Иэсу, аварэми тамаи! Господи Иисусе, помилуй нас!»

Доктор Теруфуми Сасаки, хирург госпиталя Красного Креста, ехал в Хиросиму на поезде из деревни, где он жил с матерью, и вспоминал страшный и неприятный сон, приснившийся ему накануне. Дом матери располагался в местечке Мукаихара, в сорока километрах от города, и дорога до больницы вместе с пересадкой на трамвай занимала два часа. Прошлой ночью он плохо спал, проснулся на час раньше обычного, чувствовал вялость и легкий озноб, так что был не уверен, ехать ли ему вообще на работу; но чувство долга в итоге взяло верх, и он даже сел на более ранний поезд, чем обычно. Вчерашний сон сильно напугал доктора, поскольку был тесно связан – по крайней мере, на поверхностный взгляд – с тревожной действительностью. Ему было всего двадцать пять лет, и он только что закончил обучение в Восточном медицинском университете в китайском городе Циндао. Он был в некотором роде идеалистом и очень расстраивался, что в городке, где жила мать, не хватало медицинских учреждений. Совершенно самостоятельно, не получив необходимых разрешений, он стал навещать нескольких больных по вечерам, после восьми часов в госпитале и четырех часов, которые уходили на поездки до работы и обратно. Недавно он узнал, что за прием пациентов без разрешения полагается суровое наказание; коллега строго отчитал его, когда он поинтересовался об этом. Но, несмотря ни на что, он продолжал лечить больных. Во сне он как раз навещал одного из них, когда в комнату ворвались полицейские и врач, с которым он советовался, схватили его, выволокли на улицу и жестоко избили. По дороге в Хиросиму он почти решился оставить сельскую практику в Мукаихаре, поскольку чувствовал, что получить разрешение будет невозможно: власти наверняка решат, что это помешает ему должным образом исполнять свои обязанности в госпитале Красного Креста.

Приехав на вокзал, он смог сразу же пересесть на трамвай. (Позже он подсчитал, что, если бы он ехал на работу обычным утренним поездом и, как это часто бывало, несколько минут ждал трамвай, то оказался бы совсем близко к центру взрыва и наверняка бы погиб.) В 7:40 он уже был в госпитале и доложил о прибытии главному хирургу. Через несколько минут он зашел в палату на первом этаже, чтобы взять кровь у пациента для анализа на реакцию Вассермана. Лаборатория с инкубаторами для анализов находилась на третьем этаже. С образцом крови в левой руке доктор Теруфуми Сасаки шел по главному коридору больницы к лестнице, немного растерянный из-за сна и тревожной ночи. Он как раз прошел мимо открытого окна, когда свет от взрыва, будто гигантская фотографическая вспышка, озарил коридор. Он припал на одно колено и сказал себе, как мог сказать только японец: «Сасаки, гамбарэ! Не сдавайся!» В этот момент (здание было в 1500 метрах от центра взрыва) ударная волна пронеслась по больнице. С доктора слетели очки; пробирка с кровью разбилась о стену; японские тапочки вылетели у него из-под ног – но в остальном, благодаря удачной позиции, он остался невредим.

Примечания