Двое суток до рая
Двое суток до рая
Елена Фёдорова
Редактор Артем Чумак
Дизайнер обложки Екатерина Шестернина
© Елена Фёдорова, 2024
© Екатерина Шестернина, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0059-9917-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мы все – божьи одуванчики.
Дунул ветер, и нет нас.
Любые совпадения в тексте с реальными людьми, событиями, организациями случайны.Пролог. Голова
Через сутки после начала погони они поняли, что потеряли след. Запах крови растаял в вечернем воздухе. Вокруг простирались безмолвные холмы, поросшие лишайниками и темным хвойным лесом. Пространство на многие дни пути было безлюдным. Близилась ночь. Расселина, в которую они спустились, преследуя добычу, быстро заполнялась холодным сумраком. Кое-где показались белые завитки тумана. Вдыхаешь его, и холод расползается по всему телу.
Мохнатые горы заслонили предзакатное солнце, и оно из последних сил золотило могучие хребты. За горами начиналось море, которое топило, баюкая, уставшее светило в зеленых волнах. Еще миг, и настанет ночь.
Одна из сестер опустилась на колени в колючую, мокрую от росы траву и принюхалась, как гончая. Она легла на землю и с шумом втянула воздух. Тонкие ноздри нервно трепетали от натужного дыхания, ее голая, совершенно белая спина поблескивала от пота. Руки и ноги были изодраны колючками и исхлестаны ветками в кровь. Они охотились, почти не делая привалов, сутки.
Еще раз понюхав воздух, она приложила ухо к земле и прислушалась, прикрыв глаза.
– Ушел. Я больше не чую его дыхания, – бесцветным голосом произнесла она. Горло от долгого бега пересохло, и голос был похож на карканье.
Вторая, старшая сестра, в изнеможении привалилась к сосне. Она была ранена. Стрела того, за кем они гнались, попала ей в плечо. Пытаясь ее вытащить, она сломала древко, и теперь острый обломок торчал наружу, а кровь продолжала пропитывать кожаный доспех с металлическими шипами, струилась по коже, такой же неестественно белой, как у сестры. В сумерках кровавые ручейки казалась чернильно-черными ящерицами, бегущими по руке.
– Ищи змей, – прокаркала она в ответ.
– Их давно нет. Расползлись. Да и кровь из обрубка перестала капать. А если так, откуда взяться змеям?
Но сестра словно не расслышала вопроса. Она рассуждала вслух.
– Он не будет бесконечно блуждать в проклятых горах. Он запутывал следы, чтобы сбить нас. И сейчас его цель – выйти к морю или попасть в город.
– Так к морю или в город? Это разные дороги. Куда идти?
– К морю. Отрубленная голова – не тот товар, который запросто вынешь из мешка и выставишь на городском рынке. И втихаря ее не сбудешь – в полисе неминуемо поползут слухи. Нужен особый покупатель. И у него такой есть. Вряд ли в городе, риск слишком велик. Значит, он планирует уходить морем. Надо искать корабль, – последние слова походили на раздраженный птичий клекот, а не на человеческую речь.
– Кому понадобилась голова нашей сестры?
Раненая охотница не ответила. – Надо спешить, – прокаркала она.
Дорога к морю петляла в ночных горах. Она читалась на склоне холма даже в темноте, как след гигантского полоза, который проложил себе путь, извиваясь меж скал и пробиваясь сквозь чащу. Издалека сестры, бегущие по тропе, походили на белых букашек.
Одна – маленькая и худощавая, в сандалиях и короткой кожаной юбке, с голой грудью, покрытой татуировками, как кружевами, до самой шеи. Она перемещалась очень быстро, большими скачками, словно кузнечик. Ее так и называли – кузнечиком. Или следопытом.
И вторая – могучая, исполинского телосложения, в доспехах, вооруженная коротким копьем и кинжалом. От ее левого плеча вниз по руке бежали кровавые ящерицы.
Обе сестры были альбиносками с мраморно-белой кожей в синих прожилках татуировок и бешеными красными глазами. И обе дышали яростью.
Все случилось двадцать часов назад, когда никто из них не ждал нападения. Они загодя ушли в горы, так далеко от любого жилья, как только смогли. Их третья, младшая сестра была на сносях. Для нее рожать среди людей было очень, очень плохой затеей. Худшей из возможных.
Вчерашний день был таким же, как десяток предыдущих. Сестры отправились на охоту, оставив младшую в лагере, у костра. Уходя, кузнечик обернулась на прощание, но никого не увидела – младшая пересела за скалу, прислонилась к ней спиной и задремала. Огромный живот вынуждал ее спать сидя. Она дремала, и ее веки слегка подрагивали, оставляя глаза закрытыми.
Незнакомец появился на поляне, как только негромкий разговор охотниц затих в лесу. Его шаг был легок и невесом, словно он парил над землей, усыпанной сухими ветками и прошлогодней хвоей. Он неслышно обошел скалу, возле которой сидела младшая, и остановился справа от нее. Прислушался к ее ровному дыханию. Мягко улыбнулся. Поднял голову к небу и посмотрел на облака. Затем широко размахнулся – серп в его руке сверкнул на солнце – и плавным движением прошелся по горлу спящей. Удар был идеально выверен – острие серпа лишь жалобно царапнуло по шершавой скале.
Она не проснулась. Не успела открыть глаза. Не почувствовала боли и страха. Не издала ни единого звука. Просто не смогла в очередной раз вздохнуть. Ее кровь брызнула во все стороны, и голова скатилась к ногам незнакомца, обладавшего тихой поступью. Он вытащил припасенный мешок из грубой холстины и брезгливо засунул в него отрубленную голову. Низ мешка тут же потемнел, и багровые капли забарабанили по земле. Запахло кровью – остро и пряно. Убийца облизал губы и вытер рукой вспотевший лоб, убирая прилипшие темные кудри. Его красивое лицо портила самодовольная ухмылка и холодные, пронзительные глаза.
Он разворошил костер и носком сандалии отбросил в сторону обугленную головешку. Костер задымил и недовольно зашипел, спугнув на дереве стаю птиц. Убийца поднял головешку, подул на пальцы и нарисовал на скале, возле которой, не меняя позы, продолжало сидеть мертвое тело, отвратительную физиономию.
На том месте, где только что была голова его жертвы, теперь скалилась чудовищная пасть.
К этому моменту сестры забрались высоко в гору. Следопыт вдруг остановилась. У нее отчего-то перехватило дыхание и тревожно застучало в левой стороне груди. Она перестала искать звериные следы в траве и посмотрела в небо, на стаю птиц, которая метнулась над лагерем. И на дым от костра, который снесло в сторону, хотя ветра не было.
– Внизу кто-то есть, возвращаемся, – коротко сказала она. – Бегом.
Сестры с шумом ввалились на поляну, не думая о том, что могут попасть в западню. Их гнал необъяснимый страх. Лагерь встретил охотниц тишиной и покоем – только потрескивал растревоженный костер и сильно пахло дымом и кровью. Возле скалы, за которой сидела младшая сестра, что-то копошилось в траве. Обе кинулись туда.
Следопыт первой увидела обезглавленное тело. Она завыла дико и страшно, по-звериному оскалив белые зубы, острые, как катана. Ее вой прервал свист стрелы, которая с треском ударилась о камни, никого не задев.
Первый раз стрелок промахнулся. Тут же засвистела вторая стрела и вонзилась в могучее тело старшей сестры, сильно качнув ее. Стрела глубоко впилась в ее плечо, задрожав коротким оперением. Обе сестры, как по команде, бросились на землю.
Дальше ему было опасно оставаться в засаде. План не оставлять никого в живых провалился. Сестры опомнятся и бросятся в погоню. Медлить нельзя. А все проклятые змеи, кишащие под ногами. Они нарушили его планы. Когда он стрелял в первый раз, что-то холодное проползло по его ноге и сбило прицел. Он бросил быстрый взгляд вниз – там было полно маленьких красных гадюк с черными головами. Второй выстрел он сделал, почти не целясь – времени было в обрез.
– Проклятые альбиноски, демоново отродье, ничем вас не проймешь, – зло выругался охотник, подхватил мешок с отрубленной головой, острую серповидную гарпу и, стараясь не наступать на шипящих под ногами тварей, кинулся вниз по склону. Бежал, не разбирая дороги, но на удивление быстро и тихо, не производя ни малейшего шороха. Словно не бежал, а летел по воздуху, делая шаг за шагом, не касаясь земли. И не оставляя следов. Ищи ветра в поле.
Кровь из холщового мешка, в котором лежала отрубленная голова, продолжала течь. Капли падали на землю, но она их не принимала. Упав, капли набухали пузырями, лопались и оставляли вместо себя скрученную спиралью красную змею с черной головой.
Убийца этого не замечал. Он спешил к морю.
В лагере на поляне царила неразбериха. Следопыт носилась между сестрами – мертвой и раненой. Выть она перестала после того, как до крови прокусила собственную губу. Боль помогла прийти в себя. Обнаружив, что раненая сестра жива и не нуждается в помощи, следопыт кинулась искать голову убитой. Та продолжала сидеть, безвольно опустив руки и расслабленно прислонившись к скале. Головы не было.
Раненая сестра собирала оружие, не обращая внимания на стрелу в плече. Поморщившись от боли, она застегнула на поясе ножны, засунула в них короткий кинжал, надела щит на здоровое плечо и перебросила его за спину. Взяла копье, с которым ходила на охоту. И повернулась к следопыту:
– Голову ты не найдешь. Он пришел не только за ее жизнью, но и за головой. Это не просто казнь. Тут есть кое-что еще, – и она кивнула в сторону скалы, на которой скалилась нарисованная углем физиономия. – Не трать время на пустые поиски. Сестру не воскресить. Все, что мы можем сделать, это отомстить убийце. Я натяну его подлую шкуру на свой щит. Никто не посмеет сделать героя из того, кто казнил спящую беременную женщину. Он не мог уйти далеко, ты отыщешь след. Идем.
Следопыт кивнула, а потом опустилась на колени перед телом. Стараясь не смотреть на обрубок шеи, который до сих пор кровоточил, она бережно обняла мертвую сестру и погладила ее огромный живот. Под ногами у нее раздалось недовольное шипение вылупившихся змей, которые окружили мертвую хозяйку. Еще одна капля крови сорвалась на землю и лопнула на глазах сестер.
– Я взяла след, – глядя на гадюк, произнесла следопыт. – За ним! Да помогут нам боги!
Много часов спустя убийца стоял на огромном, поросшем водорослями валуне, о который бились неспокойные волны. Он задумчиво смотрел на пустой горизонт. Стремительно темнело. Корабля не было. Но он и не ждал кораблей. Здесь и гавани-то приличной нет – одни скалы и скользкие мшистые камни, торчащие из воды вдоль береговой линии. Он обдумывал лежащий перед ним путь, предстоящую сделку и гарантии, которые можно получить. Голова в холщовом мешке висела на поясе. Она продолжала кровоточить. Жирные капли срывались в воду и камнем падали на дно, прорастая красными коралловыми щупальцами – горгонидами.
Голова. Самый главный трофей, который должен изменить все. Эта голова сделает его величайшим из героев или бесславно лишит жизни. Пути назад нет. Море зовет. Наконец охотник решился, легко перепрыгнул с камня на камень, потом на следующий, уходя все дальше от суши. Он делал гигантские прыжки, которые не под силу даже циклопу.
Сестры-альбиноски появились на берегу, когда силуэт убийцы едва читался на фоне гаснущего неба. Они опоздали, их добыча ускользала. Боги были не на их стороне. Старшая скинула щит и вошла в холодную неспокойную воду. Море недовольно зашумело, пытаясь опрокинуть ее волнами. Не обращая на них внимания, она прицелилась и метнула копье в спину убийце. У нее был всего один шанс. Ветер охотно подхватил древко и понес к цели. Но потом передумал и уронил копье в воду у ног убегавшего. Оно с шумом вспороло волны, уходя ко дну. Убийца обернулся.
– А вот и наши уродины, – вслух сказал он. – Не ожидал от красноглазых такой прыти!
На берегу его не услышали. Ветер, волны и расстояние заглушали любые звуки. Он был вне досягаемости, он это знал. И тогда, глумясь, он поднял вверх окровавленный мешок, натянув холстину так, чтобы под ней проступили черты лица убитой.
– Узнаете свою красавицу-сестренку? – закричал он. Ветер отнес слова в сторону, но сестры и так все поняли. Старшая, стоя по пояс в воде, до хруста костяшек сжала кулаки, даже не почувствовав боли в раненом плече. Младшая в отчаянии опустилась на колени, прося у богов правосудия. Убийца видел измученные белые лица сестер и темные провалы их глаз. Он положил голову на поросший водорослями камень, очень осторожно, чтоб та не скатилась в воду, и наступил на нее ногой, ломая нос на лице своей жертвы. Он услышал, как на берегу завыла следопыт и зарычала ее старшая сестра, страдая от бессилия и боли. Они все видели, но добраться до него не могли. Он улыбнулся, помахал им на прощание рукой, подхватил мешок и побежал в сторону горизонта, перескакивая с камня на камень гигантскими прыжками.
Когда валуны и торчащие из волн обломки скал закончились, он легко заскользил по воде, не касаясь поверхности. Подпрыгнул и взлетел, унося свой трофей на другой берег бушующего моря. Вблизи было видно, что по бокам его сандалий порхают крошечные, полностью прозрачные крылья, неразличимые на расстоянии.
Боги с самого начала были против сестер-альбиносок.
Оставшихся на берегу охотниц охватило отчаяние. Раненая сестра долго стояла в воде, раздумывая, не шагнуть ли в глубину – все дальше и дальше, пока волны не сомкнутся над головой. Море сможет погасить ярость, которая разрывала грудь. Следопыт выла, как дикая волчица, и каталась по земле, проклиная убийцу и вора. Она царапала свое белое, как рисовая бумага, лицо, оставляя на коже глубокие раны и смешивая слезы с землей и кровью. Обе хотели умереть, настолько их терзали ненависть и горе. Месть могла бы дать облегчение. Но мести они были лишены. Боги оглохли, взывать не к кому. Вторя кузнечику, завыла старшая, раненая сестра. И так дик и безутешен был их плач, столько было в нем немыслимого горя, что содрогнулись горы и запомнили голоса сестер. Теперь стоит путнику затеряться среди их склонов, он слышит не веселое эхо, а полное отчаяния рыдание и каркающие стоны.
На следующее после погони утро на измученных и израненных сестер наткнулся иерофант. Верховного жреца и его спутников сюда привел случай, в это время и в полисе хватало дел. Иерофант наклонился над следопытом-кузнечиком – она лежала на земле ничком, ее лицо покрывала корка темной запекшейся крови. Прокушенные губы и язык кровоточили. Он положил свою широкую ладонь на ее горячечный лоб. Она застонала и зашептала:
– Голова, ее нужно вернуть…
Иерофант стер пот с ее висков. Она приоткрыла глаза, но в бреду увидела не склонившегося над ней иерофанта, а того, другого, вора и убийцу, который с наглой ухмылкой ставил ногу на отрубленную голову ее сестры. Обезумев, кузнечик вцепилась зубами в запястье жрецу, смешав свою и его кровь. Дернулась и потеряла сознание.
Слуга схватился за меч. Но иерофант остановил его, освободил прокушенную руку и завернул в край плаща. Верховный жрец был кряжист и могуч, как дуб. Высокий и широкоплечий, он обладал огромной физической силой. Его руки, мускулистые, увитые вздувшимися венами, словно лианами, с узловатыми пальцами, походили на корни мощного дерева. Помощь ему не требовалась.
Старшая сестра лежала без сознания – ее вымотали погоня, потеря крови и последний роковой промах.
– Готовьте носилки, возвращаемся в город, – сказал иерофант. – Жертвы богам подождут, а раненые – нет. Их время коротко.
Эта встреча оказалась поворотной. Она вынудила колесо фортуны остановить свой бег, заскрипеть, на мгновение застыть, а потом закрутиться в другую сторону, наматывая на себя судьбы богов, героев и людей, которые в этот день еще не родились.
Боги вняли тогда словам иерофанта, что с жертвами придется подождать. И ради кого? Ради двух раненых сестер, одна из которых смешала свою гнусную кровь с кровью верховного жреца, прокусив ему в припадке руку? Богам это не понравилось. И кое-кто в гневе сощурил глаза.
Часть 1.
Государевы бесы
Глава 1.
Пристав и рыжий кот
Василий Эдуардович Аристархов занимал должность главного федерального судебного пристава и отличался циничным отношением ко всему. Он был человеком честным, но не без греха.
Первое и основное – Аристархов был амбидекстром. Или «двуруким», умеющим одинаково владеть обеими руками. И правша, и левша одновременно.
Когда Василий Эдуардович имел удовольствие находиться наедине с собой, он проявлял эти способности в полной мере. Аристархов мог одновременно выполнять самые разные, не связанные между собой действия двумя руками, переводя взгляд и внимание влево-вправо. Например, сейчас он правой рукой разбирал бумаги и делал пометки на полях. А левой, отвлекаясь от документов, кормил своего черного, с красным клювом, амадина.
Птица у Аристархова, как и ее хозяин, была непростая и имела свои скрытые таланты.
Черный амадин умеет петь, но услышать его могут только другие птицы – диапазон певца недоступен человеческому уху. Со стороны кажется, будто птица немая и от нечего делать раскрывает свой красный клюв. Аристархов знал, что амадин поет, но окружающие глухи, и эта песнь не для них.
Василий Эдуардович искренне любил птицу. За ее тайное, беззвучное пение, понятное ему одному. Так любит своих питомцев человек, разочаровавшийся в людях, в которых видит лишь глупость и невежество и терпит их по рабочей необходимости.
Сейчас главный федеральный коллектор, а по сути своей профессии – опричник всея Руси, выуживал из пакета с кормом зернышко и предлагал птице. Та вытягивала шею, наклоняла свою музыкальную голову вбок, благодарно брала зерно и делала несколько шажков туда-сюда по жердочке. Аристархов гладил амадина и возвращался к документам.
Сознание пристава-амбидекстра молниеносно переключалось от одного дела к другому. Бумаги-зерно. Бумаги-амадин. И обратно. Мозги Аристархова работали с невероятной для обывателя скоростью и эффективностью. Как и его руки.
Он обладал способностью делать в уме сложные математические подсчеты и выдавать многоходовые схемы и заключения. Как машина. Про пристава говорили, что он отыскивает решение там, где пять минут назад его и вовсе не существовало.
Аристархов не скрывал свои нетривиальные способности, но сильно ограничивал их на публике. Одно дело – блестящая умственная работа, которая обеспечила ему стремительную и достойную карьеру, огромную власть и деньги. И другое – «двурукость», от которой веяло мистицизмом. На людях он держал руки в покое, действуя ими поочередно, как все вокруг. Во избежание ненужных для карьеры чиновника пересудов.
Лет пятьсот назад не миновать бы Аристархову анафемы и костра. И в своей двурукой мудрости Василий Эдуардович это понимал. Как и тот факт, что времена мало изменились. И кострище сегодня заменяет другое малоприятное место с решетками на окнах. Не поймешь, что хуже.
В рабочем кабинете над головой Василия Эдуардовича вместо портрета президента страны висел фамильный герб Аристарховых – величайшая наглость со стороны федерального чиновника. Место для президента нашлось на столе, между клеткой амадина и компьютером. Аристархов отшучивался, что, дескать, око государево должно в сердце зрить, а не за спиной маячить.
Герб Аристарховых, занявший президентское место на стене, представлял собой щит, вертикально поделенный на два поля. Левую, огненно-красную сторону рассекали направленные вверх серебряные стрелы. Над стрелами сияла шестиконечная золотая звезда. В правой, небесно-голубой части щита расположился сноп из золотых колосьев. Венчал конструкцию рыцарский шлем с тремя страусовыми перьями и короной.
Гербом наш пристав очень гордился, он видел в нем опору, якорь в зыбучих песках времени, которые циник и опричник Аристархов называл жизнью. Гербом владели многие поколения рода Аристарховых. Он был их отличительным знаком, как форма носа или цвет волос, передающиеся от поколения к поколению.
На стене напротив герба расположился витрувианский человек, написанный самым известным амбидекстром мира – Леонардо да Винчи. Репродукция занимала все пространство от пола до потолка. Умный поймет, что тут к чему. Но пока на пути Василия Эдуардовича попадались только тупицы и карьеристы.
У Аристархова был и второй секрет. Да что там секрет! Тайна, от которой ему самому становилось тошно. Дело в том, что некоторые коллекторы, работавшие в его ведомстве, как бы помягче выразиться, не были людьми. То есть совсем. Они были бесами, получившими доступ в наш мир благодаря контракту и стараниям Василия Эдуардовича. Обычными бесовскими сущностями, которых Аристархов лично трудоустроил в федеральное коллекторское управление. Наемники пристава были духами самых низких рангов, на время службы принявших личину человека.
Бесы оказались исключительными работягами на службе отечеству: они действовали цинично и эффективно, выбивая долги самыми разными способами и демонстрируя при этом экстремальную творческую жилку.
Служили с усердием, ибо работа полностью соответствовала их сути, да и вознаграждение было немалым. Миллиарды рублей, которые взыскивались ежегодно с должников, создавали колоссальную воронку, куда засасывало человеческие души без счета.
Если спросить эзотериков, они скажут, что деньги – это не бумажки, криптовалюта или цифры на счетах, а энергия, поток. Этот поток с примесью угроз, насилия, проклятий и разбитых судеб превращал бесовских коллекторов в раздутых пиявок, которые питались его темной энергетикой.
Идея с бесами пришла Аристархову в голову после того, как он попал в странную историю, которую поначалу пристав воспринял как подарок судьбы.
Дело было так.
К началу 2000-х годов экономика страны лежала в руинах, законы походили на решето, через которое утекали бюджетные средства, предприятия разваливались, банкротства сыпались как из рога изобилия, банковский сектор раздавал кредиты так, словно играл с народом в покер. Задолженности всех мастей росли, недоимки превращали госбюджет в черную дыру. С этим нужно было что-то делать. В первую очередь – взыскивать долги.
Создали федеральное коллекторское бюро, которое должно было эти задачи решить. Мозгов, рук и ресурсов у нового ведомства было в достатке, но долговой воз не двигался с мертвой точки. В этой системе уравнений не хватало одной переменной – элементарного зла в чистом первозданном виде. И Аристархов, будучи хорошим руководителем, его обеспечил.
Василий Эдуардович не был злодеем, сатанистом или эзотериком. Атеистом он тоже не был – логик и человек блестящих умственных способностей, Аристархов просто не задумывался о многомерном устройстве этого мира, ему хватало материального аспекта. Федеральный пристав и магические проявления существовали на параллельных ветках реальности, пока однажды не сошлись в русской парной.
Василий Эдуардович Аристархов трепетно любил баню. Там его тело приобретало легкость, сердце – мягкость, а голова избавлялась от мысленного хлама. Лет двадцать он ходил в одну и ту же баню Демида Лахова.
Парил Аристархова самолично хозяин заведения, здоровенный детина с красным мальчишеским лицом и длинными светлыми волосами, похожий на викинга. Знакомы они были со школы и понимали друг друга с полуслова.
Как-то раз Василий Эдуардович, зайдя в парную Лахова, обнаружил в ней рыжего кота. На вид – обычный котяра, наглый и упитанный. Кот сидел на верхней полке в адовой жаре парилки и взирал на голого пристава, обмотанного простыней.
От неожиданности Аристархов растерялся. Кот сохранил спокойствие и достоинство, чуть дрогнув кончиком хвоста. Они уставились друг на друга, Аристархов – изумленно, кот – невозмутимо.
Василий Эдуардович вернулся в предбанник, дожидаться Демида. Дверь в парную он оставил приоткрытой – выпустить дурное животное, пока не перегрелось до смерти.
– Вы что, и котов парите? – Это первое, что он спросил у подошедшего Лахова.
– Каких котов, Эдуардыч?
– Обычных. Я кота в парной видел.
– Рыжего, здоровенного? Так это не кот.
– А кто?
– Наш банный.
– Кто?!
– Ну банный наш, понимаешь? Есть домовые, они дома оберегают. Есть водяные, русалки там всякие. Лешие. Много кто. А этот – банный.
– Демид, ты бредишь? Пьян? Или перегрелся?
– Василий Эдуардович, да точно тебе говорю! Банный он наш. Бан-ный! Ну как объяснить-то? Рыжий кот, банным у нас работает.
– Демид! Хватит сказок!
– Ну да, что я говорю. Не работает, конечно. Коты не работают, тем более такие. Попробую объяснить. Подселили его к нам специальные люди. Приехали и подселили. Помнишь, мы ремонт делали? Ну вот! Бизнес нужно было на паузу поставить, у нас неприятности пошли чередой. Вначале у клиента остановка сердца в парной. С летальным исходом. Катастрофа, хуже не придумаешь. Только поутихло, у другого инфаркт миокарда здесь же. Он оклемался и в суд на нас подал. Парить, говорит, не умеете, режимы не соблюдаете. Проблемы жесткие пошли, как по заказу. А мы все соблюдаем, ну ты знаешь! Прижало тогда, хоть закрывайся.