Красотка

Глава первая

Рыба была раздувшаяся и бугристая. Похожая на изъеденную коррозией глубинную бомбу. Даже во сне я сильно встревожилась: а ну как сейчас рванет?

Но рыба вела себя беспокойно. Плавники у нее так и ходили, и шевелились губы, похожие на шлепанцы из алой резины. У моей Сашки точно такие же… Не губы, конечно, а шлепанцы!

Я решила, что есть серьезный повод проснуться. Вдруг это красный сигнал подсознания о том, что у дочки проблемы? Тогда негоже матери-кукушке спать, как сурок. Пусть даже мать-сурок, тьфу, кукушка, легла лишь под утро, засидевшись над материалами очередного дела.

Прояснить ситуацию с губами-шлепанцами на месте, во сне, не представлялось возможным: рыба артикулировала энергично, но беззвучно. А допрашивать в качестве свидетеля подсознание и пробовать не стоило. Я – судья, а не психоаналитик.

Усилием воли вынырнула из глубокого сна, и тут же включился звук. Кто-то или что-то протяжно выло.

Я с трудом разлепила веки – и к звуку прибавилась картинка.

Ой, мама, что это?!

Надо мной кривилась и всхлипывала опухшая и перекошенная физиономия с губами, точно в стиле Сашкиной пляжной обуви. Рыба, да и только. Глаз за припухлостями и синяками не было видно. Однако они, очевидно, имелись, потому что мое пробуждение не осталось незамеченным. Физиономия перестала неинформативно всхлипывать и относительно внятно провыла:

– Ле-е-енка! Памахиии!

Я еще успела подумать, что плаксивому чудищу очень не повезло. К такой-то наружности да и дефекты речи! А потом в мозгу у меня строго стукнул молоточек, и все встало на свои места.

Первое, меня назвали по имени.

Второе, слезно просили помочь.

Третье, голос был женский и очень хорошо знакомый.

– Натка?!

Я, по-моему, даже подпрыгнула, одеяло свалилось на пол, я пошарила рукой и потянула его на себя, не отводя глаз от чудища. Но тут же малодушно зажмурилась и даже немного отползла назад.

Заметив мой непроизвольный маневр, сестрица взвыла громче и горше:

– Я такая стра-а-ашная, да-а-а?

– Смотря с кем сравнивать, – пробормотала я с неуместной в данной ситуации честностью.

Но тут же опомнилась:

– Что случилось, Нат?! Что это с тобой?! Тебя били?! Кто, когда?! Полиция побои зафиксировала? Ты на чем приехала? Давай срочно в травм-пункт, я с тобой…

– Ы-ы-ы! – прорыдала сестрица и рухнула в постель рядом со мной.

Постепенно кое-что прояснилось.

Спрятав в подушку то место, где раньше у нее было лицо, Натка рыдающим голосом изложила свою историю. Она была банальна и трагична одновременно.

Моя сестрица – дама приятная во всех отношениях, по этой причине так называемая «личная жизнь» у нее на редкость бурная. Иногда я ей завидую – сколько сил у человека, а энтузиазма еще больше!.. Кавалеров она меняет как перчатки: одни стянула, голыми руками цепко схватила другие, надела – и пошла красоваться, походя поглядывая, не попадется ли ей пара еще получше. Обычно этот процесс имеет характер конвейерно-поточного, но в нем случаются и технологические паузы. Очередной простой между романами слегка затянулся, и Натка решила использовать время с умом. Взяла на работе отпуск, сослала сына Сеньку в деревню и отправилась в разрекламированную клинику – добавлять себе красоты.

– Ну, контур лица подправить, носогубки убрать, веки подтянуть – сама понимаешь, в моем возрасте уже пора, – объяснила свои мотивы сестрица.

– В самом деле? – озабоченно пробормотала я, непроизвольно взглянув в зеркало.

В зеркале ничего хорошего не показывали – моя собственная комната, разгромленная кровать, тоже собственная, и моя же личная физиономия, по утреннему времени довольно помятая, прямо скажем.

Натка – моя младшая сестра. Если ей уже пора, то мне и подавно, так?

Я пожала плечами и помотала головой. И мое отражение в зеркале тоже пожало и помотало – мол, нет, не пора, ты что, ты еще молодая! И потом, откуда у нас время и деньги на такие забавы?

– И ты сделала пластическую операцию. – Я подвела итог и профессионально не затруднилась вынести безжалостный вердикт:

– Натка, ты дура! Куда ты пошла, где тебя резали? И кто? Ученик мясника?

– Мам, ты че? – В комнату заглянула Сашка. – Щас все улучшаются, повально! Ты бы вон «Инстаграм» открыла! Любая бьюти-блоггерша тебе популярно все объяснит.

Защитник явился, ага. В руке у «адвоката» был большой прозрачный стакан с неаппетитным месивом бурого цвета. На лице – мозаика слабого сочувствия и острого любопытства.

– Чтоб ты знала, это страшно известная клиника! – вынырнула из подушки обиженная Натка. – «Идеаль Бьюти» называется. Ее сейчас на каждом шагу рекламируют, я видела кучу роликов и целую телевизионную передачу с участием, между прочим, звезд эстрады и кино!

– Она еще верит в рекламу по телику! В ее-то возрасте! – Сашка закатила глаза, да так и ушла в кухню. А там сослепу смачно врезалась в табуретку и выругалась от души.

– Александра, будешь мыть рот с мылом! – Я повысила голос.

Надо бы наказать, но я только тяжело вздохнула.

Четырнадцатилетняя дочь – это карбонарий в мини-юбке. Мать для нее давно не авторитет, а теперь вот и любимая тетя себя дискредитировала.

– Портишь мне всю педагогику, – попеняла я Натке и осторожно погладила ее по голове – мало ли, может, она волосы тоже… улучшила. – Ладно… Так чего теперь делать-то? Это вообще поправимо?

– Это? – сестрица обвела в воздухе новый контур своего лица.

Ох, елки-палки!..

Раньше Наткино лицо было овальным, вполне симпатичным, теперь получилась не описанная в геометрии фигура, вроде кривого мыльного пузыря.

– Это должно быть поправимо, – с нажимом выговорила Натка. – Надо только найти действительно хорошую клинику. И еще деньги на новую операцию.

– А нельзя ли с учетом полученного результата, который вряд ли соответствует запланированному, вернуть ту сумму, которую ты заплатила этим резчикам-закройщикам в «Идеаль-как-то-там»? – спросила я.

– «Идеаль Бьюти». Можно просто клиника «Бьюти», они там между собой ее так и называют, чтобы отстраниться от конкурента с похожим названием. – Натка слезла с кровати, затопала по полу в поисках тапок. – Мне срочно нужен кофе с коньяком. Или просто коньяк, без кофе.

– А мне нужно, чтобы ты не оказывала дурного влияния на моего ребенка! – зашипела я. – А моя дочь, между прочим, твоя племянница! Какой коньяк в семь утра?! Кстати, а почему ты к нам в такую рань?

– Ехала по темноте, чтобы народ не пугать.

– Могла просто позвонить, я бы сама к тебе приехала.

– Ты что? – Натка возмутилась. – Я не могла в таком виде оставаться дома! Вдруг заглянет кто-то из друзей-знакомых, проверка какая-нибудь из ЖЭКа явится или соседка припрется, она вечно зарядник свой теряет! Нельзя, чтобы люди видели меня такой!

– А мы, значит, не люди! – издалека ехидно заметила Сашка.

– Спокойно. – Я зашла в кухню и укоризненно взглянула на дочь.

Заодно посмотрела, чем она завтракает. Той самой подозрительной коричневой бурдой и еще чем-то белым из баночки.

А ведь буквально на прошлой неделе моя девочка с удовольствием уплетала сладкую овсянку на молоке с вареньем, изюмом и молотыми орехами! У нас даже своя семейная шутка по этому поводу была.

Я голосом английского дворецкого чопорно спрашивала: «Овсянки, сэр?» – а Сашка отвечала, как Джеймс Бонд: «Смешать, но не взбалтывать!»

Но теперь сплошной «Брекзит»! Мамины добрые советы и рецепты у дочери не в чести, зато пубертатная дива Анфиса Гривцова, первая красавица восьмого «Б», стала признанным авторитетом и гуру во всем, включая вопросы питания. И ладно бы дочь просто изменила свое меню. Так нет же! Она устроила из этого очередную революцию с демонстрациями протеста и программными заявлениями. Только нынче ночью, заглянув в холодильник в поисках чего-нибудь, способного успокоить и подпитать мой утомленный, возмущенный и закипающий разум, я нашла на полке манифест.

«А кто сожрет смузи из сельдерея со шпинатом, сам побежит ночью в круглосуточный магазин на проспекте! Спорт-френдли!» – явно адресуясь старушке-матери, написала моя непочтительная дочь.

А, так это в баночке – сельдереево-шпинатный смузи. Ладно, не худший вариант.

– То есть ты пока не собираешься к себе возвращаться? – я обернулась к Натке.

– Да, поживу у вас немножко. Не прогоните? – сестрица попыталась состроить жалобную мордочку.

Получилось просто жутко. Будь среди нас чудовище Франкенштейн – бросилось бы к Натке с распростертыми объятиями и радостным криком: «Узнаю брата Колю!» – как в бессмертном романе классиков советской сатиры. Там братьев зовут как-то иначе, но суть… именно такая… Суть в том, что моя сестра собирается со мной жить!

– Конечно, поживи, сколько нужно, – слегка поежившись, ответила я. – Можешь спать в моей комнате, кровать большая, мы обе поместимся.

– Ой, совсем как в детстве! – растрогалась сестрица. – Тогда я распакую чемодан!

И, всхлипывая, поволоклась в прихожую. Мне показалось, что в кухне стало немного темнее – переливы Наткиных синяков, рубцов и фингалов на самом деле отражали свет.

– Мам, ты уверена? – взрослая мудрая дочь скептически посмотрела на неразумную родительницу. – Представь, проснешься ты среди ночи – а на соседней подушке вот такое!

– Я буду на ночь косметическую маску надевать! – пообещала чуткая Натка из прихожей. – Тканевую, с пропиткой из целебных масел и трав.

– Маска, маска, я вас знаю, – фыркнула Сашка и залпом допила свою бурду. – Все, пока, я побежала!

Дочь умчалась в школу.

Оставшись на кухне в одиночестве, я быстро проинспектировала холодильник. Как обычно, там было просторно, если не сказать прямо – пусто. А ведь теперь нас трое, причем Сашка и Натка захотят пообедать. Я тоже захочу, но меня спасет служебная столовая, а вот девчонкам надо бы что-то оставить… Хотя бы руководящие указания.

– Натка! – позвала я. – В морозилке есть овощная смесь и полкурицы, можешь сварить суп.

– Это вопрос, совет или распоряжение?

Приободрившаяся сестрица выглянула в коридор из нашей отныне общей спальни, и я фыркнула, как недавно Сашка:

– Маска, маска, я вас знаю!

Натка уже надела маску. Не косметическую, которая была запланирована на ночь, а обыкновенную медицинскую. Губы-шлепанцы она милосердно скрыла – и на том спасибо.

– Это настоятельная рекомендация, – ответила я в продолжение разговора о супе. – И еще неплохо было бы кому-нибудь сходить за хлебом, молоком и йогуртом, потому что я могу вернуться поздно, когда магазинчик в соседнем доме уже закроется.

– Не переживай, мы что-нибудь придумаем, не маленькие, – отмахнулась сестрица. – Ты лучше поразмысли, чего теперь нам делать-то. Ты же – судья! Ты кого хочешь засудишь, а их, сволочей этих, нужно судить самым страшным судом! Тебе нужно их засудить на фиг, лучше пожизненно!

– Спохватилась, – буркнула я.

В ванную мне нужно, и на работу, а не выслушивать всякие глупости о том, кого и как я должна судить.

Вы мне еще про «не суди, да не судим…» расскажите!

Я остервенело чистила зубы и прикидывала план дальнейших действий – понятно, что Наткину проблему придется как-то решать, и это досталось именно мне.

Я наспех намазала лицо кремом, распахнула дверь и крикнула в сторону комнаты:

– На-ат! Тебя в этой клинике оперировали официально? С договором, с оплатой по прайсу?

– Конечно! Я же не полная идиотка!

Я удержалась и смолчала.

Перешла к самому главному. Спросила по существу:

– Твой экземпляр договора у тебя? Дай сюда, я изучу этот исторический документ.

Натка шустро метнулась в прихожую, сняла с вешалки свою сумку, извлекла из нее тонкий пластиковый файлик с бумагами. Вручила его мне со льстивыми словами:

– Хорошо, когда сестра – юрист!

– Хорошо, когда сестра-юрист подключается вовремя, – поправила я. – На стадии строительства наполеоновских планов, а не после Ватерлоо!

– Какого еще… Ватерлоо? – опешила Натка.

– А никакого, – пробормотала я.

И затолкала сестрицыны бумаги в сумку вместе со своими.

У меня разной ценной макулатуры полным-полно. Что ни дело, то пухлый том. Те, кто говорит, что прошли времена, когда Россия была самой читающей страной в мире, упускают из виду работников отечественной судебной системы. Наш судья – самый читающий судья на планете и в ближнем космосе!

Помню, когда я только приступила к работе в Таганском суде, в наследство от предшественника мне досталось два десятка дел. Каждое – минимум в трех томах! С тех пор я обеспечена чтивом, которое никогда не заканчивается.

Я читаю и на работе, и дома. Специально сменила солидный кожаный портфель на невесомую компьютерную сумку из плащовой ткани, чтобы руки не отрывались от тяжести бумажного груза.

«Страшные сказки на ночь» – так называет это судейское чтиво моя милая язва, родная дочь.

Зато мне не нужны никакие курсы скорочтения, соответствующий навык я приобрела самостоятельно. И совершенно бесплатно, что очень важно, ведь по части размера вознаграждения за свой труд российский судья тоже один из самых-самых…

Сашка недавно выкопала в Интернете информацию о величине средней заработной платы вершителей правосудия в разных странах. Так Россия в нем на сорок первом месте! Из сорока восьми. А лидер – Шотландия.

Эмигрировать, что ли? Роберт Бернс, вересковые пустоши, флаги на башнях, всякое такое… И судят там, наверняка, в старинных замках! Идешь себе по изумрудной траве в мантии, парике и бонете, а под мышкой алый бархатный бювар, и вокруг кусты роз, и сеет мелкий дождь из низких облаков, которые цепляются за шотландские горы, красота!

Увы, у меня был не алый бархатный бювар, а объемистая увесистая сумка, с которой я чувствовала себя почтальоном Печкиным. Это кто стучит ко мне, с толстой сумкой на ремне? Это он, это он… Печкин, старый почтальон. Без пяти минут пенсионер с искривленным позвоночником и плечами одно другого выше. Вот это и есть настоящая профессиональная деформация. Мне-то до пенсии еще далеко, но перекошенные плечи с таким спортивным снарядом, как неподъемная сума с макулатурой, я себе, пожалуй, уже организовала, как и боль в спине.

Поясница у меня ноет регулярно и сильно. Кто знает, что это такое, тот поймет…

Настроение, и без того небезоблачное, стремительно портилось.

Уже выйдя из дома, я вспомнила о том, что до сих пор мое подсознание милосердно прятало в своих глубинах: сегодня мне придется добираться на работу на общественном транспорте.

Ой-ой, а я ведь думала вечером заехать в клинику, где изуродовали Натку, и провентилировать там вопрос возврата денег. А теперь, значит, придется отказаться от этого благого намерения. Или ехать через весь город на метро, а потом еще на маршрутке.

Все-таки нас, людей, природа устроила лучше, чем мы – наши собственные творения, я имею в виду машины и механизмы. Возьмем, к примеру, для сравнения меня и мою любимую «Хонду». Доктор, к которому я обращалась по поводу начинающегося гастрита, настаивает, чтобы я ела тушеную телятину, отварную форель и котлетки из индюшатины, запивая их козьим молоком или киселем из протертой малины. А я закидываюсь магазинными пельменями, если, конечно, случится такое счастье, и они найдутся в холодильнике. Или варю супчик из замороженных овощей на бульоне на букву «К». Не из курицы – из кубиков. Курица – это роскошь.

…Интересно, сварит Натка супец или нет?..

А вот моя «Хонда». Ей в идеале нужен хороший дорогой бензин. На плохом дешевом она соглашается ездить недолго и очень скоро оказывается на больничном в автосервисе. Если же денег у меня в кошельке хватает только на пельмени, машинке приходится и вовсе давать выходной. На бульоне из кубиков она работать не умеет, а жаль…

За этой прискорбной философией я и скоротала дорогу до работы. Очнулась только когда услышала:

– О чем задумалась, Елена Прекрасная?

Ого, как я углубилась в размышления! Целого председателя суда в коридоре не заметила! А он вот и поприветствовал меня, и даже подмигнул…

Небывалый случай! Обычно Плевакин со мной чинно здоровается. Мне бы насторожиться, но я не почувствовала ничего недоброго. Как видно, подсознание с интуицией полностью выложились на вещий сон о губастой рыбе.

– Доброе утро, просто настраиваюсь на работу, – уклончиво ответила я, слепо тыча ключом в дверь своего кабинета.

Собственная пухлая сумка с бумагами загораживала мне вид на замочную скважину. К счастью, оказалось, что дверь уже открыта – мой помощник Дима, он же Гарри Поттер, вновь чудесным образом прибыл на работу заблаговременно. И как это у него получается? На метле он летает, что ли? Я вот вечно опаздываю.

– Не торопись, Елена Владимировна, – из коридора остановил меня Плевакин. – Задержись на пару слов.

– «Вы уволены»? – предположила я и на миг даже возрадовалась открывшейся перспективе.

Никаких больше пухлых томов, статей, показаний, определений, выдержек, постановлений и мер наказания.

Никаких бессонных ночей и красных от перенапряжения глаз.

Никаких бубнящих адвокатов, галдящей публики, врущих свидетелей, вздыхающих обвиняемых и их истерящих родственников.

Буду сидеть в тишине уютной квартиры, спать до полудня и варить полезные овощные супы… Хотя нет, не из чего мне будет их варить без скромной судейской зарплаты.

– Я тебе дельце отписал, посмотришь там, – шеф кивнул на дверной проем, в котором уже нарисовался, как всегда, безукоризненно одетый и причесанный Дима в поттеровских круглых очочках. – Очень любопытное дельце, как специально для тебя. Ты же у нас… как бы это… главная красавица и специалист по этим… так сказать… вопросам.

– Да? – я удивилась, но председатель не уловил моей тонкой иронии, принял сказанное за согласие и с чистой совестью удалился.

– Гадость, небось, какая-нибудь, раз Плевакин меня лично предупредил? – войдя в кабинет и закрыв за собой дверь, спросила я помощника.

Он тонко улыбнулся.

– Значит, гадость, – уверенно сказала я и прошла к себе. – Давай, тащи уже это «любопытное дельце», посмотрю, что за счастье мне привалило на этот раз. Главная красавица, как же! С чего бы?

Хм, хм, а ведь было с чего!

Памятливый шеф, в отличие от меня, не забыл, что год назад я рассматривала дело с участием клиники пластической хирургии «Эстет Идеаль». Нет, я помнила собственно дело, просто название клиники запамятовала, иначе уже сообщила бы его Натке. Специалисты «Эстет Идеаль» произвели на меня самое приятное впечатление. Особенно самый главный спец, он же директор клиники – профессор Васильев.

Что ж, спасибо шефу за своевременное напоминание.

Я позвонила Натке и авторитетно сказала:

– Клиника «Эстет Идеаль» – вот куда тебе нужно.

– Была я уже в одном «Идеале», – засомневалась сестра.

– Это был неправильный «Идеаль». А этот – правильный, гарантирую.

– Идеальный? – хихикнула Натка.

Похоже было, что ее настроение немного улучшилось. Надежды – они не только юношей питают.

– Дим, сделай мне кофе! – в тему питания прокричала я в приемную и через полминуты услышала деловитое ворчание кофемашины.

Жизнь налаживалась.

У Нади было простое и понятное видение мира: он делился на медицину – и что-то другое. При этом медицина была важнее и значительнее, чем все остальное, так что о выборе профессии Надюша не задумывалась и в тридцать девятом году поступила в медицинский институт в Краснодаре, где жила ее тетя.

Училась она на отлично, но закончить вуз не смогла. В сорок первом институт эвакуировали, и Надежда с тетей тоже уехала с Кубани, а когда вернулась после войны, встретила Андрюшу.

Андрей воевал. В сорок третьем получил тяжелое осколочное ранение и год провел в госпиталях, где проникся глубочайшим уважением к медикам, вернувшим его к жизни.

Восстанавливался он тяжело, домой пришел неузнаваемым: сорок шесть кило веса при росте сто восемьдесят сантиметров, руки-ноги перебиты… Качаясь на костылях, Андрей брел по знакомому двору, и мама, увидевшая его с крыльца, не признала родного сына, запричитала: «Ой, где-то и мой бедный мальчик так скитается!»

В сорок шестом Андрюша и Наденька поженились. Свадьбу играли во дворе, позвав всех соседей. Андрей добыл кусок мяса, наварили борща, он и стал главным свадебным блюдом. В те времена наваристый кубанский борщ, да с мясом – это была настоящая роскошь.

Жили после войны бедно. Надя по-прежнему мечтала о медицине, но родилась дочь, и стало вовсе не до учебы.

Дом, работа…

Мечта так и осталась мечтой.

Мишаню Надя родила в пятидесятом. Аккурат в середине прошлого века!

Много всего тогда случилось.

В том же пятидесятом восстановили смертную казнь для «шпионов, изменников и диверсантов». Заключили Договор о дружбе с Китайской Народной Республикой. Начались компания по укрупнению колхозов, война в Корее и судебный процесс по сфабрикованному «Ленинградскому делу».

В пятьдесят втором открылся Волго-Донской судостроительный канал имени Ленина и прошел XIX съезд, на котором ВКП(б) переименовали в КПСС.

В пятьдесят третьем умер Сталин, сообщили об испытании водородной бомбы, заключили перемирие в Корее и избрали Первым секретарем ЦК Хрущева.

В пятьдесят четвертом передали Украине Крым, ввели в действие первую атомную электростанцию, и на Пленуме ЦК КПСС принято решение по освоению целины.

В пятьдесят пятом создали Организацию Варшавского Договора и отправили в Антарктику первую советскую экспедицию.

В пятьдесят шестом разоблачили культ личности, сократили армию, повысили пенсии и поставили на регулярные рейсы реактивный пассажирский Ту-104…

Большая страна жила бурно.

А Мишаня просто рос.

Ему запомнилось это время, как самое прекрасное, потому что это было детство.

Да много ли надо для счастья мальчишке?

Есть дружная семья – папа, мама, две сестры. Солнце светит, небо ясное, в перенаселенном дворе-стохатке на улице Седина не бывает ни тихо, ни скучно. Парусят на веревках штаны и простыни, в пыли под ногами желтеют кляксы падалицы с алычи, и процесс добычи воды из водоразборной колонки полон героического романтизма. Потянуться, ухватить горячую железную ручку, повиснуть, кряхтя лечь на нее пузом, и тогда под скрип рычага в недрах скважины гулко охнет, забурчит и вывалится из крана тугим стеклянным столбиком ледяная вода… Хорошо в Краснодаре!

А в Саратове еще лучше. В Саратове у мамы есть старшая сестра, которая – удивительное дело! – и по должности старшая сестра в тубдиспансере, медицинская, так это называется. А какое здесь замечательное место!

Маленький Мишаня там дневал и ночевал. Тубдиспансер, конечно, не самая подходящая площадка для игр ребенка, но девать пацаненка было некуда. А в медучреждении ему, как близкой родне большого начальства – целой старшей медсестры, – обеспечивали замечательную развлекательную программу. Процедуры, раздача лекарств, уколы… Было очень интересно!

Тогда-то и потянуло Мишку к медицине.

Хотя – нет, в мальчишке она была заложена. Силой маминого желания, которая по-прежнему всех вокруг делила на врачей и остальных, и первые были больше, чем люди, чуть ли не боги. Детям своим Надя желала только самого лучшего, в мечтах своих видела их исключительно в белых халатах. И Мишаня, разумеется, закончил медицинский.

Он был лучшим студентом на курсе, будущим хирургом – непременно хирургом, это даже не обсуждалось! А еще пятикурсник Михаил был счастливым женихом. Ему для полного счастья только денег на свадьбу не хватало. Ведь какие заработки у студента-практиканта?

Восьмидесятый год, районная больница в кубанской станице. Главврач собрал молодых специалистов и сказал: «Ребята, у меня остался один стоматолог, Марья Павловна, прекрасный врач круглых шестидесяти лет. Опыт у нашей Марьи Павловны могучий, а вот зрение и руки уже слабые, так что людям, извините, зубы драть некому. Кто хочет заработать? Зарплату дам хорошую – сто рублей». И Мишка сразу поднял руку: «Я хочу!»

Так и пошло: хирургическая стоматология, потом челюстно-лицевая хирургия, операции по устранению последствий травм, эстетическая хирургия лица и шеи… Мишаня вырос в большого специалиста – практикующего доктора медицинских наук, профессора, завкафедрой медицинского университета, «Заслуженного врача РФ», «Отличника здравоохранения» и лауреата разных профессиональных премий. И даже занимая видные посты – он много лет был главным врачом областной клинической больницы, а еще и подепутатствовать успел, – Михаил Андреевич Васильев не прекращал оперировать.

Попасть к нему больные считали за счастье. «Хирург от бога» – говорили про Васильева. А он твердо знал – не от бога, от мамы.

Операции Михаил Андреевич делал уникальные. Реконструировал лица, казалось бы, непоправимо поврежденные при авариях и катастрофах. Складывал, как мозаику, лепил заново. Перенял опыт француза Девошеля, который сделал первую в мире трансплантацию лица. А когда по возрасту вышел на пенсию и оставил и руководящую должность в областной больнице, и практику там же, нашел инвестора и открыл свою собственную клинику. Модную, современную, но с традиционно серьезным научным подходом даже к самым пустяковым проблемам, вроде недостаточно пухлых губ или воображаемых морщинок.