#останься дома и стреляй!

© Литвинова А.В., Литвинов С.В., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Пролог

Стоило жене уехать, падчерица совсем обнаглела. Являлась под утро, хамила, курила прямо в квартире. Еды в доме никакой, зато в холодильнике искушает запотелая бутылка водки. Хотя он уже месяц в завязке.

И Юрий не удержался.

Только одну рюмашку. Единственную. И все.

Налил. Махнул.

Пролетела соколом, ожгла нутро, распрямила плечи.

Сразу налил вторую.

Закуски вообще ноль, только сыр плесневелый. Он заорал:

– Юлька, похавать приготовь!

Заглянула в кухню, увидела водку, ухмыльнулась:

– Может, еще подать тебе, алкаш? На серебряном подносе?

– Хоть покурить дай!

Она улыбнулась презрительно:

– Ты ж бросил.

Но пачку сигарет швырнула.

Вся такая модная – морда раскрашенная, в волосах синяя прядь. Ох, мало он ее бил!

– А ну, пошшла сюда! – приказал он.

Хотел врезать – в кровь, от души. Но две рюмахи подряд после месяца воздержания шибанули в голову крепко. Еле на ногах удержался. А Юлька – цок-цок на каблучинах – и сбежала.

И тут телефон. Голос в трубке женский, строгий:

– Юрий Семенович Лоскутов?

– Он самый.

– Из поликлиники звонят. Общий анализ крови сдавали вчера?

– Ну да. Для санкнижки.

– Нехорошо там у вас. Лейкоцитоз сильный. СОЭ в пять раз превышена. Гемоглобин меньше восьмидесяти.

– И чего это значит?

– Не понимаете?

– Я че, доктор?

– Все симптомы на рак указывают. Третья стадия минимум. Скорей всего, с метастазами. Срочно зайдите за направлением – и езжайте в онкоцентр. Может, чем-то смогут облегчить. Но особо не обнадежу. Слишком поздно вы спохватились.

Руки затряслись, но еще одну стопку водки накапать смог. Выпил залпом, пролепетал:

– Но у меня же ничего не болит!

– Суставы на дождь крутит? Поясницу ломит? Головные боли бывают?

– Так это у всех.

Дальним краешком сознания он улавливал странность. Как можно серьезный диагноз по одному анализу ставить?

Но в голове уже шумело, а когда закурил – с отвычки «повело» окончательно.

Телефон снова тренькнул: от жены эсэмэска. Даже читать не собирался – не до ее глупостей сейчас. Но все ж открыл:

Юрий, я от тебя ушла. Документы на развод подала. Но вряд ли ты успеешь со мной посудиться. Я долго терпела, но ты зря надеялся, что я прощу тебе свою загубленную жизнь. Лучшие гадалки страны наводили на тебя порчу, и свое дело сделали. Твое тело теперь гниет изнутри. Желаю поскорей сдохнуть в муках.

Перед глазами сначала все поплыло, потом заплясали цветные огни. Запоздало подумал: зря развязал. Но остановиться уже не мог. Как возьмешь себя в руки, когда столько дряни вывалилось в один день?!

Налил снова водки, половину расплескал. В голове шумело все круче. В руке продолжала дымиться сигарета. Сердце барабанило быстрее – рысь, галоп, – рвалось из груди прочь.

Мужчина сполз по стене. Цветные всполохи перед глазами сменились тьмой. Сигарета выпала из пальцев.

Будь трезвый, удивился бы, почему паркет вспыхнул настолько быстро. И успел бы увидеть, как падчерица вбегает в комнату, поднимает его телефон, швыряет в свой карман. Наглухо закрывает окно и снова исчезает.

Но сознание уже покинуло Юрия Семеновича.

А в криминальную хронику его смерть даже не попала – сошла за обычный «пьяный» несчастный случай.

Апрель 2020 года

Надя проснулась от истошного визга. Кричала женщина. Часы показывали четыре утра. Дима мирно спал.

Вопли внезапно стихли, ночь снова стала спокойной – лишь шелестели юными листочками за окном липы с березами. Она уже решила: «Приснилось». И вдруг услышала новый истерический выкрик, потом что-то рухнуло, и последовали отчаянные рыдания.

Шум доносился от соседей слева. Надя их почти не знала, но с виду жильцы вполне соответствовали интеллигентному контингенту дома. Молодая пара. Юноша носил рваные джинсы, собирал волосы в хвост и часто приходил под утро. Его подруга обладала безупречной фигурой и (к изрядному раздражению Митрофановой) вела навязчиво-здоровый образ жизни – то бежит в идеальном, по фигурке, спортивном костюме, то на велике рассекает, то на роликах. Никаких скандалов за парой раньше не замечалось – а несколько шумных вечеринок Надя с Димой за хулиганство не сочли. Слава богу, сами пока не в том возрасте, чтобы осуждать молодежь.

С конца марта – когда законопослушная часть Москвы засела на карантин – сосед с хвостиком во дворе не показывался. За продуктами ходила исключительно его спутница и бегать продолжала, несмотря на официальный запрет. Иногда в их квартире довольно громко работал телевизор, пару раз вроде бы выясняли отношения на повышенных тонах.

Но чтобы побоище, с воплями, да еще посреди ночи!

Надя выскользнула из постели и приложила ухо к стене. Дом кирпичный, звукоизоляция неплохая, но Митрофанова смогла разобрать, как девушка умоляет:

– Не бей меня! Пожалуйста!

А в ответ – грохот, вскрик, дальше жалобный плач. И опять – лишь шепот молодой листвы да шум редких машин.

Вызвать полицию? Или не лезть в чужие семейные дела?

Пока Надя размышляла, Дима заворочался и сонным голосом спросил:

– Ты чего бродишь?

– У соседей скандал.

– Не слышу, – пробормотал Дима, но на постели сел.

Стену потряс новый удар. Раздался дикий, какой-то животный визг и неразборчивые, яростные мужские выкрики.

Полуянов схватил футболку, натянул спортивные брюки.

– Пойду посмотрю.

– Давай лучше полицию, – предложила Надя.

Дима презрительно дернул плечом.

Надя поспешно накинула халатик. Надевать маски не стали. Вышли из квартиры. Дима уверенной рукой нажал на соседский звонок, потом толкнул дверь: заперто. Потрезвонил снова и начал стучать.

– Дима, осторожнее, – нервно произнесла Митрофанова. – Вдруг у него оружие?

Ответить Полуянов не успел – дверь распахнулась.

Девушка в ужасе попятилась. Лицо, одежда, руки у интеллигентного соседа оказались перепачканы кровью, длинные волосы растрепались по плечам, рот скривился в безумной гримасе. Но держался уверенно. Хмуро спросил:

– Что надо?

Отвечать Дима не стал. Легонько двинул худощавого парня в солнечное сплетение – тот сразу охнул, скрючился пополам. Полуянов, а за ним и Надя прошли в квартиру, и библиотекарша в ужасе прикрыла ладошкой рот. У стены, смежной с их квартирой, неподвижно лежала когда-то красавица и спортсменка. Лицо ее обратилось в жуткую сине-красную припухлую массу, губы словно выворочены наизнанку, нос сдвинут на бок.

Надя бросилась к девушке, схватилась за пульс. А Полуянов – вернулся в прихожую и схватил соседа за грудки:

– Ты что наделал?

А тот почти беспечно ответил:

– Заслужила. Да нормально. Бабы – они как кошки. Заживет.

Сердце у девушки билось, из разбитых губ текла кровь, несколько зубов превратились в крошево, и Митрофанову затошнило.

– «Скорую», – велел Дима. – И полицию.

Он развернул соседа лицом к стене, заломил ему руки. Тот запищал:

– Ты че? Чего лезешь? Дело наше! Семейное!

Бедняга очнулась, с трудом приоткрыла набухшие, обратившиеся в щелочки глаза и сразу забормотала:

– Не надо… полицию. Я сама виновата!

За окном все увереннее разгоралось весеннее утро.

Дворник в маске скреб по асфальту метлой. В квартире работал телевизор, диктор зловещим голосом сообщал про очередной нарастающий итог заболевших. Избитая соседка осторожно коснулась своего явно сломанного носа и застонала.

А Митрофанова в отчаянии подумала: «Мир сошел с ума. Весь. И мы вместе с ним».

Когда в стране объявили карантин, у Нади с Димой тоже возникли разногласия. Историко-архивная библиотека с восемнадцатого марта закрылась, Митрофанову отправили в отпуск. Полуянову разрешили работать на удаленке. Надя страшно радовалась, что больше не надо вставать по будильнику, и рьяно совершенствовала свои кулинарные таланты. Но Дима смог безвылазно высидеть в квартире только восемь дней.

Конечно, как и все нормальные люди, он слегка опасался новой болезни, но по-дамски прятаться от нее в гнездышке не желал. Да и хороший материал в дистанционном режиме не напишешь. Плюс когда еще доведется своими глазами увидеть оживший в реальности фантастический фильм. Полицейские в масках, пустые магистрали, печальные объявления на дверях магазинов: «Я не работаю и вам не советую». Надо не из окна и уж тем более не по телевизору за происходящим следить, а в самой гуще вариться, своими глазами наблюдать, как творится история.

Тем более жизнь с наступлением карантина не закончилась – наоборот, беспредела еще больше стало. Его личный электронный ящик готов был взорваться. Читатели возмущались, требовали и умоляли. Темы, правда, предлагали неудобные, не в тренде. Когда Дима их на летучке озвучивал, главнюга вечно кривился – настаивал на материалах про героизм врачей и заботливого мэра. Однако Полуянов умело уклонялся от верноподданической журналистики и старался держать марку.

С виду обычную криминальную хронику писал, но умудрялся – на примере отдельно взятой трагедии – вскрывать целый пласт проблем.

Особенный резонанс вызвала печальная история москвича с обширным инфарктом. Мужчине стало плохо, он вызвал «Скорую» и услышал от диспетчера, что «все машины на ковиде». В итоге врачи приехали через три часа, но их помощь уже не понадобилась – пациент скончался. И подобных трагедий в городе ежедневно происходило десятки. Сегодняшняя драма в соседней квартире тоже могла стать зачином для серьезного, проблемного очерка. Про еще одну беду, что принес в наши жизни ковид.

Когда приехала полиция, избитая соседка клялась – и видно было, что не врет:

– Он в жизни меня пальцем не трогал! Это его изоляция довела!

Полицейские совсем не удивились.

Статистика тоже утверждала: во Франции за время пандемии домашнее насилие возросло на тридцать процентов, а в Китае – вообще увеличилось втрое. Да, тема просто просилась в руки.

Обычно журналистские замыслы Дима держал при себе, но соседку-то вместе с Надей спасали.

И летучка, ввиду карантина, только в час дня – было время спокойно позавтракать и «обкатать» тему на Митрофановой.

Пока Надя жарила яичницу, Полуянов успел побродить в Интернете и теперь возмущался:

– Надюха, ты только подумай! Больше половины женщин хотя бы раз получали от своих мужчин! Каждую шестую – бьют регулярно, это же вообще неописуемо! А четыре из пяти подвергаются психологическому насилию!

– Ну да, – спокойно отозвалась она. – Я тоже.

– Чего-чего? – Полуянов разинул рот.

– Ты разрушаешь мою самооценку и унижаешь меня как личность, – отбарабанила Надя. – Думаешь, приятно слышать эти твои вечные «Пончик», «Булочка», «Полотно Рубенса»?

– Но это ж я любя! И чтоб тебя на зарядку подвигнуть.

– Сам прекрасно знаешь, что не помогает зарядка. Хоть по тысяче раз отжимайся – шпалой не стану. У меня конституция такая.

– Не замечал прежде, что ты сердишься, когда я говорю «Моя пироженка». – Дима лукаво улыбнулся.

– На самом деле я испытываю глубокие моральные страдания, – упорствовала Надя. – И эмоциональную дистабилизацию.

– Слушай, Митрофанова. – Дима взглянул на нее подозрительно. – Где ты всех этих слов набралась?

– Тест прошла. На сайте правозащитной организации «Подруги».

– Зачем тебя туда понесло?

– От скуки. Бродила в сети, увидела баннер «Проверь: есть ли в ваших отношениях психологическое насилие?» Ну, мне и стало интересно.

– И какой вердикт?

– Нужно срочно действовать. Больше узнать о насилии, научиться отстаивать свои границы и обязательно прийти на консультацию. Возможно, будет безопаснее остаться у них в убежище.

– Ты это серьезно?

Надя встала, подошла, обняла его:

– Абсолютно. Могу показать результаты теста. Правозащитные организации любят сгущать краски. Чем страшнее – тем больше западные спонсоры денег дадут. Хотя я просто честно отвечала на вопросы. Я действительно обижаюсь на «Пончика» и злюсь, когда ты трубку не берешь. Но это, оказывается, тоже насилие. Психологическое.

– Слушай, не сравнивай! Наш сосед реально девушку инвалидом сделал!

Надя погрустнела:

– Но она-то не в обиде! Слышал, как его защищала? У любимого, мол, на почве вируса сдвиг случился. Из дома вообще не выходил, все дезинфицировал. Работы нет, денег нет. По телевизору запугивают. Вот и не выдержали нервы.

– То есть ты тоже его оправдываешь?

– Нет, конечно. Но я… я могу его понять.

– Ты это серьезно? А если у нас станет совсем плохо с деньгами, ты позволишь, чтобы я за это бил – тебя?!

– Димочка, я же знаю, что ты меня не тронешь. Но в России к теме насилия как-то странно относятся. С одной стороны: бьет – значит, любит. А с другой – вспомни Регину Тодоренко. Девушка просто высказала свое мнение, что женщины сами виноваты, потому что неправильных мужчин себе выбирают – и, в общем, тут есть рациональное зерно. Но на нее вся страна ополчилась.

– А полицейские терпеть не могут на вызовы жен ездить. Тратят время, собирают материалы, проводят экспертизы, а им через неделю: «Мы примирились». И вся работа насмарку, – подхватил Дима.

– Вот-вот, – кивнула Надя. – Наша соседка заявлять на мужа тоже отказалась, если ты помнишь. Упала – и все тут. Думаешь, ей понравится, если про нее «Молодежные вести» напишут?

Она положила подбородок на ладонь и предложила:

– Давай еще яишенки тебе подложу! И соку выдавлю.

– Вот любишь ты, Митрофанова, крылья подрезать, – заворчал Полуянов. – Я только загорелся, а ты меня расхолаживаешь своим домашним уютом.

Но добавку яичницы взял и сок с удовольствием выпил. А после завтрака от души поблаженствовал в жарких объятиях своей «пышечки».

Когда нежились-отдыхали в постели, Надя вспомнила:

– Ой, вчера же из поликлиники звонили. Предлагают прививку от пневмококка сделать. Ты пойдешь?

– Конечно.

– Да ладно! Практически ковид-диссидент добровольно пойдет на прививку?

– Ну, ковида, может, и нет. Но как сын врача и сам практически врач могу тебе сообщить: пневмококк еще Пастер открыл. В 1881 году. Очень вредная штука. Провоцирует пневмонию, сепсис и менингит, так что обязательно надо привиться. Особенно в нынешнее время.

– А я не пойду.

– Почему? – удивился Дима.

– Да потому что. Не хочу подопытным кроликом быть. Скажут: от пневмококка, а на самом деле привьют неизвестно что.

Он расхохотался:

– Веришь, что тебе чип вживят?

– В чип не верю. Но вдруг на самом деле это антиковидная вакцина? Какие-то нелегальные испытания?

– Ну, ты фантазерка!

– А ты, что ли, «Медуницу» не читал? В психиатрических больницах уже месяц пациентам вкалывают непонятно что. А теперь, похоже, и за нормальных людей взялись.

Полуянов заинтересовался:

– В самой «Медунице» такое пишут? А кто автор?

– Лиза Горихвост.

– Не знаю такую.

– Потому что раньше она только для западных изданий писала. Была их собкором в Москве. Очень известная, куча премий. А сейчас для «Медуницы» сделала материал.

Дима заинтересовался и прямо в костюме Адама сел за компьютер.

Текст действительно оказался лихой. И фактура богатая – автор упоминала целых семь психиатрических клиник, куда приезжали некие бригады из «депздрава» и без всяких информированных согласий ставили пациентам неведомые прививки. Местные доктора (на условиях анонимности) высказывали предположение: так как с дееспособными добровольцами напряженка, государство приняло решение тестировать антиковидную вакцину на беспомощных и бесправных пациентах.

На первый взгляд нарушение прав человека вопиющее. Только есть ли у Лизы Горихвост конкретные доказательства?

– Любопытно, – оценил Дима и заверил: – Но в московских поликлиниках на подобное точно не пойдут, так что не бойся. Попроси показать ампулу и делай прививку. Меня тоже запиши.

– Ну… если ты гарантируешь.

– Гарантирую.

Дима сходил в душ, с удовольствием принял из Надиных рук второй завтрак. Позже ехал в практически пустом вагоне метро на планерку и думал: «В карантине все же имеются определенные прелести».

Газеты теряли популярность с каждым годом, поэтому «Молодежные вести» – как все, кто хочет выжить, – постоянно придумывали новые формы существования. Активно функционировал сайт, завели свое радио, а незадолго перед началом пандемии и собственное телевидение запустили.

Полуянов – на правах редакционной звезды – конечно, захотел попробовать себя «в телевизоре». Пару раз сделал крошечные репортажи и сразу понял: работа не просто сложная, но совсем другая, с газетной журналистикой не сравнить. Нужно быть настоящим «многостаночником» – и сценарий писать, и планы выбирать, и монтировать, и в кадре нормально смотреться. Поэтому он решил: прежде чем лезть на голубой экран, нужно многому научиться.

Но сегодня на летучке главнюга объявил:

– Сегодня к артисту поедешь. Бардин фамилия. Знаешь такого?

Бардина Дима знал. Харизматичный «мент» в кожаной куртке. Надя, кажется, по нему слегка сохла и даже входила в его фан-клуб.

– И про что мне с ним говорить?

– Его читатели выбрали. Для рубрики «В изоляции со звездой».

Полуянов опешил:

– Куда мне! Это ж целая передача. Там хронометраж больше сорока минут! Куча планов разных, монтаж. Я еще не готов!

– Ничего, – отмахнулся главнюга, – коллеги помогут. Давай, через час выдвигайся. Бардин ждет к четырем.

Можно было отказаться, но рубрика «В изоляции со звездой» шла утром, имела приличный рейтинг. Удастся сделать интересно – можно новый пласт карьеры начинать. Да и любопытно стало: каков брутальный с виду красавчик в быту? Сумеет хоть пару слов связать?

В общем, согласился и кинулся готовиться – собирать хотя бы минимальную информацию про Бардина.

Тон у программы должен быть неприкрыто благостный, но Дима по закоренелой журналистской привычке первым делом начал искать компромат.

В первом приближении ничего безобразного в биографии актера не обнаружил: в голубизне не замечен, женат единожды, пьяным за рулем не попадался, звездил в меру.

Проживал артист в собственном подмосковном доме. Направление средней престижности, десять соток, коттедж всего-то двести сорок метров. По беспробочным дорогам домчали с другого конца столицы за сорок минут. Поселок оказался с разномастными домиками, безо всякой охраны. Ладненький, но без излишеств домик актера соседствовал с ветхой, выцветшей от времени избушкой.

Швейцара или охранника не имелось – Александр вышел их встречать самолично. Волосы влажные, на ходу застегивает рубашку:

– Простите. Бегал. Время не рассчитал.

Юная гример Маша (страшно взбудораженная от личной встречи со звездой) Диме даже поздороваться не дала. Нахально оттерла его, вперила в Бардина восторженный взгляд и спросила с ласковой укоризной:

– Неужели вы нарушаете самоизоляцию?

Бардин бархатисто пророкотал:

– Готов заплатить штраф. Лично вам.

– Ой, давайте! – не растерялась та, извлекла из сумочки глянцевый журнал с фотографией артиста на обложке, прочирикала:

– Вот! Подпишите, пожалуйста. Для Марии. Если можно, с любовью.

Полуянов еле сдержался, чтобы не поморщиться.

Актер быстро черкнул автограф и больше внимания на гримершу не обращал, безошибочно вычислив, кто в съемочной группе главный. Он протянул руку Диме:

– Горд познакомиться. Статьи ваши про красный бриллиант в свое время очень впечатлили [1]. С тех пор ваш верный поклонник.

– Читаете газеты? – Полуянов постарался не подать виду, что польщен.

– Сейчас, к сожалению, только онлайн, но еще год назад к почтовому ящику ходил, отсюда с километр. У нас в поселке по домам прессу не носят, так каждый день специально делал крюк – супруга не даст соврать. Но что мы на пороге? Пойдемте.

Пол в коттедже блистал, однако предлагать гостям тапочки актер не стал. Маша-гример снова высунулась:

– У нас бахилки с собой, давайте наденем?

– Не надо. Не в поликлинике, – покачал головой Бардин.

Полуянов записал на его счет новое очко – умеет строить отношения, подлец-молодец.

Актер провел съемочную группу в большую кухню-гостиную и гостеприимно предложил:

– У меня в доме правило: первым делом всегда кофе. А дальше я в полном вашем распоряжении.

Стол уже был накрыт – в меру гламурный сервиз на восемь персон, серебряные ложечки, салфетки в тон скатерти. Вазочки щедро наполнены конфетами, печенюшками, орехами. Кофемашина приветливо подмигивала зеленым глазом. В чистоте и гостеприимстве кухни, несомненно, чувствовалась женская рука.

– А где ваша супруга? – поинтересовался Дима.

– Тоже режим нарушает, – заговорщицки улыбнулся актер. – У нас теннисный клуб под боком. Официально закрыт, но сегодня имеет место тайный междусобойчик – любительский турнир на шестнадцать участников. Кася моя туда умчалась. Играет она неплохо, до полуфиналов обычно доходит, так что не знаю, когда вернется. Наверно, ближе к ужину.

Личико Маши-гримерши печально вытянулось. Девушка, несомненно, завидовала неведомой Касе.

– Впрочем, моя аудитория не слишком рада, когда я на публике вместе с женой, так что оно и к лучшему, – философски продолжил Бардин.

Съемочная группа испила кофе, вкусила сладостей и приступила к работе.

Актер оказался приятным в общении и не капризным собеседником. Легко принимал все Димины идеи (возможно, не самые оригинальные): поднимал штангу в тренажерном зале, перебирал диски в музыкальной комнате, покорно вытерпел целых три дубля подъема по лестнице на второй этаж. На вопросы отвечал быстро, без меканья. Надсадных призывов «Останьтесь, пожалуйста, дома» не произносил, да и вообще крамольных мыслей не чурался. Хвалил президента Белоруссии за то, что тот не поддался панике и не стал закрывать страну. Смело утверждал, что бессимптомное течение болезни – просто способ подкрутить статистику и засадить дома тех, кто неугоден. Не скрывал, что сам изоляцию нарушает, а маску носит, только чтоб не цеплялись.

Маша-гример (поначалу просто восторженная) к концу интервью просто глаз с Бардина не сводила. Полуянов тоже подобрел. Всегда приятно, если ожидаешь встретить выскочку и пижона, а попадаешь на нормального человека.

Интервью закончили писать, когда давно стемнело. Дима – хотя на привычном, «бумажном» поле мог работать сутками – чувствовал себя измочаленным.

Маша протянула ему влажную салфетку – стереть с лица тон. Бардин открыл пестрящий бутылками бар-холодильник и предложил:

– По рюмочке? Исключительно в целях дезинфекции?

Полуянов крайне редко позволял себе выпивать с героями, но сегодня он все равно без руля, да и напряжение от непривычной работы хотелось снять. Ну, а зануда Надюшка сказала бы: «Признайся уж честно: тебе просто хочется выпить».

Впрочем, Дима искоса взглянул на Бардина и отметил: у того глаза тоже загорелись. И коньяк разливает – пожалуй, слишком нетерпеливо. Но иных тревожных признаков – когда пьянеют с первых пятидесяти граммов и немедленно наливают по второй – Полуянов за актером не заметил. Тот выпил свой бокал и сразу поставил его в посудомоечную машину. Как-то даже слишком быстро, невежливо получилось.

Оператор с осветителем уже свернули свою технику, гримерша с ассистенткой убежали во двор покурить, Дима сказал Бардину:

– Смонтирую завтра к вечеру, пришлю.

– Не надо, – отмахнулся актер. – У меня пиар-менеджер в деревне изолировалась, без Интернета, а самому смотреть лень. Так что давайте сразу в эфир.

Да, молодец мужик. Его-то по пути запугали: что актеры вечно кровь пьют, требуют снимать крупные планы только в полупрофиль и обязательно через фильтр, говорить не умеют – одно предложение приходится по пять раз перезаписывать.

Александр вместе с Димой вышел на крыльцо. Съемочная группа топталась возле автобуса. Бардин – в одной футболке на прохладном апрельском ветру – к каждому подошел, поблагодарил, попрощался. Гримерша попросила вместе сфотографироваться – обнял и широко улыбнулся в объектив. Нажал кнопку пульта – ворота начали открываться. Полуянов пожал актеру руку и пошел было прочь, но погрузиться в редакционный автомобиль не успел.

Во двор въехала красная дамская машинка, оттуда выпорхнула худенькая милашка.

Дима всегда считал себя поклонником пышных форм, но точеная фигурка, подтянутая попка и талия, как у осы (при том, что грудь приличных размеров), пленили сразу.

Бардин без особых восторгов констатировал:

– Кася. Супруга.

Он шагнул навстречу стройняшке, дежурно приобнял, спросил:

– Ну, как сыграла?