Границы безумия

Глава 11

Проводив Джека, я легла в постель, но уснуть так и не сумела. Перед глазами носились события дня. Момент катастрофы. Погибшие, раненые. Изувеченный остов поезда…

И католичка. То, как пристально она глядела на меня, когда произносила свои последние слова:

«Это он сделал. Ты должна кому-то рассказать».

Женщина вовсе не бредила. В ее словах имелся смысл. Не нужно быть профайлером, чтобы это понять. Только как мне исполнить ее предсмертное желание, если я не знаю, о ком речь и что именно он сотворил?

Господи, я даже не знаю, кто она такая! И не представляю, с чего начать. Задача абсолютно невыполнимая. Все равно что палить вслепую. Полная хрень, короче, как выразились бы мои бывшие сослуживцы.

И все же я не могла выбросить ее из головы. Что эта женщина хотела сообщить? И как мне выяснить?

– Зибс, закрывай книгу, поспи хоть немного. Полночи прошло, – обычно говорил Дункан, поправляя повязку для сна и перекатываясь на другой бок, когда я зачитывалась каким-нибудь интересным романом.

Руку он всегда держал под подушкой под идеально прямым углом, а тапочки ставил на строго определенном расстоянии от кровати.

Через минуту Дункан опять засыпал, а я бодрствовала до самого утра, потому что не находила решимости отложить книгу, не добравшись до развязки. Никогда не любила загадки.

Однако сегодня так легко мне не отделаться. Простой бессонницей тайну не разгадать.

– Иногда нужно смириться, – поучал меня давным-давно инструктор. – Взять паузу. Это вовсе не слабость, в этом твоя сила.

Я так и не научилась сдаваться.

Уже много недель я находилась в плену черной твари. Просыпалась по сто раз за ночь, глядя на красные цифры часов. Кое-как впихивала в рот тосты с джемом – кроме них, больше ничего не лезло, да и те рассыпались на языке пеплом. Повсюду витало ощущение летаргии, пустоты, безнадежности…

Черная бездна засасывала меня все глубже.

Приближался день рождения Дункана. И, разумеется, мне становилось хуже.

Лично я никогда не любила суету. Не любила дни рождения. В детстве мы их не отмечали – мать в них не верила, называла языческими бреднями. Дункан – он был другим. Он обожал праздники: чтобы с угощением, выпивкой, шумной компанией, чем больше, тем лучше…

Будь он жив, мы устроили бы грандиозное торжество. И оттого повисшее безмолвие казалось оглушительней вдвойне.

Организовывал все обычно Джек. Я поначалу сопротивлялась, ныла, что хочу тишины и спокойствия, но в конце концов уступала.

На том разбившемся поезде я как раз ехала к нему на ужин. «Давай сходим куда-нибудь, – предложил Джек. – Поднимем бокал за старину Дункана».

Из-за аварии, разумеется, в ресторан мы не попали. Мне не удалось провести вечер так, как было задумано, только это еще не значит, что я проиграю битву с зубастой тварью. Пусть эта хрень выползла из норы – я запихну ее обратно.

Чтобы двигаться дальше, чтобы нацепить на тварь намордник, мне надо добиться своего. Понять, о чем говорила католичка. Мой рассудок теперь напрямую зависел от того, удастся ли разгадать эту тайну или нет.

А для этого сперва надо понять, кто она такая.

Глава 12

Четыре утра. Я по-прежнему не спала. Мозг работал на полную катушку, предлагая один вариант развития событий за другим. День начался со свинцовой тяжести; теперь же я была полна сил. У меня появилась цель – но с чего начать?

Даже будь я на месте происшествия и участвуй в расследовании, еще не факт, что я чего-то добилась бы. По опыту я знала: при катастрофе подобных масштабов процесс опознания длится очень долго.

При взрыве тела часто уродует или вовсе разрывает на части. Судмедэкспертам и следователям приходится иметь дело с сильно изувеченными трупами, а порой и с мелкими их фрагментами.

Кроме того, многие пострадавшие – как я, например, – остались без личных вещей и документов. Водительские права, автобусные билеты, кредитные карты – в общем, все то, что необходимо для выяснения личности погибшего – валяется сейчас где-то под горой обломков. Не говоря уж о том, что внешность покойного может теперь сильно отличаться от снимка.

Поэтому процесс опознания растянется на неопределенное время. Однако я ждать не могла. Летаргия последних недель сменилась неугомонной жаждой действия. Крушение поезда словно заставило меня очнуться. Я больше не могла сидеть на заднице.

Может, поискать мою Джейн Доу[4] на «Фейсбуке»? Хотя вряд ли…

У меня нет ее фотографии. Я ни черта о ней не знаю. Идиотский план.

А может, позвонить на горячую линию? Описать ее внешность. Вдруг там что скажут?

Хотя нет, тоже не выйдет. Я не заметила у женщины никаких особых примет: ни татуировок, ни шрамов, ни родинок на лице…

Со столь скудной информацией рассчитывать на успех не приходится. Да и не факт, что я чего-то добилась бы, даже знай о ней больше.

Комиссия по опознаниям не станет объявлять имена жертв, не перепроверив сперва все факты. Эксперты, скорее всего, учли печальный опыт Испании, где недавно случилась крупная катастрофа[5] и следователи неверно опознали каждого десятого погибшего.

А значит, что мне остается?

Я перевернулась на правый бок, затем на левый. С одной стороны ныла спина, на другой затекала нога. Как ни крутись, в любой позе неудобно.

А может, обратиться к художнику-криминалисту? Составить фоторобот… В Скотленд-Ярде наверняка найдется толковой специалист.

Я взбила подушку и легла на спину.

Да, неплохой вариант. Составлю фоторобот, опубликую в газете – вдруг ее узнают… В ответ, правда, придется купить ребятам пива, но оно того стоит.

В пылу волнения я включила ночник и пошарила в тумбочке – где-то там лежали блокнот и ручка. Затем принялась составлять список возможных примет католички, пока ее образ был свеж в памяти. Утром первым делом позвоню в Скотленд-Ярд, спрошу насчет художника.

Нащупав решение проблемы, я наконец успокоилась. Выключила свет и провалилась в глубокий сон.

Однако его оборвал звонок мобильника, затрезвонившего, казалось, через считаные минуты после того, как я уснула. Сквозь сон я не сразу сообразила, что за назойливый звук пробивается в уши.

Не очнувшись толком, взяла с тумбочки аппарат. Увидев на экране имя звонившего, мигом пришла в себя. Старший инспектор Фэлкон. В столь ранний час я могла понадобиться ему лишь по одной причине.

– Зиба Маккензи слушает, – заговорила я, откидывая с лица волосы. – Что у вас стряслось, сэр?

Глава 13

– Спасибо, Мак, что приехала так быстро, – произнес Фэлкон, не успела я переступить порог приемной НСЯ[6] – так здешние ребята именовали штаб-квартиру Скотленд-Ярда.

Никто не любил аббревиатуры сильнее полиции. И не изобретал их с таким же усердием.

– По вашему голосу ясно, что дело серьезное, – ответила я.

– Ты нам сейчас очень нужна.

Последнее слово прозвучало с нажимом, невольно выдав панику, которую старший инспектор скрывал под внешним налетом спокойствия.

Я пожала ему руку и с трудом улыбнулась.

Когда я заходила в штаб-квартиру, минуя пост охраны с рамками, меня, как обычно, одолел острый приступ ностальгии. В силу привычки, наверное. «Слюнокапательный рефлекс», как выразился бы Дункан. Он любил дурацкие шуточки.

Здесь я с ним и познакомилась. Меня откомандировали в Скотленд-Ярд, чтобы составить профиль предполагаемых террористов. Операцией руководил Дункан.

– Великобритания столкнулась с реальной угрозой в лице «Аль-Каиды», ее подразделений и так называемых «одиноких волков». Кроме того, нельзя забывать про постоянную опасность со стороны Северной Ирландии…

Дункан выступал перед командой в зале круглого стола. Стоял, широко расставив ноги. Буйно жестикулировал. И умело завладевал вниманием каждого, кто находился в комнате. Голос у него был звучным, с ярким шотландским акцентом. Стоило Дункану открыть рот, как я в ту же секунду втрескалась по уши.

Меньше чем через два года я стояла на коленях возле его трупа, во лбу у него зияла черная дыра, а вдаль уезжал «Фольксваген Крафтер» без опознавательных знаков…

Я на мгновение зажмурилась и заставила себя выдохнуть. Мне предстоит работа, ни в коем случае нельзя снова проваливаться в черную бездну.

Рука у Фэлкона была твердой, кожа – мягкой и теплой, а вот пальцы – странно распухшими.

– Выглядишь так, словно на войне побывала… Что с лицом? – Он кивком указал на порез у меня на щеке.

– Вы про ссадины? Вчера получила. Была в поезде, который разбился возле «Кингс-Кросс».

– Господи!.. Прости. Я не знал… Двое наших парней тоже на нем ехали. Ужас… – Он покачал головой. – Ты точно в порядке?

– Все нормально. Хоть и видок такой, будто искупалась в собачьем дерьме.

Фэлкон рассмеялся и хлопнул меня по спине.

– Ну, учитывая, что у нас здесь творится, надеюсь, ты сама поймешь, почему я не предлагаю поехать домой и отоспаться.

– Вы до сих пор так и не сказали, в чем дело, – напомнила я, хотя у меня были кое-какие предположения.

Его скупой тон, когда он говорил со мной по телефону. Само время звонка. Моя область специализации. Не нужно быть гением, чтобы сложить в уме два и два.

– Пойдем поговорим в кабинете.

Фэлкон зашагал в сторону лифта.

Я заметила, что двигается он немного скованно. И пальцы распухли… Наверное, опять разыгралась подагра.

– Давно гоняли на трассе? – спросила я, чтобы завязать разговор.

Мне казалось, это лучше, чем интересоваться, когда он последний раз показывался врачу. Фэлкон – ярый фанат автомобилей. Ему надо не убийства расследовать, а вести передачу вроде «Топ Гир». Он даже внешне похож на Джереми Кларксона[7].

Фэлкон улыбнулся во все зубы и притопнул ногой. Значит, или выиграл недавно в гонке, или обновил движок.

– В эти выходные везу старшего сына обкатывать новую машину. «Субару Импреза». Триста лошадиных сил, летит как подстреленная, и божественно при этом ревет. Жду не дождусь, когда прокачусь с ветерком!

Значит, второе.

– Ну что ж, давай поговорим?

Фэлкон придержал для меня дверь в свой маленький кабинет, откуда открывался прекрасный вид на Бродвей – одно из преимуществ занимаемой им должности.

– Садись.

Я придвинула к себе кресло.

– Итак. В чем дело?

Фэлкон подался вперед и сцепил руки, спрятав большие пальцы. Признак нехорошего волнения. Я подобралась. Что бы ни случилось, новости вряд ли будут приятными. Хотя и без того уже понятно.

Старший инспектор на секунду отвел взгляд и снова посмотрел на меня.

– Ты слышала о Лондонском Протыкателе? – спросил он.

О, так вот из-за чего переполох?

Глава 14

Я никак не думала услышать прозвище самого разыскиваемого серийного убийцы Великобритании. Хотя в общих чертах, разумеется, помнила, о ком речь.

Уже много лет я изучаю почерк серийных убийц. Я знаю, что ими движет. Что их побуждает. Знаю, что они, как и я, прекрасные психологи и профайлеры.

Разница лишь в том, что я стремлюсь отдать их под суд, а они ищут себе жертв. А вот методы работы у нас одинаковые. И они, и я ради своей цели стремимся понять, что представляет собой наша добыча.

Серийный убийца идет в охотничьи угодья – торговый центр, бар, видеоклуб, в любое место, где может найтись подходящая жертва, – и выбирает человека, который лучше всего соответствует его предпочтениям и выглядит достаточно уязвимым. Для этого он считывает язык тела. Следит за поведением жертвы, за тем, как она одета. Как разговаривает. Как взаимодействует с другими людьми. Застенчива ли или общительна, уверена ли в себе или испытывает неловкость.

Все это он распознаёт за считаные секунды.

Что до меня, то я работаю с уликами, оставленными преступником. Оцениваю выбранных им жертв, характер их увечий, степень риска, на который ему пришлось пойти…

Это прекрасно описал Гёте: «Поведение – зеркало, в котором каждый показывает свой лик». Или, иными словами, любое действие человека выдает его натуру.

Будь у профайлеров вроде меня девиз, он прозвучал бы так: «Поведение отражает личность». Хотя да, это не столь претенциозно, как надпись на той кружке, которую подарил мне Дункан.

Я помогла упрятать за решетку несколько серийных преступников, причем кое-кто из них был весьма известен. Для этого мне пришлось поработать в одной связке со Скотленд-Ярдом и ФБР. Если у Фэлкона объявился серийный маньяк, то неудивительно, что старший инспектор обратился ко мне.

Но чтобы Лондонский Протыкатель? Да, неожиданно… Он уже много лет не давал о себе знать.

– Серийный убийца восьмидесятых годов, – отчиталась я в ответ на вопрос Фэлкона. – Так и не был пойман. Однако убивать перестал. Почему – неизвестно. У всех жертв были выколоты ножом глаза. Сильно разбиты лица. После смерти отрезаны гениталии. Недостающие части тел находили в мусорных баках на ближайших свалках. Общий тип жертв и характер нанесенных увечий в трех последних случаях совпадает: гомосексуалисты примерно шестидесяти лет, седые, в очках и с бородой, убиты в парке или в общественном туалете. В эту картину не вписывается лишь Эйдан Линч. Мужчина двадцати с небольшим лет. На вид совершенно не похож на остальных. Он был изувечен в той же манере, но убили его в собственном доме, а тело пытались сжечь. Хотя с точки зрения виктимологии в этом нет ничего странного. Преступник на своей первой жертве обычно только учится. Отмечает ошибки. Оттачивает мастерство. Возможно, первая жертва оказала слишком активное сопротивление. Протыкатель решил, что с пожилыми мужчинами будет легче справиться. А еще – что проще заманить их в укромное место, чем напрашиваться в гости.

– Отлично! – Фэлкон кивнул.

Я улыбнулась. Всегда полезно произвести впечатление на начальство.

Однако старший инспектор в ответ улыбаться не спешил. Он потер глаза. Защитный жест. Еще один признак острого дискомфорта.

Я пристально посмотрела на него, считывая другие сигналы и знаки. Происходящему имелось единственное объяснение.

– Он что, снова объявился?

Глава 15

– Похоже на то, – Фэлкон медленно кивнул. – Тело нашли рано утром. Прохожий, который выгуливал собаку. Местный отдел по особо тяжким преступлениям, увидев знакомый почерк, тут же сообщил нам. Свалка находилась в переулке Кэмдена. Криминалисты считают, что там же и убили жертву.

– В Кэмдене? В восьмидесятые все тела, за исключением самого первого, находили в Сохо.

– И?.. – Фэлкон удивленно приподнял бровь.

– Почему сейчас не там?

– Хороший вопрос.

– Учитывая, что тела после смерти ни разу не переносили, вряд ли он пользуется автомобилем. Скорее всего, передвигается пешком. Однако это не объясняет, почему убийца вдруг изменил своим привычкам. В Сохо он явно чувствовал себя как дома.

– Зачем же отступать от знакомой схемы?

Я поджала губы.

– По какой-то причине ему там больше неудобно… – Замолчала, пригладив ладонью волосы. – Почему вы так уверены, что это именно Протыкатель?

– Почерк тот же. Нападает со спины. Наносит множество колотых ран, включая область глаз. Уродует лицо. Кастрирует.

– Что скажете о погибшем?

– На первый взгляд – по крайней мере, внешне – он подходит под прежнее описание. Надо будет покопаться в его биографии. Сейчас нам о нем практически ничего не известно. Гомосексуалист он или нет. Где его видели в последний раз. С кем.

Я снова задумалась. По опыту могу сказать, что для серийного убийцы крайне не характерно затаиться на двадцать пять лет, а потом взяться за старое. Может, причина в другом?

– Вы не думали, что это подражатель? – спросила я у Фэлкона.

Тот покачал головой.

– Это точно не подражатель.

– Почему вы так уверены?

– Подражатель так не сделал бы.

Я удивилась:

– Вы о чем?

Фэлкон глубоко вдохнул и выпустил воздух сквозь зубы.

– Протыкатель делал со своими жертвами кое-что еще, о чем никогда не сообщалось в прессе.

Неудивительно, что полиция утаила от журналистов некоторые детали. Довольно распространенная практика: помогает уберечься от ложных признаний.

– И что же он делал? – спросила я, припоминая самые странные привычки серийных убийц. Эдакие визитные карточки, которыми те помечают жертв, желая доминировать над ними даже в смерти.

Пивной маньяк[8], например, оставлял возле каждого тела банку с пивом. Бостонский душитель[9] завязывал на шее у убитых бантики. А получивший меткое прозвище «Убийца со смайликами»[10] рисовал на месте преступления улыбающуюся рожицу.

– Протыкатель выкалывал жертвам глаза и отрезал гениталии. Что еще?

Фэлкон опустил взгляд, потом снова посмотрел на меня.

– Он поливал их оливковым маслом.

Глава 16

Мальчик лежал на полу возле дивана, сдвинув красную бейсболку с Человеком-пауком на затылок. Одной рукой он подпирал подбородок, другой гонял по ковру игрушечный вертолет «Белл Джет Рейнджер» с желтой полосой вдоль фюзеляжа.

Взрослые, как всегда, обсуждали скучные темы: цены на бензин, ремонт дороги и прочую никому не интересную чушь.

Он откинул с глаз челку. Уже слишком длинная, однако, к счастью, пока никто не заметил. Раньше его стригла мама за кухонным столом, но папа сказал, что хватит, и его стали водить к Энди-парикмахеру в резиновом фартуке и с жуткими ножницами. Тот даже не стряхивал волосы, попавшие под футболку.

– Эй, кудряшка, хочешь конфетку? – спросил дедушка и протянул мальчику коробку с шоколадным драже.

– Да! – Тот вскочил.

– Что надо сказать, молодой человек? – вмешалась мама.

– Пожалуйста, – недовольно, сквозь зубы буркнул мальчик.

Дедушка подмигнул. Мальчик улыбнулся в ответ.

Он приподнял на коробке крышку. Края у нее были зазубренными. Совсем как у зубастых пастей на Хэллоуин. Конфет осталось немного, почти все съели; только в самом низу красовался последний ряд шишковатых коричневых зубов. Мальчик схватил разом несколько и запихнул в рот, пока мать не успела его осадить.

– Я все вижу, – с улыбкой предупредила та.

Отец тоже на него посмотрел, но улыбаться не стал.

– Сладкоежка какой! А теперь давай, расплачивайся за конфеты, – сказал дедушка и подставил щеку для поцелуя.

Мальчик наклонился к нему.

– Ага, попался! – закричал дедушка, схватил его и стиснул в объятиях.

Мальчик какое-то время сидел у него на коленях, ему было неудобно. Дедушка слишком жарко дышал в ухо, а борода больно колола шею.

– Кому налить чаю? – заглянула в комнату бабушка.

Глава 17

– Оливковым маслом? – удивилась я. – Но зачем?

Может, наш Протыкатель – шеф-повар или фанат здорового образа жизни? Кем бы он ни был, масло, видимо, имеет для него особое значение.

Подпись серийного убийцы – некая печать, которую он оставляет на трупах. Не ради банального самоутверждения: маньяк психологически не может поступить иначе. Без этого он просто не получит удовольствия от своих действий. Или, как говорил наш любимый Тед Банди[11], не сумеет кайфануть.

Почерк убийцы со временем меняется. Эволюционирует и его подпись. Некрофилы, например, с каждым разом наносят жертве больше увечий. Однако в целом сама форма подписи остается неизменной. Для преступника она критически важна, профайлеру же помогает понять, что творится у маньяка в голове.

Видимо, для Протыкателя оливковое масло на жертве имеет принципиальное значение. Но с какой целью он их поливает? И что это может о нем сказать?

– Не знаем. Вся надежда только на тебя, – признался Фэлкон. – Мы будем очень рады, если ты присоединишься к команде. Ты – лучший аналитик-профайлер из всех, что у нас есть, и как никто другой разбираешься в психологии серийных убийц. Ну что, ты с нами?

В голову пришла одна мысль. Я ведь совсем недавно еле-еле выбралась из глубокой бездны. Если буду участвовать в расследовании, придется опрашивать скорбящих родственников. Видеть их боль, их горе… Не скачусь ли я обратно в черную дыру? Стоит ли так рисковать?

Взгляд невольно упал на фоторамку на столе у Фэлкона. С фотографии улыбалась его жена: кудрявая брюнетка с ямочками на щеках и крохотным золотым крестиком на шее вроде того, что носила католичка из поезда.

«Это он сделал. Ты должна кому-то рассказать».

Я обещала себе, что докопаюсь до истины и выясню, в чем заключалось ее предсмертное желание. Помощи ребят из Скотленд-Ярда я не ждала, но, будучи здесь, наверняка сдвину дело с мертвой точки. Я получу доступ ко всем возможным базам данных. Не говоря уж о том, что поспособствую поимке самого прославленного серийного убийцы наших дней.

Старший инспектор, видимо, почуял мои сомнения и решил надавить.

– Дело серьезное. Оно вызовет огромный общественный резонанс. От нас наверняка будут требовать немедленных результатов. Думать некогда, в любой момент могут появиться новые жертвы. Скажи, что ты с нами, и я представлю тебя команде.

– Буду рада помочь, – с улыбкой выпалила я, пока не успела одуматься.

– Отлично. – Фэлкон пожал мне руку. – Что ж, пойдем знакомиться?

Мы вернулись к лифтам, спустились на пятый этаж и прошли в другое крыло, очутившись в большом зале, битком набитом людьми. Повсюду висели белые доски; со всех сторон трезвонили телефоны. Главный оперативный штаб.

В дальнем углу я разглядела Пэдди Динвитти – веселого ирландца, который одно время работал вместе с Дунканом, гоняя с ним на па́ру наркоторговцев и прочую шваль.

Пэдди перехватил мой взгляд, поднял руку и ухмыльнулся. Кроме него здесь были и другие ребята, служившие в свое время с Дунканом. Я улыбнулась. Хорошо, что в команде есть знакомые лица.

– Зиба, это инспектор Найджел Фингерлинг. – Фэлкон хлопнул по плечу мужчину с короткой стрижкой и тонкими губами. У того нервно дергалась щека. – Он вчера тоже был в разбившемся поезде. А еще он чемпион по судоку и имеет черный пояс по джиу-джитсу. Найджел, это Зиба Маккензи. Ее муж был из наших. Она – первоклассный психолог-криминалист, профайлер. Помогла раскрыть несколько весьма заковыристых дел.

Фэлкон подтолкнул меня вперед, при этом покровительственно придерживая за спину.

Я спрятала улыбку. Ни к чему обращаться со мной, словно с безутешной вдовой, которая чуть что срывается в слезы. На моей прежней работе это я доводила людей до истерики.

– Рада встрече, – сказала я, протягивая Найджелу Фингерлингу руку.

Отчего-то он выглядел до ужаса знакомым. Было такое чувство, будто я где-то его встречала. Если не в коридорах Скотленд-Ярда, значит, на вокзале или в поезде… Хотя, наверное, просто разыгралось воображение. Мне ведь сказали, что вчера мы были в одном месте. Сила внушения и все такое.

Фингерлинг вяло пожал мне руку, а сам полез в карман за мобильником. Тот зажужжал уже в третий раз с тех пор, как мы вошли в помещение.

Он посмотрел на экран, и на лбу у него залегла глубокая складка. Признак разочарования. Видимо, новости не очень. Он быстро заморгал и поправил галстук. Фингерлинг единственный из собравшихся носил этот предмет одежды, притом завязывал его под самое горло.

– Ладно, дальше знакомьтесь сами, – объявил старший инспектор, пригладил торчащий бочкой живот и захромал к выходу.

Да, у него однозначно разыгралась подагра.

Не дойдя до дверей, Фэлкон вдруг остановился.

– Мак, нам надо разобраться с этим делом как можно скорее. Не хватало еще паники среди граждан, когда те узнают, что по улицам разгуливает серийный маньяк. Пусть люди верят, что мы держим ситуацию под контролем. И что вот-вот его поймаем. Буквально в считаные дни.

– Принято к исполнению.

Он шутливо отсалютовал мне и вышел из комнаты.

– Итак, значит, вы профайлер? – с усмешкой спросил Найджел Фингерлинг, поправляя причудливую авторучку, торчащую из нагрудного кармана; по рубашке расплывалось чернильное пятно. – Что ж, проверим. О чем я сейчас думаю?

Он посмотрел мне в глаза, потом его взгляд невольно скользнул ниже, на грудь. Я скрестила руки и отступила на шаг.

– Воспитание не позволяет мне отвечать на подобные вопросы. Но если в двух словах, то о том, чему никогда не бывать.

Наверное, стоило бы сопроводить свою реплику улыбкой, однако я не смогла.

– А «профайлинг» не слишком ли громкое слово для всяческих догадок и предположений? Уж простите, миссис Маккензи, но я не верю, будто вы сумеете сделать хоть какой-нибудь мало-мальски значимый вывод, основываясь на этих ваших… как их называют? «Невербальных символах»? Нет, боюсь, для меня это чересчур сложно.

Щеки вспыхнули, и отнюдь не от смущения. Я стиснула кулаки, подбоченилась, отошла еще на шаг и окинула собеседника взглядом.

– Вы носите облегающие рубашки, чтобы подчеркнуть мускулатуру, и наверняка тесные плавки – похвалиться достоинством. Однако беда в том, что ваши представления о моде, как и отношение к женщинам, устарели лет на десять. И то, и другое объясняет, почему вас бросили. На руке у вас татуировка, но часть букв удалена – судя по рубцам, совсем недавно. Видимо, имя вашей бывшей девушки. Вы каждый вечер тренируетесь в спортзале, потому что в школе вас нещадно травили. Вы были очень тощим; теперь нарастили мышцы, но тонкие запястья вас выдают. Ваш «Таг Хойер»[12] – подделка. Зеленый циферблат потускнел, а на ремешке пятна ржавчины. Но для вас дорогие брендовые часы – это часть статуса. Как и галстук, запонки и отутюженная рубашка – они выдают, как важно для вас поддерживать видимость успешного человека. Вопрос лишь в том, почему вы так стремитесь кому-то что-то доказывать. Возможно, это подскажут ваши руки? Кожа на ладонях потрескалась, пальцы в заусенцах… Морозов сейчас нет – значит, либо у вас запущенная форма экземы, либо вы слишком часто моете руки. И то, и другое – симптомы затяжного стресса. Видимо, у вас есть какой-то секрет, которого вы стыдитесь. И вы боитесь, что коллеги его узнают. Так в чем дело, детектив? У вас что, в столе тайник с порнографией? Или ношеные трусики в кармане? А может, что похуже?..