Между прошлым и будущим
– Но я приехала на своей машине, – запротестовала я, все еще избегая встречаться с ним взглядом.
– Вы не в том состоянии, чтобы вести машину. И я предпочитаю отвезти вас домой в целости и сохранности, чем лежать всю ночь без сна и думать, что с вами что-нибудь случилось.
Мои щеки вспыхнули при мысли о том, что он будет лежать без сна и думать обо мне.
– Но мужу сестры утром понадобится машина, – продолжала возражать я, отчаянно пытаясь как-то выкрутиться из этого неловкого положения.
– В какое время он обычно уезжает?
– В девять утра, – ответила я в полной уверенности, что все его благие намерения закончатся, когда я назову ему свой адрес. Из его дома в районе Броуд в южной части города довольно сложно добраться до нашего места обитания на севере Чарльстона. Я точно знала, где жил босс, потому что как-то Люси провезла меня мимо его роскошного старинного особняка на улице Гиббс. Было очевидно, что его обитатели столь же далеки от мира, в котором жила я, как какие-нибудь инопланетяне.
Босс поднял со стойки свой мобильный телефон марки «Блэкберри», набрал номер и тихо произнес несколько слов. Через минуту он опустил телефон и с мрачной улыбкой посмотрел на меня.
– Ну вот, я все устроил, давайте ключи.
Он протянул руку, и я без дальнейших колебаний бросила ключи ему в ладонь. В конце концов, это мой начальник, и я привыкла выполнять его распоряжения.
Я не слышала, о чем он говорил по телефону, потому что голова отчаянно кружилась и живот свело. Казалось, они крутятся в противоположных направлениях.
– Извините, – сказала я и быстро прошла мимо него по направлению к туалету, где благополучно избавилась от выпитых трех стаканов виски. Прополоскав рот и плеснув холодной воды в лицо, я посмотрела в грязное зеркало с пятнами облупившейся амальгамы, отчего казалось, что часть лица стерта. Я с горечью подумала, что это и есть мое истинное отражение, честно отображающее нынешнее состояние души.
Черный «Мерседес» мистера Бофейна был припаркован у обочины. Когда босс открыл дверь, чтобы пустить меня на пассажирское место, в ноздри ударил крепкий запах кожаной обивки. Я застегнула пояс безопасности и уселась, скрестив ноги и судорожно вцепившись в сумочку, лежащую на коленях. В тот момент я, наверное, напоминала старушку в автобусе, охраняющую свое добро от воображаемых грабителей, которые чудятся ей в каждом незнакомце.
– Вот так будет лучше, – сказал он, скидывая пиджак и набрасывая его мне на плечи. Поток воздуха из кондиционера пронзала влага, словно холодный нож, отчего по коже побежали мурашки, но я была уверена, что пиджак меня не согреет.
Я куталась в пиджак своего начальника, и меня переполняло чувство благодарности, все еще смешанное с крайним смущением.
– Я вам очень признательна, – сказала я, когда он завел мотор и выехал на пустынную улицу. Украдкой бросая на босса взгляды, я в неверном свете мелькающих уличных фонарей обратила внимание на резкие линии его подбородка, которых раньше не замечала. Вроде бы он сказал, что у него были какие-то дела в этом районе, а потом ему захотелось выпить.
– А я вас никогда раньше у Пита не видела, – сказала я, пытаясь разрушить неловкое молчание.
Он ответил не сразу.
– А я здесь никогда и не был. Просто пришлось выполнить просьбу одного из членов семьи и встретиться кое с кем в баре. – Я почувствовала на себе его внимательный взгляд. – Признаюсь, был весьма удивлен, встретив вас там.
– Я иногда прихожу туда играть на пианино. Пит платит мне наличными пятьдесят долларов в час плюс чаевые.
Мне хотелось шлепнуть себя по губам за то, что наговорила лишнего, напоминая боссу об унизительной сцене, невольным свидетелем которой он стал.
Мистер Бофейн некоторое время молчал.
– Я и не знал, что вы играете на фортепьяно, Элеонор. Должен сказать, вы замечательная пианистка.
Я уставилась на него, разглядывая четкий профиль, вырисовывавшийся на фоне бокового окна. Несмотря на то что я работала в его компании уже более двух лет и он подписывал мои чеки, я не ожидала, что он что-то знает обо мне, кроме имени и того, что я всегда соглашалась на работу во внеурочное время. И что на моих руках больная сестра и я иногда опаздываю или ухожу раньше, но всегда наверстываю потерянное время. Поэтому его неожиданный интерес к моей персоне весьма меня удивил.
Я посмотрела на свои пальцы, все еще сжимающие сумочку.
– Отец научил меня еще в детстве. Он хотел, чтобы я поступила в Джульярдскую школу искусств.
Я и сама не понимала, зачем я говорю ему это. Казалось, что темнота каким-то таинственным образом превратила салон машины в исповедальню.
Он ничего не сказал на это. Может быть, тоже знал, что такое детские мечты и как легко они исчезают под наплывом суровой реальности взрослой жизни, накрывающей нас, словно приливная волна, и утаскивающей все, что нам дорого, назад в море.
– Знаете, никогда не поздно начать. Я имею в виду, стать тем, кем вам всегда хотелось быть. Моя дочка все время об этом твердит.
На его щеках наметились складки, как будто он пытался улыбнуться. Я не была знакома с его дочерью и даже никогда не видела ее, но Люси сообщила мне, что несколько лет назад девочка сильно болела и жила с мистером Бофейном, а не с матерью, а мне и в голову не приходило задавать лишние вопросы по поводу личной жизни начальника.
– А как ваш отец относится ко всему этому сейчас? – неожиданно спросил он.
Его вопрос застал меня врасплох.
– Он погиб. Утонул, когда мне было четырнадцать лет.
Я отвернулась, потому что в глазах защипало, как в тот день, когда я, сидя на пирсе, чувствовала брызги соленой воды на лице, и ожидание было бесконечным. Я не уходила, даже когда шторм настолько усилился, что находиться там стало опасно, и полицейскому пришлось отнести меня в свою машину.
– После этого я перестала играть. А потом мама продала пианино…
Я больше не могла говорить, потому что воспоминания оказались вдруг слишком живыми и болезненными даже в скрытой бархатными занавесями воображаемой исповедальне, темнота которой обеспечивает вам анонимность.
– Извините меня, – сказал он, подъезжая к светофору и намереваясь свернуть налево. Я заметила, что голос его звучал приглушенно, словно ему было хорошо знакомо бремя страданий, когда бегущие годы, будто невидимые нити, закручиваются в плотный клубок и уже невозможно понять, где их начало.
– Это было так давно, – тихо произнесла я.
От его пиджака исходил стойкий запах туалетной воды, странным образом давая ощущение надежности. Между нашими сиденьями я заметила клетчатую ленту для волос и вспомнила, что он что-то сказал о своей дочери.
– А как зовут вашу дочку?
Его резкие черты смягчились, и в полумраке салона машины он вдруг показался мне гораздо моложе, чем я до сих пор себе представляла. Только теперь, общаясь с ним в неформальной обстановке и имея возможность присмотреться, я поняла, насколько он красив.
На его губах вновь появилась легкая улыбка, которая была мне уже знакома по сегодняшнему вечеру. Странно, что раньше я не замечала, как удивительно он умеет улыбаться.
– Ее мать дала ей имя Женевьева, но я обычно называю ее Горошинка.
У меня вырвался невольный смешок, о чем я тут же пожалела. Это было так трогательно – серьезный деловой человек в строгом черном костюме называет дочку таким милым прозвищем. Как же мало, оказывается, я знала о нем.
– Что тут смешного? – Он, казалось, был задет моей несдержанностью.
Бофейн подвел машину к обочине у моего дома, и я с удивлением отметила, что где-то в глубине души испытываю разочарование от скорого расставания.
– А мой отец называл меня Элли. Только он один называл меня так. Все остальные зовут меня полным именем – Элеонор.
– Вот как? – сказал он, и мне показалось, что он все понял.
Он протянул руку, чтобы открыть дверцу со своей стороны, но я поспешила его остановить.
– Это вовсе не обязательно. Отсюда я и сама прекрасно дойду.
Мне показалось, что он хотел возразить, поэтому быстро открыла дверцу и вышла в удушливый ночной воздух. Как ни странно, мысли мои полностью прояснились. Я наклонилась к открытому окну машины.
– Благодарю вас, мистер Бофейн. Поверьте, я очень признательна вам за то, что вы меня подвезли, хотя это было вовсе не обязательно. Вам ведь теперь предстоит такой долгий путь до Чарльстона.
– А я рад, что оказался в этом баре, – мягко произнес он. – Между прочим, меня зовут Финн. Я тут подумал…
Он замолк, словно тщательно подбирая слова, а затем тихо произнес:
– Как вы считаете, я плачу вам достаточно?
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать смысл его слов.
– Д-да. Конечно, достаточно, – ответила я, заикаясь от волнения.
Он медленно покачал головой.
– Извините за этот вопрос. Я задал его не в той форме, в которой собирался. Я просто хотел вас спросить, интересно ли вам было бы получить некоторую дополнительную работу. Совсем не такую, какую вы обычно выполняете. И всего на пару часов в день. Но обещаю, оплата будет очень высокой.
При мысли о том, что, возможно, мне никогда больше не придется возвращаться в бар Пита, голова моя снова пошла кругом.
– И что же это за работа?
По его глазам в тусклом свете фонаря было видно, что он что-то напряженно обдумывает.
– На самом деле я еще не могу точно обозначить круг обязанностей. Просто хочу предложить вам побыть компаньонкой одной пожилой леди – моей двоюродной бабушки. Она сейчас в больнице, но на следующей неделе уже вернется домой.
Он говорил быстрее, чем обычно, и было видно, что ему почему-то очень хочется добиться моего согласия.
– У нее большой дом на острове Эдисто, из которого она почти не выходит, и мне не хотелось бы, чтобы она все дни сидела там в одиночестве.
В моем сердце вдруг затеплилась слабая надежда, но тут же умерла, не успев родиться.
– У меня не будет возможности ездить на остров и обратно.
– Транспорт не ваша проблема, – сказал он таким тоном, словно все уже для себя решил.
Я отошла от машины, и мне вдруг на мгновение показалось, что пахнуло свежим запахом океана.
– Знаете, я ведь выросла на Эдисто. Возможно, я даже знакома с вашей двоюродной бабушкой.
Мне показалось, что глаза его странно блеснули.
– Уже поздно. Вам надо идти. Мы все обсудим завтра.
Мне стало неловко под его пристальным взглядом.
– Конечно, – сказала я. – Мне нравится ваше предложение. Спокойной ночи, мистер Бо…
Я не договорила, так как формальное обращение мне вдруг показалось неуместным, но и по имени я его назвать не решилась. Поэтому я просто замолчала.
– Спокойной ночи, Элеонор, Увидимся утром. И не беспокойтесь по поводу вашей машины. Ее сюда доставят вовремя.
– Благодарю вас за все, – снова сказала я и, развернувшись, быстро поднялась по облупившимся ступенькам крыльца. Внезапно я подумала о том, каким убогим должен был выглядеть наш облезлый домишко в его глазах, и поблагодарила ночную темноту, позволившую скрыть то, что лучше было бы не демонстрировать.
Я чувствовала его взгляд, когда вставляла ключ в замок и входила в дом, но, закрывая дверь, не стала оглядываться. До моих ушей донеслось мягкое урчание мотора, машина поехала вниз по улице, и тут я услышала тихий шум шагов в комнате наверху и скрип матрасных пружин.
Я сделала глубокий вдох, принюхиваясь к несвежему запаху жареной курицы и едва заметному аромату дорогого одеколона, исходящему от пиджака, который я забыла вернуть владельцу. Я поплотнее завернулась в него, погасила в коридоре свет и направилась вверх по ступенькам в свою комнату.
Где-то далеко раздался глухой рокот грома, а я стояла в темной спальне, глядя из окна на небо в ожидании грозы. Впервые за много лет я думала о доме, где выросла, вспоминая, как дующий с океана ветер играл в желобах, и его завывания казались мне пением сирен. Отец научил меня никогда не бояться грозы. И я верила ему до того самого дня, когда он погиб.
Понимая, что мне уже не уснуть, я уселась на кровать, все еще кутаясь в пиджак моего босса, и в ожидании дождя позволила себе предаться размышлениям о неожиданно открывающихся передо мной возможностях.
Глава 4
Люси резко затормозила, пробиваясь ранним утром сквозь поток машин на улицах Чарльстона, и неплотно закрытый капот, держащийся на месте благодаря веревке и нашим молитвам, вызывающе лязгнул. Из кондиционера, который издал последний вздох еще прошлым летом, дул раскаленный воздух. Темно-коричневая кожа Люси была покрыта капельками пота, хотя было лишь половина девятого утра. Я даже и не пыталась смотреть на себя в зеркало на козырьке, потому что знала – с растрепанными волосами выгляжу ничуть не лучше, хотя на этот раз гораздо дольше, чем обычно, собиралась на работу.
Мы опаздывали по моей вине. Сначала я упустила автобус, так как слишком поздно сообразила, что не могу войти в офис «Бофейн и партнеры» с перекинутым через руку пиджаком владельца компании, и мне нужно его куда-нибудь положить. Я бегом вернулась в дом, схватила пакет из супермаркета, но тут меня перехватила мать, желающая знать, куда я дела машину. У меня не было времени, чтобы пускаться в объяснения или спорить с ней, поэтому я просто посоветовала ей не волноваться и молнией выскочила из дома, впервые испытывая радость от того, что у меня не было мобильного телефона.
– Не хочешь ли ты рассказать мне, что там у тебя в этом пакете? – уже второй раз задала мне вопрос Люси. Мы с ней были знакомы с пеленок, выросли вместе на Эдисто, и у нас никогда не было никаких тайн друг от друга. До настоящего момента.
– Понимаешь, это вещь, которую я позаимствовала, а теперь должна отдать, – промямлила я, думая о том, что уснула, кутаясь в пиджак мистера Бофейна, лишь когда рассвет расколол небеса.
– Понятно, – сказала она, выпячивая подбородок, что говорило о том, что она имела в виду прямо противоположное.
Она резко зарулила на парковку у офисного здания и оставила там машину, предварительно опустив все четыре стекла, так как у старой развалины было больше шансов расплавиться изнутри, чем быть украденной. Я сунула идентификационную карточку в щель двери заднего входа, и мы вошли в здание, сразу услышав в отдалении телефонные звонки, приглушенные мягкими коврами. Мы некоторое время постояли, наслаждаясь прохладным воздухом из кондиционера, а потом, не произнося ни слова, разошлись в разные стороны: Люси – в бухгалтерию, а я – в отдел по работе с клиентами. Не успела я добраться до своего рабочего места, раздумывая, куда бы положить пакет с пиджаком, чтобы его никто не заметил – перед этим я уже решила, что проберусь в кабинет мистера Бофейна, когда он уйдет на обед, – как вдруг услышала, как кто-то произносит мое имя. Мне это сразу же напомнило о приключениях прошлой ночью, когда он позвал меня по имени, поймав на пути в дамскую комнату в заведении Пита. Я, чтобы справиться с волнением, сделала вид, что вожусь под столом с пакетом.
– Элеонор, – снова позвал мистер Бофейн. Несмотря на то что он назвал мне свое имя, я не могла думать о нем иначе как о мистере Бофейне в строгом черном костюме, который уверенным тоном вел бесконечные беседы с важными клиентами.
Я попыталась встать и сильно ударилась головой о край стола. Из глаз у меня полетели искры, но ситуация была настолько неловкая, что я сдержалась и не вскрикнула от боли и даже не потерла лоб, где, несомненно, будет теперь кровоподтек. Я заставила себя посмотреть ему в лицо, стараясь не вспоминать прошлую ночь в его машине, когда я изливала ему душу, рассказывая об отце и детстве на острове Эдисто, и уж тем более то, что я спала, завернувшись в его пиджак.
– Да, мистер Бофейн?
Взгляд его темно-серых глаз казался слегка отрешенным и невозмутимым, и я подумала, что так мне даже проще делать вид, что этот мужчина и тот, с которым я общалась в прошлую ночь, – совершенно разные люди.
– После того как разберетесь тут, не могли бы вы зайти ко мне в кабинет?
Я кивнула, стараясь не обращать внимания на боль в том месте, где теперь, видимо, наливалась шишка.
– Конечно, только дайте мне пару минут, если можно.
Он взглянул мне в лицо, и в его взгляде почудилось беспокойство, а потом коротко кивнул и направился в свой огромный кабинет, окна которого выходили на Броуд-стрит. Я почувствовала на себе любопытный взгляд его личной секретарши Кэй Тетли, восседавшей за большим столом из красного дерева, подняла глаза, и та старательно сделала вид, что изучает электронную почту.
Я включила компьютер и разыграла целый спектакль: убрала сумочку в ящик, разложила документы, над которыми предстояло работать, на рабочем столе рядом с кружкой с забавным изображением чернокожей южанки – подарком от Люси, потом извлекла пакет, где лежал пиджак, и направилась к кабинету мистера Бофейна. Несмотря на то что губы пересохли и, как мне казалось, потрескались, я с трудом подавила порыв освежить помаду, не желая подогревать интерес со стороны Кэй – достаточно было и подозрительного мятого пакета в руках.
Босс стоял, держа в руке дымящуюся чашечку кофе, отвернувшись к окну, рядом с целой батареей компьютеров, которые, казалось, никогда не выключались. Даже в эту невыносимую жару на нем был черный костюм, из-под рукавов которого выглядывали белоснежные накрахмаленные манжеты со сверкающими на солнце золотыми запонками. Сам кабинет сохранял стиль старинного особняка, когда-то бывшего резиденцией богатых предков моего босса и превращенного в офис компании «Бофейн и партнеры» еще его прадедом.
До этого визита мне пришлось лишь раз заглянуть в его кабинет, чтобы передать какие-то документы.
Высокие потолки были украшены по краям ионическим лепным орнаментом, а в самом центре из изящного гипсового медальона свисала старинная люстра. На стенах я заметила несколько картин, и среди них – акварель уроженки здешних мест, художницы Мэри Уайт. Я сразу узнала картину, так как видела ее на выставке в Музее искусств Гиббса, и вспомнила, как стояла перед ней и думала, каково это – владеть таким изысканным произведением искусства и любоваться им сколько душе угодно.
Полы были из настоящей ядровой сосны, а посередине лежал огромный персидский ковер насыщенных бордовых и темно-синих тонов. На рабочем столе стояла лишь одна фотография в рамке. С моего места было не видно, что на ней изображено, но я не сомневалась, что это была фотография счастливо улыбающейся маленькой девочки. Мои губы чуть не расплылись в улыбке, когда я вспомнила ласковое прозвище, которым называл ее отец. Горошинка.
В комнате отчетливо пахло книгами и жидкостью для полировки мебели, и сквозь этот запах едва уловимо пробивался тот же аромат, который исходил от пиджака мистера Бофейна. При мысли об этом я невольно покраснела и обрадовалась, что он стоял ко мне спиной и не видел в этот момент моего лица.
– «Патетическая соната» Бетховена. Вот что вы играли вчера вечером, когда думали, что в баре уже никого нет. – Он повернулся ко мне. – Я не ошибся?
Этот вопрос застал меня врасплох, и, не успев даже смутиться, я кивнула.
– Удивительно, что вам удалось ее узнать. Должна признаться, я изрядно подзабыла классический репертуар.
Он сделал глоток кофе из чашки и взглянул на меня оценивающим взглядом.
– Не хотите ли кофе? – Он указал на серебряный кофейный сервис на подносе, стоящий на старинном буфете у дальней стены.
Мой организм жаждал кофеина, но я слишком нервничала, чтобы суметь налить кофе и выпить его, не расплескав.
– Нет, благодарю вас.
Он наблюдал за мной еще некоторое время, а потом указал на кожаное кресло у письменного стола.
– Пожалуйста, присаживайтесь.
Он подождал, пока я усядусь, а затем произнес:
– Надеюсь, муж вашей сестры вовремя попал на работу?
Я не сразу сообразила, о чем он говорит, а затем вспомнила машину, на которой я приехала к Питу, и обещание мистера Бофейна доставить ее к дому вовремя, чтобы Глен успел на работу. В офис из дома не звонили, поэтому я предположила, что с машиной все в порядке.
– Да. Благодарю вас… За все.
Босс кашлянул. Очевидно, он так же хотел уйти от этой темы, как и я.
– Прошлым вечером я упомянул, что у меня есть для вас кое-какая дополнительная работа.
– Мне бы хотелось узнать об этом побольше, но, понимаете… боюсь, мои домашние обязанности не позволят мне добавить еще несколько часов к моему рабочему графику.
– Вы имеете в виду необходимость ухода за вашей сестрой?
Я кивнула.
– Муж сестры работает допоздна, а у мамы запущенный артрит, и ей трудно ухаживать за Евой. Поверьте, я высоко ценю ту свободу, которую вы предоставили мне здесь.
На какое-то мгновение меня охватила паника, так как я подумала, что, может, именно поэтому он и предлагает мне другую работу, что его не совсем устраивает моя работа здесь, в офисе. Может, ему нужен кто-то более надежный на моем месте, кто-то, кто мог бы позволить себе подольше задерживаться в случае необходимости и не срывался бы время от времени с работы среди бела дня.
Его слова прервали поток моих безрадостных мыслей.
– Видите ли, я вовсе не желаю еще больше нагружать вас. Я просто подумал, что мы можем договориться так, что новая работа станет взаимовыгодной для нас обоих. Мне не придется волноваться, что двоюродная бабушка сидит целыми днями одна, а у вас будет дополнительный источник доходов.
Я опустила глаза и принялась рассматривать руки. Казалось, у меня внезапно пропал голос. Но я все же выдавила из себя почти шепотом:
– А вы предложили бы мне эту работу, если бы не увидели меня вчера вечером в баре?
– Давайте считать, что это счастливый случай. Вчера вечером я узнал, что двоюродная бабушка хочет вернуться домой, а потом случайно встретил вас. А потом услышал, как вы играете на фортепьяно, – очень мягко произнес он.
Я подняла взгляд. На его лице было серьезное выражение, а глаза смотрели оценивающе.
– Видите ли, дело в том, что мои двоюродные бабки, родные сестры моей бабушки, были великолепными пианистками.
Он замолчал, а я не решилась нарушить повисшую тишину.
– Тетя Хелена сейчас пребывает в глубокой печали, – после некоторого раздумья продолжил босс. – Ее сестра, с которой они практически не расставались, умерла, и теперь тетя возвращается в дом, в котором они долгие годы прожили вместе. Теперь ей предстоит жить там в полном одиночестве. Я постараюсь ее навещать как можно чаще, по мере возможности, конечно, и найму ей сиделку, которая будет ухаживать за ней двадцать четыре часа в сутки, но все же я надеялся, что, может быть… будет кто-то еще.
– Но почему вы выбрали именно меня?
На этот раз он ответил не раздумывая:
– Потому что я видел, как вы заботитесь о сестре, как ответственно относитесь не только к ее благополучию, но и к работе, которую выполняете здесь. И когда я встретил вас прошлым вечером… – Мистер Бофейн замолчал и направился к буфету, чтобы налить себе еще чашку кофе. Он двигался с изяществом и в то же время со сдержанной силой, как сжатая пружина, готовая распрямиться. И я невольно обратила внимание на то, какой он высокий и как выверены и точны его движения. Мистер Бофейн сделал вид, что поглощен помешиванием кофе в чашке.
– Я буду платить вам на почасовой основе столько же, сколько плачу здесь. Хотелось бы начать с пяти часов в неделю – время вы можете выбирать сами. Я также буду оплачивать время, затрачиваемое на поездки туда и обратно. К тому же вам будет предоставлена машина, чтобы ездить на Эдисто или куда-либо еще, если понадобится.
Он пристально посмотрел на меня, и, заметив, как блеснули его глаза, я подумала, что он, наверное, о чем-то умалчивает.
– А как фамилия вашей двоюродной бабушки? Может быть, я ее знаю.
– Жарка. Это венгерская фамилия. Она с сестрами переехала сюда из Венгрии.
Он снова посмотрел на меня в упор, как мне показалось, почти с вызовом. Дело в том, что мне была известна эта фамилия. Я сразу вспомнила двух пожилых леди, которые жили в большом белом доме на берегу широкой бухты Стимбоут. Им, наверное, уже было за шестьдесят или даже за семьдесят, когда я жила на Эдисто. Они тогда казались очень старыми для нас, детей, – обе с седыми волосами, собранными в тугие пучки, старомодными длинными юбками и ярко выраженным иностранным акцентом. Казалось, они были вездесущими, всегда предлагая свою помощь во время фестивалей креветок, экскурсий по старинным особнякам, акций по сбору теплой одежды зимой и пожертвований на школьные принадлежности осенью. Надо сказать, у них всегда были лучшие сладости на Хеллоуин. Стыдно признаться, но мы в детстве постоянно передразнивали их акцент и странные иностранные повадки, но тем не менее в канун Хеллоуина мы с Евой всегда были в первом ряду перед дверью почтенных сестер.
– Да, конечно же, я их помню. Там еще был мальчик…