– Итак, мы начинаем, – сказала она. – С нами Рен. Добрый день, Рен. Вы живете в Верниоле, вам сорок два года, и вы учительница.
Слушательница добавила несколько деталей своей биографии и задала вопрос. Психиатр немедленно включился в беседу с нею: он говорил убедительным и одновременно задушевным тоном, и Кристина в который уже раз подумала, что, когда Берковиц «пойдет на повышение», ей будет его не хватать.
Поговорив с Рен, специалист ответил на одну из эсэмэсок, а потом на вопрос Самии по третьей линии. Ведущая поблагодарила и дала слово Матиасу.
Номеру 1.
9.30.
– Тебя не беспокоит мысль о том, что ты оставила человека умирать?
На долю секунды женщина впала в ступор. Сильный низкий голос, вкрадчивая интонация… Таким тоном человек шепчет на ухо признания или угрозы. Опасный человек. Скользкий и увертливый… Кристине почему-то показалось, что неизвестный сидит в темноте. Она содрогнулась, и в голове у нее мелькнула жалкая мыслишка: «Брось, ты ослышалась, тебе померещилось…»
Нет, не померещилось.
– Ты рассуждаешь о солидарности, а сама позволила человеку убить себя в рождественский вечер. А ведь этот человек взывал о помощи, – продолжал позвонивший.
Мадемуазель Штайнмайер встретилась взглядом с психиатром. Он открыл было рот, но так ничего и не ска-зал.
– В чем… ваш… вопрос? – безжизненным, тусклым голосом спросила радиожурналистка. И куда только подевались ее фирменные чувственные нотки?
– Да что ты за человек?
На висках у Кристины выступила испарина. Игорь смотрел на нее, вытаращив от изумления глаза. В стекле отражалось ее перекошенное, оторопевшее лицо. Она знаком попросила отключить линию.
– Э-э-э… спасибо… Поблагодарим доктора Берковица за интересную беседу… Желаю всем вам счастливого Рождества.
В эфире зазвучала отбивка: «Намерение» Kings of Leon[16 - Kings of Leon – американская рок-группа, играющая в стиле альтернативный рок.]. Ведущая откинулась на спинку кресла. Ей не хватало воздуха, кровь стыла у нее в жилах. Стены студии давили на нее, а слова незнакомца все еще звучали в мозгу.
Неожиданно Игорь гаркнул в микрофон:
– КТО-НИБУДЬ ОБЪЯСНИТ, ЧТО ЭТО БЫЛО? ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ, КРИСТИНА, ТЫ СПИШЬ ИЛИ КАК?!
– Ты должна была немедленно его вырубить, – укорил Кристину программный директор. – Сразу, как только он обратился к тебе на «ты». Вырубить, а не слушать весь этот бред.
Взгляд у Гийомо был недобрый. Его голос доносился до журналистки как через вату, словно ее мозг обили изнутри специальным звуконепроницаемым покрытием. Она могла включить и отключить микрофон простым нажатием кнопки, после чего звукорежиссер со своего пульта в аппаратной запустил бы музыку и рекламу, но что делать с шумом в голове?
– Что с тобою сегодня, Кристина? – обратилась к ней редактор Саломе. – Ты провалила эфир!
– О чем ты? – слабо отозвалась ведущая.
– Вела себя, как зеленый новичок… Пауза, отсутствующий вид! – Глаза редакторши за стеклами очков метали молнии. – Не забывай, дорогая, ты – лицо этой станции. Вернее, ее голос. Слушатели должны представлять себе веселую, жизнерадостную женщину… и очень профессиональную – а не пофигистку с личными проблемами!
Обидная несправедливость замечания «разбудила» Кристину:
– Ну, спасибо… Я, между прочим, семь лет делаю свою работу. И сегодня впервые допустила ошибку… А кстати, кто выпустил этого психа в эфир?
Саломе поджала губы, понимая, что за прокол придется отвечать.
– Могу я… послушать это еще раз? – спросила Штайнмайер.
Все эфиры записывались, месяц хранились в архиве и отсылались в Высший аудиовизуальный совет. Инциденты становились предметом разбирательства.
– Зачем? – вскинулся Игорь и энергично встряхнул головой, откидывая с лица длинные кудрявые волосы. – Что, скажи на милость, ты надеешься там разобрать?
Программный директор одарил Кристину подозрительным взглядом:
– Ты знаешь звонившего? Понимаешь, на что он намекал этими бреднями о самоубийстве?
Ведущая покачала головой, чувствуя, что все на нее смотрят.
– Его номер сохранился в компьютере, мы предупредили полицию, – сказала Саломе.
– И что они сделают? Арестуют за радиодомогательство? – съязвил Игорь. – Бросьте, это просто очередной псих! Как там говорил Одиар: «Благословенны безумные, ибо они несут свет».
– Я отношусь к случившемуся очень серьезно, – недовольным тоном произнес программный директор. – Это была рождественская программа, а какой-то придурок в прямом эфире обвинил нас в неоказании помощи потенциальным самоубийцам! И это слышали пятьсот тысяч человек!
– Жеральд?
– Крис? В чем дело, у тебя странный голос.
Она стояла у кофемашины, где никто не мог ее слышать. Тусклый луч зимнего солнца освещал коридор, отражаясь от стеклянной панели автомата. Выходя из студии, Кристина столкнулась с Бекером, он кивнул и наградил ее медоточивой улыбочкой, как будто и впрямь слушал эфир.
– Письмо у тебя? – спросила женщина своего жениха.
– Что-о-о? – В голосе Ларше явственно слышались удивление и досада. – Да… кажется…
– Где оно?
– Наверное, в бардачке. Господи, Крис, только не говори, что…
– Ты дома?
– Нет, на работе.
Секундное колебание, странный тон. Жеральд как будто собирался солгать, но в последний момент передумал. В мозгу Кристины прозвучал сигнал тревоги. Она научилась распознавать его мелкое вранье – как в тот раз, когда, решив записать фильм, обнаружила, что он накануне смотрел порнушку. Ларше тогда стал отпираться, но его подруга знала, что не ошиблась.
– На работе? – переспросила она. – Накануне Рождества?
– Я… У меня возникло срочное дело… Ты уверена, что все в порядке, Крис?
– Ты не забыл, что через два часа мы встречаемся с моими родителями?
В трубке прозвучал похожий на чих смешок:
– О таких вещах не забывают, дорогая…
4. Баритон
