Приговоренный
«Кто ж такие платьица в октябре носит?! Вот… ненормальная…»
Михаил понимал – надо действовать.
Взглянув на старые золотые часы марки «Победа», доставшиеся еще от деда-фронтовика, Симонов сменил свою интонацию на совсем официальную.
– Время 20.53. Разрешите отбыть для начала дежурства по району, товарищ полковник?
Неожиданно Симонова вдруг больно и надрывно кольнуло где-то в голове, чуть повыше затылка – зачем он так с ним? Ведь полковник ни в чем не виноват! Во всем виноват только он, Михаил.
– Серега, прости! Девчонка заболеет! Надо пацана отпустить, – почти устало, резко изменив тон и чуть кивнув в сторону дрожащей под струями дождя девицы, произнес майор. – Да и прогноз ты слышал! Тайфун, или как там, ураган надвигается.
Полковник совсем недовольно повернулся в сторону замявшейся под мужскими взглядами Леночки. Казалось, он сейчас рявкнет что-то грубое и нелицеприятное. Так бы и произошло, если бы не голос Симонова:
– Не надо… Они еще дети…
Полковник с трудом подавил зародившийся в душе окрик. Но смолчать не смог.
– Башку оторву твоему сопляку! Кто ж так ходит-то в октябре?!
– Сергей Васильевич, он не виноват, – Ленка испуганно захлопала глазами, – я… я куртку в гардеробе забыла, днем-то жарко было… совсем…
– Жарко… тоже мне, курорт развели. – Полковник снова переключился на Михаила: – Миша, я ведь важное сказать хотел, а ты… отвлек меня. Слушай, ты… ты на кладбище был сегодня?
Майор едва заметно вздрогнул, услышав неожиданный вопрос. Он не знал, что ответить – ведь полковник точно знал ответ! Тогда к чему вопрос?
– К чему вопрос, Серега?
– Миша… – было видно, как Старыгин аккуратно подбирает слова, – ты… устал, кажется?! Может, а ну его это дежурство?! А?! Может, тебе уйти сейчас?! Оторваться от всей этой… и уйти! Плюнуть на все, Миш! Как думаешь? Можешь так сделать?
Михаил немного непонимающе смотрел в глаза полковника. Реальностей стало совсем много, и слова старого друга не совсем укладывались ни в одну из них. Чего хотел полковник – избавиться от проблемного подчиненного?
Что он хотел сказать? Хотя какое это имеет значение…
Старыгин оглянулся по сторонам, как будто кого-то выискивал взглядом. Потом снова посмотрел в удивленные глаза старого друга и горячо продолжил:
– Ты пойми, я не про дежурство! Я… Может, тебе просто уйти, Миш! Вот прямо сейчас все бросить и уйти… на заслуженный отдых, а?!
Слова Старыгина перестали звучать как вопрос. Под конец своего монолога он уже чуть ли не настаивал, если не требовал.
Неужели опасается, что дело коснется его? Наверняка… Другого объяснения майор не видел.
Михаил устало оглядел всю улицу и одинокую Лену посреди выложенного плиткой тротуара.
– Дождусь, пусть следствие завершат, и уйду. Раздражать никого не буду, товарищ полковник! Но только пусть снимут подозрение… или посадят…
Симонов развернулся и четким шагом, разбрызгивая лужи, направился ко входу в здание.
Полковник смотрел ему вслед, понимая, что происходит что-то неотвратимое, чему он, с одной стороны, хочет, а с другой, совершенно не может сопротивляться.
– Миша… ты не понял… ты меня совсем не понял…
Как только дверь управления захлопнулась за спиной майора, Старыгин кинул взгляд на свинцовые тучи, нависшие над его головой, и быстрым шагом двинулся к своему автомобилю. Их всех ожидала непростая ночь…
Лебедев никак не мог избавиться от ощущения, что за ним постоянно следят. Такое бывало в маленьких, а точнее, в маленьких южных городах. Вот и сейчас ему казалось, что за пеленой дождя кто-то есть. Он идет за ним постоянно! Прошел уже два квартала от здания прокуратуры…
Максим свернул за угол, быстро сложил зонт, готовясь применить его как дубинку, и тут же резко развернулся и вышел обратно. Ему надо встретиться лицом к лицу с преследователем. Надо выяснить сейчас, кто он и чего ему надо!
За пеленой дождя никого не было. Конечно, это паранойя… Хорошо еще, что ему пока удается ее осознавать… Жаль, что промок!
Лебедев развернул зонт и пошел дальше. Одноэтажные дома слева и справа, размытые, не асфальтированные местами улицы, сумрак быстрого южного вечера. И нигде нет людей. По ощущениям, такое уже было в его жизни. Что-то это ему напоминало… Но что? Максим попытался поймать ускользающее воспоминание…
Уже почти потеряв нить, он неожиданно вспомнил. Да, это было десять лет назад. В Махачкале. Тогда он и офицер из управления ФСБ по Северному Кавказу спали поочередно в своих номерах, охраняя жизни друг друга с пистолетом в руках. И все-таки проморгали того пацана, который закинул лимонку в окно, забравшись наверх по пожарной лестнице.
Каким-то чудом они оба остались в живых – Максим инстинктивно упал с кровати на пол, услышав звон разбитого стекла. А эфэсбэшник просто зашел в туалет за секунду до взрыва…
Конечно, Апшеронск и близко не был похож на Махачкалу. Здесь было спокойно… Но только не Максиму.
«Важняк», а именно так называли следователей по особо важным делам, шел по темному городу, слабо освещенному тусклыми фонарями, и пытался избавиться от тоски и ощущения мерзости на душе. Откуда это в нем? От того, что ему предстояло сделать? Да нет… он делал и не такое… Это всего лишь часть профессии и даже, если так можно сказать, присяги и долга.
Было что-то другое. И это было связано с ней. Зачем она приперлась сюда?!
Риторический эмоциональный вопрос. Лебедев знал зачем! Психолог приехала на спецмероприятие, как официально называлась их командировка.
Его больше волновало другое – зачем она вообще приперлась, ворвалась, вторглась в его жизнь?! И мешает теперь сохранять душевное равновесие, которого он так сложно добивался и над укреплением которого так усердно трудился все эти годы.
Максим почти не чувствовал дождя и усиливающегося ветра. Уроженец Питера, а точнее, Петроградской стороны, он привык к ненастной погоде. Даже, наоборот, любил свое одиночество именно в таком антураже. Это немного напоминало детство. Хотя детство тоже не оставило ему хороших воспоминаний. Только ощущение долгого одиночества в пустой квартире с высокими потолками и вечно недовольной мамой…
Дорога от здания прокуратуры через два квартала в сторону открытого пока еще в теории ресторана заняла минут десять, не больше. Если не ощущение тревоги и преследования, он преодолел бы этот путь, даже не заметив ничего вокруг, отрезав внешний мир от себя полностью.
Нет! Заметил бы! Заметил бы, потому что в голове у Максима свербила еще какая-то мысль, от которой он не мог избавиться.
Ему хотелось встретить женщину. В идеале – Ольгу. Или похожую на нее. Зачем? Убейте его, он бы не ответил сейчас на этот вопрос. Если бы его задали полгода назад, он бы точно сказал, что ищет приключений и быстрого секса. А теперь… Может, ему хотелось общения? Почему сейчас? И почему с ней? Ведь она была олицетворением всего, что его раздражало и вызывало сильное возмущение – наглая самоуверенность, стопроцентное ощущение превосходства над окружающими, принадлежность к высшему сословию с прекрасной родословной…
Он очень не любил таких!..
И как только она все это придумала, стерва?! Явно идея не ее! Украла у кого-то… или уговорила какого-то придурка все разработать и подарить ей… Улыбнулась пару раз, в щечку поцеловала, и хоп – на тебе спецмероприятие с одобрения высшего руководства.
Максим пристально вглядывался в лица всем случайным прохожим женского пола. Их было не так много. Подстегиваемые дождем и простыми жизненными заботами, они бежали по своим делам и к своим семьям.
Лебедев не любил юг. Здесь у всех были семьи… Им было, куда идти… По крайней мере, ему так казалось.
Заведение, куда Лебедева направил сторож из прокуратуры, трудно было назвать рестораном в столичном понимании этого слова. Кирпичная коробка с фасадом из самого простого белого пластика и стеклопакета была увенчана простой и незамысловатой вывеской «Шашлыки у Жорика».
Внутри было очень чисто и… пусто. Точнее, пустовато… Нет, в ресторане было все, что предусмотрено самим понятием «общепит», – и столы с массивными стульями, и барная стойка, и холодильники с напитками, простые, как в магазине. И даже огромный железный мангал в правом дальнем углу с большой, кованной из темного металла вытяжкой.
И все-таки у Максима уже на входе возникло чувство тоски, которое дальше лишь усиливалось на протяжении всего его пребывания. Помещение было похоже на что угодно, но только не на ресторан. Белые и голые стены, самый простой керамогранит на полу, отсутствие какого бы то ни было излишества во всем, даже в скатертях и салфетках на столах, говорили о максимальной прагматичности мифического Жорика.
И ощущение это подтверждалось мощным ароматом жареного мяса и свеженарезанного лука, заполнявшим пространство всего ресторана. Безумно вкусный запах сразу заставил рецепторы Максима выдать максимальное количество слюны и настроиться на плотный ужин.
«С другой стороны, зачем ему интерьер, если у него такой вкусный шашлык?!» – подвел итог Лебедев.
Сам Жорик с вывески у входа быстро материализовался в округлого и уверенного в себе армянина лет тридцати пяти. Умудряясь не отрывать ступни от пола, он энергично и ловко орудовал большим куском лаваша, молниеносно освобождая шампуры от аппетитных кусков дымящегося мяса и раскладывая их в пластиковые контейнеры с надписями «Ешь и пей вместе с Жориком!». Казалось, он одновременно не движется и в то же время перемещается, как метеор.
– Степик, забирай заказ! Отвезешь, вернись, закроем ставни – и по домам. – Жорик ловко вытер жирные ладони о перекинутый через плечо кусок белой ткани, именовавшийся несколько часов назад полотенцем.
Флегматичный Степик, худой и поджарый мужчина средних лет с полуприкрытыми веками и зубочисткой в зубах, не говоря ни слова, подхватил шесть коробочек с ароматным содержимым и бесшумно растворился в дверях ресторана. Пара секунд, и «Жигули» пятой модели с такой же завлекательной надписью на борту – «Ешь и пей вместе с Жориком!» – с визгом плохо отрегулированного ремня ГРМ отъехали от здания и исчезли за пеленой дождя.
«Гонщик, бл…! Не разбейся, придурок», – беззлобно ругнулся про себя Максим.
Жорик посмотрел на одинокого Максима, остановившегося в дверях ресторана. Казалось, он с ходу прочитал мысли следователя о Степане. Возможно, этот факт и общий флегматизм шашлычника повлияли на его следующую фразу.
– Заходите, уважаемый, но долго не задерживайтесь! – приветствовал посетителя хозяин.
«Шутник!» – в очередной раз беззлобно подумал Максим.
– Закрываетесь? – не здороваясь, по примеру Жорика, поинтересовался Лебедев.
– Хотелось бы. Тайфун надвигается, слышали?!
– Апшеронск почти не затронет, уйдет по горам в сторону Туапсе. Так что можно не торопиться.
– Ценная информация, – флегматично парировал Жорик, – но я все-таки закроюсь. Послушаюсь МЧС. У меня там дядя работает.
– У вас тут все друг другу родственники, наверное? – слегка усмехнувшись, поинтересовался Лебедев.
– Не все, – Жорику не понравилась усмешка гостя, – но в следственном комитете в Белореченске найдутся. Это рядом, в соседнем районе.
«Блин… ничего не скроешь! – уже раздосадованно констатировал Максим. – Зачем я сюда приперся?!»
– Так что, не накормите?
– Нет! – Жорик быстро открыл холодильник с прозрачной дверцей и достал оттуда початую бутылку без опознавательных знаков. – Но налить – налью. Вы же выпить хотите, правильно?
Максим не стал ничего отвечать, наблюдая, как сильная и большая ладонь Жорика обхватывала слегка вспотевшую бутылку. Несколько секунд – и стограммовый граненый стакан был наполнен до краев.
– Что это? – Максим слегка поморщился от резкого запаха жидкости.
– Тутовка! Целебный напиток! Брат из Арцаха привез. Угощайся, москвич. – Жорик выставил невесть откуда появившуюся тарелку с какими-то кусками мяса в застывшем желто-белом жире. Выглядело мясо не очень опрятно. – И закусывай! А то еще упадешь где-нибудь по дороге…
– А это что? – Сделав большой глоток убийственной жидкости, Максим обратил внимание на закуску.
– Гхаурма, блюдо такое… армянское, – разгребая остатки золы в мангале, сообщил Жорик. – Ешь, тебе понравится.
Максим отломил небольшой кусочек. Не столько потому, что готов был это съесть, сколько потому, что выпитую тутовку (тутовка – прим. автора, выдержанный армянский самогон из плодов шелковицы, крепостью от 40 до 80 градусов) надо было срочно чем-то заесть. Иначе внутренние органы могли сгореть заживо…
Мясо оказалось волшебным. Плотное, сытное, с сильным запахом специй… то, что надо мужчине! Такое Максим ел нечасто. Почти сразу потянулся за вторым куском.
– Ешь, ешь! Жена готовила. – Жорик скинул фартук и полотенце и теперь мыл руки с мылом в раковине в левом углу. – И допивай быстрее! Я тебе сказал, мне идти надо.
– Не торопи! – Максима начинала раздражать наглость и самоуверенность хозяина ресторана, общавшегося с ним как с каким-то местным пацаном. Чуть помедлив, он отпил еще граммов тридцать вонючей настойки и резко поморщился. – Сколько же в ней градусов? Шестьдесят?
– Шестьдесят три. Сам лично замерял. Вещь полезная. Если, конечно, у тебя гастрита нет. А то у следаков у всех или гастрит, или панкреатит…
– Не каркай. Кто только вам разрешает суррогатами торговать! Надо бы к тебе проверку послать, да не до тебя…
Жорик, закончив мыть руки, резко повернулся к Максиму. Выглядел он немного комично – решительный и даже чуточку злой шашлычник стоял, вытянув вперед руки ладонями вверх с немного растопыренными пальцами, с которых стекала вода.
– Э-э-э-э, рюмку выпил, и вон куда тебя понесло уже?! Корочками махать! Ты Жорика не напугаешь, москвич. Давай допивай, и расходимся. Дай бог тебе здоровья!
– Да ты… достал! Давай счет! – Этот Жорик явно действовал Максиму на нервы. Надо было уходить, пока не начался полномасштабный конфликт.
– Какой счет?! Ты моего брата водку пил и моим обедом, который мне жена положила, закусывал. Иди, пока я добрый!
Жорик явно рассерженно выключил основной свет. В погрузившемся в темноту зале светились лишь огни холодильников и наружной рекламы.
Озадаченный неожиданным поворотом Максим опрокинул остаток тутовки в себя и заел его куском холодного мяса, облепленного желтым жиром.
– Ну, спасибо… – следователь поплелся к выходу, – чувствую себя еще хуже, чем до приема алкоголя.
– Эй, москвич! – Голос хозяина остановил его в открытых дверях. – Те люди, точнее, нелюди… они заслужили. Не знаю, кто их… но я бы так же сделал.
– Вы лучше не лезьте, куда вас не просят! – резко парировал Максим.
– Хорошо! Не буду. А ты, если хочешь развлечься, загляни в салон «Мэрелин». В «Гугле» есть, посмотри. Там Анжела работает. До десяти часов. Она москвичей любит.
Жорик нажал очередную кнопку, и освещение фасада потухло, погрузив Максима в черный провал темной и опасной улицы.
«Как он понял?!» – мелькнуло в голове у немного ошарашенного концовкой разговора Лебедева.
Действительно, как этот шашлычник понял, что происходит с ним, Максимом?!
Потухший фасад ресторана остался позади. Десять шагов – и Лебедев окунулся в почти непрозрачную стену из дождя и мрака. Надо было куда-то идти! И он побрел в сторону городского сквера, на краю которого всезнающий поисковик показывал здание салона красоты «Мэрелин».
Дождь на несколько минут затих – и реальность вокруг слегка прояснилась. Мимо Максима в какой-то момент проскочила явно торопившаяся куда-то девица в коротком розовом платье.
«Больная!» – Максим удивленно поежился и посмотрел на выплывшую из полумрака вывеску салона. Он оказался двухэтажным. В ярко освещенном окне второго этажа маячила одинокая женская фигура.
Максим оглянулся вокруг – неподалеку горели редкие тусклые фонари на входе в сквер. В отдалении, за перекрестком светились окна пятиэтажек. Но до них было совсем далеко. И лишь метрах в двухстах от него, через два ряда аллей на противоположной стороне улицы Ворошилова стояло здание управления полиции. На первом и втором этажах светилось по одному окну. Напротив входа уже стояла та самая девушка в коротеньком летнем платьице.
Кажется, никто не видел, как следователь из Москвы заходит в здание салона красоты. Ну и хорошо!
Когда Лебедев взялся за ручку двери под вывеской «Мэрелин», окно на первом этаже управления полиции потухло.
Михаил шел по темному коридору пустого управления, четко вымеряя шагами расстояние по протертому ламинату второго этажа. Большинство сотрудников отправили в Туапсе и на объекты. Не было даже группы быстрого реагирования, обычно отдыхавшей в своей комнате, развалившись на протертых диванах.
Дежурный из комнаты у входа отсалютовал майору и, выключив свет, пошел на выход.
Симонов продолжал считать шаги…
Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Ровно двадцать шагов от лестницы до двери оперативного штаба, который был оборудован почти год назад. Уже тогда в крае начались проблемы с погодными выкрутасами.
Оперативный штаб, любимое детище полковника, был большой комнатой с несколькими рабочими местами. В ночные часы он дублировал функции дежурной части. Решение спорное, но, как ни странно, его согласовали в Краснодаре и запустили в качестве эксперимента.
Помещение штаба занимало все левое крыло управления. Столы, сдвинутые в один большой остров по центру, были заставлены компьютерами, пультом быстрого реагирования, радиостанцией, телефонным коммутатором, принтерами и всякой мелочовкой. Справа от входа и по центру на стенах висели карты города, района и края. Зачем-то на левой стене красовалась гигантская карта Российской Федерации из лохматых двухтысячных с подкрашенным полуостровом в левом нижнем углу.
Неподалеку от острова из столов в центре комнаты красовался стенд с приказами и ориентировками – самая живописная составляющая скучной обстановки. Физиономии разыскиваемых поневоле заставляли вздрогнуть редкого неискушенного посетителя.
Чуть дальше, в дальней части комнаты расположилась зона отдыха – чайный стол с микроволновкой, холодильник, кулер, стулья и огромный потрепанный диван перед старым ламповым телевизором.
Казалось, в момент, когда погода на улице не предвещала ничего хорошего, в этой огромной и слегка зловещей комнате должны были царить суета и нервное напряжение. Однако все было совсем наоборот. Единственный сотрудник – молодой лейтенант в форме без кителя, – чуть согнувшись, молча жестикулировал у окна, выходившего на улицу. Тишину в помещении нарушали новости местного канала, тревожно освещавшие ситуацию с селевым потоком в районе Туапсе:
– …Шторм, обрушившийся на черноморское побережье, а также на близлежащие горные районы, превратил юг и запад Краснодарского края в настоящую зону природного бедствия. По данным синоптиков, здесь за прошедшие сутки выпала как минимум месячная норма осадков. За считаные часы затопленными оказались более пяти тысяч домов. В зоне потенциального подтопления еще сорок две с лишним тысячи домовладений. По данным экстренных служб, без крова остались более ста семидесяти тысяч человек. И это результат только первого дня! Все вокруг – и простые граждане, и чрезвычайные службы – ждут нового, еще более мощного удара стихии.
Почти бесшумно отворив входную дверь (Михаил лично заботился о том, чтобы петли именно этой двери всегда были смазаны), майор быстро окинул взглядом помещение и несколько секунд ждал реакции младшего по званию. Но тот был настолько увлечен «вытанцовыванием» прощения у кого-то за окном, что не собирался даже оглядываться.
Симонов решительным движением закинул мокрую фуражку на вешалку у двери. Звук соприкасающихся предметов заставил, наконец, лейтенанта среагировать. Увидев майора, он почти метнулся к выходу, срывая по пути свой китель со спинки стула.
– Михал Александрыч, добрый вечер! Все у нас в порядке, два экипажа на трассе, журнал заполнил. На районе тишина. Я пошел.
Скороговорка лейтенанта была настолько энергичной, что заставляла его самого проглатывать окончания некоторых слов. Он вихрем пронесся мимо майора, схватив с вешалки зонтик и фуражку. Казалось, еще секунда, и след лейтенанта простынет за дверью оперативного штаба. Но счастливый полет молодого орла был прерван жестким взглядом Симонова. Парень как будто споткнулся об него, не добежав всего метра до выхода.
– Доложите по форме, лейтенант! – Голос Михаила звучал негромко, но почти угрожающе.
Семен, а именно так звали беднягу, понял, что ускользнуть быстро не удастся. Изнывая от нетерпения, он бросил быстрый взгляд в сторону окна и затараторил с некоторой обидой в голосе:
– Михал Александрыч… Товарищ майор, третий и седьмой экипажи в городе. Третий на въезде, патрулирует трассу до курортной зоны… в связи с предупреждением МЧС. Седьмой – на основном маршруте.
Выслушивая отчет молодого сотрудника, Симонов подошел к столу, на котором лежал раскрытый журнал звонков и обращений. Заглянул внутрь и быстро пролистнул несколько последних страниц.
– Происшествия за время дежурства?
– Существенных – никаких! – Семен явно торопился и рассказывать о всякой «мелочовке» не хотел. Но резкий, колючий взгляд Михаила вернул его к реальности. – Ну, пацанье залезло в сад к Григоряну. Еще звонили из кафе на площади, просили алкаша забрать. И все, Михал Александрыч. Можно, я пойду уже?
– Кто звонил? – Симонов как будто не слышал последней мольбы лейтенанта.
– Ирина, Василича дочка. Я экипаж направил. Через пятнадцать минут будут там. Так я пойду?
– Кто он? Алкаш этот!
– Да откуда я знаю, дядь Миш?! Кому он нужен?! – Возмущение Семена начало выливаться за пределы его представлений о субординации и воспитании.
И тут что-то изменилось в освещении комнаты. На миг показалось, что в помещении закоротило настольную лампу. На самом деле где-то в соседних горах ударила молния. Пара секунд, и следом за ней послышались раскаты отдаленного грома. Семен заволновался еще больше.
– В общем, все звонки в журнале, товарищ майор, а мне бежать надо! Разрешите идти?
Михаил, не поднимая головы от журнала, слегка кивнул, давая добро, и тут же пожалел об этом. Его взгляд выцепил в таблице запись, которая вызвала вопросы.
– А что за звонок с горы? – вопрос старшего по званию застал Семена уже в дверях.
– А-а-а! Это… Туристка какая-то звонила! Жаловалась – говорит, такси вызвала, а оно не приехало! Чудная! Кто ж сейчас поедет туда?! Вон прогноз какой! – Семен быстро кивнул в сторону телевизора. – До встречи, дядь Миш! Извините, Ленка ждет!
Михаил лишь молча проводил взглядом убегающего лейтенанта, заметив, как быстро, еще до полного закрытия двери, Семен оказался возле лестницы.
Двадцать шагов…
Майор подошел к тому окну, у которого совсем недавно вытанцовывал юноша, и выглянул наружу.
На тротуаре напротив входа радостная Ленка бросилась в объятия к счастливому лейтенанту. Майор не услышал слов, но понял, что парень, любя, но достаточно жестко отчитал девицу за ее наряд. И тут же снял свой китель, накинул его на мокрые плечи любимой. Обнявшись, они быстро побежали по тротуару прочь от здания управления.
«А зонтик… открой зонт, лейтенант! Что же ты?! Ладно… Любовь согреет!» – с надеждой подумал майор и опустил жалюзи, отгородившись от всего мира двойным кордоном из стен оперативного штаба и своей души.
Лебедев сидел в удобном кресле в салоне «Мэрелин», когда на улице сверкнула первая молния.
– Ой, как страшно! – Анжела, пухленькая визажистка, выкрашенная собственными усилиями в платиновую блондинку, театрально взмахивала ручками, реагируя так на все без исключения события вокруг.
Максиму было смешно. Смешно с момента, когда он вошел в салон и услышал слегка туповатую песенку про золото, солнце и шашлык в Сочи в исполнении тамошнего комика. Но настроение у Лебедева улучшилось не только, а вернее, не столько поэтому.
Во-первых, он понял, что мойка головы с массажем и стрижкой за пятьсот пятьдесят рублей – это не шутка, а реальность. После Москвы такое ценообразование казалось даже чем-то преступным и опасным. Что они тут делают, если это стоит в пять раз дешевле самой дешевой цены из района, в котором живет Максим?!
Во-вторых, ему понравился интерьер – чем-то напоминал дешевый ночной клуб со стриптизом. Это было то, чего ему, вероятно, подсознательно хотелось. И хотя стриптизерш видно не было, однако удобное кресло и мягкие нежные ручки Анжелы развеяли сомнения Максима в правильности прихода в салон – все было прекрасно! Гораздо лучше, чем в Пятигорске два года назад, когда его стригли в старом доме быта тупыми ножницами за 250 рублей.
А еще смешной была сама Анжела. С первой минуты она точно определила, кто он. И дальше смотрела на Максима как на звезду, сошедшую с небес. Как на человека другой расы или даже касты. Готова была прыгать вокруг и мечтать о том, как приедет к нему – ей уже казалось, что ее кто-то приглашал, – в Москву и отправится гулять по Красной площади и торговым центрам. И какой он серьезный и хороший, настоящий следователь из самой столицы с хорошей зарплатой и важной должностью.