Колин О’Брэйди
ICE MAN. Ледяная схватка. Как я пешком пересек в одиночку всю Антарктиду
Дженне Б
Любви всей моей жизни
Хранительнице моих воспоминаний
«Невозможность – это только мнение».
Пауло КоэльоColin O’Brady
THE IMPOSSIBLE FIRST FROM FIRE TO ICE – CROSSING ANTARCTICA ALONE
Copyright © 2020 by Colin O’Brady
© Никулина А.С., перевод на русский язык, 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
«Захватывает. Трогает. Поражает. Книга «ICE MAN» наглядно демонстрирует пределы возможностей человека, при этом раскрывая, насколько огромен внутренний потенциал каждого из нас. Колин показывает, что величие состоит не в жизненных достижениях, а в том, как вы идете к ним и кто находится рядом. Это не просто приключенческая история, это история об опыте человека».
Льюис Хаус, автор книги «Как стать легендой»«Чудовищные физические испытания, которые перенес Колин, и его духовный опыт, расширяющий сознание, излагаются в этой книге в духе эпического сказания, полного приключений и открытий».
Пол Саймон, лауреат премии Грэмми«Достижение Колина О’Брэйди – первый в мире одиночный переход через Антарктиду – победа, обладающая непреходящей важностью. И книга «ICE MAN», рассказанная им история о том, как все происходило, – классика приключений… Стиль Колина и его ранимость обязательно тронут каждого, кто возьмет в руки эту феноменальную книгу».
Арон Ралстон, автор книги «Между молотом и наковальней»«Меня как предпринимателя и как мать глубоко вдохновляет история Колина. Его сила, стойкость и упорство должны стать уроком не только для искателей приключений, но для всех людей. Это революционная история о выносливости человеческого духа, которая найдет отклик у каждого, кто имеет серьезные цели и мечты».
Сара Блейкли, основатель и генеральный директор SPANX[1]«Книга «ICE MAN» заставила меня полностью переосмыслить мою жизнь и работу. Как и миллионы других людей, я издалека наблюдал, как Колин пытается совершить этот переход, читая размещенные им отчеты и с изумлением разглядывая фотографии, которые он выкладывал. Но прежде я знал только фрагменты реальной истории. Так или иначе, я закончил читать эту книгу с чувством еще более глубокого благоговения. Описывать достижения Колина такими словами, как «эпический» и «невероятный», кажется мне слишком скромным».
Крис Гильбо, автор книги «Искусство нонконформизма»«История Колина об организованности, решимости и целеустремленности – увлекательный сюжет и источник вдохновения для искателей приключений, предпринимателей и лидеров в любой сфере».
Тим Бойл, президент и исполнительный директор Columbia Sportswear«Безумно захватывающая книга! Выносливость Колина и его способность неустанно решать проблемы и упорно идти вперед, несмотря на сомнения и страхи, вдохновляют… Знаю, что буду обращаться к этой книге, когда мне понадобится напоминание о том, что все возможно, если мыслишь как чемпион».
Джесси Итцлер, автор книги «Месяц на пределе»«Ищете историю из жизни, которая вдохновит вас до глубины души? Вы ее нашли. «ICE MAN» – захватывающее путешествие на все времена. Колин поможет вам увидеть, на что способен человек, и вдохновит вас и ваших близких!»
Джо де Сена, основатель и генеральный директор Spartan[2]«В своем стремлении стать первым человеком, который самостоятельно совершит переход через Антарктиду, О’Брэйди показал, что может блестяще учиться выжимать из себя все больше и больше. Стоит прочесть эту захватывающую историю ради множества волнующих сцен преодоления препятствий, а еще вы вдохновитесь, когда увидите, какие открываются горизонты возможностей, если позаботиться о мелочах».
Дэйв Аспри, автор книги «Сверхчеловек»«Колин чертовски вдохновляет меня… [Он] постоянно показывает, что возможности человека буквально не имеют границ, когда он обладает несокрушимой волей. Он образец для других – как в силу его ошеломляющих достижений, так и в силу стремления мотивировать других».
Том Билье, генеральный продюсер проекта Impact Theory[3]«Эпическое путешествие, которое испытал Колин, показывает всем людям, что для нас нет ничего невозможного, если мы прислушиваемся к оптимистичному голосу в своей голове: «Я могу это сделать, я сильный, я смогу»… Колин однажды сказал: «Достижения – не для избранных. Каждый обладает запасом нераскрытых возможностей, которые ждут своего часа», и он обладает неиссякаемой волей. Эта книга показывает ее настоящую силу».
Грег Норман, в прошлом лучший в мире гольфист«История Колина и его рекордный поход через Антарктиду продолжительностью пятьдесят четыре дня показывают, что источником великих побед часто становятся личные трудности. Настоятельно советую читать эту книгу по утрам, чтобы вдохновиться и решиться на свой первый невозможный подвиг».
Хэл Элрод, автор книги «Магия утра»«Обретение жизни, о которой вы мечтали… вот подлинное приключение, в которое берет нас Колин. Своим эпическим сказанием об одиночном переходе через Антарктиду, а также другими достижениями О’Брэйди будет вдохновлять вас проявлять себя ежедневно, расширять границы возможного и, прежде всего, радоваться».
Диркс Бентли, популярный исполнитель и автор песенПримечание автора
Это произведение является документальным. Во время написания этой книги я обращался к дневникам, которые начал писать в детстве, аудио- и видеозаписям, а также фотографиям, которые сделал в Антарктиде и во время своих прежних экспедиций, беседам с людьми, повлиявшим на мое путешествие и дальнейшую жизнь, личным воспоминаниям и открывшимся передо мной фактам.
Никакие имена не были изменены, и в книге отсутствуют вымышленные персонажи. Кто-то может помнить детали или события немного иначе. Любые неверные толкования или ошибки следует приписывать мне.
Хотя я проживаю в Америке и обычно отмечаю температуру в градусах Фаренгейта, все значения температур в этой книге указываются в градусах Цельсия, потому что именно в таких единицах я узнавал прогнозы погоды из международной метеорологической сводки. Не забывайте, что при сорока градусах ниже нуля значения по Фаренгейту и по Цельсию пересекаются и указывают на одинаковую температуру.
Пролог
Я стал думать о своих руках.
Это была моя первая ошибка.
Через сорок восемь дней и более чем тысячу двести двадцать километров, которые я прошел в одиночку по Антарктиде, ежедневная боль в руках, потрескавшихся от холода и сжимающих лыжные палки по двенадцать часов в день, стала напоминать барабанную дробь, определяющую ритм моего существования. И той ночью боль настигла меня. Когда я тянул свои сани сквозь метель, холодную и белую, термометр на моей куртке показывал тридцать градусов ниже нуля, а мощные порывы ветра охлаждали воздух по меньшей мере до пятидесяти, – я стал представлять себе, с каким невероятным удовольствием выну руки из варежек.
Я видел, как безмятежно сижу в своей палатке, массирую и возвращаю к жизни свои воспаленные, закоченевшие, обмороженные пальцы, поднося их к шипящему пламени печки или прижимая к алюминиевому горшочку, где начинал нагреваться и таять снег, из которого я получал воду для питья и ужина.
Около восьми часов вечера, когда солнце, не заходившее круглые сутки, бледно-желтой точкой проглядывало над головой сквозь плотные тучи и сильный снег, я остановился, чтобы разбить лагерь. Я отцепил упряжь, которая соединяла меня с санями, расстегнул молнию на чехле и вытащил свою палатку.
Затем я на мгновение замер, склонившись на холоде и взглянув вниз, на палатку, которую держал в руках. Мне доводилось ставить палатку во время бури, при солнце и ветре, и я всегда делал это одинаково, полагаясь на память мышц, сформированную многократным повторением: я прикреплял один конец палатки к саням, затем вбивал опоры в лед с другого конца и по периметру. Это был самый безопасный способ.
Однако той ночью из-за усталости и боли в замерзших руках, от которой нещадно хотелось избавиться, я решил, что хватит только креплений, вбитых в лед, – необязательно прикреплять палатку к саням. Так будет куда быстрее. «Все будет хорошо», – сказал я себе.
Я суетился.
Это была моя вторая ошибка. Я вбил крепление, развернул палатку на земле и прошел назад, к ее дальнему концу. Опустился на колени и вогнал шесты палатки на пружине в маленькие металлические втулки, которые расправляли палатку. Вначале следующий шаг тоже казался совершенно обыденным. Я медленно отошел назад и потянул палатку на себя, расправляя ее, пока не стало оттягиваться первое крепление перед тем, как я готовился вбить второе.
И тут это случилось. В самый неподходящий момент, прежде чем я успел прочно вбить второе крепление, из-за саней на меня обрушился сильнейший порыв ветра, словно специально прицелившись с дальних рубежей континента. После того, как я дернул ткань палатки, и перед тем, как внезапно подул ветер, первое крепление, вбитое с другой стороны палатки, выскочило изо льда.
В следующий миг я увидел, как дальний угол палатки вздымается, незакрепленный и свободно болтающийся. От этого зрелища мое тело наполнил такой ужас, словно я сунул палец в розетку, но при этом казалось, будто все происходит в замедленной съемке. Палатку, дюйм за дюймом отрывавшуюся ото льда, все больше надувал снизу встречный ветер.
И поскольку я только что установил шесты палатки, расправив полукруглый каркас рамы, ветер обдувал большую площадь ткани. Поэтому, когда палатка взмыла в воздух, она все больше и больше наполнялась силой ветра, словно воздушный змей или парус. В мгновение ока я бросился вперед и едва успел схватиться за ее край, став единственной силой, которая удерживала палатку на земле.
Перед моим внутренним взором, как воплощение кошмара, пронеслись события, которые могли произойти дальше: я выпускаю палатку из рук. Она поднимается, а я отчаянно вскакиваю за ней, но не могу поймать, спотыкаюсь и падаю. Палатка почти мгновенно исчезает в непроглядном белом просторе. Я встаю и бегу за ней в бурю… а потом… а потом… я теряюсь. Палатки нет. Я поворачиваю назад и вижу лишь белую мглу бури. Мне ничто не поможет добраться до саней, и нет никакой надежды, что я переживу эту ночь.
От этого зрелища мое тело наполнил такой ужас, словно я сунул палец в розетку, но при этом казалось, будто все происходит в замедленной съемке.
Жуткое видение не отступало, пока я отчаянно держался за палатку.
У меня не было запасной палатки. Никакие спасатели не смогут добраться сюда в такую бурю, при нулевой видимости и в условиях пересеченной, неровной местности, куда нельзя посадить самолет. Я начну засыпать, затем мысли станут все больше путаться, и, наконец, я просто лягу, решив, что лед – хорошее место для отдыха. Я умру один из-за переохлаждения.
Меня захватил отнюдь не страх смерти, а понимание, что я больше не вернусь домой. Я никогда не вернусь в Портленд, никогда не прогуляюсь вдоль реки Уилламетт, держа за руку свою жену Дженну, никогда не буду смеяться, снова сидя у костра на побережье Орегона с моими родителями и другими близкими, никогда больше не вдохну глубокий, безмятежный дух влажной, занесенной корой лесной тропы в Каскадных горах.
Теперь все зависело только от моих рук. Я схватился ими за край палатки, пока мое сносимое ветром жилище дергалось и моталось над головой. Я понимал: все определяют следующие несколько секунд – сколько я смогу продержаться, какие действия совершу или нет.
Было ясно, что нужно как-то распластать палатку, чтобы ее так сильно не надувал ветер. Но, используя единственный способ это сделать, который пришел мне в голову, – стянуть палатку вниз и залезть на нее, чтобы прижать своим весом, – я мог сломать шесты. И тогда возникнет уже другое критическое положение. Чтобы немного облегчить поклажу на санях, одним прекрасным солнечным утром, которое теперь казалось эпизодом из другой жизни, я выбросил запасные шесты.
Ветер дул мне в лицо, мороз усиливался с каждой секундой, а паника нарастала, и тогда в моем сознании ожил тот далекий солнечный момент, когда я принял это решение. Я ощутил в своей руке шесты, увидел, как копаю в снегу яму и хороню их вместе с другими припасами и инструментами, чтобы позднее их можно было достать. Это снаряжение казалось таким тяжелым и таким ненужным.
Я подумал, что, возможно, то решение было первой ошибкой – точкой, откуда по-настоящему началась огромная цепочка промахов. Казалось бы, сущая безделица: шесты для палатки. Несколько лишних унций, очередная ошибка – и теперь меня настигли ее последствия.
Выбор и последствия. Все во Вселенной упростилось до этих гигантских слов. Над моей головой крошечная палатка внезапно стала казаться огромным, развевающимся, бьющимся на ветру красным монстром, который с каждым мигом рос, и все труднее было его удерживать. И мои судорожно сжатые руки стали ослабевать.
Глава первая. Капитан
Перед экспедицией
Русский грузовой самолет Ил, который грохотал и несся над проливом Дрейка в сторону льдов Антарктики, обладал всеми удобствами, которые можно ожидать от суровых и прагматичных русских инженеров, то есть, в сущности, был полностью лишен всяких удобств. Этот самолет мог противостоять наихудшим погодным условиям, в которые только можно попасть, садиться и взлетать на полосе из чистого льда или на руинах в зоне военных действий, а также доставлять грузы в места, куда редкие воздушные суда могли добраться. Он пропах влажной парусиной, машинным маслом и застарелым потом, и это вдобавок оттенял запах пролитой водки, и этот самолет «был совершенно великолепным по меньшей мере» – так говорил наш пилот, бывалый жилистый русский за пятьдесят, который боролся с рычагами управления на Иле многие тысячи часов полета надо льдами. «Это судно – внедорожник, который спасет вас в местах, где другие самолеты не справятся и потерпят крушение», – говорил он нам, когда мы поднимались на борт, и нежно похлопывал самолет по фюзеляжу. Только на нем можно было добраться до ветреной, покрытой льдом взлетно-посадочной полосы и базового лагеря Юнион Гласье – и до отправного пункта почти для каждого, кто направлялся вглубь континента, – что целиком отвечало отсутствию излишеств на борту. C таким же успехом на его боку можно было написать: «Не нравится – не садись».
В то утро, в конце октября 2018 года, посреди хаотично сваленных друг на друга коробок, палаток, генераторов и загадочных ящиков, которые отправлялись на юг к началу летнего сезона экспедиций, на борту находилась всего горстка пассажиров, оплативших перелет. Среди них был я: сидел, пристегнувшись к древнему, почти каменному сиденью Ила, и большие стальные ребра самолета аркой сходились над моей головой. Рядом со мной во время четырехчасового перелета сидел, пристегнувшись, на той же скамье, наверное, самый грозный человек, которого мне доводилось знать, – капитан Луи Радд.
Радду было сорок девять, и он был британцем, овеянным флером небрежной суровости и английского акцента канала BBC. Он сидел на своей части скамьи идеально прямо и смотрел на меня пронзительными карими глазами. Он говорил тоном командира, четкими повествовательными предложениями, характерными для британской армии, которая формировала и обтачивала его больше трех десятилетий. Мы оба летели в базовый лагерь, чтобы там дождаться следующего воздушного транспорта до льдов Антарктиды и официально начать историческое соревнование за первенство в одиночном переходе через континент без поддержки и без помощи. При планировании своего курса мы выбрали разные маршруты. Однако наши пути переплетались, хотя ни один из нас тогда этого полностью не понимал.
«Мы с Генри Уорсли были в одной группе, шли по маршруту Амундсена. Другая группа начала от хижины Скотта в Мак-Мердо», – сказал Радд, склонившись ко мне, описывая свою поразительную экспедицию в Антарктиду 2011 года, которая повторяла великое соревнование 1911 г. между Руалем Амундсеном и Робертом Фалконом Скоттом по покорению Южного полюса. От одних имен этих выдающихся людей и того, что Радд имел с ними связи, у меня перехватило дыхание: Амундсен, Скотт, Уорсли. Фрэнк Уорсли когда-то был капитаном, наверное, на одном из самых известных антарктических кораблей в истории, «Эндьюранс», который в 1914 году сделал Эрнеста Шеклтона легендой. Генри Уорсли, его дальний родственник, продолжил семейное дело в Антарктиде – что закончилось трагедией. Радд общался с богами.
«Тяжелая была экспедиция, шестьдесят семь дней до полюса», – продолжал Радд, сверля меня глазами. «Сильные бури. Мы с Генри, каждый из нас, потеряли больше четырех стоунов[4]. Короче, мы опередили команду Скотта на девять дней, так что, похоже, история повторяется, и маршрут Амундсена был лучшим», – сказал он. Радд закончил свою речь с хитрой ухмылкой, словно ему нравилась ирония ситуации: соревнование 1911 года было гонкой государств – Норвегии и Англии, и Амундсен вместе с Норвегией победили, добравшись до Южного полюса раньше капитана Скотта из британского Королевского флота. Скотт и все его люди погибли, пытаясь вернуться домой.
Я буркнул что-то вроде: «О, поразительно», – хотя на самом деле все еще думал о тех шестидесяти семи днях и том весе, что они потеряли. Мысленно я снова перенесся на самую южную, ветреную оконечность Чили, в крошечную квартирку, снятую на Airbnb, в Пунта-Аренас, где я готовился к перелету на грузовом судне, чтобы добраться до льдов. Повсюду – от кухонных тумбочек и до кровати и пола между ними – лежало снаряжение и пакеты с едой. Вот какая тут была провизия: овсяная каша и белковый порошок, хрустящая сушеная лапша рамэн и сублимированные обеды. Особого внимания, впрочем, заслуживали белковые батончики размером с кошелек, которые лежали высокой стопкой, как колода карт. Их изготовила одна компания Висконсина, занимающаяся пищевыми добавками, которая несколько раньше отвезла меня в свою научную лабораторию продуктов питания и создала уникальную «калорийную бомбу», которую они назвали «батончиком Колина».
Схемы, подготовленные моей женой и одновременно деловым партнером Дженной, – дорожные карты для экспедиции с учетом логистики – были разложены на столе. Мы с ней сновали от одной груды снаряжения к другой, разбирая, сортируя и взвешивая те вещи, которые я планировал перетащить по Антарктиде на санях, настолько увлекшись делом, что как-то едва не столкнулись. За одиннадцать лет отношений мы побывали во многих экзотических и недружелюбных местах, но теперь, казалось, нас ждало настоящее испытание, и после почти столкновения мы остановились возле холодильника, с вещами в руках, и склонились друг к другу для короткого поцелуя.
Мы перебирали вещи, чтобы я смог взять поменьше снаряжения.
По моему плану, еды и топлива должно было хватить на семьдесят дней, и в этом случае снаряжение на санях весило больше 180 килограммов – я понял, что не смогу тянуть такой вес. Поэтому в то краткое время, что оставалось перед перелетом на юг, мы исключали то, что казалось лишним, сокращая мои запасы. Пищи стало хватать не на семьдесят, а на шестьдесят пять дней. Теперь, в самолете, это число внезапно и пугающе стало напоминать шестьдесят семь – количество дней, проведенных Раддом на полюсе в его предыдущей экспедиции, когда в пути они потеряли примерно 27 килограммов своего веса. Я стал вести мысленные подсчеты. 27 килограммов – это почти треть моего веса.
Я не знал, что сказать. Мой желудок внезапно стал сжиматься, словно Ил, напоминающий кита, оказался в зоне турбулентности. Радд повторил маршрут Амундсена. Он знал Генри Уорсли, чья удивительная жизнь и трагическая смерть так трогали и вдохновляли меня. Уорсли умер в 2016 году, стремясь достичь той же цели, что и мы с Раддом – впервые в истории в одиночку, без поддержки, без посторонней помощи пересечь Антарктиду, что многие люди после гибели Уорсли стали называть «невозможным». И в моей голове эхом проносилась мысль: «Радд уже опередил меня. Он все знает». «Хотите взглянуть на мое фото на финише?» – вдруг спросил он. «Да. Конечно», – сказал я, пожав плечами.
Радд стал пролистывать фотографии на своем телефоне, пока не нашел ту, которую хотел показать, и вручил мне телефон. Я тут же пожалел, что согласился взглянуть. Он выглядел почти как скелет: скулы выдавались на истощенном лице, словно бейсбольные мячи; темные язвы, вызванные холодом, покрывали лоб и нос. Радд, широко улыбнувшись, забрал телефон, и я, наконец, понял, что он, по сути, хочет мне сказать: «Ты не знаешь, во что ввязываешься, приятель».
Так и было. Я признавал, что неизвестных мне сведений об Антарктиде и выживании на полюсе было столько, что хватит на книгу. Я был куда менее опытным, чем Радд, настолько, что в его глазах я, наверное, выглядел самозванцем.
Он сражался и гордился почетными боевыми шрамами, и за эти годы в различных экспедициях провел больше времени, таща на себе сани сквозь льды Антарктики, чем кто-либо еще. Я происходил из неотесанного контркультурного региона на Тихоокеанском северо-западе: родился прямо на матрасе, который лежал посреди комнаты нашего дома в коммуне в Олимпии, штат Вашингтон, на фоне играла «Redemption Song» Боба Марли, а в воздухе клубился дым от марихуаны, которую курили собравшиеся, дабы отметить это счастливое событие. Радд? Похоже, он вылупился из пушечного ядра.
Я признавал, что неизвестных мне сведений об Антарктиде и выживании на Полюсе было столько, что хватит на книгу. Я был куда менее опытным, чем Радд, настолько, что в его глазах я, наверное, выглядел самозванцем.
Да, я был крепким и сильным, и мне было тридцать три, на шестнадцать лет моложе Радда. Также многие годы я был профессиональным спортсменом, участником соревнований по триатлону в разных частях света, и поднимался на высочайшие горы в мире, в том числе на Эверест. Я даже бывал в Антарктиде раньше. Но когда я смотрел на неподражаемого капитана Радда, все это было неважным и не имело значения.
Мне казалось, будто мы попали на самолет с двух разных планет. У нас не было совершенно ничего общего, кроме этого мига, где наши жизни пересеклись, ведь оба мы захвачены одной целью – стать первым, кто сделает то, чего никто не совершал: в одиночку пересечет Антарктиду через Южный полюс, полагаясь на одну человеческую силу и не пополняя своих припасов. Каждый из нас немного знал о планах и приготовлениях другого – о моих в Америке, его в Великобритании, – но мы собирались начать в разных местах шельфового ледника Ронне, на краю суши материка. Радд начинал путь к югу от бухты Геркулеса; я – в нескольких сотнях километров оттуда, в месте под названием Старт Месснера. Возможно, мы больше не увидимся снова после нашего небольшого грузового перелета в базовый лагерь, куда мы оказались втиснутыми вдвоем.
Впрочем, единственное, что было важно: Радд проник в мое сознание с первых минут, и с каждым часом перелета в южном направлении, в самом начале предприятия, которое, как я уже понимал, станет труднейшим из всего, на что я когда-либо решался, моя уверенность таяла. Мне казалось, словно он смотрит на меня через сиденье и думает: «Справиться с этим парнем – пустяшное дело».
Это чувство внезапно заставило меня вспомнить первый день занятий девятого класса в крупной средней школе города Портленда, штат Орегон. Внутри толпились дети, которых я не знал, в основном из более престижных, богатых районов города. Я вошел в школу в поисках своей классной комнаты и шкафчика для вещей и тогда почти сразу ощутил себя, как и теперь, самозванцем, попавшим в чуждое мне место, где я плохо ориентировался. Юго-восточный Портленд, где я вырос, теперь стал оживленным районом города, где располагаются одни из лучших ресторанов и музыкальных площадок. Но в конце девяностых дети, что наводнили мою новую школу, происходившие из более престижных районов в Западных холмах, считали, что восточнее реки Уилламетт – лишь пустыри, где ютятся гаражи, магазины автомобилей и домики, построенные в промышленные времена для рабочих старого лесозавода и порта. Они считали квартал, где я жил, бедным, неинтересным и недостойным, а иногда и по-настоящему опасным.
Меня спасло то, что я нашел друга. Дэвид Бойер тоже пришел в этот класс с неправильной стороны и, как я, остро сознавал, что это многое меняет. Мы стали союзниками, и каждый из нас пестовал затаенную злобу и стремился что-то доказать, хотя бы потому, что мы были в меньшинстве. Мы помогали друг другу смотреть в лицо неизвестности.