Резидент

© Сухов Е., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Глава 1

Его убили не здесь

Письмо в Москву было отправлено утренней почтой. Если военно-почтовая служба сработает бесперебойно, то дней через пять послание окажется в домашнем почтовом ящике. Тимофей Романцев сложил нехитрые пожитки в небольшой потертый кожаный чемодан с покоцанными углами – старый и проверенный спутник в долгих командировках. Осталось последнее: посидеть на грубо сколоченном табурете перед дальней дорогой, как это было заведено по русскому обычаю, и отбыть восвояси.

Старшина Щербак нервно покуривал в сторонке и ждал последних распоряжений. А их не было. Вроде бы обо всем уже переговорили, сказали последние слова. Так чего же медлить?

Но капитан Романцев не торопился: хотел дождаться заместителя, старшего лейтенанта Прохора Григоренко, но он, как назло, запропастился по каким-то надобностям, а ведь обещал подойти пораньше. Конечно, можно уйти, не попрощавшись – никто не осудит, – сославшись на безотлагательность. В действительности так оно и было, время поджимало: автомобиль уже стоял «на парах» у самого крыльца, и водитель нетерпеливо поглядывал через распахнутую форточку, ожидая появления капитана. Водилу тоже можно понять, у него свои дела: после того как он выполнит поручение командира полка и отвезет капитана в Червоноармейск, ему следует срочно выезжать в штаб фронта. На лице водителя написано откровенное нетерпение: еще немного, и он начнет поторапливать подзадержавшегося Романцева длинными гудками.

И все-таки не хотелось уезжать, не попрощавшись. Ну, просто ноги не шли! Сколько же таких скомканных разлук пережил за время службы, когда не оставалось времени сказать теплого слова. Попросту забрасывал чемодан в грузовик и катил к новому месту службы. Многих, с кем не удалось попрощаться, уже не было в живых, и душу до крови царапала досада, что прощание не состоялось.

Тимофей посмотрел на часы, неодобрительно покачал головой – ожидание затягивалось.

– Вот что сделаем, старшина. Давай я сейчас напишу записку старшему лейтенанту Григоренко, а ты передашь ему при встрече. Договорились?

– Конечно, товарищ капитан, – охотно откликнулся Щербак.

В военную контрразведку Романцев привлек Богдана Щербака из полковой разведки и ни разу не пожалел о своем решении. Парень мыслил нестандартно, дерзко, что во многом определило арест бандеровца Гамулы, он же сыграл немалую роль в ликвидации всей банды. Так что старшина находился на своем месте.

Вытащив из полевой сумки листок бумаги с простым карандашом, Тимофей принялся писать записку.

Задумался, ушел в себя, может, поэтому прозвеневший телефонный звонок показался ему особенно громким, заставил прервать занятие. Посмотрев на старшину, он сказал:

– Чего медлишь? Возьми! Пока Григоренко не придет, ты здесь за начальника отдела остаешься, а там вам нового назначат. А меня здесь нет, – добавил Романцев, посмотрев на часы. – Уже сорок минут, как должен быть в дороге.

Подняв трубку, Богдан громко произнес:

– Старшина Щербак! – Некоторое время он слушал далекого собеседника с застывшим лицом, потом невольно воскликнул: – Что?! – Тимофей отложил карандаш в сторону, предчувствуя самое недоброе. Слов неведомого абонента было не разобрать, лишь слышна его торопливая нервная речь, искаженная чуткой телефонной мембраной. – Да… Еще не уехал. Я ему передам. – Старшина положил трубку на рычаг и растерянно посмотрел на капитана.

– Что случилось? – спросил Тимофей. – Не тяни!

– Звонили из отдела контрразведки армии, сообщили, что убит старший лейтенант Григоренко. Полковник Александров велел немедленно выехать на место преступления. Вам поручили заняться этим делом и доложить, как началось расследование. Вы его друг, и в отделе полагают, что вам известны многие вещи из его личной жизни. В какой-то степени это поможет найти преступника… Товарищ капитан, извините меня, но не мог я сказать иначе!

Романцев скомкал недописанную записку и швырнул ее в урну.

– Все правильно, Богдан! Никто тебя не винит. По-другому и быть не могло. Где произошло убийство?

– На окраине Немировки, недалеко от железнодорожной станции… Там хуторок небольшой на склоне и…

– Знаю, чего стоим? Выходим!

– Понял, товарищ капитан! – устремился за ним старшина.

Водитель, увидев выскочившего из штаба полка Романцева, облегченно вздохнул и завел двигатель. Распахнув переднюю дверцу, Тимофей плюхнулся в кресло.

– Товарищ старшина тоже с нами поедет? – удивленно посмотрел водитель на Щербака, уже разместившегося на заднем сиденье.

– Да.

– Значит, в город, товарищ капитан! А потом у меня…

– Нет, в следующий раз… Сейчас едем на станцию. И побыстрее!

Заглянув в напряженное лицо капитана, водитель не стал ничего уточнять, лишь развернул автомобиль и покатил к железнодорожной станции.

Еще через десять минут были на месте.

Гулко прогрохотал в отдалении эшелон, груженный тяжелой техникой, заставив подъехавших невольно обернуться. Некоторое время был видел его длинный хвост – открытые платформы, укрытые брезентом, на которых просматривались очертания пушек и гаубиц, – а потом он спрятался за лесной массив, буйно разросшийся вдоль железнодорожного полотна. Патрулирующие автоматчики терпеливо переждали товарняк и размеренно зашагали дальше по хрустящей гальке.

Близ дороги стояла группа из пяти офицеров, среди которых Тимофей увидел двух военных прокуроров, отличавшихся среди присутствующих новенькими кителями: капитан юстиции был из Тринадцатой армии, а хмурого вида майор – из прокуратуры фронта. Два капитана были из военной контрразведки: первый постарше, лет сорока, с сухим неприветливым лицом, другой – ровесник Тимофея, белокурый крепыш. Невысокий майор НКВД с глубокими морщинами на впавших щеках служил в местном отделе. Все присутствующие знали друг друга хорошо – по долгу службы приходилось пересекаться на оперативных совещаниях, участвовать в совместных оперативно-разыскных группах.

Поздоровавшись, Романцев спросил у майора:

– Где он лежит?

– Там… У кустов, – нервно махнул тот в сторону порыжевшего можжевельника. – Сразу там и не увидишь. Мы ничего не трогали, ждали тебя… Вот оно как бывает… Кто бы мог подумать. Чтобы вот так, в тылу… Обидно!

Тимофей подошел к колючим зарослям и увидел в высоком плюще, буйно разросшемся у корней, распластанное тело без сапог. Что за дела, кому это было нужно? Не убили же Григоренко из-за кожаных офицерских сапог! Слегка повернув старшего лейтенанта, он увидел на левой стороне груди глубокую рану, гимнастерка обильно пропиталась кровью. Заглянул в неподвижное лицо Григоренко и невольно стиснул челюсти, стараясь удержать стон, рвавшийся из горла. Глаза у старшего лейтенанта были широко открыты. Так выразительно он не смотрел даже тогда, когда был жив.

– Кто нашел труп? – глухо спросил Романцев, распрямившись.

– Я, товарищ капитан, – вышел из-за спины офицеров невысокий худенький солдатик.

– Как тебе удалось его увидеть? Ведь с дороги сразу и не заметишь.

– Тогда солнце ярко светило, а я по этой стороне дорожки шел. Думаю, что там такое в траве блестит? Подошел, а там старший лейтенант лежит… На руке у него часы, и зеркальце на них поблескивало, – объяснил боец.

– Понятно. А ты никого тут поблизости на дороге случайно не видел? Может, кто-то подходил или мимо проходил?

– Нет, никого, – уверенно ответил боец. – Хотя… – В его голосе послышалось некоторое сомнение. – Не совсем близко, правда, это было… Вон из-под той пихты офицер вышел.

– Не рассмотрел, как он выглядел?

– Лицо не разглядел, но по званию майор был, это точно! Помню, подтянутый такой, высокий. Строевой офицер, их сразу видно!

Склонившись, Романцев внимательно осмотрел место преступления. Ни клочков бумаг, ни стреляных гильз, ничего такого, что могло бы помочь в расследовании. Но ведь что-то же должно быть!

– Что думаете о произошедшем, товарищ капитан? – спросил майор юстиции. – На бытовую ссору не очень-то похоже.

– А кто сказал, что это бытовая ссора?..

– Ну-у, версия такая возникла. Что-то не поделили, и вот…

– Думаю, что старший лейтенант Григоренко был убит диверсантом, проникшим в наш тыл, – уверенно произнес Тимофей. – Посмотрите… Один удар, и точно в сердце! Это не случайность, это их отличительная черта. Рука хорошо поставлена, таким приемам учат в диверсионной школе.

– Возможно, что так оно и есть. Он ведь был вашим другом? – В голосе прокурора прозвучало сочувствие.

– Все так, был…

– Будем работать сообща, мы – по своему ведомству, а вы – по линии военной контрразведки, может быть, что-то и удастся выяснить. Будем делиться информацией. Почему он пошел именно сюда, как вы думаете?

– Для меня это тоже большой вопрос, – озадаченно ответил Романцев. – Мы с Прохором должны были встретиться с час назад, но я его так и не дождался.

– Может, он где-то здесь живет?

– Нет. Квартировался рядом со штабом. Так удобнее. При нем были какие-то документы?

– Только его военный билет. Он у меня. Возьмите. – Прокурор расстегнул планшет и вытащил из него залитый кровью документ.

Какое-то время Тимофей держал его в пальцах. Кожу обжигало свежей кровью. Не удержавшись, он раскрыл билет. С фотографии на него смотрел Прохор Григоренко. Еще живой. Уголки губ слегка приподняты, словно он улыбался. В действительности таковым он был даже в самые серьезные минуты – некая особенность лицевых мышц, встречаемая у очень светлых людей. Аккуратно завернув в лист бумаги военный билет, Тимофей положил его в планшет. Нужно будет переправить его матери. Тяжелая останется память, но по-другому нельзя.

Перевернув Прохора на спину, капитан увидел в его стиснутых пальцах небольшой клочок бумаги. Держал он его крепко, буквально мертвой хваткой. И только когда Романцев коснулся его ладони, пальцы тотчас разомкнулись, будто Прохор знал, кому отдает свою добычу.

– Это клочок от военного билета диверсанта. Пятая страница… Видно, Григоренко каким-то образом понял, что имеет дело с врагом, и стал проверять у него документы. Удар ножом в грудь произошел неожиданно для Прохора и в тот самый момент, когда он перелистывал пятую страницу. Вот кусочек от нее и остался у него в пальцах, – заключил Романцев.

– Нужно дать описание билета с испорченной пятой страницей, может, патрульным удастся его отловить, – сказал молодой прокурор.

– Да. Это мы сделаем.

– Только я одного не пойму, почему Григоренко без сапог?

– Попробуем понять.

Присев, Романцев увидел на влажной земле отчетливые следы от сапог и следы волочения. Значит, Григоренко был убит в другом месте. Диверсант ударил старшего лейтенанта ножом в грудь и оттащил его в кусты, подалее от возможных свидетелей. Действовал решительно и быстро, ведь место не пустынное, могли бы заприметить.

– Его убили не здесь, а где-то там, – пояснил он, – следы уходят от дороги к кустам.

Тимофей продолжал всматриваться в неглубокие кривые борозды. В одном месте трава была примята больше обычного – очевидно, убийца положил Григоренко сначала здесь, но потом решил оттащить труп поглубже в лес.

– Здесь убили Григоренко, – показал он подошедшим офицерам на небольшой истоптанный пятачок травы. – Посмотрите, следы от двух пар сапог. Земля влажная, их хорошо видно… На одних сапогах подошвы подбиты в два ряда аккуратными гвоздиками с квадратной шляпкой, а на другой паре – в один ряд. А еще на вторых сапогах форма подошвы более округлая и подковки набиты. Первые отпечатки – это след от немецких офицерских сапог, а вторые принадлежат старшему лейтенанту Григоренко. Могу предположить, что он увидел отпечаток следов диверсанта и понял, что перед ним враг. Стал проверять документы, а тот его убил. Потом оттащил труп подальше от дороги, снял с убитого сапоги… И надел их! Вот на этом поваленном дереве он переобувался. Вот посмотрите… Сначала к дереву идут отпечатки следов от немецких сапог, а вот отходят уже другие – следы от сапог Григоренко. Уверен, если мы сейчас поищем вторую пару сапог, то найдем их. Они принадлежат диверсанту.

Аккуратно, стараясь не наступать на оставленные следы, офицеры разошлись по сторонам. Ждать пришлось недолго – повезло майору юстиции.

– Нашел! – громко произнес он.

Подошедший Романцев внимательно осмотрел сапоги – вне всякого сомнения, они с ноги диверсанта: тот же самый размер и два ряда гвоздиков на подошве. А кожа добротная, мягкая. Ногам в таких сапогах очень удобно.

– А ведь боец прав, – посмотрел Тимофей на красноармейца, стоявшего в сторонке. – Диверсант прошел именно в сторону пихты лесом, а потом, оказавшись на достаточном расстоянии, вышел снова на дорогу. Вот только никак не думал, что его все-таки могут распознать.

– А это кто там еще? – вдруг спросил молодой прокурор.

Повернувшись, Романцев увидел, как со стороны хутора к ним бежала какая-то девушка.

– Где он? – воскликнула она в отчаянии.

– Послушайте, – попробовал задержать ее белокурый капитан. – Сюда нельзя! Здесь следственно-разыскные действия.

– Пустить мене до нього! – заголосила девушка, вырываясь из его крепких рук. – Як же це так?! Чому так несправедливо? Пустите мене!!![1]

Молодое красивое лицо скривилось от навалившегося горя. Смотреть на чужую скорбь было неловко и больно.

– Пусть подойдет, – остановил крепыша Романцев. – Мы уже все посмотрели. Общая картина ясна!

Офицер отступил в сторонку и, очевидно стараясь загладить прежнюю несговорчивость, произнес:

– Вон там он лежит, у кустов.

Ладные девичьи ноги, обутые в кожаные расшитые сапожки, аккуратно прошлись по высокой траве, остановившись подле убитого. Некоторое время девушка беззвучно плакала, всматриваясь в окаменевшее лицо Григоренко, а потом упала на колени. Худенькие узенькие ладошки, не стесняясь стоявших поблизости мужчин, погладили помертвелые щеки, гибкими руками она обняла его голову и что-то едва слышно произнесла.

Некоторое время офицеры молча наблюдали за скорбной сценой, потом Романцев сделал небольшой шаг в ее сторону и произнес, чувствуя свою неуклюжесть:

– Послушайте, возможно, сейчас не самое подходящее время для разговора, но я все-таки должен переговорить с вами. Как вас зовут?

Девушка поднялась с колен. Лицо онемевшее, словно маска. За последние минуты она много пережила: состоялось прощание с любимым, с надеждами на будущее.

– Полина.

– Полина, как давно вы знали Прохора Григоренко?

– Чотири мисяци, як ви в Немиривку прийшли, – ответила девушка, подняв на Тимофея распухшие и покрасневшие от слез глаза. – Ми одружитися хотили[2].

– Как вы узнали, что Прохор убит?

– Сусидка сказала, що офицера вбили. И я видразу зрозумила, що це Прохор[3].

– Почему?

– Вин збирався вже йти. Кого-то проводити должен был, а тут глянув у викно и сказав: «Що це за майор? Чому вин тут весь час крутиться. Пиду погляну». Попрощався со мною и пишов. Я даже ничого не думала такого. А потим…[4] – Девушка вновь безутешно заплакала.

– А как выглядел этот майор, не видели?

– Не бачила, – покачала головой девушка. – Я тисто мисила[5].

– Что ж… Все ясно. Спасибо, – поблагодарил Романцев. – А теперь возвращайтесь…

– Як же мени тепер без нього?[6] – закусила девушка губу.

– Это трудно, знаю, – посочувствовал Тимофей. – Такое забыть невозможно. Лучше помолитесь, думаю, что он вас услышит.

Подходящие слова были найдены. Лицо девушки слегка просветлело, пусть не намного, но ей стало легче. Теперь ей следовало привыкать жить без любимого.

– Добре. Я так и зроблю[7], – сказала она и, попрощавшись, чуть сгорбившись, будто приняла на плечи ношу, пошла к хатам.

– За истекший час убийца мог уехать куда угодно, времени было достаточно, – задумчиво произнес Романцев, когда девушка отошла на значительное расстояние. – А искать какого-то майора безо всяких примет очень сложно.

– Мы уже отдали распоряжение усилить контроль на КПП, – сказал майор юстиции. – Надежды, конечно, немного, но попробовать стоит.

– Жаль парня, – покачал головой майор НКВД. – Мы ведь с ним еще утром встречались. Веселый такой был, посмеялись о чем-то. Кто бы мог подумать, что так оно может повернуться. Ведь в тылу же… От передовой далеко!

– А вот это вы зря, – поправил хмурый прокурор, – если здесь не стреляют, это не значит, что войны тут нет. Она идет каждый день и каждый час. Конечно, не в таких масштабах, но людей убивают. Вот буквально вчера двух офицеров из двести семнадцатой дивизии убили. Сколько ни искали, найти не могли. Бандеровцы! Кто-то полоснул из леса автоматной очередью, и все! А вчера майор из десятой зенитной дивизии пропал… Днем-то они все примерные крестьяне, улыбаются, правильные слова говорят, а вот вечером это уже другие люди.

Подъехал грузовик. Четверо бойцов в выцветших гимнастерках спешно повыпрыгивали из кузова и остались стоять рядом с машиной, нервно покуривая махорку. Ждали распоряжения, чтобы погрузить тело в машину. Каждый думал о своем, явно невеселом, лишь порой вяло роняя слова. Похороны на войне – дело скорое, очень обыденное: уже через какой-то час Григоренко уложат в каменистую яму, прозвучит нестройный салют над могилой, и все, нужно топать дальше!

– Можете забирать, – сказал Романцев бойцам и зашагал к автомобилю.

– Куда едем, товарищ капитан? – сочувственно спросил водитель.

– Давай в штаб, а там можешь ехать по своим делам.

Вот так оно и бывает на фронте. После письма любимой нужно писать похоронку. Осталось только подобрать для матери подходящие слова. Хотя где найти такие слова? Но пусть знают, что смерть его была не напрасной.

Глава 2

Не трожь товарища Сталина!

Вернувшись в штаб, Тимофей Романцев сел за стол и некоторое время сидел неподвижно, закрыв глаза. Нужно собраться, успокоиться. Никто не должен видеть его растерянным или усталым. Так он поступал всякий раз, когда следовало принять ответственное решение. Но получалось скверно. Сосредоточиться не выходило – мысль ускользала.

Перечеркнутых планов было не жаль, такое случилось не впервые. Жизнь часто вносит свои коррективы, одним махом перечеркивая все задуманное. Не стало хорошего человека, вот в чем горечь…

В это самое время он должен был быть на пути к Киеву. Зоя, взволнованная предстоящей встречей, собиралась, наверное, удивить его каким-нибудь изысканным ужином. Теперь со встречей придется немного повременить.

Когда дыхание стало ровным, а тело полностью расслабилось, Тимофей открыл глаза. Как-то немного полегчало, стало все предельно ясно. Другого пути просто не существовало. Впереди у него лишь узкая колея, с которой не свернуть. Знай езжай себе прямиком! Вместе с осознанием предначертанного пути в душу вернулся потерянный покой.

Подняв телефонную трубку закрытой системы телефонной связи, Романцев произнес:

– Это Триста Восемьдесят Четвертый… Соедините меня с Семнадцатым!

– Соединяю, – услышал Тимофей мягкий женский голос.

Ждать пришлось недолго. Полковник Утехин, начальник Третьего управления контрразведки Смерш, ответил через несколько минут:

– Слушаю!

– Здравия желаю, товарищ полковник!

– Тимофей! Уже выезжаешь?

– Изменились обстоятельства, мне следует на некоторое время задержаться.

– Что-то случилось? – в голосе Утехина прозвучала тревога.

– Убили моего заместителя. Судя по характеру смертельного ранения – ножом в грудь, это был хорошо подготовленный диверсант. Не исключаю, что ему удалось легализоваться и он находится среди офицеров. Следует выяснить, кто это.

– Другого решения нет?

– Никак нет, товарищ полковник! Мы со старшим лейтенантом Григоренко работали вместе, это дело чести… Если я уеду, то меня могут неправильно понять, а мне бы этого очень не хотелось.

– Все та-ак, – протянул Георгий Валентинович. – Вижу, что ты настроен серьезно. Соглашусь с тобой, обстоятельства непростые. Хотя и озадачил ты меня, прямо скажу! Но приказывать или настаивать не имею права, не тот случай. Ты должен сам все решить. Но ситуация у нас складывается такая, что ждать я тоже не могу. У нас тут аврал! Вместо тебя придется взять другого. А там посмотрим, каков будет расклад. Но хочу сразу предупредить: ничего не обещаю, не исключено, что тебе придется остаться в Тринадцатой армии и продолжать там дальше службу.

– Все понимаю, товарищ полковник, – почувствовал Романцев облегчение, – и не в обиде! Мне все равно, где служить, главное – приносить пользу.

– Хороший ответ, другого я от тебя и не ожидал. А твои записки мы анализируем, в них очень много полезной информации. Ты считаешь, что бандеровцы просто так не отступят?

– Никак нет, товарищ полковник! Все очень серьезно. У них многочисленная и хорошо законспирированная армия. Отступая, немцы оставляют им горы оружия. Думаю, что в ближайшие годы эти автоматы будут стрелять!

– Ты сказал горы, я не ослышался? – удивленно протянул Утехин.

– Именно так, товарищ полковник, горы! – убежденно ответил Романцев.

– А как же население? На чьей оно стороне?

– С населением тоже не все так просто. Немало, конечно, людей, симпатизирующих советской власти, но еще больше тех, что поддерживают бандеровцев. Они считают их своими, потому что законспирированная армия в основном состоит из украинцев, из местного населения, и они в любом селе могут отыскать укрытие и поддержку. Пытаться разузнать об их местоположении – очень непростая задача.

– Я тебя понял! Будем думать. Сейчас к нам в главк стекается информация по Первому и Второму Украинским фронтам, и во многом она совпадает с твоими личными наблюдениями. Но твои развернутые справки я бы хотел получать и дальше!

– Приложу усилия, товарищ полковник! – с готовностью ответил Романцев.

– С подполковником Кондратьевым уже познакомился? Заместителем начальника контрразведки армии? Он прибыл недавно в Тринадцатую армию.

– Да, знаком.

– Хотел тебя предупредить, будь с ним поосторожнее! Скажу так, это должно остаться лично между нами, он доверенное лицо… сам знаешь кого. Немного поработает на фронтах, и его заберут в Москву! Ты не смотри, что он такой молодой… У него хватка будь здоров! Как у бульдога! Пока душу не вытрясет, из пасти не выпустит. Не хотелось бы, чтобы возникла ситуация, когда я буду не в состоянии тебе как-то помочь.

– Спасибо, товарищ полковник, за предостережение. Буду иметь в виду!

– Если возникнут какие-то сложности… Дай знать!

Тимофей осторожно положил трубку. Теперь в Червоноармейск! О начале расследования нужно доложить начальнику военной контрразведки армии полковнику Александрову.

Штаб контрразведки армии располагался в трехэтажном здании. В первой свой приезд Тимофей видел над самой крышей следы от пробоин, заделанные красным кирпичом. Сейчас даже следов не осталось, здание было тщательно заштукатурено, грубоватые мазки были видны по всему фасаду. У входа стоял боец с карабином и внимательно поглядывал на каждого пришедшего. Козырнув часовому, капитан Романцев прошел вовнутрь.

Полковник Александров оказался в отделе и принял капитана незамедлительно. Романцев присел за длинный стол, за которым обычно полковник проводил совещания, и тот сразу произнес:

– Ну, докладывай!

Не забегая вперед, стараясь не упускать даже малейших деталей, как того требовал Александров, Тимофей рассказал все, что увидел. Выглядел полковник, как всегда, невозмутимо, лишь карандаш в крепких пальцах, чертивший на чистом листке бумаги какие-то замысловатые фигуры, невольно выдавал его напряжение.

Когда доклад был закончен, полковник бережно, как какую-то хрупкую вещь, отложил в сторону карандаш:

– Вот что хочу сказать, по всей территории Тринадцатой армии происходит подобное. То здесь, то там офицеров убивают! Идет настоящая диверсия против командного состава. Мы уже издали приказ, чтобы офицеры не ходили поодиночке и всегда имели при себе оружие! Забывают, что идет война, думают, что здесь глубокий тыл… Ан нет! Разговаривал с коллегами со Второго Украинского фронта, у них повсюду такая же история. Будем на это реагировать очень жестко, без всякого сожаления!.. – Немного помолчав, Александров продолжил: – Вот тут мне буквально несколько минут назад доложили. Убили капитана сто десятого отдельного моторизованного штурмового инженерно-саперного батальона. – Пальцы полковника вновь ухватили карандаш и начертили ломаную линию. Грифель вдруг сломался, и Александров в раздражении откинул его в сторону. – Ведь я его лично знал, приглашал в Смерш, а он мне ответил, что у нас работа скучная. Иное дело – штурм! Они же все в броне, не так-то просто их убить! В общем, героическая личность… Всю войну без ранения прошел, а тут нашли недалеко, около одного хутора, с простреленным затылком… Разбираемся. Допрашиваем хозяина этого хутора, его домочадцев. Все в один голос твердят, что ничего не знают, ничего не видели и не слышали… Ну, это мы еще посмотрим. Но ведь разве парня вернешь? Мне тут каждый день новые донесения поступают, – слегка приподнял объемную папку полковник. – У немцев на территории расположения нашей армии действует разветвленная агентурная сеть. В последние дни мы ощущаем их активизацию, и с чем это связано, пока понять трудно. Не то замышляется нечто серьезное, что-то вроде подрыва складов с горючим, не то они проверяют боеготовность нашей военной контрразведки. В любом случае мы должны быть готовы к любому раскладу.