Чернее черного. Весы Фемиды

– Видимо, мне следует воздержаться от малоприятного замечания насчет того, что все-де рано или поздно случается в первый раз.

– Ну что за глупости! – взволновался мистер Уипплстоун. – Глупости, дорогой мой! Уверяю вас! Глупости! Хотя, конечно, – смущенно добавил он, – говорят и такое.

– Будем надеяться, что это неправда.

Вернулась Трой.

– Посол Нгомбваны, – сказала она, – хочет переговорить с тобой, дорогой.

– Да благослови Господь его курчавые седины, – пробормотал Аллейн, возводя глаза к потолку.

У самой двери он остановился.

– Кстати, Сэм, вот вам еще одно совпадение по части Санскрита. Сдается мне, я тоже видел его – три недели назад, в Нгомбване, он стоял во всех его браслетах и серьгах на ступенях своего прежнего заведения. Или это был единственный и неповторимый Санскрит, или я сам – перемещенный голландец в бусах и локонах.

У Чаббов Люси особых возражений не вызвала.

– Раз она здорова, сэр, – пожала плечами миссис Чабб, – так чего же я буду возражать. Пускай мышей отпугивает.

Всего за неделю Люси удивительным образом расцвела. Шерстка стала лоснистой, глаза яркими, и вся она округлилась. Привязанность кошки к мистеру Уипплстоуну становилась все более явственной, и он уже начал опасаться – что и отметил в своем дневнике, – как бы ему не обратиться в трясущегося над ней старого дурака. «Очаровательная зверушка, – писал он. – Признаюсь, ее внимание мне льстит. А какие у нее милые повадки». Милые повадки состояли в том, что Люси не спускала с хозяина глаз; что, когда он приходил домой после часового отсутствия, встречала его так, словно он возвратился с Северного полюса; что она носилась по дому, задрав хвост и разыгрывая изумление при встречах с ним, и что по временам, охваченная внезапным приливом чувств, кошка хватала его за руку передними лапами и, падая на спину, молотила по ней задними, притворялась, будто вот-вот укусит, а после облизывала руку, громко мурлыча.

Иметь какое-либо дело с красной шлейкой она наотрез отказалась, но зато сопровождала мистера Уипплстоуна во время вечерних прогулок – к немалому его испугу, во всяком случае, поначалу. Впрочем, Люси хоть и убегала вперед, чтобы выскочить на него из какой-нибудь засады, от собственно улицы держалась подальше, так что совместные походы вскоре вошли у них в привычку.

Только одно обстоятельство огорчало обоих, обстоятельство весьма любопытное. Люси с довольным видом прогуливалась по Каприкорн-Мьюз, но лишь до тех пор, пока они не проходили мимо гаража и не оказывались ярдах в тридцати от свинодельной гончарни. Дальше кошка не шла ни в какую. Она либо удирала домой на собственный страх и риск, либо проделывала знакомый трюк – вспрыгивала мистеру Уипплстоуну на руки. В этих случаях он с огорчением обнаруживал, что Люси вся дрожит. Он решил, что кошка запомнила происшедший с ней несчастный случай, однако это умозаключение почему-то удовлетворяло его не вполне.

«Неаполя» она тоже побаивалась – из-за привязанных снаружи собак, однако во время одной из прогулок в магазинчике покупателей не оказалось, стало быть, отсутствовали и собаки, так что Люси зашла вместе с хозяином вовнутрь. Мистер Уипплстоун извинился и взял кошку на руки. Он уже подружился с мистером и миссис Пирелли и теперь рассказал им про Люси. Реакция их показалась ему несколько странной. Рассказ сопровождался восклицаниями «poverina»[6] и иными звуками, посредством которых итальянцы общаются с кошками. Миссис Пирелли протянула Люси палец и негромко заворковала. Затем она заметила белый кончик хвоста и вгляделась в кошку внимательнее. После чего принялась что-то втолковывать мужу по-итальянски. Муж, серьезно кивая в ответ, раз десять подряд повторил «Si»[7].

– Вы ее узнали? – спросил встревоженный мистер Уипплстоун.

Супруги ответили, что вроде бы да. Миссис Пирелли по-английски почти не говорила. Женщина она была крупная, теперь же, пытаясь объяснить нечто мимическими средствами – надувая щеки и выставив перед грудью согнутые кренделем руки, – показалась еще крупнее. При этом она дергала головой в сторону ведущего к Баронсгейт проулка.

– Вы про этих гончаров! – догадался мистер Уипплстоун. – Хотите сказать, что это их кошка?

И тут он с изумлением увидел, как миссис Пирелли сделала еще один жест, куда более древний. Она перекрестилась. И положила ладонь на руку мистера Уипплстоуна.

– Нет-нет-нет, – повторяла она. – Не отдавать обратно. Нет. Cavito, cavito.

– Кошка?

– Нет, синьор, – перевел мистер Пирелли. – Жена говорит «плохие». Они плохие, жестокие люди. Не возвращайте им вашу кошечку.

– Нет, – конфузясь, сказал мистер Уипплстоун. – Ни за что не верну. Благодарю вас. Я этого не сделаю.

И больше он никогда не водил Люси на Каприкорн-Мьюз.

Люси признала миссис Чабб в качестве подательницы пищи и в соответствии с этим выполняла обязательный ритуал, состоявший в том, чтобы потереться головой о ее лодыжки. Мистера Чабба она попросту не замечала.

Изрядную часть времени кошка проводила в садике на заднем дворе, исполняя безумные балетные па в погоне за воображаемыми бабочками.

Как-то утром, в половине десятого, – спустя неделю после обеда у Аллейнов – мистер Уипплстоун сидел у себя в гостиной, решая напечатанный в «Таймс» кроссворд. Чабб отправился за покупками, а миссис Чабб, закончив домашние дела, «обихаживала» мистера Шеридана в его подвальной квартире. Мистера Шеридана, который, сколько сумел выяснить мистер Уипплстоун, чем-то там занимался в Сити, будними утрами дома никогда не бывало. Миссис Чабб должна была вернуться в одиннадцать, чтобы заняться обедом мистера Уипплстоуна. Заключенное ими соглашение работало лучше некуда.

Мистер Уипплстоун застрял на особо мудреном слове, и тут внимание его привлек странный шум, своего рода приглушенная жалоба Люси, словно бы мяукавшей с набитым ртом. Она вошла в комнату пятясь, опустив голову, приблизилась и уронила к его ногам что-то тяжелое. После чего села и уставилась на хозяина, склонив голову набок и вопросительно подрагивая, каковую ее манеру мистер Уипплстоун находил особенно милой.

– Ну и что же ты мне притащила? – спросил он.

Он наклонился и поднял принесенный кошкой подарок. Это была керамическая штучка размером с медальон, однако тяжелая и, надо думать, заставившая потрудиться ее бедные маленькие челюсти. Глиняная, кусающая свой хвост рыбка, с одной стороны покрытая белой краской. В спине у рыбки была просверлена дырка.

– Где ты ее взяла? – строго спросил мистер Уипплстоун.

Люси приподняла лапку и улеглась, лукаво поглядывая на хозяина, затем вдруг вскочила и выбежала из комнаты.

– Удивительное существо, – пробормотал мистер Уипплстоун. – У Чаббов она ее, что ли, стащила?

И как только миссис Чабб вернулась, позвал ее и показал рыбку.

– Это не ваша, миссис Чабб? – спросил он.

У миссис Чабб имелся особый прием – не отвечать на вопрос сразу, – к нему-то она теперь и прибегнула. Мистер Уипплстоун протянул ей рыбку, но женщина не взяла медальон.

– Кошка откуда-то принесла, – объяснил мистер Уипплстоун, который всякий раз, как ему случалось упоминать Люси Локетт при Чаббах, почему-то принимал безразличный тон. – Не знаете, откуда это?

– Я думаю… наверное… я думаю, это мистера Шеридана, сэр, – наконец выдавила миссис Чабб. – Вроде как одно из его украшений. Кошка небось залезает к нему в заднее окно, сэр, когда его открывают, чтобы проветрить. Как я сегодня сделала. Только я ее там ни разу не видела.

– Залезает? О господи! Безобразие какое! Вы не могли бы вернуть эту штуку на место, миссис Чабб? Неудобно получится, если он ее хватится.

Миссис Чабб неуверенно взялась за вещицу двумя пальцами. Взглянув на экономку, мистер Уипплстоун с удивлением обнаружил, что ее круглые щеки мертвенно побледнели. Он хотел спросить, хорошо ли она себя чувствует, но тут краска стала возвращаться, хоть и неровными пятнами.

– Все в порядке, миссис Чабб? – спросил он.

Казалось, та вот-вот ответит. Губы женщины дрогнули, она провела по ним пальцами и в конце концов сказала:

– Я не хотела спрашивать, сэр, но надеюсь, вы нами довольны, мной и Чаббом?

– Конечно, – тепло отозвался он. – В доме все идет как по маслу.

– Спасибо, сэр, – сказала миссис Чабб и вышла.

«Она хотела сказать что-то другое», – подумал мистер Уипплстоун.

Он слушал, как миссис Чабб поднимается наверх, и думал: «Хорошо бы она вернула эту дурацкую штуку на место». Через минуту женщина спустилась. Подойдя к окну гостиной, мистер Уипплстоун увидел, как она сошла по ступенькам и скрылась в квартире мистера Шеридана. Через секунду дверь хлопнула, и миссис Чабб вышла наружу.

Белая глиняная рыбка. Что-то вроде медальона. Нет, право же, ему не следует обзаводиться привычкой внушать себе, будто все, что с ним происходит, уже случалось когда-то, будто он что-то такое слышал прежде о всякой вещи, какая попадается ему на глаза, а то и видел ее. Для таких ощущений наверняка существует научное объяснение. То ли одно полушарие мозга срабатывает на миллиардную долю секунды быстрее другого, то ли это как-то связано со «спиралью времени». Мистер Уипплстоун толком не помнил. Хотя, с другой стороны, в случае с Санскритами все объяснилось самым обыденным образом: он и в самом деле видел в прошлом их фамилию написанной на фронтоне здания. Просто забыл.

В этот миг Люси произвела один из своих взволнованных сценических выходов. Она влетела в комнату так, словно сам черт наступал ей на пятки, резко остановилась, прижав уши, и уставилась на хозяина, как будто впервые его увидела: «О боже! Ты!»

– Поди-ка сюда, – велел он.

Люси сделала вид, что не слышит, рассеянно приблизилась, а затем вдруг вспрыгнула ему на колени и принялась потягиваться, укладываясь.

– Никогда больше, – отчитал кошку мистер Уипплстоун, – не забирайся в чужие квартиры и не воруй глиняных рыбок.

Чем дело пока и кончилось.

Кончилось-то кончилось, да только через пять дней, очень теплым вечером, Люси опять стянула медальон и приволокла его к хозяйским ногам.

Мистер Уипплстоун затруднился бы сказать, рассердило его это повторное преступление или позабавило. Он прочитал кошке нотацию, но та, похоже, не слушала, думая о чем-то своем. Он пребывал в нерешительности, не зная, как поступить, – может быть, снова попросить миссис Чабб, чтобы утром вернула вещицу на место? Нет, сказал он себе, так не годится.

Он повертел медальон в руке. На обратной его стороне был выжжен какой-то знак, похожий на волнистый «икс». Сверху дырка, явно для того, чтобы в нее продевать шнурок. Самая заурядная, ничем не примечательная вещица. Скорее всего, какой-нибудь сувенир, решил он.

Мистер Шеридан был дома. Свет падал на темную землю из открытого кухонного окна и пробивался в щель между шторами гостиной.

– Мороки с тобой не оберешься, – укорил Люси Локетт мистер Уипплстоун.

Он сунул медальон в карман пиджака, вышел через переднюю дверь, сделал шесть шагов по тротуару, вошел в чугунную калитку и по нескольким ступенькам спустился к двери мистера Шеридана. Предвкушавшую вечернюю прогулку Люси ему остановить не удалось. Она перепрыгнула через ногу хозяина, скатилась по ступенькам и спряталась за невысоким тисом.

Он позвонил.

Дверь открыл мистер Шеридан. В маленькой прихожей за его спиной горел свет, делая лицо хозяина дома почти неразличимым. Дверь в гостиную осталась открытой, и мистер Уипплстоун увидел, что там гости. Два видных мистеру Уипплстоуну кресла стояли к нему спинками, но поверх торчали чьи-то макушки.

– Прошу прощения, – начал мистер Уипплстоун, – и не только за то, что вас потревожил, но и за… – он сунул руку в карман и вытащил медальон, – за это тоже.

Реакция мистера Шеридана странным образом напомнила реакцию миссис Чабб. Он замер. Возможно, в полном молчании прошла всего лишь пара секунд, однако к тому времени, когда он заговорил, стало казаться, будто их протекло куда больше.

– Я не понимаю, – произнес он. – Вы разве…

– Я вам все объясню, – сказал мистер Уипплстоун – и объяснил.

Пока длились объяснения, человек, сидевший в одном из кресел, обернулся. Мистер Уипплстоун мог видеть только макушку, лоб и глаза, однако сомнений у него не осталось – это была миссис Монфор. Взгляды их встретились, дама пригнулась и скрылась из виду.

Шеридан хранил молчание до конца рассказа, да и по окончании оного тоже ничего не сказал. Он не сделал ни единой попытки вернуть себе свою собственность и лишь после того, как мистер Уипплстоун вновь протянул ему медальон, поднял навстречу руку.

– Боюсь, бедная зверушка взяла в привычку пробираться в вашу квартиру следом за миссис Чабб. Скорее всего, через кухонное окно. Мне очень жаль, – сокрушался мистер Уипплстоун.

Шеридана внезапно прорвало.

– Ни слова больше, – прошепелявил он. – Пусть это вас не тревожит. Сами видите, вещица ничего не стоит. Я уберу ее в такое место, что кошка до нее больше не доберется. Огромное вам спасибо. Да.

– Спокойной ночи, – сказал мистер Уипплстоун.

– Спокойной ночи, спокойной ночи. Тепловато для этого времени года, не правда ли? Спокойной ночи. Да.

Нельзя, конечно, сказать, будто дверь захлопнулась перед носом мистера Уипплстоуна – она захлопнулась, как только он повернулся к ней спиной.

Поднявшись по железным ступенькам, он был награжден возможностью лицезреть еще одно повторное событие. Пересекая улицу, к нему приближались Санскриты, брат и сестра. В то же мгновение кошка, выскочив из своего укрытия, налетела на его ногу и черной молнией унеслась по улице.

За секунду-другую, потребовавшиеся ему, чтобы выйти из калитки, Санскриты подошли совсем близко. Очевидно, свиноделы снова явились к Шеридану в гости. Они стояли, ожидая, пока он выйдет. Он уловил их запах и как будто вновь оказался в Нгомбване. Что это? Сандарак? В Нгомбване из него делают благовония и жгут на рынках. Мужчина, как и в прошлый раз, производил дикое впечатление. Казалось, он еще потолстел. Размалеванный. Весь в побрякушках. И что такое приметил мистер Уипплстоун, поспешно свернувший к своему крыльцу, что-то свисавшее с этой неописуемой шеи? Медальон? Белую рыбку? А тут еще Люси исчезла с такой стремительностью, ну как она потеряется? Он не мог понять, как ему поступить – отправиться на поиски или звать кошку, что будет совсем глупо.

Все еще пребывая в растерянности, мистер Уипплстоун заметил приближавшуюся к нему маленькую тень. Он позвал, и Люси мгновенно возникла из темноты, привычным манером бросившись на грудь хозяину. Он прижал ее к себе и поднялся по ступенькам.

– Вот и правильно, – приговаривал он. – Пойдем-ка в дом. Пойдем. Там нам с тобой самое место.

Когда они достигли своей тихой пристани, мистер Уипплстоун налил себе выпить. Слишком много почти мгновенных событий возмутили его душевный покой, и почему-то пуще всего тревожил разговор с мистером Шериданом.

– Я его точно где-то видел раньше, – говорил он себе. – И не только здесь, в тот день, когда пришел осматривать дом. В прошлом. Где-то, где-то, где-то. Какое-то неприятное воспоминание.

Однако память не пожелала подчиниться приказу, так что мистер Уипплстоун, лишь раздразнивший себя бесплодными домыслами, допил налитое и, пребывая в состоянии умело контролируемого возбуждения, набрал номер своего друга, суперинтенданта Аллейна.