Танцы на льду жизни. «Я знаю о любви всё…»

Издание подготовлено при участии продюсерского агентства CELEBRITY BOOKING GROUP

В книге использованы фотографии:

© Ольга Ракша,

© Екатерина Крутикова,

© Анвар Галеев, Олег Наумов, Александра Немо, Никольский Алексей / Фото ИТАР-ТАСС;

Архив / ИТАР-ТАСС

© Жулин А.В., текст, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

В жизни всегда волнительно браться за что-то новое, и не каждый на это способен. Правда если речь идет о действительно талантливом человеке, в данном случае о моем любимом муже Саше, то здесь любое начинание просто обречено на успех.

Сказать, что я испытываю чувство гордости за его победы, – ничего не сказать… Саше удалось написать автобиографию, наполненную живыми эмоциями, а не просто сухими фактами.

Местами она выглядит очень трогательно, местами грустно, какие-то моменты читать достаточно тяжело… Но при этом он рассказал столько нереально смешных историй. Вот такой парадокс!

Каждый раз, когда Саша давал мне прочитать написанное, я успевала порыдать, размазав тушь по лицу, и, пару мгновений спустя, напугать всех домашних своим хохотом. Смена эмоций случалась на протяжении чтения буквально одного абзаца.

Все, кто близко знает Сашу, поймут, о чем я говорю. Любой рассказ он умеет дополнить такими деталями, что хоть стой, хоть падай (лучше сразу падай).

Что-что, а чувство юмора – это его конек. Шутя, он покорил в свое время мое сердце, и я до сих пор не могу прийти в себя от смеха.

Ну а для тех, кто близко с ним незнаком, прочитать книгу и узнать Сашу получше будет интересно вдвойне. А после прочтения придется стать его фанатом.

На этой ноте, я, пожалуй, закончу и скромно удалюсь… ☺

Александр Жулин – безумно талантливый, интересный и многогранный человек, и написанная им автобиография полностью отражает яркую жизнь этого успешного фигуриста и тренера. Мне удалось ознакомиться с несколькими главами книги, в которых в увлекательной форме рассказывается о спортивном пути Александра, о творчестве, личной жизни, об интересных людях, с которыми его сводила судьба. Перед читателями развернется мир на катке и за его пределами, полный интригующих отношений, взлетов и падений, преодоления препятствий и постоянной работы над собой. Александр поделится с читателями секретами создания ярких постановок на льду и воспитания олимпийских чемпионов. Уверена, что книга заинтересует любителей фигурного катания и поклонников постановок Жулина. Безумно жаль, что родители Саши не смогут прочитать его автобиографический труд. О них автор отзывается с особой теплотой и нежностью.

Природа успеха

(вместо предисловия)

Вы знаете, уважаемый читатель, природа моего успеха очень неоднозначна. Я действительно не очень одарен в физическом плане. То есть все, что связано с выворотностью ног, широким шагом, каким-то уникальным ростом – это вообще не про меня. Очень средние данные, подмосковная школа выразительности… Все это могло поставить жирный крест на моей карьере фигуриста, но каким-то чудесным образом я стал тем, кем стал, и очень прошу вас не сдаваться, а идти к своей цели, несмотря ни на что!

Вера в себя и фанатичное стремление к совершенству даст вам возможность развития и шанс достигнуть, казалось бы, недосягаемых высот.

Я до сих пор считаю, что мне, парню из Королева, безумно повезло с людьми, окружавшими меня на протяжении всей моей карьеры. Спасибо им большое!

Люди, верьте в себя, и все у вас получится!

Перед вами мой путь – от подмосковной шпаны до чемпиона мира.

Глава 1

«Терпи, казак, атаманом будешь!»

«Артист, – сказала бабушка, глядя, как я размахиваю руками под “Рондо каприччиозо” Сен-Санса. – Нужно отдавать на фигурное катание. И простужаться перестанет». Мой хореографический этюд был представлен в комнате коммунальной квартиры в подмосковном городе Калининграде, нынешнем Королеве.

Мама с папой были очень заняты на работе, поэтому мои первые шаги на льду в основном наблюдала бабушка. Бабушка Маня – так мы ее ласково называли в семье. Это она привела меня в секцию фигурного катания на открытый каток стадиона «Вымпел». Ее основной целью было сделать так, чтобы я перестал болеть. Практически каждый месяц у меня возникали различные простудные заболевания. И бороться с этим бабушка решила при помощи катания на открытом воздухе.

Я долго не мог понять, зачем меня водят на открытый каток в лютый холод практически каждый день. Моим любимым занятием были прыжки в огромные сугробы вокруг катка, которые наметала снегоуборочная машина. Но поскольку я был очень музыкален, то сам прыжок исполнялся точно в акцент, если музыка звучала из радиоузла, и тренер не сильно ругался.

Баба Маня была уникальным человеком и обожала деревню. Ее работоспособность не знала границ. Она с раннего утра до поздней ночи могла пропалывать грядки и что-то сажать. В каких-то сумках, авоськах она перевозила вещи в деревню, а обратно везла на себе помидоры, огурцы, картошку – постоянно была в движении. Мама была еще ребенком, когда мой дедушка, мамин отец, погиб, подавившись куском мяса из борща. И бабушка с молодости одна тащила на себе двоих детей – и маму, и младшего сына Владика.

В моей памяти запечатлен один случай. Как-то раз на огороде баба Маня не заметила торчащие из земли вилы и наступила на них. Вилы проткнули ступню насквозь! Никаких лекарств, естественно, не было, и она попросила меня, шестилетнего ребенка, пописать ей на ногу, чтобы не было столбняка, как я сейчас понимаю. Я справился с задачей, а у бабушки даже не было заражения. Вот это здоровье у русских женщин!

Я неспроста заострил внимание на деревенских корнях бабушки Мани. Когда был показ легендарному серебряному медалисту Саппоро Сергею Четверухину, мама с папой были на работе, и меня повезла в Москву бабуля. Помню, она очень нервничала. Шутка ли, человек из телевизора, настоящая звезда. Чтобы прикрыть деревенские запахи, бабушка обильно полила себя ароматным маминым шампунем. Как сейчас вижу, я покатался, и Четверухин позвал нас для разговора на улицу. Пошел не очень сильный дождь, но этого было достаточно, чтобы баба Маня вспенилась. Она стояла и пенилась при великом чемпионе, кивая покрытой пеной головой. Четверухин же, почувствовав что-то неладное, сказал, чтобы мой отец ему позвонил, и попрощался. А бабушка пулей побежала в туалет смывать с себя иностранные вкусности… Дома мы все вместе долго смеялись.

Моим первым тренером была Татьяна Михайловна Московская – нестрогая и симпатичная, на мой юный взгляд, женщина. С пяти до семи лет я прокатался у нее.

Несмотря на то что сам уже давно работаю тренером, я просто не понимаю, как можно обучать пятилетних так называемых людей чему-либо! Как можно втемяшить им в голову, что такое кросс-ролл или шассе?

Несмотря на то что сам уже давно работаю тренером, я просто не понимаю, как можно обучать пятилетних так называемых людей чему-либо! Как можно втемяшить им в голову, что такое кросс-ролл или шассе?

Я совсем не помню, чему меня обучала Татьяна Михайловна, но судя по тому, как я скользил по льду позже, работу свою она делала очень хорошо.

Помню, как папа растирал мои окоченевшие ступни до покалывания от долгожданного тепла. Потом засовывал их в батарею и приговаривал: «Терпи, казак, атаманом будешь», – а я совсем не хотел быть атаманом. К тому же не знал, кто это, но терпел. Как показало время, видимо, не зря. Вообще все это детское терпение, преодоление оказывается потом ключом к успеху в 90 процентах случаев.

Моим первым другом-соперником был Аркашка Струков. Наши отцы работали на одном предприятии КБ ХимМаш[1], где занимались тогда еще нужными и засекреченными ракетами (папа, к слову, имел четыре ордена). На мои детские расспросы, кем он работает, папа отвечал, что он изобретатель. Тогда я спрашивал, что он изобрел, он всегда говорил: «Горшок с ручкой внутри и винты без нарезки». По субботам отцы играли в футбол, причем в разных командах. Они гордились нашими победами, рассказывая о них друг другу. Мы объездили с соревнованиями все Подмосковье: от поселка Монино до города Красногорск. Тогда же пришли мои первые успехи, понятно, что на детском уровне. Как-то я попал на просмотр в Москву, в ЦСКА, и меня взяли в семилетнем возрасте в школу одиночного фигурного катания.

Этот период я помню немного смутно, надеюсь, не в связи с деменцией, а в силу своего юного возраста на тот момент. Помню, мне приходилось вставать так, чтобы успеть на электричку в 5:41, а в 7:15 начинался прокат фигур – это называлось «школой». Более скучного занятия для ребенка найти невозможно. Разве что только сольфеджио. Однако с полной уверенностью утверждать этого не могу, так как мой опыт обучения в музыкальной школе был быстрым и печальным – на пятый день я примерз во дворе языком к металлическому столбу. Боль в момент отрывания языка от металла была такой, что ни Моцарт, ни Глинка не смогли повлиять на мое решение обходить храм музыки за километр.

На пятый день занятий я примерз во дворе языком к металлическому столбу. Боль в момент отрывания языка от металла была такой, что ни Моцарт, ни Глинка не смогли повлиять на мое решение обходить храм музыки за километр.

После этого эпизода я окончательно сосредоточился на фигурном катании. С тех пор каждое утро начиналось со стука отца в дверь моей комнаты на мотив спартаковской кричалки «Са-ша-та-та-та, та-та-та-та, вставай! Са-ша-та-та-та, та-та-та-та, вставай!». И все это в 5 утра! Каждый день. Кроме воскресенья. Так я на долгое время стал фанатом ЦСКА. Слышать не мог эти позывные. Честно говоря, я не очень-то рвался быть фигуристом, но усилия бабушки и родителей не были напрасными – я продолжал заниматься.

Пока мои сверстники гоняли в футбол и смотрели мультики, я наматывал свои три часа в день на электричке. Поначалу на тренировки меня возил отец, но в скором времени его занятость на работе сделала меня одиноким рейнджером, и я стал добираться до катка самостоятельно. Слава богу, я не знал, что может произойти с маленьким мальчиком на пути к спортивным успехам, иначе я бы сильно испугался. Сейчас я, как отец трех дочерей, не могу себе даже представить, чтобы я отпускал их одних на встречу со взрослым, небезопасным миром. Нисколько не виню своих родителей. Они, мне кажется, были в неведении, поскольку в те времена все было замечательно, по крайней мере казалось, что все люди были добрыми и открытыми.

Приведу только один эпизод. Я ехал в электричке со второй тренировки достаточно поздно. Вагоны битком. Я стоял в тамбуре. Ко мне очень плотно придвинулся какой-то мужчина и стал спрашивать, почему такой красивый мальчик едет один, люблю ли я ласку, нравятся ли мне красивые дяди… А мне 9 лет, и я подобных моментов не понимаю, но чувствую большую опасность. Поезд подъезжал к станции Мытищи, а я ехал до Болшева (это через остановку). Я что-то пробормотал в ответ на его вопросы, и тут он начал гладить меня по бедру. Я осознал, что творится что-то неладное, не знаю почему. Про педофилов и им подобных в те времена я еще ничего не знал, но очень испугался. Двери открылись, и народ стал выходить в Мытищах. А я уже сообщил своему «другу», что еду до станции Болшево. И как только двери стали закрываться, я в последнюю секунду выскочил на платформу. Мужик не успел. Вы бы видели его глаза! Мне страшно до сих пор! Через какое-то время я сел в автобус, благо знал, какой идет до Болшева. Моя бабушка жила в Мытищах, и я часто ездил этим автобусом. Самое странное то, что, приехав домой, я ничего не рассказал родителям – мне почему-то было стыдно. Я рассказал отцу эту историю в сорок лет, и он был в ужасе. Мне кажется, мои родители были тогда еще не слишком опытны, чтобы предвидеть подобные ситуации, хотя столько любви, сколько я получал от них, не всем детям достается.

Глава 2

Папа, мама и са́льхов

Жизнь – это череда случайностей. Очень сложно понять, кто прав, кто виноват. Нужно принимать происходящее со всеми недостатками и прочими причудами. Мой папа был очень спортивным – мастер спорта по лыжам, – любил разные виды спорта, особенно футбол и, конечно, фигурное катание. Мое попадание в секцию фигурного катания на первый взгляд, кажется случайным, учитывая тот факт, что отец обожал футбол. Но еще отец был заядлым театралом и киноманом, мог легко назвать практически любого актера из любого фильма. С самых малых лет я смотрел прекрасные спектакли «Синяя птица», «Малыш и Карлсон», «Пеппи Длинныйчулок» и другие. Так что, абсолютно без натяжек, отца можно считать человеком искусства, но я тем не менее попал в фигурное катание – выбор был продиктован тем, что мой организм нуждался в укреплении, можно сказать, моя склонность к ОРЗ подтолкнула родителей к этому. Закаливание под музыку в то время было очень популярно.

Вспоминаю из раннего детства: идем мы в детский сад, и папа мне рассказывает, что перекидной прыжок намного проще, чем сальхов одинарный, и если я не вставлю сальхов в программу, я – слабак! Ну что сказать, я рыдал! За двадцать метров от садика он с видом Антона Макаренко развернулся и пошел конструировать свои ракеты, а я в соплях остался проклинать свою никчемную жизнь без сальхова, а мне шесть лет! В тот момент я решил, что меня никто не любит, любят лишь этот чертов сальхов. И ни в какой детский сад я, естественно, не пошел, а пошел домой, где взял свой велосипед с толстыми шинами и роликами по бокам, и рванул к бабушке в Мытищи (тот еще Армстронг)! Я ехал полдня.

И ни в какой детский сад я, естественно, не пошел, а пошел домой, где взял свой велосипед с толстыми шинами и роликами по бокам, и рванул к бабушке в Мытищи (тот еще Армстронг)! Я ехал полдня.

Доехал до Ярославского шоссе и, увидев поток машин, мягко говоря, испугался. Развернулся и поехал назад, но не домой, а к бабушке Поле, папиной маме. Она жила в Подлипках. Бабушка папы была подкидышем. Ее подбросили на крыльцо в семью в деревне Тюнеж Тульской губернии. Она была завернута в матерчатый конверт с какими-то очень богатыми вензелями. Много позже, когда в передаче «Моя родословная» редакторы с Первого канала пытались выяснить что-то по этому поводу, они докопались до моих итальянских и армянских корней по материнской линии, а по линии отца – тишина. Может, с моими корнями все не так просто. Бабушка была первой певуньей и плясуньей на деревне.

Так вот. Я приехал к ней, сказал, что очень соскучился. Она меня сразу накормила всякими вкусностями и вообще залюбила до беспамятства, а я предвкушал свою победу над родителями, в частности над отцом, который не понял души поэта. А стационарного телефона у нашей семьи в ту пору не было. Теперь представьте пришедшего за мной в садик папу, которому сообщают, что «ваш сын не появлялся». В общем, меня начинают искать везде… И в одиннадцать вечера находят у бабушки, которая не в курсе моих подвигов. Надо отдать должное родителям, они объяснили мне в доброй форме, что я был не прав. Согласились на перекидной. Любили очень сильно!

Моя мама была ангелом. Более безобидного и робкого человека я не встречал и по сей день. Я вил из нее веревки. Для нее всегда было главным, чтобы я был сыт, обут, одет и не болел. Папа же видел во мне чемпиона и максимально меня заводил. Все ключевые решения в семье принимал отец, что абсолютно нормально.

Маму же он безумно любил. Сейчас я понимаю, ему была необходима любящая женщина-слушатель, человек, который всегда видел в нем главу нашей семьи. Мама меня очень баловала, любила донельзя. Я сильно этим пользовался и до пяти лет не слезал у нее с рук. Говоря, что у меня очень устали ножки, я, здоровый кабан, забирался к ней на руки и балдел от материнской любви.

Моя мама была ангелом. Более безобидного и робкого человека я не встречал и по сей день. Я вил из нее веревки. Для нее всегда было главным, чтобы я был сыт, обут, одет и не болел. Папа же видел во мне чемпиона и максимально меня заводил. Все ключевые решения в семье принимал отец, что абсолютно нормально.

Я был очень сильно привязан к своим родителям. Поэтому первые мои спортивные сборы в городе Горьком (сегодня это Нижний Новгород) были испытанием для меня. Мне было тогда 8 лет, и я каждый день звонил папе на работу и умолял забрать меня отсюда. Все было хорошо, меня никто не обижал, но я безумно скучал по родителям. В конце концов, папа приехал и забрал меня. Но со временем я повзрослел, привык, понял, что деваться мне некуда и что сборы – это часть моей жизни, нужно потерпеть.

Глава 3

«Думал, умру, но выжил»

Моим вторым тренером стал Владимир Алексеевич Садиков, хороший человек с прекрасным чувством юмора. Он очень трепетно ко мне относился. Я прокатался у него года три, начал делать все двойные прыжки и двойной аксель. Для той поры это было неплохо. Но появлялись уже спортсмены моего возраста с тройными прыжками. Сейчас я вспоминаю своих соперников. Их имена добавляют мне гордости, потому что это были серьезные конкуренты: Фадеев, Котин, Егоров – впоследствии звезды мирового масштаба.

Помню турнир «Олимпийские надежды», где все они в короткую программу вставили каскад с тройным тулупом, а я прыгнул каскад из двух двойных, лутц, тулуп и еще двойной аксель. Сделал чистый прокат, артистично, красиво – все звезды упали. Так уж произошло, я был выше их в таблице. У меня до сих пор благодаря отцу хранится тот протокол, где я «порвал» будущих звезд в силу своей аккуратности. Папа хранил все вырезки из газет, где фигурировала моя фамилия, начиная с периода одиночного катания и заканчивая танцами. И потом, в день моего сорокалетия, вручил мне толстый альбом со всеми вырезками о моей карьере. Я был тронут до слез.

Сейчас я вспоминаю своих соперников. Их имена добавляют мне гордости, потому что это были серьезные конкуренты: Фадеев, Котин, Егоров – впоследствии звезды мирового масштаба.

У Садикова, как уже было сказано, я прокатался три года. И настал день, когда отец посадил меня перед собой и сказал: «Сынок, тобой заинтересовался Сергей Александрович Четверухин. Это звезда нашего фигурного катания и теперь тренер. Я думаю, нам нужно переходить к нему». Я не знал, как реагировать на эту информацию уже хотя бы потому, что был привязан к Владимиру Алексеевичу, он был замечательным человеком, но опыт и мудрость отца перевесили, и я сказал: «Звони ему сам, я не смогу…» Отец позвонил, все объяснил. Садиков очень обиделся. Я его понимаю. Сам уже побывал неоднократно в подобных ситуациях. Мне до сих пор стыдно, но таков мир спорта. Мы, кстати, сейчас прекрасно общаемся. Он, слава богу, простил, когда увидел мои результаты в танцах.

С Четверухиным же было очень интересно работать. Он в свое время катался у великого Станислава Жука. Четверухин давал много интересных упражнений, именно катательных. Часть этих упражнений я использую в тренерской работе до сих пор, и, надо признать, мало кто может исполнить их в «четверухинском» качестве. Таких нагрузок я не видел никогда. Помню, на сборах в Северодонецке я плохо тренировался на льду. После тренировки он вывел меня на футбольный стадион и заставил прыгать по полю прыжками «кенгуру» или «лягушки» (кто как их называет) – из низкого приседа в высоту. По всему периметру футбольного поля. Думал, умру, но выжил.

После тренировки он вывел меня на футбольный стадион и заставил прыгать по полю прыжками «кенгуру» или «лягушки» (кто как их называет) – из низкого приседа в высоту. По всему периметру футбольного поля. Думал, умру, но выжил.

Правильно это или нет, не знаю. У меня нет ответа, но мне кажется, есть в этом некая бессистемность, потому что столько лет прошло, а я помню в основном это.

В Москве создали спецгруппу: два мальчика – Расчетнов и Жулин – воспитанники Четверухина, и пять девочек под руководством Эдуарда Плинера, известного в СССР тренера. Мы катались на катке «Кристалл». Вся работа была выстроена грамотно: ОФП, хореография, лед. Все получали талоны на питание, которые мы меняли на деньги – из расчета один к трем, это был приличный заработок. Я стал приносить деньги в семью, и был горд этим фактом, ведь в семье появился еще один кормилец. Все бы ничего, но этот проект не сработал. Никто не начал кататься на должном уровне. Четверухин разочаровался в тренерской работе, уехал за границу, а я перешел к Анастасии Николаевне Казаковой. Она тоже когда-то каталась у Садикова. Все мои неплохие результаты в одиночном катании я имел благодаря ей. Спасибо Анастасии Николаевне.

Но самое большое «спасибо» связано с тем, что однажды во время моей борьбы с тройным тулупом она спросила:

– Саша, а не хочешь попробовать себя в танцах?

Я был просто в ужасе (раньше в танцы отдавали только тех, кто был не способен чего-то добиться в одиночном или, на худой конец, в парном катании), и спросил у Анастасии Николаевны:

– Я что, настолько бесперспективный?

Она мне ответила:

– Я думаю, ты задумываешься о первых местах.

Я ответил:

– Конечно.

Она сказала:

– Мне кажется, в 14 лет с одним тройным это практически невозможно. Тем более с твоими коленями.

Надо сказать на тот момент времени у меня сильно болели колени. Переходный возраст. Я сказал, что мне нужно посоветоваться с родителями, и поехал рассказывать о нашем разговоре с тренером. Тогда мы катались на СЮПе[2]. И там же, на СЮПе, катались группы Татьяны Тарасовой и Светланы Алексеевой. Там катались «монстры» – Ирина Роднина и Александр Зайцев, Наталья Бестемьянова и Андрей Букин. Вечером я рассказал родителям о нашем разговоре с тренером. Для всех это стало полной неожиданностью. Мама и особенно папа видели во мне своего любимца – звезду тех времен – Толлера Крэнстона из чуждой нам Канады. Ведь тогда весь влюбленный в этого фигуриста Советский Союз, а особенно его прекрасная половина, были ни сном ни духом, что все его кошачьи движения, фирменная гибкость и пластичность были напрямую связаны с его нетрадиционным взглядом на жизнь.

Лидером советских одиночников в то время был Владимир Ковалев. Прямая противоположность буржуазному стилю. Как сейчас помню его поклоны после выступления. Взгляд был направлен прямо тебе в глаза, легкое движение головы вперед, как у кобры, не хватало только фразы: «Ну че ты, б…»? – Пот струйкой стекал по спине. Хорошо, люди знали, что он фигурист, а так могло сложиться впечатление, что сбежавший зэк решил поскользить под музыку в «Лужниках». Его «блатную хореографию» здорово прикрывала своей музыкальностью Елена Анатольевна Чайковская, его тренер. С ней он стал чемпионом мира в 1977-м и 1979-м.

Нужно вам сказать, что и Ковалев, и Сергей Волков (наш первый чемпион мира), тоже не сильно артистичный, совершенно уникально делали обязательные фигуры, в отличие от канадцев с американцами. Западники часто побеждали в произвольной программе, но из-за огромного отрыва в «школе» не могли достать наших. Да, был еще один человек из ГДР, Ян Хофманн. Он тоже великолепно делал «школу». В произвольном катании Ковалев и Волков по сравнению с ним были Нуреевым и Васильевым соответственно.

Ян любил использовать в своих программах музыку из популярных тогда фильмов про индейцев с югославом Гойко Митичем, который жил в ГДР. С тех пор я знаю, что у индейцев сильно хромает хореография. Ян Хофманн просто убедил меня в этом. Зато никто никогда и нигде не усомнился в ориентации этих ребят. Эстетские штучки – это не про них. Владимир Ковалев был удивительным спортсменом. Его дважды лишали звания заслуженного мастера спорта СССР. На летних сборах он, катаясь на водных лыжах, решил перепрыгнуть буек и порвал паховую артерию. Врачи еле спасли незадачливого, но, бесспорно, талантливого спортсмена.

Расскажу удивительную историю, которая произошла на чемпионате мира 1972 года в канадском Калгари. Молодой Ковалев во время исполнения им произвольной программы где-то в середине композиции исполнил чисто тройной сальхов (по тем временам очень сложный прыжок). И вдруг с трибуны на ломаном русском кто-то кричит: «Поффтори …!»

Ковалев, недолго думая, делает разбег и прыгает еще один чистый тройной сальхов и на весь стадион со вскинутыми руками кричит: «Пожалуйста!» Чайковская, конечно, намучилась, но в итоге на этом чемпионате Владимир стал бронзовым призером. Это еще раз доказывает мою версию, что чемпионы-хулиганы – это сила!

К слову, вот был у нас очень умный, веселый и неординарный тренер со своим ни на кого не похожим взглядом на фигурное катание и его технические составляющие. Работал он в основном с одиночниками в городе Свердловске (нынешнем Екатеринбурге). Он был очень грузным мужчиной и очень любил вкусно поесть. Еще больше ему нравилось угощать коллег-тренеров, но и про учеников и вообще спортсменов он никогда не забывал. Имя этого тренера Игорь Борисович Ксенофонтов. Про него есть много веселых и разных историй. Расскажу вам мою любимую.