Задавая свой последний вопрос, я даже зажмурилась. Если бы вместо меня с Переплетчиковым говорил сотрудник правоохранительных органов, то все было бы нормально. Но как отнесется пенсионер к какой-то частной сыщице с детским голоском, неизвестно откуда на него свалившейся спустя почти месяц после случившегося у него дома убийства?
Я уже даже стала продумывать пути отступления – скажем, задействовать Маргошу в качестве сотрудника Росохранкультуры или сержанта Пучковой из отдела МВД РФ по борьбе с посягательствами на культурные ценности…
Пенсионер долго не отвечал. Решив, что он, возможно, уснул на самом интересном месте, я еще раз окликнула его:
– Юрий Андреевич, так как? Я могу подъехать?
– Хорошо. Подъезжайте. Только не надолго. Мне к восемнадцати тридцати в поликлинику нужно.
– Уже лечу. Спасибо! – крикнула я и положила трубку.
– Мне нужно с тобой ехать? – спросила Марго.
– Ты знаешь, пожалуй, что и нет.
– Почему?! – подруга явно обиделась.
– Ты знаешь, дедок какой-то не контактный, черт его знает, может, выставит меня сразу за дверь, а мы еще ведь ничего не узнали. Ты у меня будешь «троянским конем», так, на всякий случай.
– Это, простите, как? – обиделась Маргоша.
– Ну, не хочу я, чтобы он тебя сейчас видел. Ты еще можешь пригодиться мне в качестве сотрудника МВД или Росохранкультуры. Не известно, как поведет себя Переплетчиков. Может, разворчится да и выгонит меня вон. Тогда у нас будет запасной вариант с твоим визитом.
– Эх, всегда меня задвигают, не дают проявить себя, – скучающе зевнула Маргоша, стекла с дивана и направилась на кухню зализывать (а точнее зажевывать) душевные раны.
Я же быстренько стала собираться. Нацепив специально для пенсионера длинную юбку, а не любимые джинсы – пожилых людей часто раздражает вид женщин в обтягивающих ноги брюках – и попросив Маргошу на всякий случай дежурить у телефона, я вышла на улицу.
Дом, в котором обитал Юрий Андреевич Переплетчиков, знала вся страна, да и многие за ее пределами.
Знаменитый «Дом на набережной», дом-город, дом-легенда, возведенный в тридцатых годах на Берсеневской набережной для работников ЦИК и СНК, символизировал ранее размах сталинских планов построения коммунизма, а теперь, словно заблудившийся серый доисторический мамонт, мрачно возлежал между Храмом Христа Спасителя, фабрикой «Красный Октябрь», церетелиевским «Петром I» и огромным знаком «Мерседеса».
В этом доме находятся Театр эстрады, кинотеатр «Ударник», супермаркет и множество самых разнообразных структур и подразделений.
Первоначально было задумано так, чтобы «творческие люди», жившие в этом доме, не отвлекались на длительные поездки по Москве и стояние в очередях за продуктами, медицинской помощью и т.п.
Поэтому еще в самом начале строительства в доме были предусмотрены и ясли, и детский сад, и прачечная, и универсам, и сберегательная касса, и даже столовая, из которой, по желанию обитателей дома, обеды приносили прямо в квартиры.
Квартиры были просторные, с высокими потолками и длиннющими коридорами. В подъездах восседали строгие консьержи и лифтеры.
Но к нашему времени в знаменитом доме неизменными остались только легендарные тараканы да крысы. Консьержами в подъездах стали подрабатывать недоедающие пенсионеры. Плюс вечные пробки, смог, отсутствие нормального паркинга – все это привело к тому, что в бывшем «лакомом кусочке» для «новых русских» квартиры теперь раскупались под офисы.
Иногда, правда, селились доверчивые иностранцы, в погоне за «экзотикой». Ну и, конечно, остались еще и прежние жильцы, получившие квартиры в этом доме еще в советские времена.
Таким вот жильцом «советского периода» и был Юрий Андреевич Переплетчиков, в квартиру которого я сейчас звонила, топчась на лестничной площадке с огромными окнами и широкими подоконниками, на которых стояли комнатные цветы.
– Кто там? – послышался глухой голос.
– Юрий Андреевич, это Янина Владимировна. Я Вам звонила, – что есть мочи заверещала я.
Послышалось какое-то шуршание, звяканье замков. Наконец лакированная дверь из цельного дуба приоткрылась, и я увидела хозяина этой роскошной квартиры. Надо сказать, что пенсионер был весьма бравого вида, я бы никак не дала ему семьдесят пять лет.
Передо мной стоял слегка состарившийся «Дон Жуан». Моложавость придавала ему вполне стройная фигура, и если бы не круглое брюшко, немного переваливающееся через брючный ремень, то я бы подумала, что Юрий Андреевич бегает по утрам трусцой. На нем был велюровый халат темно-синего цвета, одетый на брюки. Тончайшая батистовая рубашка слабого лимонного оттенка придавала Переплетчикову весьма элегантный вид.
Зачесанные назад волосы с проседью, хищные брови и под ними – недоверчивые глаза… Не человек, а волк, – подумалось почему-то мне.
Тем временем «Дон Жуан», окинув меня суровым взглядом, смилостивился:
– Проходите.
Миновав двойные двери, я вошла в просторную прихожую с окном. Прихожая через пару метров сворачивала направо и превращалась в длиннющий коридор, по которому можно было кататься на велосипеде – такой широкий и длинный он был.
По одной стороне коридора располагались комнаты, а по другой – вспомогательные помещения – ванная комната, размером с нашу с Димкой гостиную, кухня, кладовка, туалет.
И везде, везде были широкие окна с подоконниками, что просто «добило» меня, любительницу украшать подоконники домашними цветами. «Вот где разгуляться-то можно», – завистливо подумала я.
В комнатах стояла антикварная мебель, хрустальные люстры с висюльками и загогулинками, скорее всего, изготовленные задолго до революции.
Картины (уверена, что подлинники), шикарный дубовый паркет, нигде ни пылинки, на окнах, с видом на Кремль, красивые бардовые и зеленые гардины.
«Наверное, у него домработница имеется, разве под силу убирать такую территорию самому?», – подумала я, а вслух спросила:
– Юрий Андреевич, скажите, пожалуйста, насколько Вы были дружны с покойным Петром Семеновичем Симаковым?
Переплетчиков, казалось, никак не ожидал подобного вопроса. Видно было, что он растерялся.
– Кофе, чай? – ответил он вопросом на вопрос.
– Если можно, то чай, без сахара.
– Пойдемте на кухню, я начну рассказывать, пока завариваю Вам чай, – сказал престарелый «Дон Жуан» и, жестом указав мне направление, первым вышел из комнаты, где я уже хотела было расположиться в кресле времен Петра Первого.
– Мы с Петром Семеновичем дружим с очень давних пор, – начал Юрий Андреевич, щелкая кнопкой чайника «Tefal» и вынимая из резного орехового буфета красивые пузатые чашки с позолотой. – То есть дружили, – поправился он и закашлялся.
– Вы одного возраста с Петром Семеновичем? – не удержалась я от давно мучившего меня вопроса.
– Что, так плохо выгляжу? – кокетливо спросил Переплетчиков.
Я только было открыла рот, чтобы выпалить множество комплиментов по поводу его внешности, как хозяин квартиры засмеялся:
– Нет, моя дорогая, я намного моложе Петра. Мне всего-то еще шестьдесят пять лет стукнуло. Хотя, – он замялся, – для дамочек вашего возраста я, наверное, уже глубокий старик.
Поразительная смесь наивного кокетства и какой-то почти звериной хищности во взгляде внесла в мою душу некоторое смущение. И я, задумавшись, не сразу прореагировала на его слова. Придя в себя через пару секунд, я все-таки ввернула парочку велеречивых фраз, главным образом, сетуя на то, что сейчас в моде, увы, совсем молоденькие, а мы, сорокалетние дамы никого не интересуем, разве только если альфонсов, да и то, если мы богаты. Переплетчиков довольно хмыкнул:
– Да уж, сейчас времена сильно изменились. Народ молодеет душой, мужчины смотрят заграничные фильмы и пытаются перепроектировать свою личную жизнь по западным образцам.
– Извините, Юрий Андреевич за столь нескромный вопрос, – игривым тоном сказала я, – но, раз уж мы с Вами беседуем на столь щекотливую тему, скажите, почему Вы – такой импозантный мужчина, и живете один?
– Так уж сложилось неудачно, – начал отвечать Переплетчиков, слегка нахмурившись. Видно, я затронула одну из самых слабых струн его души. – Я был когда-то давно женат, но, к сожалению, супруга рано умерла, а больше я уж и не женился.
