Лайки вместо цветов
– Да ладно! Твой же в минсельхозе сидит!
– Ну так и этот бы сидел, если б не затянуло в чудо-ящик. Неужели батяня не уломает по старой дружбе уволить какого-то там Валеру? Рили? Не смеши, бро. Как два фингера об роад.
– Это не шутки, Кость…
– Так я серьёзен, как похмелье! – улыбнулся Власов. – Сам подумай: выпад в сторону «Соло Инвест» – моментальное увольнение. И не кого-нибудь! Репортёра ажно оттуда! – Костик поднял вверх указательный палец. – Всем станет ясно, что у тебя стальные яйца! И связи, как у Абрамовича. Если из-за одного сюжета с косвенными домыслами человека увольняют за пару дней, то уж газетку или канал попроще закроют к хренам. А теперь угадай: станет ли кто-то после этого освещать Матвея Соломатина в массмедиа? Разве что отъявленные суицидники.
– Думаешь? – поморщился Матвей.
Он долгие годы пытался выстроить новую культуру бизнеса в России. Конечно, он не питал иллюзий насчёт Штатов. Там тоже хватало промышленного шпионажа и канцелярских ножей в спину. Но нашим было ехать и ехать на медведях до новой деловой этики… И он, Матвей Соломатин, собирался стать лицом этой прекрасной эпохи обновлений. Пафосно, но правда! Он был чист перед законом, не братался в банях с сомнительными дельцами, не крестил несуществующих детей с криминальными авторитетами. Как там любят западные киношники изображать русских? Бородатые немытые рашнз, которые хлещут водку, занюхивают медведем и заказывают каждого, кто посмел плохо подумать о президенте. Бруталы без моральных принципов. Реликты из страшного постсоветского прошлого.
Они ушли – и это Матвей хотел доказать и своим, и чужим. И получалось ведь! Сначала по чуть-чуть, в масштабе одного только Батлер Колледжа. Потом – в Сити. В Москве. В России… И этот идиотский репортаж мог испортить всё. Свои сочтут его аморальным капиталистом, которого научили в Принстоне, как развалить Родину, чужие – взяточником. Выкормышем коррупционных традиций. И хорошо бы доказать обратное, пойти честным путём, как предлагала Элла… Но идея Костика так щекотала воображение! Так созвучна была с ненавистью к наглому и лживому Гинзбургу…
– Ну? – нетерпеливо спросил Костик. – Определился?
Матвей молчал. Не хотелось действовать через кумовство. Стальные яйца? Не совсем это он собирался предъявить деловому миру.
– Да ладно, бро! – не унимался Власов. – Одно твоё слово, я звоню бате, и завтра этого Гинзбурга…
– Хорошо, – сорвалось с губ, и как-то даже стало легче дышать. – Звони. К чёрту Гинзбурга.
Глава 3
И немедленно лайкни (или лайка не вяжет?)
– Ну, девочки, шампанского за встречу? – Бодрый голосок Тихоновой впивался в мозг перфоратором.
– Чур мне мускатного! Знаю, что правильнее пить брют…
– Ой, я тоже не могу, зубы сводит.
– Девочки, а возьмём на всех «Асти»? Две, три бутылки? Лер, поддержишь?
Девочки. Девочки идут в первый класс с гигантскими бантами и гладиолусами, мотаясь под тяжестью портфеля. Девочки прыгают во дворе в резиночку и хихикают, если им показать палец. Да здесь младше двадцати семи ни души, уж какие девочки? Пора смотреть правде в глаза. Тетки.
– Водки, – буркнула Лера. – И можно сразу графин.
Щебет молодящихся прелестниц стих, и озадаченные взгляды обратились к источнику зла и цинизма.
– Что-то случилось? – Катя склонила рыжую головку набок, и Лера с трудом сдержала тираду, подкатившую к кончику языка.
Да! Случилось! Работа всей моей жизни! Шеф, который стал почти наставником. Глубокое, зловонное и непроглядное жерло дохнуло тленом, а ты сочувственно поднимаешь свои идеально нарисованные брови и спрашиваешь, что случилось? Случилось всё! Просто потому, что у кого-то есть деньги, связи и вторичные половые признаки.
Лера сглотнула монолог потенциального самоубийцы, усилием воли растянула губы и выдавила:
– Норм.
Расспрашивать подробнее никто не стал. Вряд ли поверили, но благоразумно решили не тратить вечер встречи на дурное настроение Гинзбург. Чай, не первый год в одном окопе. Знали, чем всё может кончиться.
И Валера терпеливо держалась. Зажёвывала острыми крылышками, пыталась вслушиваться в чужие романтические истории… Но солёные закуски плохо идут с розовой сахарной ватой, поэтому спустя полчаса Лера махнула рукой на этику и такт и обратилась к зомбоящику.
Собственно, это и стало её роковой ошибкой. Уж где-где, а в ресторане она никак не ожидала наткнуться на экономический канал. Всю жизнь, сколько Лера себя помнила, фоном её встреч с сокурсницами были кадры подиумов. Наверное, вся аудитория каналов высокой моды только и состоит из посетителей ресторанов. Ты ешь, а перед тобой бредут в никуда с отрешённым взглядом голодные девушки. Вышагивают в замысловатых шляпах и платьях, тихонько постукивая ключицами. И каждый раз остаётся гадать: придавят модель метровые подплечники и перья или она чудом дойдёт до занавеса?
Обычно Лера жевала, смотрела на острые скулы и угловатые коленки с подиума и думала, что, в общем-то, с диетой можно пока не заморачиваться. Но именно сегодня сотрудники ресторана решили сменить политику. Или просто один из официантов впал в мечты о богатом будущем венчурного капиталиста… Словом, во всю плазму транслировали строгих ведущих в обрамлении графиков и курсов акций и валют. И всё бы ничего, но взгляд Леры споткнулся о знакомое лицо. «М. Соломатин, генеральный директор “Соло Инвест”», – гласила надпись внизу экрана. И это стало последней каплей.
– Вот сволочь! – процедила Лера, сжимая очередную стопку.
Разумеется, «девочки» с любопытством обернулись к телевизору. И, разумеется, задохнулись от восторга.
– О, Соломатин… – мечтательно протянула Катя. – Боже, какой мужчина!
– Ага, такая няша! – вторила ей Лиза.
– Наш журнал включил его в список завидных холостяков. – Настя Тихонова вздохнула. – Хотя говорят, он встречается с Проскуриной.
– Это которая Маргарита? – живо заинтересовалась Лиза. – Модель, демонстрирующая купальники?
– Жертва хирургов, – фыркнула Катя. – Теперь там ловить нечего. Импланты со всех сторон, от зубов до попы. Готовая кукла. Официально они ничего не объявляли, но от таких, как Проскурина, не уходят.
– На таких, как Проскурина, не женятся. – Настя пригубила шампанское.
Боже, она даже пьёт, как колибри! Ни ума, ни фантазии, зато полная осведомлённость в сплетнях. Как можно считать Соломатина завидным женихом, если он такая отъявленная сволочь, для которого люди, животные, культура – просто мусор под ногами?
– Точно, девочки, – закивала Лиза и вдруг хихикнула. – Ой, газы носом пошли… Если женщина сделала из себя надувную игрушку для секса, то нечего обижаться, если её так и воспринимают.
Тут Лера не могла не согласиться. Она понятия не имела, кто такая Маргарита Проскурина, но заочно испытывала к ней неприязнь. Впрочем, если эта Проскурина – алчная стерва, то именно такую Соломатин и заслужил. Наверняка она ещё и носит натуральные шубы…
– Вот, знаете, обидно. – Катя подпёрла лицо ладонью. – Вроде приличный мужчина. Ну, лицо интеллигентное. А на самом деле такой же, как остальные…
– И даже ещё хуже, – не удержалась Лера. – Учи таких в Принстоне, не учи…
– Он ещё и в Принстоне учился? – Лиза округлила глаза. – Постой, а ты откуда знаешь?
– Да так… Попался под руку во время работы над сюжетом…
Лера поняла, что сболтнула лишнего, но было поздно. Отговорки сработали бы где угодно, но не в тесном дружеском кругу профессиональных журналисток.
– Выкладывай! – с информационной жадностью потребовала Настя Тихонова. – У вас что, была интрижка?
– О-о-о… – выдохнула Катя. – Неужели ты всё-таки с кем-то… Я бы спросила, не сорвал ли кто-то твой цветок, но в твоём случае это скорее чека от гранаты.
– Очень смешно. – Лера плеснула ещё в стопку и моментально спасла от выветривания. – Дефлорация – не то, что я обсуждаю с посторонними. Во-первых, тема старая и неактуальная, во-вторых, спасибо, Господи, к Соломатину вообще никаким боком не относится.
– Тогда чем же он зацепил нашу недотрогу? – Катя подалась вперёд. Ещё немного, и любопытство заставило бы её совершить прорыв в физике и просочиться через столешницу.
Лера замерла на секунду, взвешивая, стоит ли раскрывать все карты, но водка внутри услужливо зашептала, что правда – превыше всего.
– Меня из-за него уволили.
Пожалуй, никогда ещё за столиком журналистов не было так тихо.
– Служебный роман? – выдохнула Лиза.
– Ирония судьбы. – Лера обречённо помотала головой. Ну вот как им объяснить?
Времени ушло больше, чем хотелось бы. Но вскоре вся история обрела ясность даже в сознании Насти Тихоновой, которое после бутылки «Асти» больше походило на крюшон.
– Ну какой же гад! – И тут Катя добавила пару слов, от которых даже самая стойкая французская помада могла бы осыпаться горкой стыдливого пепла.
Вечер определённо начинал нравиться Лере. Злость сама по себе вгоняет в тоску, вызывает бессилие и желание обниматься с собственными коленками. Но как только появляется возможность разделить гнев, как пиццу, срабатывает стадный инстинкт. Охватывает эйфория, и, кажется, вот попади сейчас кто-нибудь под руку – от него останется только штампик на отчёте о вскрытии.
Матвей Соломатин и вся его пафосная конторка стали вдруг казаться Лере чем-то мелким и несущественным. Уволил? Да и чёрт с ним. Уж она-то найдёт способ поквитаться. Какой конкретно? Это проспиртованный коллективный разум умалчивал. Одно было ясно наверняка: не пройдёт и полгода, как Соломатин будет валяться у Леры в ногах, целуя рифлёные подошвы «гриндерсов», плакать и просить пощады хотя бы ради бедных пушистых пёсиков.
Дальнейший разговор расплылся радужными кругами, смешался с громким хоровым выступлением в караоке, посеребрился стразами мужского стриптиза. Кажется, были ещё охранники. Кажется, они робко просили вести себя поскромнее… Словом, где и как вечер перешёл в «вашу мать, мне через час вставать на работу», Лера искренне не помнила. Какой бы сильной женщина ни была, как бы ни закладывала мужиков за пояс в трезвом виде, алкогонки она всегда проиграет.
Пробуждение пришло внезапно и мокро. Моросил противный сентябрьский дождик. Не слишком холодный, а так, будто кто-то мочится на тебя свысока. Собственно, после мужского стриптиза Лера чего-то подобного и ожидала, поэтому, едва ощутив на лице капли, подскочила и вытаращила глаза.
Это был балкон. Незнакомый открытый балкон. Серое московское небо, крыша напротив, усиженная голубями. Желтеющие кроны деревьев. Вполне себе милый городской пейзаж, если бы не два вопроса: чей это вообще балкон и как попасть внутрь квартиры.
Лера поднялась, старчески охая и хватаясь за поясницу. Либо её вчера били, либо просто катали по булыжникам. Крепко вцепилась в отливы окон, прижалась лицом к стеклу. Равновесие держалось плохо. Фитнес фитнесом, а водка не любит спортивных.
Из полумрака на Леру смотрело чудовище. Как если бы Добби из Гарри Поттера перешёл на сторону зла. Морщинистое, лысое, инфернальное. Кошка сфинкс, точно. И это радовало, потому что ответ на первый вопрос был найден. Тихонова. Это она вчера рассказывала про породистое приобретение по кличке Мышь. Лера прищурилась, разглядывая зверюгу. Мышь? Разве что летучая.
– Эй!.. – Звук, который вырвался из пересохшей глотки, слабо напоминал человеческий голос.
Кошка Мышь прижала уши и слиняла, а Лера облизала губы, кашлянула и повторила попытку.
– Эй! Настя! Ау!
Тихонова возникла на горизонте через пару минут. Впервые в жизни Лера видела однокурсницу-припевочку такой помятой. Тушь потекла, белокурые волосы торчали паклей. Странно, но в этом облике Настя отчего-то вызывала симпатию.
– Не беспокойся, я предупредила, что мы опоздаем, – прохрипела обновлённая Тихонова, распахивая дверь.
Кажется, она нисколько не удивилась, что Лера спала на балконе. Может, сама туда и выставила?..
– Кого предупредила, куда опоздаем и почему мы? – машинально спросила Лера, оглядываясь по сторонам.
– Ты в своём репертуаре, – усмехнулась Настя. – Профи.
– В смысле?
– Три вопроса на одну фразу. Забавно.
– Ну… Может. Только я не шутила. А кофе нет?
– Что, правда ничего не помнишь? – Настя сочувственно склонила голову набок. Точь-в-точь как вчера, когда Лера рассказывала об увольнении. Да, этот эпизод остался в памяти нетронутым.
– Да нет… Вроде…
Лера наморщила лоб и сдвинула брови. Она ведь не соглашалась на оргию или, ещё того хуже, совместную ипотеку?
– Садись, сейчас налью. – Настя провела Леру на кухню, указала на стул и хозяюшкой запорхала у плиты. – Хорошо ещё, мама с братом на даче! А то бы пришлось бросать тебя на тротуаре. Представляешь, выяснилось, что никто не знает твой адрес!
– Что я натворила?
– Ну, к счастью, ничего особенного. Иначе бы я не стала ремо… рекоманд… Да боже ж мой! Больше не буду столько пить! Ре-ко-мен-до-вать тебя начальству.
Настя поставила перед Лерой дымящуюся кружку, и та с наслаждением обхватила пальцами гладкий керамический бочок, трезвея уже от запаха.
– А зачем меня рекомендовать твоему начальству? – Нехорошая догадка заползала в мозг вместе с паром от кофе.
– Вот ты даёшь, Валер! – Настя фыркнула, плюхнулась напротив и схватилась за виски: не рассчитала с резкостью движений. – Мы же вчера говорили! Что ты потеряла работу…
– Это можешь не напоминать.
– А тебе платить за квартиру… Я сказала, что у нас девочка одна ушла в декрет, есть вакансия, и ты попросила…
Кофе попал не в то горло, и Лера неистово закашлялась.
– Я… Что?! – натужно просипела она.
Валерия Гинзбург не просила. Никого и никогда. Зачем унижаться? Если заслужил – получишь сам, если не дают – не заслужил. Она ставила перед фактом, аргументировала, почему ей нужно то-то и то-то. Читала матери лекцию о гипогликемии после обеда, и мама понимала: это вместо «ну можно мне, пожалуйста, конфетку». Чтобы Лера попросила Настю Тихонову? О каких-то рекомендациях? Кто-то успел развернуть планету в обратную сторону?
– Ну да, – дёрнула плечом Настя. – Ты попросила замолвить за тебя словечко по поводу этой работы. А что такого? Все свои. В наше время связи – главный капитал.
Это ж какие сентенции! Интересно, где Тихонова научилась так мыслить? Пока писала статьи про пятьдесят оттенков пудры?
Нет, со спиртным пора завязывать. Если так дальше пойдёт, можно очнуться за написанием пресс-релиза к концерту Стаса Михайлова. Дно было близко, и оно подмигивало.
– Слушай, Насть… – Лера и без того с трудом отскребала осколки словарного запаса с внутренних сводов черепа, а уж отыскать в бардаке те редкие деликатные формулировки, которыми она и в обычные дни-то почти не пользовалась… – Спасибо, конечно, что подсуетилась… Но женский журнал? Серьёзно? Нет, не так. Я – в глянце? – Лера рассмеялась и осеклась, наткнувшись на остекленевший взгляд Тихоновой. – Ну не в этом смысле… Фак, не заставляй меня…
– Короче, работа тебе не нужна? – сухо перебила Настя.
– Не, нужна, конечно. Но блин…
– Нормальная, да?
– Говорю, я не в этом смысле…
– Да я всё поняла, Валер! Есть работа для тебя, а есть – для простых смертных. Ну, знаешь, дворники, гробовщики, ведущие колонки красоты…
– Насть…
– Да нет, нормально, нормально. Ты в своём репертуаре. А я думала, что щелчок по носу от Соломатина чему-то тебя научит…
– Знаешь, я лучше пойду… – Лера поморщилась: голова трещала, ещё и обиженный стрекот Тихоновой… И странные уколы совести где-то в висках. Откуда? За правду ведь не должно быть стыдно? Чья вина, что Настя дуется на каждый чих?
Тихонова молча позволила Лере встать, проводила в прихожую, а в ответ на растерянное «ну, на связи» просто молча захлопнула дверь перед носом великой Валерии Гинзбург.
Глава 4
От гламура и лайка – не зарекайся
День не задался ещё с прошлого вечера. Вообще, был это день или нескончаемое чистилище, Лера пока не осознала. Она не привыкла при свете дня мотаться на общественном транспорте вместо горячей работы над материалом. Час добиралась до «Хонды», ещё час толкалась в пробках до дома.
Есть люди, которые любят иногда расслабиться и поваляться на диване, Леру же не покидало чувство, что её кто-то наказал. В квартире она бывала обычно только для того, чтобы поспать, и теперь, увидев свою пещеру днём, пустую и плохо пригодную для жизни, поначалу захотела прямо с порога развернуться и уйти. Единственным намёком на уют был кактус Кот, и того она пять минут назад принесла из багажника. Оператор Дима был прав. Живой зверь у неё сдох бы давным-давно. Печься о благосостоянии животного мира Лера могла только издалека.
Финансовое планирование тоже не относилось к числу её сильных сторон. Пока нормальные люди вели приложения с бюджетом, Лера действовала проще. Есть у тебя деньги – трать. Нет – заработай. Никаких запасов на чёрный день. А он пришёл – и ситуация обстояла следующим образом: через две недели платить за квартиру. И если это сделать, то на еду останется около десятки до конца месяца. Не стоило, конечно, так швыряться купюрами в ресторане и мужском стриптизе… Кажется, Лера даже пихнула пятисотенную в одни сияющие трусы. Так ведь не пойдёшь же теперь с просьбой вернуть? Тем более Лера совершенно не помнила, что было выше пупка.
Есть ещё, конечно, мама. Которая с радостью примет Леру обратно в гнездо. Но снова вот это «ты покушала?», «я тебе на джинсах коленки заштопала!», «тетя Валя дала барсучий жир, давай натру, а то что-то ты ночью кашляла»… Нет. Ещё лет пять назад Лера твёрдо решила: с мамой она будет жить только в том случае, если кто-то из них станет овощем. Папа, конечно, тоже страдал от чрезмерной заботы, только это был его личный выбор. А Лера… Лера любила мать, но как-то больше на расстоянии.
Вариант оставался один: заработать. И тут пришлось согласиться с Тихоновой: связи – это капитал.
В ход пошла половина списка контактов. Пал Палыча Лера оставила напоследок, уж очень не хотелось расписаться в своей несостоятельности. Сначала пошла по однокурсникам мужского пола. Антон? В Берлине. Кирилл? В журнале для геймеров. Второй Кирилл? Сам перебивается с хлеба на воду. Мишаня Голдьман? Подался на второе высшее в режиссуру. Лёха Патрушев свалил в Таиланд, сидит на дереве и фрилансит. Отлично же! Капитал, что надо!
Дальше Лера решила обзвонить преподавателей с журфака. Тех, с кем она не разошлась во взглядах и не разгрызлась в кровавые слюни на экзамене. Лемешев принялся сетовать, что не ожидал такого от своей лучшей студентки; Назарчук, извиняясь, сообщил, что у него есть только одно местечко на кафедре, надо вести занятия в школе юного журналиста для старшеклассников. Лера скрепя сердце предложила свои услуги, и тогда Назарчук расхохотался так, что даже дыхание сбилось.
– Мне надо привлечь их в профессию, – простонал он между приступами смеха. – А не напугать до смерти…
Такого от alma mater Лера не ожидала. Стала звонить по сослуживцам, просто знакомым… Бесполезно. Вздохнув, зарегистрировалась на бирже фрилансеров. Уж в интернете-то денег должно быть валом! И что? Выяснилось, что начинающий пользователь без звёздочек в запасе может рассчитывать только на сто рублей за статью. И писать надо про шкафы-купе и подгузники.
Отчаявшись окончательно, Лера набрала Пал Палыча.
– А знаешь, я сам собирался тебе звонить, – выдал он после третьего гудка.
Ну вот! Не могла подождать ещё полчасика, чтобы не так унизительно?
– Я говорил со вторым каналом. По большому секрету.
– Могила, Пал Палыч.
В этой войне двух федеральных, в вечном противостоянии за бескрайнюю аудиторию глубинки, где телевыбор ограничен двумя кнопками, не было полутонов. Только чёрное и белое, красное и синее. Первый и второй. Был замечен в связях с подлыми конкурентами? Всё. Отправляйся прямиком на ТВ-магазин. Рассорился с руководством? Лезь через границу и подмигивай гадким обидчикам из вражеского эфира.
Лера знала, что в лагере красных меньше вольностей, старше аудитория, крепче сидит на горле шипастый ошейник благонадёжных редакторов. Но соблазн отомстить был сильнее, поэтому выслушать стоило.
– Они могут устроить тебя в передачу «Наша страна». – В голосе Пал Палыча сквозило сомнение.
– Что-то типа нашей? Рассказывать о проблемах в разных городах?
– Не совсем. – Пал Палыч медлил, явно придумывая, как бы подсластить пилюлю. – Скорее, наоборот. Надо рассказывать о прогрессе в разных городах. Ну, условно, надо тебе снять больницу в Костроме. Ищешь фасад, на который уже положили плитку, посещаешь с главврачом платную палату, куда на час подселили блаженную бабульку. Из тех, что всему радуются…
– И игнорируешь тот факт, что перед открытием больницы закрыли три других?
– Как-то так. Я сомневался, что ты согласишься, но если ты готова…
– Йеп.
– Что-что?
– Ага. Вы же знаете меня, Пал Палыч. И вы всерьёз это предлагаете?
– Ну, Валер, что есть, то есть…
– Вы ведь в курсе, почему я подалась в зоозащитники?
– Потому что любишь пушистиков?
– Потому что, Пал Палыч, эта единственная сфера, где я могу что-то сделать. Я не дура, и отлично понимаю, что в политике меня или заткнут, или заставят писать по госзаказу. Вы же знаете, что я так не могу…
– Зачем ты мне это говоришь? Идеалистка, да? Думаешь, одна такая умная и честная? Все когда-то такими были. Жизнь сложнее, чем тебе кажется. Иногда стоит прогнуться, чтобы сохранить позиции для чего-то другого. Важного.
– Я… – Лера сжала зубы. – Я так не могу.
– Стоило догадаться. Что ж, Лер. Удачи, куда б ты ни собралась.
Короткие гудки возвестили о нежелании Минаева продолжать разговор. Это был конец. Впору было вешаться или менять специальность. Слесарь? Электрик? Или на каком там факультете учился Соломатин… На сатанинском?
И снова накатила злость. Ныть и печалиться с пледом, какао и зефирками Лера не умела. А вот злиться – очень даже. И очень жаль, что до Соломатина простым отребьям из среднего класса не добраться без предварительной записи к его секретарше. Потому что очень хорошо было бы посмотреть в наглую рожу и спросить: «Ты незаконно выкупил землю. Ты собрался сносить особняк и выселять сотню псин в никуда. И ты реально думаешь, что наказать за это надо меня? Совесть свою тоже увольнять будешь?»
Нет. Уйти из профессии – значит поджать хвост перед Соломатиным. Как будто Лера взяла поиграть чужой совочек, дядя погрозил пальцем, она вернула игрушку и снова стала прилежной девочкой. Ха! Не дождётся. Она останется журналистом, даже если какое-то время придётся писать про помаду.
Лера мстительно фыркнула и посмотрела на своего безмолвного колючего друга.
– Слышь, Кошак? Мы ещё прорвёмся. Скоро будешь стоять на таком гламурном столе, что даже придётся поменять горшок.
Палец сам отыскал в телефонной книге Настю Тихонову, и через мгновение Лера услышала длинные гудки. Пришло время порадовать «девочек». Скоро в их издании будет работать хоть один приличный журналист.
– Ты что-то у меня забыла? – холодно выдала Настя вместо приветствия.
– Эм… Нет вроде… – Лера нахмурилась. Даже она отошла после бодуна, а уж Тихоновой с её шампунем должно было полегчать гораздо раньше. Так что за тон?
– Тогда мне надо работать, если не возражаешь…
– Нет… То есть… Стоп, подожди. Я как раз насчёт этого.
– Насчёт чего?
– Ну, помнишь, ты предлагала мне поработать у вас на время декрета…
– Я? Нет. Ты просила, – Настя выплёвывала слова, как вишнёвые косточки.
Конечно, теперь будет злорадствовать. Из-за того что с утра Лера была честной. Мстить за правду – как это по-соломатински!
– О’кей, допустим. Я подумала, что не такая уж плохая идея… Можно попробовать что-то новое…
– Ну нет, Лера, – Настя усмехнулась. – Говори прямо: никуда больше не взяли?
– Да, а с чего ты?..
– Месяц назад закрылся «Мегаполис», полгода назад – «Hot». Безработных журналистов пруд пруди. Везде надо либо писать под заказ, либо платят копейки. И только у нас американский владелец, которому на курс рубля как-то плевать.
– То есть ты знала, что меня никуда не возьмут?..
– Ни секунды не сомневалась, – безжалостно отрезала Тихонова. – Дело уже не в квалификации, Лер. На место, которое освободилось в нашем журнале, стоит очередь из тридцати соискателей. Я могу замолвить за тебя словечко, попросить главреда тебя глянуть вне очереди… Но с твоим отношением… Вряд ли тебе что-то светит.
Вот тебе и тихоня Тихонова! Белокурый ангелочек с мурлыкающим голоском Мэрилин Монро! Значит, журфак даром не прошёл?..
– Тогда, может, замолвишь? – Лера сдержала сарказм.
– Я бы замолвила. Если бы утром ты повела себя как нормальный человек. А ты… Ты даже не можешь вежливо попросить, когда трезвая.
Лера медленно втянула носом воздух. Сосчитала до десяти. Потом до пятнадцати.