Карельская сага. Роман о настоящей жизни

Вечером дальним лесом прошла гроза. Перегретая земля никак не отдавала накопленное за день тепло, и порывы холодного ветра со считанными крупными каплями прошли для нее незамеченными. Гром ударил пару раз, сверкнула молния.

– Вот зараза, молоко сейчас свернется! – расстроилась Лена, ожидая проблем в цехе, где никак не могли наладить под потолком вентиляцию, и работать приходилось в нестерпимой жаре. Из-за ветра свет постоянно мигал, и единственная на цех холодильная машина останавливалась. Тогда к неприятностям со свернувшимся молоком мог добавиться и прокисший творог, за которым машина из города приезжала через день. Лена доказывала Дмитрию Викторовичу необходимость доработки оборудования, которое наспех ставили, когда организовывали в колхозе кооператив. Но Дмитрий Викторович лишь разводил руками: «Я не миллионер, Леночка, не богатый дядя с мешком денег. Мне бы людям зарплату заплатить, пока весь поселок не спился, а все нормальные не уехали отсюда, и я с пьянью не остался куковать».

Воскресенье Лена провела в цехе: ждали машину, вместе с которой за наличные деньги отправили в город не только творог, но и с десяток больших бидонов молока с утреннего надоя. Лена всегда удивлялась умению Дмитрия Викторовича найти общий язык с разными людьми и обнаружить лазейки, с помощью которых можно было бы хоть что-нибудь заработать. Если бы не созданный им на волне перестройки кооператив, то колхоз давным-давно бы развалился. Он искренне верил в то, что от любых бед может спасти только нормальный честный труд. Он быстро обратил внимание на Лену как на толковую работницу. Лишь спустя несколько лет с момента переезда в деревню и работы в цехе она призналась ему, что имеет высшее образование, кандидатскую степень, а на самую тяжелую и грязную работу согласилась только из-за большой нужды и сына. «Не надо считать меня за идиота, – ответил тогда Дмитрий Викторович. – Я же сразу заподозрил неладное. И по комсомольской линии справки о тебе навел, что это ты, такая-сякая, мне трудовую книжку не приносишь. Вдруг скрываешь увольнение по статье. Мне перебежчики не нужны в цеху. Пришла на тебя характеристика, из школы, из университета. Как-нибудь найду и покажу. На высоком, значит, идейном уровне проводила занятия с детьми. А меня, старика, пыталась тут обмануть, серой овечкой прикидываться. Эх ты, Ленка!»

Всё было Дмитрию Викторовичу под силу, только не покупка нового вентилятора и не остановка тех, кто бросал вполне благоустроенные дома в поселке и убегал жить в город. Заколоченное и брошенное жилье было уже не только в деревне за вторым озером, но и в поселке с электричеством, клубом, магазином, газовыми баллонами, керосином, телефонной будкой и прочими достижениями цивилизации.

– Дима, ты дома? – крикнула Лена, заходя за калитку, но тут же увидела, что на крыльце под навесом не висит рюкзак, а внизу, на озере у пристани, нет лодки. «Увлекся, грибов и ягод, небось, насобирает столько, что девать некуда будет, тете Софье половину отдадим, – решила Лена. – Было бы электричество, холодильник бы завели. Как не хочется перебираться в поселок только ради этого. Не понимаю, как там люди живут, нос к носу, окно к окну, ни переодеться спокойно, ни огород не развести. В городе понятно, там мысли другие, да и жизнь тоже».

Занявшись делами, Лена опомнилась, лишь когда стемнело. Только тогда она забеспокоилась и ощутила легкий страх, который с чем-то другим перепутать сложно: страх потерять любимого человека, страх остаться одной в глуши, в полузаброшенной деревне на берегу затерянного в лесах озера, вдали от цивилизации. Она спустилась по тропинке вниз на берег озера. За вновь набежавшими облаками заходило солнце. Комары и мошка полчищами кружили над водой, образуя нечто вроде облаков, если смотреть издалека.

Лодки на пристани по-прежнему не было. Лена всматривалась в горизонт, в болото, в лес на мысу в надежде заметить знакомую фигуру. На озере не было ни одной лодки. На километры вперед расстилалась водная гладь, заканчивавшаяся с одной стороны болотом, с другой низкорослым сосновым лесом, за которым скрывалась протока, которая вела в первое озеро. Алексеич часто ходил на лодке, привозя корзины грибов и ведра ягод. Изредка с собой он брал Кирилла, но лишь в недальние походы. На другой берег озера, там, где начинался непроходимый лес, тянущийся чуть ли не до финской границы, Алексеич всегда ходил в одиночку.

– Дима! – крикнула что было сил Лена, и через несколько секунд до нее донеслось эхо. С деревьев на болоте вспорхнули птицы. Ей показалось, что кто-то кричит в ответ, но, напрягая слух, она различила собственный голос, который, должно быть, возвращался, отраженный от леса и спрятавшихся за соснами гранитных, поросших мхом валунов. – Дима! Ау!

Так и не услышав ничего, Лена медленно пошла обратно в дом, то и дело оборачиваясь, ожидая, что вот-вот покажется лодка или ей ответят с ближнего болотца или с просеки. Но набегали сумерки. Белые ночи давно прошли, и вечерами, несмотря на жару, темнело рано. Стоя у дома, Лена не могла уже различить ничего на озере, только просветы в облаках, красноватые от заходящего солнца, отражались в легких гребешках волн.

До поздней ночи Лена просидела в доме за столом, глядя на пламя свечи, ожидая услышать шаркающие шаги уставшего Алексеича. Будто вот-вот он войдет в дом, бросит в угол вещи, возьмет кружку и нальет до краев из графина воды, потом будет медленно пить и не скажет ни слова, пока не выпьет до дна. «Вот я и дома, – скажет он и покажет пальцем на ведро грибов или ягод, оставленное у двери. – С этим-то добром что делать будем, мать? В заготовку сдадим или себе?»

Задув свечу, Лена еще раз вышла из дома, кутаясь в шерстяной платок. Шагнув за крыльцо, она пригляделась к пристани, но лодки Алексеича там не было.

На втором озере редко тонули. И не потому, что там было мелко – глубина на середине озера была в два человеческих роста. Просто тонуть было некому: деревня стояла пустая, а поселковые, те, у кого были лодки, ходили в основном на первое озеро, более обширное и глубокое. Там можно было взять хорошую щуку, а если повезет, то и судака. Несчастья случались в основном с приезжими, городскими, которые, крепко подвыпив, выходили в озеро в плохую погоду. «Сердится озеро, как бы бед не наделало», – приговаривала тетя Софья, когда над деревней прокатывался сильный ветер или гроза. Озеро тогда из спокойного водоема превращалось в настоящее бурлящее чрево, темное, с белой пеной, огромными волнами, затапливавшими стоявшие у пристани лодки.

Набегавший ураган или гроза обычно длились совсем недолго. Как только тучи расходились, ветер стихал, озеро принимало привычные добродушные очертания, и трудно было поверить, что с ним может происходить виденное какие-то минуты назад. Становилось свежо, легко дышать. Все, кто был в деревне, выходили из домов, чтобы осмотреть лодки и огороды. «Стихло, получило свое, – сурово смотрела на озеро тетя Софья и спешно крестилась. – Вот видите, что я говорила, всё не просто так, нет, не просто, – покачивая головой, повторяла она, когда из поселка приходило известие о том, что кто-нибудь во время грозы или сильного ветра по неосторожности перевернулся на лодке или утонул. – Озера наши любят покойничков, ой, как любят».

«А что, если…» – подумала Лена, когда погасила свечу и присела на краешек лавки. И тут же погнала от себя эти мысли. В ее воображении возникло абсолютно спокойное озеро, над которым ярко светит полуденное солнце. В лодке сидит Алексеич, перед ним полные ведра ягод. Он не гребет, весла сухие, но лодка движется сама, причем довольно быстро – за лодкой творится настоящий водоворот, вырываются брызги. Рядом плывут утки с утятами и лебеди. «Почему лебеди? Откуда они тут? Я никогда не видела здесь лебедей на нашем озере. Здесь слишком холодно для них, они до Карелии уже не долетают». Алексеич будто бы услышал эти ее слова. Он улыбнулся, махнул рукой, и лебедь тут же взмыл вверх, а за ним еще один. Так они и полетели парой, сделав круг над лодкой, пролетев над озером и в конце концов скрывшись над болотами. «На юг полетели, как мы с тобой», – произнес Алексеич. «Нет, в той стороне не юг, там север, до границы недалеко. И на какой юг мы с тобой летели? Не придумывай, это уже давно было, чего теперь вспоминать. Давай лучше домой возвращайся, а то загулял».