Времена философов

– Вот реальность, – моим языком сказал на это старик.

Тут же сад исчез, а пред моим взором возникла пустота, такая, в которой не было абсолютно никого и ничего.

– Она – мать всякой реальности, – произнёс я, словно перевёл его мысль, и испытал от осознания этих слов невероятное потрясение. – Вечное материнство…

– Ни одна мысль не достигает её, – сказал старик, – никакая тяжёлая энергия не достигает.

– Бесчисленные миры… все они дети пустоты… и каждый миг рождается – разворачивается, уносясь от неё – бесчисленное множество миров… не иначе как связанных между собой, – проговаривал я мысли вслух, внимая собственному сердцу и разуму.

– Ничто не рождается из пустоты, всё рождается от полноты, – поправил меня старик. – Абсолютная пустота и полнота, приводящая к взрыву, рождению – единовременны.

– Сердцем нельзя войти в эту реальность. Сердце может быть прекрасно и чисто, но всё же не может войти… – ощутив вдруг укол печали, сказал себе я.

– Шаг к безвременному лёгок и на сердце легко в тот миг. Лёгкая энергия легко достигает начала начал, – сказал на это старик.

– Я понимаю, – произнёс я, – когда-то ты был дома, а потом долго отсутствовал, но долгое отсутствие не означает, что нужны будут усилия, чтобы вернуться обратно. И мы возвращаемся туда, откуда пришли, и с тем, с чем пришли – мы не можем взять с собой ровным счётом ничего. Нет, какое-то ложное чувство, что-то в этих словах не так…

– В словах всегда что-то не так, – улыбаясь, произнёс старик. – Когда мы начинаем превращать энергию в словесность, мы поначалу кажемся себе правыми, ибо в начале превращения принимает участие большее количество энергии, чем потом. Мы постепенно выдыхаемся, и вот нам уже кажется, что мы заблуждаемся. В тебе было больше освобождённой энергии, когда ты произнёс первое предложение, а затем тебе не хватило её, чтобы в очередной раз подняться над собственным умом. Так часто бывает. Тому, кто жаждет вкушать плоды мудрости, следует поддерживать своё внутреннее безмолвие.

Мы шли по дивной летней аллее, которая как будто вела обратно в парк. Навстречу нам дул приятный ветерок. Моё настроение, несколько омрачённое «ложным чувством», снова стало беззаботным. Над нами и прямо возле нас летали птицы – одни выглядели вполне обычными, а другие как сказочные существа – из-за своих огромных размеров и яркого оперенья. Удивление, восторг, ощущение счастья… но всё это в соседстве с чувством, что приближается осень, что тёплый воздух скоро сменится на холодный, радужный день на дождливый и пасмурный.

– Совсем ещё недавно я любил больше всего осень. Но теперь мне как никогда жаль, что уходит лето. Даже как-то не по себе от мысли о предстоящих переменах, – поделился я своими чувствами со стариком.

И словно в подтверждение моих слов аллея вскоре разделилась на две абсолютно разные половины. Правда, разглядел я это немного позже, потому как прежде взгляд приковало к себе дерево, внезапно выросшее у нас на пути. К моему изумлению, перешедшему затем в бурную радость, это была яблоня – изобилующая плодами, и, вместе с тем, такая прекрасная и стройная! Она точно являлась началом и продолжением той сказки, в которой мне посчастливилось оказаться, и которая по недавнему моему ощущению должна была вот-вот закончиться. «Значит ли это, что у неё есть вечное продолжение?» – с замиранием сердца подумал я. Яблоня явно выделялась на фоне других деревьев, и ей явно было не место там, однако она находилась как раз на той черте, где заканчивалась одна аллея и начиналась совсем другая. Она – понял я – и является тем, что их разделяет.

– Поверить не могу, что всё это происходит в заброшенном парке. На моей памяти в нём не существует подобных мест. Этой аллеи, например…

– Но в нём существуют чудеса, – дал на это простой ответ старик.

– Вот только никто не понимает, почему они происходят, вернее происходили, – сказал я.

Мои слова его почему-то развеселили. С благосклонной улыбкой он посмотрел на меня и сказал, будто в ответ на мои мысли:

– Скоро её здесь не будет, и две аллеи вновь соединятся в одну. Как ты уже догадался, эта яблоня особенная. Она из тех деревьев, что выращены мудрецами.

В этот момент мы оказались рядом с ней. Он протянул руку и легонько сорвал яблоко, а после дал его мне.

– А почему особенная?

– Она не погибнет, пока кто-нибудь не насытится её плодами.

– Это так похоже на сказку… А что произойдёт, если я отведаю?

– Ничего. Ты уже отведал. А то, что ты держишь в руке, всего лишь обыкновенное яблоко. Можешь съесть его, если ощущаешь голод.

Чуть погодя старик добавил:

– Люди часто принимают за чудеса обыкновенные яблоки.

– Что же тогда является чудом? – сам собой возник у меня вопрос.

– Всё. Всё в целом является чудом.

С этими словами старик исчез. Я посмотрел на дерево, подумав о том, что оно тоже могло исчезнуть. Пока что оно только отдалилось, впрочем, скорее это я от него отдалился, потому как стоял уже в другой, окутанной мраком части аллеи. «Ещё не всё», – сказал я себе и, собравшись с силами (ибо чувствовал, что они мне понадобятся), двинулся в его сторону. Путь мне преградил сильный ветер. И, навевая тревогу, некто в глубине меня произнёс: «Твоё время закончилось, твои возможности исчерпаны». Однако я решил не сдаваться. Мне хотелось закричать: «Я не понимаю, почему это со мной происходит, почему это обязательно должно со мной происходить?!» Но вдруг вспомнились слова профессора Рольпера о бесконечной и бессмысленной борьбе с тенью, внутренней тьмой. Эти слова как-то всё упрощали. В жизни на самом деле всё гораздо проще, чем мы думаем. Сложно как раз потому, что мы думаем, и потому, что на каждое действие есть противодействие. Но если не предпринимать ничего… быть только свидетелем противоборства сил, довериться природе, позволить ей примирить их…

Внутренняя борьба, внушающие тревогу перемены… оказалось, этого вполне и даже с легкостью можно избежать. Я коснулся рукою листьев, вдохнул аромат спелых яблок, произнеся про себя: «Нет никакого сильного ветра, если только мои собственные мысли не создадут его, нет никакой трудности в том, чтобы преодолеть расстояние, которого в действительности не существует». После чего улыбка сама собой появилась у меня на лице. Я сел под яблоню и – что было явной дерзостью с моей стороны в подобных обстоятельствах – закрыл глаза. «Будь, что будет. Пусть произойдёт то, что должно произойти. А если ничего не произойдёт, я просто открою глаза и отправлюсь домой», – дал я себе небольшое напутствие.

Так и случилось. Спустя некоторое (неопределённое) количество времени я встал и отправился домой. Вот только вскоре понял, что ни ограждения аттракционов, ни сами аттракционы, мимо которых вела меня дорога, не должны выглядеть как новые. «Неужели я всё ещё сплю?» Я стал вспоминать, где и когда уснул, и вспомнил про яблоню. Решил, что для того, чтобы проснуться, мне нужно вернуться к ней. Но не пришлось никуда возвращаться. Я просто открыл глаза и вновь очутился под яблоней. Правда… это было уже совсем не то место.

Я находился на маленьком островке земли, который значительно возвышался над окружающей местностью. Последняя имела мало сходства с Вильским парком, и ещё меньше с реальностью. Она была голой (на ней не росло ни одного деревца, ни одного кустика) и вместе с тем многоцветной, как если бы вся была покрыта осыпавшейся с аттракционов краской. Сами аттракционы выглядели, словно ржавые остовы неких загадочных строений на давно обезлюдевшей земле, и, будучи полностью обесцвеченными, обезличенными, частично растворялись в низком пасмурном небе. Но даже ни это было самым странным и нереальным… Вокруг стояла тишина, но при этом везде что-то мельтешило, как будто вился рой гигантских мух, или как будто по небу бегали лучи прожекторов. Впрочем, что именно это было, недолго оставалось для меня загадкой. Пустующее задумчивое пространство между небом и землёй вдруг наполнили десятки, или, может быть, сотни летательных аппаратов, от светящихся шаров до туманно-серых тарелок, и ещё большее множество вытянутых и полупрозрачных силуэтов, лишь отдалённо напоминающих человеческие. Рассмотрев, как следует картину, я понял, что за ней стоит что-то ещё, какие-то действия, какая-то выполняемая пришельцами работа. Они как будто… и тут меня осенило: они как будто возвращают к жизни парк. А когда-то его неоднократно пытались реконструировать и модернизировать люди. Только у последних это никак не получалось – им препятствовала в этом сверхъестественная сила, та самая сила, которую в живом обличье я вижу сейчас перед собой. В результате тщетных и небезопасных попыток придать ему иной, полностью отвечающий современным вкусам вид Вильский парк стал закрытой аномальной зоной, посещать которую могли лишь отдельные лица… Но тогда почему пришельцы – коими изобилуют рассказы очевидцев таинственных явлений – не дали людям сделать то, что делают сами? Или они вовсе не возрождают парк, а, наоборот, до конца уничтожают его, – что даже больше похоже на правду?.. Или же люди пытались сделать вовсе не то же самое?.. Слишком много возникало вопросов. Прежде их было и то меньше. Я вдруг с грустью осознал, что перестал что-либо понимать. История с заброшенным парком превращалась в какое-то безумие, бессмыслицу, а моё внутреннее путешествие, как сказал бы мой знакомец Ален Хартер, в поиск смысла в бессмыслице. Нет, всему этому должно быть разумное, не в ущерб иррациональному рациональное объяснение! Не исключено, и даже очень вероятно, что на самом деле оно гораздо проще, чем мне кажется.

Изучив островок-возвышенность, на котором я сидел (потребность в этом возникла ввиду моего небезопасного положения), я понял, что он выглядит, как надкушенное со всех сторон яблоко. Из чего следовало, что в любой момент он может обрушиться. Но каков выход? «Либо попробовать проснуться, либо… просто продолжать наблюдать, не испытывая при этом страха, ведь страх – это на самом деле единственное, что может его обрушить», – сказал я себе, вспомнив о том, что рядом со мной дерево мудрости. После чего понял кое-что ещё: это вовсе не я в опасности, а история нашего парка, и тех людей, с которыми сегодня познакомился и которые сразу же стали мне близки; это дерево мудрости в опасности… Но причём здесь дерево? Какое отношение оно может иметь к заброшенному парку?..

Как следует подумать над этим я не успел. Передо мной вдруг возник пришелец – чьё лицо напомнило лицо пожилого индейца. Мгновение он сверлил меня бездонным взглядом, а затем приложил руку к точке моего третьего глаза. По мне пробежал электрический ток. От сильной боли я закрыл глаза, а когда затем открыл их, то увидел перед собой совершенно другую картину.

На этот раз всё выглядело как в реальности. И парк, и люди, и аттракционы… Только это была реальность другого, давно миновавшего времени.

Я увидел мальчишку лет двенадцати или тринадцати. Он стоял прямо передо мной и, задрав голову (прямо как я когда-то на этом же самом месте), смотрел на вращающееся в небе колесо «Сатурна». К мальчишке подошли его родители. Он опустил голову, и по выражению его лица я понял, что в парке ему вовсе не так интересно, как мне показалось. Кого-то он мне напоминал…

– Сын, но ведь ты же гулял с мистером Джеффом совсем недавно, – заговорил с ним отец. – Давай я оплачу тебе этот аттракцион… или хочешь, потом ещё тот. И отправимся домой. Ты же помнишь, сегодня возвращается твоя сестра, приедут ещё бабушка с дедушкой. Давай?

– До их приезда целая куча времени. А мне нужно всего немного…

– Винер… – попыталась заговорить с ним мать, но почему-то остановилась, передумала.

Так вот, кто этот мальчик – мой сегодняшний проводник мистер Винер Степс!

Отец продолжительно смотрел на мать, которая испытывала понятные ему сомнения.

– Ну, не знаю, – пожала плечами она, судя по всему решаясь на что-то. Но в результате предприняла очередную неуверенную попытку: – Может быть, всё-таки пойдём домой, Вин…

– Почему бы вам не пойти без меня? – не собирался сдаваться юный Винер.

– Но… – и вновь мать осеклась.

Настал черёд отца:

– Мы не понимаем, Вин, почему вас всех, словно магнитом притягивает к себе мистер Джефф? Да, он человек необычный, настоящий силач, хотя по его комплекции так не скажешь, и к тому же фокусник… соглашусь, фокусник он тоже такой, каких поискать, но… вы готовы всё своё время проводить с ним. А это… ну, как-то это не совсем правильно.

– Мы не так уж и много времени проводим с мистером Джеффом, – отвечал отцу Вин. – К тому же, помните, я вам говорил, что без меня дети могут не понять его.

– Но как ты его понимаешь? – озадачился отец.

Вин как будто не услышал его вопроса.

– Сын, мы с отцом просто переживаем, – вдохновилась на беседу мать. – И не только мы, многие родители. Таков ли этот мистер Джефф, каким кажется? Просто – ты уж прости нас – нам сложно поверить в то, что такие люди, как он, бывают.

– Мама, папа, мистер Джефф именно такой, какой есть, даже если он единственный на свете!

– Ладно, будь по-твоему, – согласился отец. – Иди. Только, прошу тебя, надолго не задерживайся!

– Спасибо, пап! Мам, спасибо! Сегодня один мальчик должен принести саженец. Мы с мистером Джеффом посадим его в землю!

– Саженец?..

– Да, яблоневый! Из него вырастет наше общее дерево!

Мальчик умчался, а родители остались стоять – пребывая в некотором недоумении.

– Ты что-нибудь поняла?

– Боюсь только то, что мы оба плохо знаем, чем увлекается наш сын.

– Но… хоть убей, не понимаю, как немой сорокадвухлетний джентльмен может оказывать на детей такое влияние?! Они же на нём буквально помешаны. Даже аттракционы им не интересны, дай походить по тропам мистера Джеффа! А ведь при этом никто точно не знает, откуда этот человек взялся, кем был прежде, и с какой радости живёт в парке, не имея ни дома, ни семьи – хотя, впрочем, это тоже никому наверняка неизвестно.

После этих слов я проснулся, теперь уже по-настоящему.

Ночь, футбольное поле, мириады звёзд, покоящийся в углу ворот мяч, глубоко уснувшее и напоминающее корабельный остов здание. При виде последнего мне сразу же вспомнились обезличенные аттракционы из моих видений. Вот, значит, что повлияло на их образ! Что ж, вероятно, не они должны быть заброшены, а это здание не должно было здесь появиться.

Сложно было в это поверить, но… долгая и таинственная история Вильского парка расставалась со своей тайной. Кто-то скажет, что это субъективно, что речь лишь о моих собственных видениях и интерпретации. Я не стану с этим спорить. Но для меня… мои собственные ощущения всегда были убедительнее любых аргументов.

Итак, сейчас я расскажу нечто общеизвестное и добавлю к нему лишь то немногое, что было навеяно мне чувством в ту ночь, то, от осознания чего мне хотелось танцевать, радоваться и плакать одновременно.

Все мы помним время, когда наш Вильский парк был вполне обычным. Единственным его существенным отличием от других европейских парков развлечений и отдыха являлись его размеры. Он был (разумеется, таков он и сейчас) значительно больше любого из них. Все мы, конечно, помним и то, что примерно двадцать пять лет назад в нашем городе, а точнее в нашем парке появился некто мистер Джефф, который с первых же дней стал его легендой. Кем он был, откуда пришёл – для многих было и до сей поры остаётся загадкой. Одни уверяли в том, что он работал в каком-то цирке, другие заявляли, что официально он нигде не числился. Среди младшего поколения, которому мистер Джефф был ближе, ходили слухи, что он приехал с далёкого востока, из Тибета, если быть точным, где половину жизни провёл в монастыре. Одни уверяли в том, что он расстался со своей семьёй, другие заявляли, что семьи у него никогда не было. Словом, ходило о нём много разных разговоров и легенд. Но что бы из них ни было правдой, в главном мнения людей сходились: этот человек завораживал, – и не только необычными трюками и мастерским их исполнением, но – в первую очередь – своей неисчерпаемой энергией и жизнерадостностью; его любила вся городская детвора. Взрослые дали ему прозвище «Человек-аттракцион» – потому что для их малых детей он был лучшим аттракционом в парке. Порой он выглядел одиноким и задумчивым, и, так как ничего не мог рассказать о своих переживаниях, это давало повод сомневаться в нём: что если у мистера Джеффа есть какое-то скрытое психическое расстройство, которое рано или поздно даст о себе знать? Не странно ли, что он бездомный и живёт совершенно один? Странно – как и то, что в нём было столько задора и силы, что их легко хватило бы на нескольких человек.

Я тоже помню это время. Когда мистер Джефф появился, мне было около шести. Возвращаясь в ту ночь домой, я, как наяву, видел себя и своих сверстников в отряде, следующем за мистером Джеффом по его сказочным тропам, слышал отголоски наших разговоров и смеха. Образ этого большого во всех смыслах человека, который как чудо, как живой источник счастья, часто будоражил моё детское сознание, ожил во мне спустя годы.

Мистер Джефф был с нашим городом на протяжении семи лет. Затем его не стало. Вильский парк без этого человека «опустел» и начал терять популярность.

По прошествии двух лет перед властями города встанет вопрос о его реконструкции и модернизации, а также о возможном сокращении его земельной площади. Незадолго до начала запланированных работ группа инвесторов получит от властей разрешение на застройку близлежащей к парку территории и части его окраины. Парковый сад будет выкорчеван, и вместе со всеми деревьями погибнет дерево мудрости, посаженное когда-то мистером Джеффом и ребятами. На месте сада вырастет один из корпусов делового центра.

Как мы знаем, именно тогда у горожан и стали возникать проблемы с Вильским парком. Начатые в нём работы словно упёрлись во что-то невидимое: строительная техника стала часто выходить из строя, а рабочие чувствовать недомогание. В результате было решено приостановить работы до выяснения загадочных обстоятельств. Однако выяснить обстоятельства не удалось.

Попытки вернуться к работам спустя некоторое время приведут к печальным последствиям. Но, с другой стороны, ситуация с Вильским парком получит мировую огласку, привлечёт внимание учёных-исследователей, а также самой Верховной Академии; на его территорию ступят экстрасенсы. Впрочем, невзирая ни на что, тайна парка по-прежнему будет оставаться под замком, как и его ворота для общественных масс. Позже суета вокруг него уляжется, и он, что называется, станет заброшенным. Но как раз вскоре после этого он оживёт, оставленная в покое тайна как будто сама захочет приоткрыться.

Чем больше будет у него наблюдателей, тем чаще будут происходить в нём загадочные, порой совершенно необъяснимые вещи, которые мы вскоре будем привычно называть чудесами. А спустя ещё немного времени, они убедят в своём существовании практически всех жителей нашего города.

Но… возникает вопрос, похожий на тот, который прозвучал вначале моего рассказа: что такого произошло недавно, что чудеса (назову их снова таинственными явлениями), по заверению мистера Минроя, навсегда ушли из нашей жизни? В связи с этим вспоминаются слова мудрого старца: «Скоро её здесь не будет, и две аллеи вновь соединятся в одну. Как ты уже догадался, эта яблоня особенная. Она из тех деревьев, что выращены мудрецами». Так в результате чего многолетняя, полная загадок история Вильского парка вдруг подошла к своему завершению? Ответ подсказал мне мистер Минрой: «Ещё один мой друг, мистер Винер Степс… Много лет он прожил в Далмаке, но вот наконец-то вернулся в родной город!» Он произнёс это так, словно приезд его друга очень много для него значил. Можно с уверенностью сказать: он много значил и значит не только для него, но и для всего нашего города.

Сотни учёных и людей со сверхспособностями пытались пролить свет на тайну заброшенного парка, – в результате мы получали от них теории, общие сведения и интерпретации самих явлений, но определённого ответа на главный вопрос никто из них так и не дал. Дерево мудрости ждало своего мудреца, того, кто насытился его плодами. А таким был один единственный человек.

Вначале своих размышлений я сказал, что история расстаётся со своей тайной; но это не так – ибо она и есть Тайна.

Через три дня после описанных приключений, я получил сообщение от Уилла Минроя: «Если располагаете временем, приходите в полдень по адресу: Миднайт стрит, 13. Очень вас ждём».

Но первое, что ждало меня в указанном месте, это картина, при виде которой я невольно сбавил шаг, а затем и вовсе остановился, и застыл. Лицевая часть дома, включая крышу, была полностью забросана помидорами. У входа дежурили два охранника, приставленные, как позже я узнал, Верховной Академией. Один из них, сделав несколько шагов в мою сторону, обратился ко мне с вопросом-утверждением:

– Вы Вил Гальпурге?!

С грустью в голосе я ответил:

– Он самый, сэр.

– Что вы, не стоит огорчаться! Можно подумать, после подобных признаний люди пришли бы сюда в восторженном настроении и с букетами цветов, – заиграла улыбка на лице пристава. – Не стойте, проходите-ка лучше в дом!

В пустынном холле первого этажа не было никого, кроме горничной, которая, стоя перед зеркалом, заплетала волосы и пела. У неё был прекрасный голос, – и на моём лице сама собою появилась улыбка. Мы пожелали друг другу доброго дня.

– Проходите на второй этаж, мистер. Лестница чуть левее, – приветливым тоном добавила она.

Там все были в сборе. Не хватало только Алена Хартера и его паука. Что приятно меня удивило, у всех было замечательное, можно даже сказать, праздничное настроение. Тед импровизировал в мажоре на фортепиано. Рядом с ним стоял Мэл, который, судя по выражению глаз и улыбке на лице, с задором читал газету. Кристина и Дейл весело играли в виртуальную игру в обществе Эльзы. Остальные расслабленно сидели в креслах напротив фуршетного стола, пестреющего бокалами с вином, закусками и сладостями.

После того, как мы обменялись словами приветствия и рукопожатиями, я обратил внимание на компьютерное оборудование, расположенное прямо на полу посреди комнаты. Утром того дня я видел точно такую же картину – на экране телевизора во время новостей.

– Значит, это и есть та самая комната, из которой вы управляли подземной студией в парке?..

– Не управляли, – потому что это делал только Уилл, – уточнил Мэл.

– Когда за внешней стороной парка установили техническое наблюдение, пришлось большую часть времени работать удалённо, благо материала для этого было достаточно. А когда центральные ворота открылись для всех, мы снова собрались вместе в нашей подземной лаборатории, – коротко поведал мистер Уилл, и жестом пригласил всех подойти к столу. – Отведайте с нами этого чудесного вина, Вилл!

Мы отведали. После чего он сказал:

– Как только я получил ваш рассказ, тотчас же прочёл его. Думаю вот что: он будет неполным без того, что я вам сейчас расскажу – равно как была бы неполной наша общая история. Наверняка вы хотите спросить, как я узнал то, что той ночью узнали вы…

– Я действительно… шёл сюда с этим вопросом, – удивлённо произнёс я.

– Как-то вечером – когда все посетители разошлись – я бродил по парку, что было вполне обычным для меня делом. И проходя мимо «Сатурна», заметил нечто странное: кого-то или что-то, что находилось на одном из посадочных мест его нижнего колеса. Для того, чтобы являться человеком, объект был слишком габаритным, и вместе с тем он имел человеческую форму. Ни секунды не сомневаясь в своих действиях, я перелез через ограждение и поднялся на карусель. Добравшись до загадочного объекта, сел напротив него. Что бы вы думали, это было? Или кто?..

– Пришелец?.. – без раздумий ответил я.

– Я не раз видел его прежде. В нём было не меньше девяти футов роста. Узкие плечи, длинные руки, огромная вытянутая голова, складки на лице. Глаза – точно два иллюминатора с видом на тёмное звездное небо. Всё говорило о том, что он либо спит, либо вообще мёртв. Я просидел возле него минут двадцать и за это время успел так расслабиться, что даже начал задумываться.

Представьте себе картину, Вил! Человек и гигантский пришелец сидят среди ночи на карусели в безлюдном парке. О чём она может рассказать? Что может сулить человеку такая встреча? Для меня в этом была полная неопределённость. Впрочем, если пришелец – всего лишь мумия, то ничего… картина, даже будучи столь странной, теряет смысл.

Но когда я собрался уходить, заметил движение в его взгляде. Всмотревшись в его глаза, почувствовал, что они что-то выражают. Я не мог знать наверняка, что, но… из всех возможных чувств, пожалуй, больше всего подходила тоска. А потом… из россыпи звёзд в тёмном небе образовались две большие, живые звезды. Стало ясно: он смотрит на меня, смотрит и видит. Не делая никаких других движений, пришелец медленно протянул ко мне руку и приложил палец ко лбу. В этот момент карусель начала вращаться. И сразу же разогналась до сумасшедшей скорости, на которой меня выбросило из неё. Падение, удар, кратковременная агония, смерть, какая-то даже глупая смерть – всё это за мгновение промчалось в моём сознании. Но полёт явно затянулся… На самом деле это была иллюзия, ощущение, вызванное выходом из тела. Едва поняв это, разум перенёсся куда-то очень далеко, возможно, на край Вселенной. То, что я там увидел и почувствовал, трудно описать. Небесный океан, полный красок и света, в котором повсюду плывут, купаются подобно восходящему солнцу в облаках, гигантские пузыри. Все они обвиты и связаны между собой светящимися волокнами, – точно коконы, но только прозрачные. Каждый из них, как подсказывало мне чувство, это отдельный мир.