С Райтом следовало объясниться, хотя и всей правды говорить не стоило. Во всяком случае, пока. Однако и оставлять все эти вопросы не проясненными нельзя было тоже.
– Когда мы шли в кальдеру, – пыхнула она папиросой, – я воспринимала тоннель как он есть. Считай, видела в разрезе. И там в кратере… Не знаю даже, как тебе объяснить, что с нами тогда случилось, но все это точно из одной и той же оперы. Вот вроде бы нет ничего, а потом сразу есть. Не знаю даже, что сделала не так, хотя, возможно, это только там, в этой кальдере, могло случиться? Повторюсь, не знаю. Но представь! Мгновение, – что-то сдвинулось, – и мы с Рощиным обнимаемся уже не в каюте, а на берегу этого гребаного озера. Ну, ты видел, там, внизу! Похоже, это тоже как-то связано с чувством пространства, расстояний, ориентации. А что чувствуешь ты?
– Давление и магнитные поля, – усмехнулся арматор. – Такой, знаешь, долбаный барометр, совмещенный с компасом. Но, к сожалению, не всегда, в смысле не постоянно и не везде. Надо настраиваться… Мне мантры помогают, главное, чтобы не понимать смысл произносимых слов. Бормочу, настраиваюсь и начинаю видеть. Особенно хорошо получается в таких местах, как Гиперборея или Лемурия. Не знаю, почему, но там мой штурманский дар стабилен, а в других местах – нет. Однако все это, как ты понимаешь, строго между нами. Твои секреты твои, мои – мои, и третий в этом деле, как и в любви, лишний.
– Совершенно с тобой согласна, – Лиза загасила окурок в пепельнице и встала из кресла. – Но ведь слухи все равно пойдут.
– Без слухов, сплетен и легенд не обходился еще ни один удачливый искатель сокровищ, – пожал плечами Райт и тоже встал. – Ты не представляешь, какие гадости обо мне рассказывают! Пират, убивец, продал душу дьяволу…
– А что, не продал? – «удивленно» подняла бровь Лиза.
– Да как тебе сказать…
– А ты и не говори, – усмехнулась Лиза. – Только цену шепни, чтобы, значит, не прогадать, если вдруг и мне предложат.
– А что, еще не предлагали?
– Да нет вроде… – слукавила Лиза, вспомнив Ивана и группу патриотически настроенных предпринимателей.
– Ну так предложат! – успокоил ее Райт. – И кстати учти, доктор Аллен, вполне возможно, не только доктор!
– А Нина? – нечто в этом роде Лиза и сама подозревала, но одно дело доктор и совсем другое – его жена.
– Нина, скорее всего, просто авантюристка, как и все мы, впрочем. Но вот ее благоверный… Нисколько не удивлюсь, если выяснится, что он работает на агентство Пинкертона или на Федеральный разведывательный пул.
– Так может… – осторожно намекнула Лиза на возможность кардинального решения проблемы.
– А смысл? – возразил Райт. – Свернем ему башку, только подтвердим их подозрения, если у этих ребят уже есть подозрения. А так… Что он, собственно, знает? В рубке он не был ни в первый раз, ни во второй. Как ты оказалась внизу – не знает. Я тут, к слову, пустил слух, что мы все это специально устроили, чтобы вы с Рощиным, значит, нашли клад без свидетелей, но не рассчитали всех рисков. Звучит, к слову, логично, особенно, если позже где-нибудь на аукционе в Антверпене или Венеции всплывут несколько особенно любопытных, но незарегистрированных в декларации камешков.
– А они всплывут?
– Обязательно! – довольно улыбнулся арматор. – Я, Лиза, специально для этой цели прихерил парочку гарнитуров с изумрудами и рубинами, каких нет и в коллекции курфюрста Саксонии!
4. Координаты: 13°1′21″N 52°8′28″Е, Аравийское море, в ста километрах северо-западнее острова Сукотра, девятнадцатое марта 1933 года, 15:35 по меридиональному времени
«Звезда Севера» шла экономическим ходом в тридцать два узла на высоте в тысячу триста метров. Она следовала курсом норд-вест-тень-вест, что предполагало, учитывая встречный ветер и другие метеорологические факторы, а также необходимость пополнить запас пресной воды в Суэце или в Эль-Манзале, прибытие в Роттердам не позднее чем через восемьдесят пять часов. Политическая обстановка на Ближнем Востоке и в акватории Средиземного моря, как и прогноз погоды, передаваемый из Саны, Иерусалима и Каира, не предвещала никаких осложнений, и Лиза не видела необходимости слишком часто и слишком надолго появляться в ходовой рубке. Попросту говоря, ей там нечего было делать. Если только не считать делом отвлечение занятых работой людей от выполнения своих прямых обязанностей. Поэтому, предоставив право «рулить младшим по званию», Лиза засела в своей каюте и предавалась праздным размышлениям. Впрочем, как посмотреть! Под определенным углом зрения ее мысли уже не казались ни праздными, ни избыточными. В конце концов, когда-нибудь ей все равно предстояло принять ряд непростых решений, и не было причин растягивать это удовольствие на лишние часы и дни.
«Вот ведь паскудство! – думала она, глядя сквозь панорамное окно на залитое солнечным светом море. – Радоваться надо, а у меня сердце болит!»
Но и то сказать, не каждому выпадает случай принимать такие решения, какое предстояло принять Лизе. Не каждому, не часто или вовсе никогда.
С километровой высоты море казалось монолитом полированного темно-синего стекла. Красиво и жестоко. И холодно, разумеется, даже под жарким солнцем Аравии.
«А, между прочим, – подумала Лиза, обводя взглядом пустынный горизонт, – это море омывает берега, заселенные людьми, для которых женщина не человек, а всего лишь товар. В лучшем случае предмет роскоши, как ловчий сокол или иноходец какой-нибудь!»
Имелось в виду, что этим женщинам, которых никто и ни о чем никогда не спрашивает, не приходится мучиться над всякими разными гамлетовскими вопросами и принимать сложные решения тоже не надо.
«Им можно просто жить…» – несколько непоследовательно подумала она, напрочь забыв сейчас о том, что сама-то Лиза такой жизни и врагу не пожелает.
«Впрочем, врагу как раз и пожелаю!»
Лиза положила перед собой оба документа, которые несколькими часами раньше вручил ей Иан Райт, и внимательно слово за словом, строка за строкой – перечитала один за другим. Ничего нового из этого – какого-то по счету прочтения – она не узнала, да, в общем-то, и не ожидала узнать. Просто «освежила в памяти» текст, заодно проверив, правильно ли поняла в прошлый раз прочитанное и не пригрезилось ли ей все это во сне. Но нет, все так и обстояло, как помнилось.
«Ну и что же мне со всем этим делать?» – спросила она себя, непроизвольно бросив взгляд на кольцо.
Кольцо было необычное, нездешнее и страшно дорогое даже на взгляд какого-нибудь некомпетентного любителя, вроде Лизы. Само оно было сплетено из тончайших золотых нитей трех разных цветов: желтовато-красного, зеленого и белого, а в розетке из красного золота обработанный в форме кабошона – гладкой сплющенной полусферы – огромный, каратов на шесть или семь, звездчатый рубин насыщенного темно-красного цвета. Однако дело не в самом кольце, а в том, кто, где и при каких обстоятельствах его Лизе подарил.
«Да, Рощин, с тобой ведь тоже надо что-то решать!»
Надо, значит, сделаем, но видит бог, слишком много проблем упало вдруг на ее «седую» голову, слишком много неотложных решений, которые следовало безотлагательно принять.
«Думайте, командир! Вам по рангу думать положено!»
Лиза сходила к поставцу, налила себе немного коньяка, раскурила одну из припасенных как раз на такой случай кубинских сигар и вернулась в кресло у стола.
«Итак, говоришь, покой нам только снится?»
Стихи написал все еще модный, хотя и порядком поистаскавшийся поэт Александр Блок. Впрочем, давно и, разумеется, по совершенно другому поводу. Однако стихи про несущуюся прочь степную кобылицу заставили Лизу задуматься о своем, о девичьем, о времени и о себе.
Нынешняя она жила в быстром чтобы не сказать стремительном, – времени, чреватом неожиданными переменами и насыщенном множеством разнообразных событий. А вот Лиза Берг, напротив, существовала в потоке медленного времени. Она родилась и выросла в Советском Союзе, где и вообще-то мало что происходит, если человек не совершает уж очень резких движений. Школа, институт, служба. Пара мужчин за добрый десяток лет. Квартира в старом доме, перспектива выйти замуж за коллегу и, возможно, через год-два купить машину. Еще можно было построить дачу. Такая вот колея!
А у Елизаветы Браге вся жизнь и того проще: всех дел – летать и стрелять. И всех изменений в плавном ее, этой жизни, течении, что муж ушел к другой, но вместо него образовался любовник. Одна подруга, пара мужчин и служба, которая, если не считать экстрима, – типа полетов в пурге или боя с противником, – такая же скучная рутина, как и работа в совершенно секретном научном институте, занимавшемся всякой заумью, вроде параллельных вселенных и путешествий во времени.
Однако та Лиза, которая обо всем этом думала, попыхивая дорогущей кубинской сигарой в каюте шеф-пилота «Звезды Севера», жила совсем в другом мире. В другом времени, в иной судьбе. Она, не вдаваясь в ненужные подробности, за неполных три года успела сменить сколько-то там любовников и любовниц, – кто ж их всех считал? – побывать во множестве экзотических стран, найти сокровище Яруба и сокровище Лемурии, поучаствовать в двух захватывающих дух экспедициях и одной войне, в которой ей пришлось командовать и крейсером, и авианосной группой. Хватило бы и на две жизни! Ну, она, похоже, и живет теперь за двоих. И вот новый вызов. Вернее, два. Две проблемы, и обе надо решать.
«Не было печали… Так кажется?»
Обдумывая ситуацию так и эдак, Лиза не заметила, как докурила сигару, а это, как ни крути, хороших два часа с минутами.
«Счастливые часов не наблюдают! Да уж!»
И в этот момент, словно только того и дожидался, в каюту вошел Рощин.
– Так, так! – сказал он, подходя к Лизе. – Что случилось на этот раз?
– Мысли читаешь?
– Нет, но, если надо, научусь. Итак?
– Как? – напыжилась Лиза.
– Лиза, – успокаивающе поднял руку полковник, – ради бога! Давай без сцен, ты же не гимназистка какая-нибудь, прости господи!
– Ладно! – тяжело вздохнула Лиза. – Ты прав, а я нет. Извини!
– Извиняю, – кивнул Рощин. – Переходи к сути!
– Прочти это, – кивнула Лиза на документы, все еще лежавшие на столе.
– Красивые! – прокомментировал полковник и взял в руки первое из двух писем. – Бумага хорошая, – оценил он, – тушь, каллиграфия… Могу я поинтересоваться, что это и откуда взялось?
– Райт передал, – объяснила Лиза. – А ему эти документы вручили в посольстве Республики в Тулуаре[2].
– Ну-ну… – Рощин взглянул коротко на Лизу и стал читать документ.
– Весьма! – отметил, завершив чтение. – Второе письмо в том же духе?
– И да, и нет! – покачала головой Лиза. – Прочти!
– Ну-ну, – Рощин покачал головой, но спорить не стал. Взял бумагу, просмотрел текст.
– Советуешься или ставишь в известность? – он вернул второй документ на место и, присев на край стола, достал портсигар.
– Советуюсь.
– Что ж, тогда начнем с проблем, – предложил Рощин, закуривая.
– Давай, – снова вздохнула Лиза, предполагая, разумеется, о чем он станет говорить.
– Я с тобой поехать не смогу.
– Знаю.
– Знаешь, конечно, но должен же я сказать?
– Сказал, – кивнула Лиза.
Ясный перец, что его никто не отпустит, да и ей, на самом деле, могут запросто «перекрыть кислород».
– Будет скандал, – пыхнул папиросой Рощин.
– Да уж, представляю! Коньяка хочешь?
– Хочу! – кивнул полковник. – Сиди! – остановил он Лизу, хотевшую было встать и принести им обоим коньяку. – Я сам налью.
– Могут случиться неприятности, – предупредил, уже достигнув поставца. – Великий князь точно взбеленится. О твоих, флотских, и говорить нечего. Кое у кого пар из ушей пойдет.
– Догадываюсь, – в третий раз тяжело вздохнула Лиза.
– Значит, все уже обдумала.
– Десять раз и во всех комбинациях.
– Ну, тогда излагай свои резоны! – предложил Рощин, возвращаясь с двумя бокалами.
– Нечего излагать, – пожала плечами Лиза. – Тебя не отпустят, это факт. Но мы, Вадим, люди служивые, нам и в любом случае покой может только сниться. Меня призовут или тебя в бой пошлют…
– А ведь тебе это нравится! – вдруг улыбнулся Рощин. – И как я этого сразу не понял? Ты же их всех уешь одним своим согласием!
– Не стану врать, – призналась Лиза. – Я обиделась! И насрать, права я или нет! Меня оскорбили, разве нет?!
– Тебя оскорбили, – согласился Рощин. – И теперь доктор Рэтлиф дает тебе отличный шанс поквитаться.
– Значит, ты не будешь против?
– Значит, ты уже все решила?
– Нет, – покачала головой Лиза, – в том-то и дело, что ничего я не решила! Но знаешь, Вадим, у них адмиралы носят эполеты. Представь, я в эполетах и вся в золотом шитье!
– Звучит захватывающе!
– А выглядит, наверно, еще лучше!
Часть I
Дороги, которые мы выбираем
Глава 1
О, фортуна!
Март 1933 года
1. Шлиссельбург, Себерия, двадцать третье марта 1933 года
«Вернулась я на родину…»
Вот черт знает что! Ведь, если правду сказать, никакая ей это не родина. Ни разу и нигде. Лиза родилась в Ленинграде, в СССР, а это – совсем даже наоборот: Шлиссельбург, Себерия и далее везде. Но стоило сойти по трапу на потрескавшийся бетон Самсоновского поля, оказалось – все-таки родина. И от этого уже никуда не денешься. Родина – она родина и есть, ни с чем не спутаешь!
– И дым отечества нам сладок и приятен! – сказала вслух, вдыхая сырой воздух Приладожья, пахнущий печным дымом и весной.
– Красивые стихи, – отметил Рощин. – Кто написал?
– А бог его знает! – пожала плечами Лиза. – Где-то слышала…
Ну да! Как же! Слышала она! В школе учила. «Горе от ума» называются. Но вот беда, Грибоедов в Себерии попросту не родился. Хотя, может быть, и родился, но стихов не писал? Или родился и писал, но не в Себерии, а в Киеве? Тоже реалистично. Другой мир, другие поэты. Удивлять должно не это, а то, что совпадений, на самом деле, гораздо больше, чем различий.
– Не помнишь и не надо, не принципиально! – бросил Рощин и показал рукой куда-то в сторону. – Смотри-ка лучше, какие люди нас встречают!
Лиза посмотрела, и на сердце стало еще лучше, хотя, казалось бы, куда больше-то?! И так через край! Но с другой стороны, от Надежды и Клавдии она, допустим, ничего другого и не ожидала. Могла предположить присутствие Полины, если та не на дежурстве. Но Петр и Григорий? Бывший муж и единоутробный изверг? Согласитесь, это уже перебор!
– А ты, оказывается, популярна! – заметила Мария, ей все было внове, и все – незнакомцы. – Или это полковника так встречают?
С Машей Лиза сошлась на удивление хорошо. Словно всю жизнь ее знала. Со школы или еще как.
– Да нет! – улыбнулась, взглянув на новую подругу. – Рощина вон те встречают, моторизованные!
И она кивком показала, кто и где. Там около выстроившихся в ряд трехосных легкобронированных вездеходов «Кокорев-Кирасир» плотной группой стояли офицеры в коротких кожаных куртках на меху, как у авиаторов, и в пилотках вместо фуражек.
– Господа пластуны, – прокомментировала Лиза и обернулась к Рощину.
– Ступай, Рощин! – сказала она, предвкушая его реакцию на ее сюрприз. – Пообщайся! Или знаешь что, устрой мальчишник! Можно даже с девками!
– Мальчишник? – переспросил озадаченный полковник. – С девками?
– Рощин, ты что, передумал на мне жениться? – подняла она тщательно выщипанную бровь-ниточку.
– А когда свадьба? – переходя на деловой тон, спросил ее «суженый, ряженый».
«А удар-то ты, Вадик, пропустил! Не ожидал такого поворота, разве нет?»
– Через неделю, – строго сообщила Лиза, – считая с сегодняшнего дня.
– Принято, – кивнул Рощин. – Надеюсь, брак церковный?
– Давай пока обойдемся гражданским, – охладила его пыл Лиза. – Я могу попросить дядю Андрея… То есть адмирала Борецкого, разумеется. Он хоть и сукин сын, но брак зарегистрировать все еще способен. Адмирал Кондратьев вот тоже, или Марков…
Как иногда бывает, Лиза сначала ляпнула, подумала потом. И сама себе удивилась. Что именно она имела в виду, упомянув адмиралов Кондратьева и Маркова? То, что они, как и ее двоюродный дедушка, барбосы паршивые и кобели драные, или то, что, являясь адмиралами Флота, имеют право объявить двух разнополых старших офицеров мужем и женой? Но вот про гражданский брак она сказала обдуманно. Имелись у Лизы резоны на этот счет, и достаточно серьезные притом.
Хорошо, не стал спорить с ней Рощин, но с одним условием. Через год, считая с сегодняшнего дня, пойдешь со мною под венец с исполнением всех обрядов.
«Все обряды? Круто замешиваешь, полковник! Но, сказав „А“, приходится соглашаться и на „Б“».
Впрочем, оставить последнее слово за Рощиным она не могла ни при каких обстоятельствах.
– А если залечу? – прищурилась Лиза, полагавшая, однако, что вряд ли забеременеет, раз до сих пор ни разу не получилось.
– Если залетишь, то раньше! – пожал плечами полковник. – Ублюдков плодить не станем. Согласна?
– По рукам! Иди уж! – улыбнулась все еще «топтавшемуся» подле нее Рощину. – Мы тоже гульнем! Не против?
– Ни в чем себе не отказывай, дорогая! – улыбнулся в ответ полковник.
– Вообще-то это моя реплика!
– Но я сказал первым!
– Бог с тобой, Рощин! – махнула она рукой. – Бери, не жалко. А мне надо привыкать уступать…
– Тренируйся! – усмехнулся полковник и, отвесив дамам поклон, пошел к сослуживцам.
– Увидимся утром! – крикнул он, оглянувшись. – Не скучай!
– Не дождешься! – крикнула в ответ Лиза, доподлинно зная, что в отношениях с Паганелем ей в свое время именно этого и не хватало.
Легкость, порождаемая равенством, вот как называется это чувство!
– Ну, что, Маша, пойдем-ка и мы, что ли! А то, поди, заждались нас уже! Намерзлись бедные!
Полторы сотни метров до «красной линии» она прошла, как манекенщица на подиуме. Легко, стильно, под ритмичное постукивание высоких каблуков. Победительно, как выражались поэты прошлого: ни разу не сомневаясь в себе, своей внешности и замечательной способности сводить с ума всех подряд, не делая различий по полу, возрасту и вероисповеданию. Даже странно было, как мог кто-нибудь ее не любить, тем более ненавидеть! Но о тех, кто ее терпеть не мог или не хотел, она себе сейчас думать запретила.
«Наслаждайся моментом, милая!» – приказала она себе, и, что характерно, сегодня это получалось у нее без заминки, точно так же, как и с походкой: легко, непринужденно.
Ты еще выросла, или это я от морозов усохла? – Надежда не умела по-другому, но, если честно, то и не надо, потому что именно такой ее Лиза и любила.
Обнялись. Расцеловались. И понеслось! Слова, объятия, поцелуи. Вздохи, ахи и прочая приятная при умеренном употреблении ерунда. Лиза даже расчувствовалась и едва не пустила слезу, когда злыдень Гриня, троекратно облобызав, погладил ее вдруг по коротко стриженным волосам.
– С возвращением, Веточка!
«Веточка? Серьезно?!»
Веточкой Лизу никто не называл с раннего детства. Да и в ту пору так звали ее немногие, разве что покойная мать.
«Но не моя, а Елизаветы Браге!»
– Ты бы меня еще Люшечкой назвал! – фыркнула Лиза, но в душе была, мало сказать, тронута. Растрогана. Так, пожалуй.
– Вот, – сказала она, оборачиваясь к Марии, – прошу любить и жаловать, братец мой единоутробный Гриня! И тоже, представь, полковник-пластун!
– Два полковника в одной семье? – усмехнулась Мария и протянула Григорию руку. – Мария Бесс, приятно познакомиться!
– Извини, Маша! – вздохнула Лиза, сообразив, что так и не представила свою новую подругу. – Дамы, господа, знакомьтесь! Эта Мария Бесс. На самом деле, Маша Бессонова, разумеется, но у нее мать француженка, и выросла Маша на Мадагаскаре в Старой колонии в Тулеаре. По-русски понимает с пятого на десятое, да и французский у нее своеобычный, но понять можно!
Начались представления, и пока со всеми не перезнакомилась, Мария переходила «из рук в руки», как мяч при игре в датский håndbold, который в СССР называли гандболом. Споткнулись только раз, когда очередь дошла до Петра.
– А это Петр, – представила его Лиза, – мой бывший муж.
– Это тот, которого ты поймала на своей кузине? – уточнила Мария, и настало неловкое молчание.
Замечание нетактичное. Можно сказать, грубое. И не ко времени. Но у Маши, как успела уже заметить Лиза, с тактом и вообще не все обстояло гладко. Иной раз такое несла, просто Содом и Гоморра, а не девушка из интеллигентной семьи. Петр от ее вопроса смутился, Варвара пошла красными пятнами, а Григорий выдал одну из тех улыбок, от которых скисает молоко. Остальные просто молчали, не зная что сказать. Зато у Лизы, как известно, ни стыда, ни совести и слово для друга всегда найдется.
– Да нет, – нарушила она повисшую над компанией тишину, – не на, а за. Впрочем, это всего лишь техническая деталь, да и дело прошлое. Теперь мы дружим домами. Правда, Варвара?
– Да, – вымученно подтвердила Варвара, на щеках которой впору было жарить блины. – Дружим… домами…
Ну, уж как они дружили, трудно сказать. После Лизиного возвращения из Африки виделись несколько раз. Но факт остается фактом: Лизу начали приглашать в гости. Возможно, слово за слово «вы к нам, а мы к вам» – могли, в конце концов, и сойтись. Тем более что, на самом деле, Варвара увела мужа не у этой Лизы, а у той, прежней. Так что нынешняя зла на Варвару по большому счету не держала, а если и держала, то накал страстей был совсем не тот, чтобы рвать и метать. К Петру Лиза тоже не ревновала. Переспала разок, попробовала, так сказать, «на зуб», – да и отпустила мужика на все четыре стороны. Не нужен он ей оказался. Ни как друг, ни как любовник. А вот как бывший муж – в самый раз. Однако потом случилась война, и Лизу затянуло в жернова истории. Высоко взлетела, долго падать пришлось. Едва в живых осталась. Ну, а еще потом Лиза покинула Себерию и вскоре ушла в поход, став первым капитаном, которому удалось провести корабль в глубь Лемурии. И хотя по корабельному времени «Звезда Севера» провела на «той стороне» всего двадцать три дня, здесь, на этой стороне, оказывается, прошло пять с половиной месяцев.
– Давай, Варвара, поцелуемся, – наскоро обдумав сложившуюся систему отношений, великодушно предложила Лиза, – и зароем топор войны!
Варвара от неожиданности сбледнула с лица.
– Да, не бойся! – усмехнулась Лиза. – Это не заразное! Как спала с Петром, так и будешь!
В результате обнялись, и тут Надежда заметила то, на что другие не обратили пока внимания.
– Красивое кольцо, – сказала она, перехватывая на ходу Лизину руку, – и дорогое, поди, ужасть!
А на безымянный палец ты его, Лиза, по рассеянности надела, или как?
– Или так, – не без удовольствия сообщила Лиза. – Замуж выхожу! За Рощина. Свадьба через неделю. Все присутствующие приглашены!
2. Шлиссельбург, Себерия, двадцать четвертое марта 1933 года
Рощин вернулся только наутро, если, конечно, считать утром полдень. Был непривычно бледен, шагал как-то излишне твердо, держался прямо, словно аршин проглотил. Взгляд остекленелый, речь замедленная, но при этом нарочито четкая. В общем, мертвецки пьян, но держится молодцом.
«Хорош!»
Впрочем, накануне Лиза ему сама разрешила, да и не судья она ему! Сама пьет – прости, господи! – как сапожник, хотя выглядит не в пример лучше!
– Прими душ, Вадим! – предложила она, но сразу же сообразила, что не права. – Или знаешь что? Не надо! Иди спать, горемычный! Но к вечеру чтоб был как огурчик! В оперу идем!
Про оперу, что не странно, стало известно только вчера, да и то сильно ближе к ночи. Клавдия неожиданно перестала пить шампанское, которое, как говорится, лилось рекой, и объявила, что на этом все!
– Не обессудь, матушка! – обняла она Лизу. – Не из вредности, а токмо из чувства долга. Завтра в вечер пою Кончаковну в «Князе Игоре». Вы с полковником и ты, Мария, разумеется, приглашены, но вам не петь, а мне – да!
Объяснившись, поцеловала Лизу в губы, да не абы как, а так – длинно и с известным чувством, – что ту ощутимо повело.
– И не вздумай! – возникла рядом с ними «грозная» Надежда.
«Это она кому? – оторопела захмелевшая Лиза, не сразу разобрав, в шутку сказано или всерьез. – Мне или Клавдии?»
Но вполне возможно, что, пусть и шутейно, но все-таки обеим, поскольку, как успела заметить Лиза, отношения между ее подругами за время ее дальних странствий очевидным образом перешли на новый уровень.
– Ладно, ладно! – замахала она на Надежду руками. – Не кипятись! Я, между прочим, замуж выхожу!
– Я тоже! – весело подмигнула ей Клавдия и, подцепив Надежду под руку, увела ее домой.
Так что теперь в планах на вечер значились «Князь Игорь» в Великокняжеском и «ужин, плавно переходящий в завтрак» в ресторации «Гурмэ» на Старой Поморской. Но все это вечером «Потом, потом!», а сейчас Лизе предстояло сделать несколько важных звонков и утрясти несколько не терпящих отлагательства дел. Во всяком случае, так она планировала, все еще пребывая в добром, если не сказать, расслабленном расположении духа. Однако гладко было на бумаге, как говорится, да забыли про овраги! А по ним идти!