– Камеры есть? – спрашивает Игорь. Но делает это уже спокойнее, без той испепеляющей ярости.
– Да-да, конечно, – лебезит перед ним директор.
– Тогда почему вы ещё здесь? Я хочу глянуть записи.
Семён Петрович, испугавшись и быстро закивав головой, убегает. Мы остаёмся втроём, и всё, о чём я могу думать, – так какую мазь лучше взять, чтобы уменьшить боль. Царапины свежие. И, осмотрев их, не до конца понимаю, как такое можно сделать ногтями…
Ладно, надеюсь, что на обычный декспантенол и хлоргексидин не начнётся аллергическая реакция.
Аккуратно ваткой распределяю мазь. Огонёк на руках у отца становится тише, обнимает его за шею, вцепившись мёртвой хваткой. А Покровский… Всё это время смотрит на меня сверху вниз. Следит за каждым моим действием. Порой я даже сомневаюсь, что делаю всё верно.
А потом даю себе мысленную пощёчину.
Я знаю свою работу. И уверенно её выполняю. В университете первой помощи нас обучали.
– Знаю, что вы вряд ли меня выслушаете…
– Попробуй.
Дёргаюсь, поднимаю взгляд на мужчину и всматриваюсь в серые ледяные глаза. У Огонька они не такие. Карие, тёмные, искрящиеся теплом. Ими он точно пошёл не в отца.
Крылья носа раздуваются в гневе, который мужчина пытается утихомирить.
– Ну? – нетерпеливо произносит.
Глава 5
Игорь
Даю ей шанс высказаться не от того, что добрый. Я дико взбешён и с трудом сдерживаюсь, чтобы не сломать ей несколько пальцев, посмевших тронуть моего ребёнка. Но сквозь гнев просачиваются толика здравого смысла и скептицизма.
Уговариваю себя не делать поспешных выводов – не в моём стиле.
Холодная голова на плечах и ясный ум постепенно возвращаются. Наблюдаю за девчонкой с волевым видом. Она – боец. Карие глаза не смотрят на меня с беспокойством или страхом, характерными чувствами после умышленного вреда кому-либо.
Разве смогла бы девчонка, поцарапав моего сына, быть такой собранной? Не теряется, не боится.
Только если вида не подаёт. Но это слишком хорошо нужно скрывать свои эмоции.
– Ну? – подгоняю её. Пауза затянулась.
Василиса опускает взгляд на спину Льва, возвращаясь к её обработке.
– У нас в зале ожидания, где вас принимает администратор, стоят камеры. Уверена, они и покажут настоящую картину происходящего.
Стал бы виновный сам себя подставлять?
Нет, это точно не она. Многое не сходится.
Расслабляюсь, заглушаю предвзятость.
– Думаю, ваша жена уронила Огонька или же… – обрывает, закусывая нижнюю губу и не решаясь продолжить. Сравниваю с губами Маши. Не тонкие, не пухлые. Золотая середина. И по виду настоящие.
Огонёк… Она так Льва называет? Ему подходит. Он активный, не сидит на месте и бегает так, что за ним не угонишься. Вспыхивает, как спичка, заряжая своей радостью, что перекидывается на других.
– Продолжай. От твоих слов зависит многое. В том числе и твоё будущее. Я не оставлю это просто так.
– Я знаю, – нахмурившись, откладывает ватку и отходит на несколько шагов назад. – Сейчас подсохнет, и можно вернуть ткань на место.
Коротко киваю. Это не то, что я хочу услышать.
А Василиса не торопится, прикрывает полотенцем длинные и немного загорелые ножки. Давно не видел слитных купальников – Маша предпочитает раздельные, на завязках, чтобы её шикарное тело было заметно издалека.
Проклятье, о чём я думаю?
– Возможно, она сделала это сама.
Прилив раздражения не заставляет себя долго ждать. Жена у меня не ромашка, но я не позволю клеветать на Машу или оскорблять её. Она родила мне сына, поэтому, каким бы хреновым мужем ни был, встану на её сторону.
– Из-за чего?
– Вчера Лев убежал от неё и чуть не свалился в бассейн с холодной водой. Я нашла его, и, конечно, не обошлось без криков и упрёков в сторону работников нашего комплекса… Поэтому, думаю, она немного… Решила отомстить мне?
Что она сделала? Не уследила за Львом?
– Бабские глупости, – выплёвываю. – Маша на это неспособна.
Она легкомысленная, немного ветреная. Упустить из виду ребёнка – да, может. Но чтобы целенаправленно нанести ему вред – никогда.
И всё это ещё не доказано.
– Я всего лишь донесла свою точку зрения, – хмыкает и вновь возвращается к затихшему сыну. Поправляет ткань у него на спине, и я невольно замечаю длину её ногтей. Небольшая, аккуратная. У Маши такие же. Именно сегодня. Обычно она предпочитает другие. – Верить мне или нет – покажут камеры. Им я доверяю больше всего.
Для ясности картины нужна запись с раздевалки, но вряд ли там установлены камеры. Дьявол, с чего я начал подозревать ещё и Машу?
Целую своего маленького бойца в лоб и успокаиваю.
Обещаю, что все, кто к этому причастен, будут наказаны.
Как и твоя мама, но за вчерашний косяк. Если подтвердится, что она не уследила за тобой.
В тренерской становится тихо, и только обеспокоенный лепет и всхлипы моего малыша как-то разрушают мрачное молчание.
– Если вы не против, пока ждём видеозаписей, я переоденусь. – Девушка отрывается ягодицами от деревянного стола, придерживая полотенце. Оно промокло насквозь из-за такого же влажного купальника и её волос.
– Против, – чеканю. – Ты можешь сбежать.
– Делать мне больше нечего? – усмехается. – Мой директор выложит про меня всё, даже адрес проживания. Не думаю, что у вас возникнут трудности с тем, чтобы найти меня.
От её наглого, решительного и в то же время насмехающегося тона внутри меня вспыхивает необычное чувство. Удовольствие.
Она дерзит мне? В такой ситуации? Тому, от кого зависит её работа?
Да если захочу – её даже уборщицей никуда не возьмут. И я говорю не только про бассейн. И даже не про наш город.
– Тогда выйдите, – решительно смотрит в мою сторону. Упёрто, с блеском в карих глазах. – Вещи я храню здесь, никуда не отлучусь.
Недовольно поглядываю на дверь.
А там – Маша. Нет настроения у меня сегодня. Особенно сейчас.
Она. Потеряла. Льва.
Сидела в телефоне? Разглядывала маникюр? Или есть другая веская причина?
Плевать на причину! Всё равно получит.
– Ладно, – иду на уступки. И, перехватив успокоившегося сына поудобнее, выхожу из душной и мелкой комнаты. Футболка липнет к телу, как и тут же подлетевшая ко мне Маша. Утыкается грудью в мою руку и, как надоедливая собачка, дышит рядом:
– Как там? С ним всё в порядке? Я не понимаю, почему ты ещё ничего не сделал с ней!?
– Успокойся. Гляну камеры и тогда приму решение.
– Камеры? – обеспокоенно спрашивает. – Разве они тут есть?
– А что ты так заволновалась? – прищурившись, вглядываюсь в обеспокоенное выражение лица. Губы задрожали, а жена нервно сглотнула. – Хочешь мне что-то сказать?
– Нет, – мотает головой и отводит взгляд. – Просто…
– Я знаю, что вчера случилось, – бросаю, чтобы не мучилась. – И мне это не понравилось, Маша. Поговорим дома.
– Ты веришь всему, что она говорит?!
Крепко сжимаю челюсти.
Терпи, Покровский. Не при травмированном ребёнке выяснять отношения. Он и так перенервничал за последние часы.
Вовремя появляется директор этого цирка. С телефоном в руках. Тычет им мне в лицо.
– Вот-вот, всё принёс!
Включает видеозапись, где видно зал ожидания. Огромный плакат, на котором непроизвольно читаю надпись, приводит в бешенство. Если всё было так, как рассказала Василиса, – Льву жутко повезло, что та девчонка оказалась рядом. А моя жена… Получит за это.
Вижу нас в холле. Я стою у стойки, залипая в телефон. Маша копошится в сумочке, достаёт зеркальце и помаду, начиная подкрашивать губы. В этот момент в кадре появляются Василиса и Лев. И, как назло, сын завёрнут в полотенце. Но он не выглядит покалеченным. Улыбается, хохочет, а маленькие пальчики переплетены с аккуратной ладонью девушки.
Малыш, увидев меня, тянется и просится на ручки. Но Маша быстро перехватывает его, говоря, что он мокрый. И, прижав к себе, уходит с ним в раздевалку. И хоть полотенце прикрывает спину, моя жена кладёт на неё ладонь. И Огонёк никак не реагирует.
Проклятье. Этот Огонёк прицепился и ко мне!
Мой испепеляющий взгляд летит на жену. Маша белеет, краснеет и теряется. И даже отступает назад.
– Может, ему тогда не больно было? Не знаю… Мы только зашли в раздевалку, как он тут же захныкал.
Ладони рефлекторно превращаются в кулаки.
У меня есть принцип. Женщин я не бью. И женщина, подарившая мне сына, – ещё более драгоценна, чем остальные. Но. Не сейчас. Буря из всевозможных эмоций разрастается, превращается в хаос. Я сдерживаю порыв, чтобы не наброситься на Покровскую.
– А вдруг это несвежая запись?
– Кого ты хочешь выставить идиотом? Меня или себя?
Сегодня первый день, когда я посетил этот бассейн.
– Я ничего не делала! – взрывается и в своей манере топает ногой.
Вместе с этим дверь тренерской открывается, и в зале появляется Василиса.
Глава 6
Василиса
Судя по тому, что Маша громко плачет, а Покровский вместе с сыном широким шагом направляется на выход из зала, я вышла на самом горячем моменте.
– Заблокирую твои счета, – с яростью и сталью в голосе выплёвывает. – Останешься без денег и машины.
– Игорь! Ты не можешь! – закатывает самую настоящую истерику Покровская.
Мужчина не оборачивается. Уверенно идёт вперёд. И, несмотря на свою злость, помнит, что у Огонька болит спина. Держит бережно, аккуратно, и я немного успокаиваюсь.
Хоть один родитель у него нормальный…
– А кто будет Льва возить сюда?
Это всё, что её волнует?
Видимо, этим вопросом задаётся и Покровский, раз игнорирует её:
– Оставишь ключи от трёшки в центре, соберёшь свои шмотки и поедешь к своей маме.
Я должна испытывать к этой девушке жалость хотя бы из-за её крокодильих слёз, но… Не могу. Не после того, как увидела эти ужасные следы, оставленные собственной матерью.
Мало ей ещё досталось…
– Ты хочешь забрать у меня ребёнка?! Суд будет на моей стороне, Игорь! Я – мать! И никакие деньги тебе не помогут!
Она топает ногой, звонко бьёт каблуком по плитке и внезапно для нас всех поскальзывается. Директор только и успевает, что моргнуть, откинуть телефон в сторону. Машу клонит назад, и она с визгом падает в воду.
Покровский оборачивается, наблюдая за картиной, но не спешит помогать своей жене.
Как и я.
А что? Техника безопасности не соблюдена. Температура воды соответствует правилам, поэтому волноваться не о чем. Утонуть – не утонет, девочка взрослая. Или?..
Маша, выныривая, истошно орёт:
– Я плавать не умею!
Тяжело вздыхаю. Где в этот момент ходит наш русский кудрявый Олежка, притворяющийся итальянцем? Свинтил на обед, попросив меня подежурить вместо него. И мне ничего не остаётся, как подбежать к краю и прыгнуть вслед за неуклюжей Машей. Какая бы у меня ни была к ней неприязнь, это моя работа.
Обхватываю её за грудную клетку, держу на плаву. Она тут же машет руками, убирает свои тёмные волосы с лица и продолжает кричать:
– Да я ваш бассейн с лица земли сотру! Вы охренели здесь такие полы скользкие делать?! Игорюш, накажи их!
Боже, какая узколобость…
Подплываю вместе с ней к ступенькам. Маша, оттолкнувшись от меня и даже не поблагодарив, забирается на бортик, отталкивая и директора, который пытается ей помочь и протянул руку. Выпрямившись, обхватывает себя руками и снова ведёт себя как ребёнок:
– Покровский, ты пожалеешь о том, что делаешь!
– Умойся, – бросает он равнодушно. Даже бровью не повёл, когда его жена упала и чуть не утонула. – Смотреть невозможно.
Он уходит, а Покровская закатывает очередную истерику. Семён Петрович пытается её успокоить, провожает в раздевалку и даже даёт форму нашего клуба, чтобы не сидела в мокром платье. А меня отправляет работать, пока «Игорюша» не передумал и не решил выкинуть меня отсюда. Приходится снова переодеться, повесить сушить свои мокрые велосипедки и топик.
Но и работать толком не могу. Весь день персонал и посетители, увидевшие эту картину, гудят о произошедшем. Ко мне все лезут, спрашивая детали. К вечеру я уже откровенно злюсь и отмахиваюсь. Шок от происходящего прошёл, и руки начали трястись. А тут ещё и они со своими допросами.
Никогда в подобной ситуации не была. И к концу рабочего дня так накручиваю себя, что звоню Валере и прошу зайти за мной, чтобы вместе пойти домой.
Ровно в семь, когда моя смена кончается, я выбегаю из комплекса. При виде своего парня мой пульс ускоряется, а я прыгаю на него. Утыкаюсь носом в его шею и втягиваю сказочный аромат чистого тела. Знаю, что после тренировки он точно помылся…
– Эй-эй, ты чего, Васёнок? – смеётся Валера, опуская ладони на мою талию. – Какая-то ты сегодня любвеобильная. Чуть не утонула и начала ценить близких?
– Дурак, – выдыхаю ему в кожу. Тут же отстраняюсь и просто не могу отойти от него, крепко-крепко обнимая. Утыкаюсь щекой в твёрдый спортивный торс, а сама смотрю вперёд, на тонированный чёрный Рендж Ровер. Он вдруг мигает фарами, и я на секунду слепну. – Просто кое-что неприятное случилось.
– С тобой?
– Да.
– Говори, кого бить.
Он как всегда. В любой момент готов заступиться за меня, защитить. Достать свою биту, которую позаимствовал у бейсбольной команды и оставил себе. Им она незачем – всё равно в нашей стране этот вид спорта не так популярен. Поэтому его друг Лёша, с которым мы вместе учились в спортивной академии, почти ничего не потерял.
Он вон нам уже третий мяч рвёт! Совсем играть не умеет, и Валере приходится покупать их за свой счёт. Не брать же деньги с родителей детей, которых он тренирует?
– Да никого не надо бить, – смеюсь. – Воин мой. Лучше купи мне мороженку.
Тоскливо как-то на душе.
– А как же наше правильное питание? – усмехается, и я чуть не закатываю глаза. Отлипаю от него, поправляю широкий пояс шортиков и гордо вздёргиваю носик.
– Считаю, сегодня можно немного согрешить. От одной вкусняшки мы не пострадаем. Или ты хочешь сказать, я потолстела?..
Стреляю в него недовольным взглядом.
А этот паршивец вновь хватает в свои тиски, ласково целует в губы.
– Ты? Не смеши меня. Ты идеальна.
Чуть не урчу, как настоящая кошечка.
– Тогда хочу два стаканчика.
– Как скажешь, – чмокает в носик. Отлипнув от меня, он берёт меня за ладонь, и мы переплетаем наши пальцы. Валера как всегда делится своим наушником. Он без музыки и наушников жить не может. И под тяжёлый рок, который я не люблю, но терплю ради таких милых моментов, бодро идём до магазина.
Не замечаю, как тема моих проблем плавно перетекает в историю Валеры. Хвастается своими пацанами, которых обучает.
О футболе он готов говорить вечно, поэтому даже не замечает, как в очередной раз, вместо того чтобы выслушать меня, рассказывает о своих подопечных.
Немного отвлекаюсь от сегодняшнего дня, но что-то всё равно тревожит.
Отойдя недалеко от комплекса и уже шагая по парку, невольно оборачиваюсь. Смотрю на парковку, где по-прежнему стоит Рендж Ровер с включёнными фарами. Не видела его у работы до этого дня. Может, кто-то новенький пришёл? Или ждёт свою вторую половинку с тренировок?
Ладно, неважно. Я напряжена, и у меня паранойя. Думаю, что где-то меня поджидает Маша. И только и мечтает, чтобы отомстить мне. Ведь сегодня подставить меня у неё не получилось.
Мало ли, что она учудит? Она способна даже Огонька расцарапать…
Надежда только на то, что теперь женщина поумерит свой пыл, лишившись денег. Хотя не факт… Может, Покровский быстро её простит, когда она перед ним на колени встанет и ширинку расстегнёт…
Но надеюсь, что у Льва адекватный отец. Хотя… Он же женился на такой. И даже ребёнка заделали.
Думаю об Огоньке, и снова сердце сжимается. Как он там? Всё ли хорошо? Не плачет ли? Получает ли внимание?
И главный вопрос – увидимся ли мы на следующем занятии?..
Глава 7
Василиса
– Нам повезло, что всё обошлось, – сурово произносит на следующий день Семён Петрович, на каждодневной планёрке. – Не успели и года проработать, уже бы закрылись. Испортили бы мою репутацию и закопали весь бизнес в могилу.
Он уже не похож на того потерявшегося мужчину, который истерично совал Покровскому телефон в лицо. К сожалению, только с подчинёнными он и может быть твёрд. Для клиентов готов согнуться так, что достанет до собственных бубенчиков.
Вчера Семён Петрович это и показал перед Покровским. Наш комплекс хоть и не элитный, но очень хорош. Цены высокие, однако и мы стараемся соответствовать. Немало обеспеченных людей приходят, в том числе и такие, как родители Огонька. Владельцы целых компаний с солидными нулями на счетах.
В другом филиале даже есть отдельный зал для знаменитостей, чтобы фанаты случайно не затоптали и дали спокойно поплавать.
Поэтому Семён Петрович боится. Особенно за этот комплекс, открытый чуть меньше полугода назад. Я попала сюда случайно, ни на что не надеясь. Но хороший опыт работы в разных местах и природное обаяние, о котором всегда твердила моя родная сестра Милка, сделали своё дело.
– С этого дня будьте внимательнее. Нет – уволю. Разговоры у нас короткие.
Почему-то смотрит на меня.
– Второй косяк, Радова, с твоим участием за последние несколько дней. То ребёнок потеряется, то его же травмируют.
Значит, о том первом инциденте он уже тоже знает… Конечно, наверняка все камеры до дыр просмотрел.
– Мы ведь уже убедились, что там нет моей вины, – обхватив себя руками, снова начинаю защищаться.
– Да, но больше разбираться не буду, – угрожающе машет в мою сторону ладонью. – Последнее предупреждение. Можете идти работать.
Кривлю носиком и снова ловлю меланхоличное настроение. Желания работать нет, но я кое-как отвлекаюсь на малышей, коротая с ними время в бассейне. Мысли об Огоньке не утихают, и я постоянно думаю о том, чтобы взять у администраторов номер Покровского.
Но не решаюсь.
В конце адского рабочего дня выхожу из комплекса без сил. Валера пообещал зайти за мной, сказав, что немного задержится. И, чтобы не убиваться в стенах работы, плетусь к лавочке между деревьями перед парковкой.
Физической активности почти не было, но устала морально.
Вся эта ситуация так раздражает…
Для меня даже Рендж Ровер подозрительный. Он снова стоит на парковке в это позднее время с работающими фарами. Говорят, что даже у машин есть лица, свой характер. Так вот эта – очень злобная.
Кому принадлежит, интересно?
Время уже позднее – начало одиннадцатого. Последний посетитель ушёл двадцать минут назад, комплекс закрыт. Остались только охрана и уборщица. И я сомневаюсь, что кто-то из них ездит на подобном авто.
Словно слыша вопросы в моей голове, дверь автомобиля открывается. Я отвожу взгляд в сторону, чтобы не попасться на разглядывании. Но тут же возвращаю его обратно, боковым зрением замечая знакомую фигуру. Этот колючий ёжик на голове и острые скулы я теперь запомню навсегда. Как и те горящие диким пламенем глаза. Клянусь, я сгорела в них вчера, в бассейне, когда он обещал, что моя жизнь превратится в ад.
Я останавливаюсь, вцепившись пальцами в лямку рюкзака.
Он идёт ко мне.
Приехал так поздно ночью, чтобы что?..
Покровский ещё и вчера тут стоял! И фарами в глаза мне светил! Я точно помню выражение лица этой машины!
– Надеюсь, вы меня не преследуете? – начинаю издалека, надеясь, что слова прозвучат как шутка. Но настроение у меня отвратительное, поэтому пошутить не получается.
– Зачем мне тебя преследовать? – летят его слова с насмешкой. Неформально, будто мы давно знакомы. Останавливается в шаге от меня. Напряжение во всём теле растёт, как и тревога.
Просто так два дня тут не торчат. И тем более в начале одиннадцатого.
– Отомстить?
– Всё-таки есть за что?
– Мало ли что ваша жена ещё наплела про меня за эти сутки.
– Много, – кивает, подтверждая мои опасения. Скрещивает руки на груди, смотрит куда-то в сторону, даже не на меня. – Услышав это, у тебя точно бы пошли мурашки по всему телу. Там ареста лет на тридцать как минимум.
Нервно сглатываю.
Боже, я же просто тренер по грудничковому плаванью… Куда ввязалась?
– Сам охренел, – следует после моего десятисекундного молчания. Мозг долго переваривает информацию.
– Но вы же понимаете, что всё сказанное – ложь?
Он возвращает внимание на меня, смотря сверху вниз. Разница в росте у нас небольшая, но мужчина всё равно заставляет почувствовать себя тараканом под подошвой его дорогих ботинок.
– Понимаю. Иначе бы сейчас ты уже сидела в полиции, а не мило беседовала со мной.
– Совсем не мило, извините.
Снова эта усмешка.
– Как Огонёк? Простите, Лев.
Чёрт, пора перестать давать детям характеристику и прозвища. Но всё пошло от сестры. Она мою племяшку-сладкоежку Конфеткой зовёт. Вот я и привыкла.
– В порядке, уже прошло. Но большой стресс. Особенно сейчас, когда Маша временно… Уехала.
Я слышала, что он говорил ей вчера. И в этой ситуации больше всего жалко именно Лёву. Какая бы мать ни была… Она – мама. Та, кто носила его девять месяцев под сердцем, отдавала частичку себя. А потом дала ему жизнь. Кормила по часам, не спала ночами, учила ходить. Оберегала от розеток, всех колющих предметов и уголков столов. Всегда была рядом. А тут… Оборвалось.
Малыш будет её искать.
Стоило, может, подобрать другой метод наказания…
– Я так понимаю, в будущем вы больше не приведёте его к нам?
Как подумаю, что больше не увижу его, – сердце сковывает. С Огоньком мы занимаемся давно. Больше полугода. Покровская принесла его к нам в пять или шесть месяцев для укрепления детского тельца. Он полностью здоров, и недавно я начала задумываться, что ему и вовсе это не надо, хоть и полезно.
Дети мимо меня приходят и уходят. Привязываешься к каждому – и потом с грустью прощаешься.
Лев не исключение. Но с ним… Как-то всё по-другому.
Маша как-то обмолвилась, что он ленивый. Или поздний. Даже отстающий в развитии… Малыш не хотел ползать на четвереньках. Сидел, плакал и ждал, когда его возьмут на руки. Но всё было не так. Огонёк – тот ещё шаловливый мальчик, ползал так, что за ним фиг угонишься.
А все его манипуляции – не более, чем повод привлечь к себе внимание.
Порой наши занятия выходили за рамки бассейна, и я немного занималась с ним. Учился ходить, пока я держала его за обе руки. Самостоятельно пока не умеет, но… Старается, падая на попку и радостно смеясь.
Способный, однако сложилось ощущение, что никто им не занимался. Что уж говорить, я, кажется, научила играть его в «ладушки». Показывая ему в первый раз и думая, что он уже умеет это делать, смотрела в огромные и удивлённые глаза мальчика.
– Боитесь потерять клиента? – на секунду мне слышится презрение в этих словах.
– Я думаю не только о деньгах, в отличие от некоторых.
Его тон немного кольнул.
– Посмотрим, – всё ещё сверля меня серыми глазами, продолжает Покровский. Больше ничего не спрашивает, не говорит. Только сканирует. Теряюсь на несколько секунд, будто выпадая из реальности.
– А зачем вы здесь? – решаю всё же спросить. – Так поздно.
Не говорю о вчерашнем визите. Мало ли я накручиваю? Он мог разговаривать с директором.
– Приехал поблагодарить.
– Я ничего не сделала для благодарностей. – Посматриваю на фонарь за спиной мужчины. Не могу так долго смотреть в его ледяные, почти бездушные глаза. Не могу понять, что это за человек. Цвет обычно подсказывает мне характер. Это просто наблюдение, не основанное на каких-то научных статьях или фактах. Жизненный опыт.
И по серым… не угадаешь. Никогда.
– Всего лишь выполняла свою работу.
– Неплохо выполняла, – краем вижу его приподнятые уголки. – Ты даже прыгнула за Машей в воду. После того, что она сделала.
– А не должна была? – недоумевающе склоняю голову набок. – Или нужно было смотреть на то, как она задыхается?
– Драматизируешь. Но ладно, не буду тебя задерживать, – произносит и лезет в задний карман брюк.
– Ничего, я всё равно жду своего парня.
Не знаю, что такого он нащупывает, но с его лица пропадает даже тень улыбки. Желваки гуляют по острым скулам, и я залипаю на этом. Странный интерес, однако это красиво. Особенно на физиономии Покровского.
Он внезапно хватает меня за ладонь, вытягивает вперёд и опускает в неё целую пачку пятитысячных купюр.
Ээээ…
– Купишь что-нибудь, – холодно проговаривает. – Себе и своему парню.
Он серьёзно?..
– Нет уж, – пытаюсь вернуть обратно, хватая за запястье. Делаю это так резко, что лямка рюкзака соскальзывает с плеча и падает на пыльный асфальт, к моим кроссовкам. Он чего вообще творит?! – Мне чужого не надо! Особенно за такую мелочь! Заберите!
– Жизнь моего ребёнка – мелочь?
– Драматизируете! – цитирую его в ответ.