Каждое его движение выглядело таким первобытно агрессивным, что я невольно приходила в возбуждение.
Даже когда он был в тренировочных штанах и свободной майке, невозможно было не заметить рельефные мускулы его торса под мокрой от пота хлопковой тканью, а полоска голого тела над низко сидящими тренировочными штанами, обтягивающими его узкие бедра, заставляла мои груди наливаться болезненной тяжестью. Боже, что же тогда чувствуют женщины, когда кормят грудью младенца?
Меня бросало то в жар, то в холод. Изо всех сил стараясь подавить эти ощущения, я, еле переставляя ноги, побрела в угол, где Ремингтон стоял, уже сняв майку в ожидании меня. По его торсу текли струйки пота, и я знала, что тело его разгорячено, а перетруженные мышцы требуют отдыха – запасы гликогена в них истощились, уровень глюкозы в крови понижен и, когда я приближусь к нему, меня обдаст волной жара, как от горячего кренделька. При одной мысли об этом мне самой стало невыносимо жарко. Я так мечтала стать реабилитологом, помогать людям восстанавливаться, но такая работа предполагает много телесного контакта, а с таким мужчиной эта задача становилась весьма непростой. И вовсе не потому, что его мышцы намного сильнее и тренированнее по сравнению с моими, а потому, что при прикосновении к его бронзовой от загара коже я словно пьянела. Каждая клеточка моего тела оживала, и все ощущения сосредотачивались в той части тела, которая касалась Ремингтона. Боже, как же я ненавидела себя за потерю самоконтроля в такие минуты!
Я наблюдала за тем, как бугрятся его мышцы, когда он вытирался, небрежно проводя полотенцем по мокрым волосам, от чего они приобретали еще более встрепанный и сексуальный вид. На мне были кроссовки и обтягивающий спортивный костюм, не затрудняющий движений при работе, и его потрясающие голубые глаза скользили по моему телу, когда я приближалась к нему.
Ремингтон слегка запыхался и даже не улыбнулся мне, а потом опустился на скамейку, а я подошла к нему сзади и положила руки ему на спину.
Он застонал, когда я обхватила его плечи пальцами и, надавив на мышцы, начала массировать. При этом искорки возбуждения начали концентрироваться у меня внизу живота, но я постаралась подавить эти ощущения и сосредоточилась на своих движениях, пытаясь расслабить его шею, трицепсы, бицепсы. Я массировала его грудные мышцы и старалась отбросить все женские эмоции, ощущая ладонями, как сжимаются его мускулы под восхитительно гладкой кожей.
Так мы проработали каждый сустав, снимая напряжение, и время от времени он издавал едва слышный, чуть ли не мурлыкающий звук, как довольный кот. Мышцы промежности у меня при этом сжимались, и как я ни старалась их расслабить, при каждом стоне Ремингтона спазм становился еще сильнее.
За это я ненавидела свое тело еще сильнее.
Похоже, все мои усилия, направленные на то, чтобы помочь этому мужчине расслабиться, заводили меня саму просто до безумия. Я утешала себя тем, что, по крайней мере, у меня сейчас есть работа.
Дыша глубоко и размеренно, я долго растирала дельтовидную мышцу – самую мощную часть плеча Ремингтона. Растягивала ее, перекатывала пальцами, а потом перешла к небольшой надостной мышце – так называемой вращающей манжете плечевого сустава, которая показалась мне наиболее пострадавшей от нагрузок.
Он все еще прерывисто дышал, когда я закончила, только теперь и я почувствовала себя выжатой как лимон.
Тут раздался свисток Тренера.
– Ну на сегодня хватит. Марш в душ. А потом на ужин. Похоже, ты целого быка готов слопать сейчас. Завтра в шесть вечера ты должен быть в полной боевой готовности.
Ремингтон поднялся с пола, где мы работали над его спиной, и я вместе с ним. Его голубые глаза сверкали, и он сжимал мои пальцы чуть дольше, чем я ожидала.
– Тебе еще не надоело со мной возиться?
Я вспомнила наш разговор в самолете и усмехнулась.
– Пока нет. Но не беспокойся, все еще впереди. Если ты продолжишь так надрываться во время тренировок, то мы достигнем этого раньше, чем ты успеешь опомниться.
Он рассмеялся, небрежно накинул полотенце на плечи и направился в душ. Спустя пару часов он, скорее всего, уже спал мертвецким сном после такой изнурительной нагрузки. Я же, напротив, ворочалась в кровати, не в силах заснуть. Я уже три раза ущипнула себя за трицепс, снова убедившись, что не поправилась, но все равно в недоумении гадала, что означало его глубокомысленное «м-м-м»…
Я снова вспомнила наш разговор в самолете, ощущение его пальцев на моей руке и взгляд его голубых глаз, когда я направлялась к нему после тренировки, чтобы заняться его телом. Я думала о том, как он подшучивал надо мной все последние три дня, что его явно забавляло, и отказывалась понимать, почему от этих мыслей все внутри у меня сжимается и волны то жара, то озноба прокатываются по телу.
У меня полетят надпочечники, если будут с такой силой вырабатывать адреналин.
Я попыталась думать о чем-нибудь другом, но не могла лежать спокойно, все время ерзала, испытывая острейшее желание выйти на улицу и пробежаться. Пробежаться так быстро, чтобы сердце выскакивало из груди, чтобы чувствовать эйфорию от выброса эндорфинов, а не те непонятные, раздражающие эмоции или нестерпимое желание, возникающие у меня всякий раз, когда я вижу Ремингтона Тейта. Хотя я и не призналась в этом Мелани, но я была твердо уверена в том, что он действительно испытывал ко мне желание в ночь нашего знакомства в Сиэтле. И я ломала голову, пытаясь понять, что же все-таки произошло и почему он просто нанял меня на работу.
Однако за возможность работать мне теперь придется расплачиваться сексуальной пыткой. Ну и ладно, как-нибудь переживу. Просто получше выстрою свою защиту от его чар завтра. Преисполнившись решимости, я схватила плеер с прикроватной тумбочки, включила музыку, готовая слушать что угодно, кроме песен, которые он ставил для меня в самолете.
Глава 4
Пробежка
– Реми! Реми, выходи на бой! РЕМИНГТООООН!
Женщины, сидевшие позади меня, кричали во всю глотку.
Так что можете себе представить, насколько невообразимо трудно не думать о мужчине, когда все вокруг меня выкрикивали его имя, и особенно когда меня саму переполнял адреналин от предвкушения боя, который вот-вот начнется.
Меня вновь посетило восхитительное и такое знакомое чувство, что кипело во мне, когда я сидела среди зрителей в бойцовском клубе Атланты, ожидая выхода Ремингтона на ринг. Я ощущала себя так, словно сама участвую в соревнованиях и мое тело полностью готово к ним. Моя кровь кипела и стремительно неслась по жилам, надпочечники накачивали меня нужными гормонами, а разум был ясным, как только что промытый хрусталь. Я сидела неподвижно, но это всего лишь видимое спокойствие – спокойствие подготовки. Когда внешне все тихо, а внутри бушует пламя. Те несколько мгновений, когда ты внутренне сосредотачиваешься, собираешься, чтобы в нужный, точно рассчитанный момент вся твоя сконцентрированная внутри энергия вырвалась наружу в идеально спланированном взрыве.
Даже сейчас мое тело все еще помнило идеальное положение на низком старте, когда ноги упираются в стартовые колодки, руки лежат на черте, когда все чувства, кажется, сосредотачиваются на ожидании единственного звука – выстрела. И тогда всё – я имею в виду именно всё – отзывается на этот звук, ты за долю секунды переходишь от состояния неподвижности к стремительному бегу, и твое сердце пускается вскачь.
Теперь, похоже, единственное, чего я могу дождаться, – это объявление его имени. Когда я наконец услышала: «Ремингтон Тейт РИИИИИП!», меня изнутри захлестнула волна, готовая нести меня вперед, но… бежать мне было некуда, внутренняя энергия не высвобождалась, и только сильнейшая боль пронизывала все мое тело. Боль, питающаяся все теми же гормонами, которые продолжали вырабатываться, и никакой человек не в силах остановить такой процесс.
Я вскочила с места, как и все присутствующие в зале, но это все, что я могла сделать, наблюдая за тем, как Ремингтон в своей умопомрачительной манере выходит на ринг. Толпа начала безумствовать, приветствуя его, и у меня мгновенно закружилась голова. Вот он нарочито медленно, с вызовом развернулся – живое олицетворение самых смелых фантазий женщины: взъерошенные черные волосы, загорелая грудь, улыбка с ямочками на щеках – просто убийственная улыбка – и это все Ремингтон Тейт. Он – само совершенство, и я почувствовала, как новая порция гормонов впрыскивается в мою кровь, когда он красовался перед толпой, так откровенно выставленный на всеобщее обозрение в своих низких боксерских шортах и настолько ошеломляюще сексуальный, что сразу стал центром моей вселенной.
Да, именно так – центром моей вселенной.
С тех пор как я перестала участвовать в соревнованиях, я немного обросла жирком и теперь могу похвастаться здоровыми восемнадцатью процентами. Я стала более фигуристой, чем когда-либо, с небольшими дополнительными округлостями сзади и спереди. Но я никогда так остро не ощущала свое тело, все его внутренние и внешние резервы, как в те минуты, когда общалась с этим мужчиной. Я даже не знала, сумею ли когда-нибудь привыкнуть к этому, не знала, что могу сделать, чтобы не реагировать на него так остро и сильно. Смогу ли когда-нибудь позволить себе принять тот факт – да, приходится признать это, – что он лишает меня контроля над моим собственным телом.
– А теперь знаменитый и прославленный Оуэн Уилкс, Ирландский Кузнечик!
Пока его дерзкий рыжеволосый противник занимал свое место на ринге, Ремингтон пристальным взглядом обвел толпу, пока не заметил меня. Наши глаза встретились, у меня мгновенно перехватило дыхание, и губы расползлись в дурацкой улыбке. На его щеках появились ямочки, и лицо осветилось потрясающей улыбкой, такой же идеальной, как и его тело. Она пронзила меня, заставляя вибрировать каждый кончик моих нервов.
Я продолжала улыбаться как ненормальная, когда раздался гонг, и я вопреки своему желанию задержала дыхание, когда начался бой. Забавная парочка. Ремингтон выглядел как скучающий ротвейлер, а его противник, оправдывая свое прозвище, резво прыгал по всему рингу вокруг него, подобно маленькому задиристому кенгуренку.
Ремингтон быстро нокаутировал его, затем еще одного и еще… продолжая выигрывать один бой за другим, он выбил всех своих противников. Из того, что рассказал мне Пит, я поняла, что последние восемь финалистов из каждого города будут соревноваться в следующем из назначенных городов и все это сведется к большому бою в конце тура в Нью-Йорке, где два победителя будут участвовать в длинном 16-раундовом бою вместо нескольких 3-раундовых.
Между тем на ринг вышел человек, больше похожий на борца-тяжеловеса, чем на боксера. У него дряблый, объемистый брюшной пресс, и он примерно вдвое шире Ремингтона. Какое-то неистовое, животное чувство опасности сжало мне сердце, я вскочила на ноги с безмолвным криком «Н-е-ет!» И в этот момент боец, которого называли Мясником, нанес страшный удар в грудную клетку Реми. Удар был настолько силен, что я услышала, как из груди Реми вырывается дыхание.
Все внутри меня сжалось от ужаса, и даже когда Ремингтон через мгновение пришел в себя, мое сердце все еще продолжало неистово колотиться, отдаваясь в висках. Я прикусила губу, наблюдая, как он наносит несколько ответных мощных ударов по корпусу Мясника. При этом Реми двигался так плавно и в то же время стремительно, что я, загипнотизированная его гибкими сильными движениями, время от времени забывала, что он дерется с противником.
Мне нравилось смотреть на его сильные ноги с крепкими мышцами, которые позволяли ему удерживать великолепный баланс и двигаться стремительно и ловко. Я любовалась каждым изгибом его квадрицепсов, плеч, бицепсов, тем, как татуировка, обвивающая его руку, подчеркивает великолепно вылепленные плечи.
– У-у-у! – Толпа начала кричать, топать и свистеть после того, как Реми пропустил еще один мощный удар в верхнюю часть корпуса. Я вздрогнула, когда Мясник сразу же после этого нанес прямой удар в лицо, голова Реми дернулась назад, я увидела брызнувшие к его ногам капли крови и услышала, как снова шепчу: «Не-е-т!» Он выпрямился, мотнул головой, возвращаясь в прежнее положение и слизывая кровь с рассеченной губы. Но я не понимала, что происходит, почему он потерял бдительность.
Все выглядело так, словно он совершенно не защищался, и даже Тренер и Райли озадаченно хмурились из угла ринга, наблюдая за продолжением боя. Ремингтон всегда превосходно парировал удары, но он непонятно почему открыл для ударов Мясника верхнюю часть грудной клетки. Я не знала, что и подумать, и мне оставалось только с нетерпением ждать, когда все это закончится, потому что в тот момент знала и чувствовала единственное: каждый удар ужасного боксера отдавался в моем теле, словно нож, кромсающий мою плоть.
И когда после новой серии ударов Мясника Реми упал на одно колено, я поняла, что больше не вынесу. Мне захотелось умереть.
– Не-е-ет! – завопила я, подаваясь вперед.
Какая-то женщина рядом со мной, услышав мой вопль, приложила руки ко рту и закричала, как в рупор:
– Вставай, Реми! Вставай! Выбей из него все дерьмо!
Реми вскочил, вытирая кровь с губ, и я уже было выдохнула с облегчением, но в эту минуту его взгляд устремился в мою сторону, и он пропустил еще один страшный удар, отбросивший его прямо на канаты.
Мои нервы напряглись до предела, мне даже пришлось опустить голову и закрыть глаза – я просто не могла больше смотреть на ринг. У меня в горле начал набухать огненный шар, не позволяя мне сглотнуть. В том, как Реми пропускал удар за ударом, крылось нечто такое, что заставляло меня чувствовать себя совершенно беспомощной, как в тот день, когда я повредила колено и поняла, что уже ничего не смогу с этим поделать. И эта пассивность была для меня особенно мучительна. Меня глодала непреодолимая потребность выскочить на ринг и шарахнуть этого противного толстяка либо просто сбежать отсюда. То самое чувство, которое можно выразить фразой: «Сражайся или беги!». Но вместо этого я просто сидела среди вопящей толпы и не чувствовала ничего, кроме ужаса.
Внезапно фанаты начали привычно скандировать: «Реми… Реми… Реми!»
И пока я сидела, сжавшись от страха взглянуть на ринг, там что-то поменялось, потому что в зале начался хаос, и все вокруг принялись громко скандировать: «Да-а-а! РЕМИ, РЕМИ, РЕМИ!»
В динамике прозвучал голос комментатора:
– Вот он, наш победитель, дамы и господа! РИП! Ри-и-п-та-а-йд! Да, мы все ждали этого момента! Кричите громче, дамы, о самом плохом парне, которого когда-либо видел этот ринг! Ри-и-п-та-а-йд!
Я вздрогнула и вскинула голову, потрясенная услышанным. Я увидела ринг в тот момент, когда дежурившие в зале врачи вытаскивали оттуда толстяка, и с изумлением поняла, что Ремингтон, похоже, сломал ему ребра.
Но моего парня на ринге уже не было. Что если у него тоже сломано ребро? Боже, что же там, черт возьми, только что произошло?
Торопясь изо всех сил, я пробралась сквозь толпу и направилась за кулисы, мое сердце все еще бешено колотилось, а тело жаждало действий. Я нашла Лупе, горячо спорящего с Райли о том, что «этот паршивец играет с огнем», и когда они заметили меня, Тренер резко отвернулся, а Райли показал пальцем сначала на меня, потом куда-то вверх, затем вытащил ключ от номера Реми из заднего кармана джинсов и протянул мне. Ни слова не говоря, я взяла ключ и поспешила в отель, который, к счастью, находился буквально за углом.
Ремингтона я обнаружила сидящим на низенькой скамеечке в ногах кровати. Его темные волосы, как и всегда, были красиво взъерошены, и хотя дыхание у него все еще не выровнялось, волна облегчения окатила меня, когда он поднял голову и на его лице появилась привычная ленивая улыбка, обозначившая только одну ямочку.
– Ну как, понравился бой? – спросил он чуть хриплым от обезвоживания голосом.
Я не могла сказать «нет», хотя и согласиться на самом деле тоже не могла, потому что это переживание оказалось для меня слишком сложным. И я просто ответила:
– Последнему из них ты сломал ребра.
Одна черная бровь приподнялась с изломом, выражая ироническое удивление. Осушив в несколько глотков последнюю бутылку Gatorade, Реми запустил ее кружиться по полу.
– Так ты беспокоишься о нем или обо мне?
– О нем, конечно, потому что он единственный, кто не сможет завтра встать.
Я сказала это шутливо, и он хмыкнул, но не улыбнулся.
И в ту минуту я каждой клеточкой тела ощутила, что мы здесь с ним совсем одни. Мои руки слегка дрожали, когда я встала перед Реми на колени, чтобы приложить заживляющий гель к разбитой нижней губе. Она больше не кровоточила, но треснула прямо посередине. Время остановилось, когда я приложила палец к ранке. Его глаза слегка прищурены, он внимательно наблюдает за мной.
– О тебе, – прошептала я. – Я всегда беспокоюсь только о тебе.
Меня завораживал ритм его дыхания. Я была так близко, что, кажется, дышала с ним одним и тем же воздухом, остро чувствовала его запах – соленый и крепкий, как морской бриз, и поняла, что не могу противиться своей реакции на него. У меня закружилась голова, мозг вот-вот готов был растаять внутри черепа. Я представила, как склоняюсь к его влажной шее и провожу по ней языком, слизывая капельки пота, поблескивающие на коже.
Хмурясь от собственных мыслей, я закрыла баночку с гелем, но продолжала оставаться на коленях, раздумывая, стоит ли мне начать с массажа ног, раз уж я здесь.
– Я повредил правое плечо, Брук.
От звука моего имени, произнесенного хриплым голосом, у меня еще больше закружилась голова. А тон, каким он говорил, едва не свел меня с ума, но я прикрылась насмешкой и со вздохом сказала:
– Что ж, имея дело с бульдозером вроде тебя, было бы лишком глупо надеяться, что ты переживешь этот вечер, отделавшись только рассеченной губой.
– Так ты собираешься заняться делом и привести меня в порядок?
– Конечно. Кто-то же должен это сделать.
Я поднялась, подошла к кровати и, встав на край кровати на колени, взялась за плечи Реми. Меня больше не удивляло то, как каждая клеточка моего тела отзывалась на близость этого человека, – казалось, наши тела составляют единое целое, связанные через мои руки. Я просто закрыла глаза и позволила себе наслаждаться мгновениями, пока пыталась заставить мускулы расслабиться, но напряжение в них никак не желало уходить. Я удвоила усилия, пытаясь промять правое плечо Реми, и тихо проговорила:
– Этот урод приложил тебя сюда довольно жестко. Тяжелый был удар. Так больно?
– Нет.
Мне показалось, я услышала в его тоне нотку веселья, но, возможно, ошиблась. Я сосредоточилась на его мышце, проминающейся и пружинящей под моими пальцами, и точно знала, что это очень больно. По крайней мере, так должно было быть.
– Я натру тебя арникой, а потом приложу холодный компресс.
Он сидел совершенно неподвижно, позволяя мне втереть немного мази в его кожу, но когда я перевела взгляд на его повернутое профилем ко мне лицо, то заметила, что глаза его плотно закрыты.
– Так больно? – снова спрашиваю я.
– Нет.
– Ты всегда говоришь «нет», но на этот раз я точно знаю, что это очень больно.
– Есть еще и другие части моего тела, которые болят гораздо сильнее.
– Какого черта?
Дверь номера со стуком открылась, и в спальню ворвался Пит. Таким злым я этого кроткого человека еще ни разу не видела. Черты его лица мальчика-хориста сегодня показались мне более резкими и совсем не такими ангельскими, как обычно, и даже его кудри, казалось, выражали возмущение.
– Какого? Черта? – громко повторил он.
Тело Ремингтона мгновенно застыло: мне показалось, что я пытаюсь массировать кирпичную стену.
– Тренер в ярости, – пояснил Райли, следуя по пятам за Питом. Даже он, всегда такой легкомысленный, выглядел в этот вечер мрачнее тучи. – Мы все желаем знать: какого хрена ты позволил этому жирдяю надрать тебе задницу?
В комнате мгновенно возникло странное возбужденно-гнетущее напряжение, и мои руки в то же мгновение замерли, впившись в плечо Реми сзади.
– Отвечай, это правда? Ты специально позволял ему избивать себя?
Райли сверлил своего подопечного мрачным взглядом.
Ремингтон не отвечал. Но его спина напряженно выпрямилась, казалось, напряглась каждая мышца.
– Тебе что, потрахаться нужно? – грозно вопросил Пит, кивая ему. – Так ведь?
У меня внутри все сжалось, я поняла, что ни в коем случае не хочу больше оставаться здесь и выслушивать, как эти парни предлагают Ремингтону заняться сексом, поэтому я пробормотала – главным образом себе самой, поскольку никто больше в комнате не обращал на меня никакого внимания, – что-то о том, чтобы помочь Диане на кухне, и быстро выскользнула из комнаты.
Уже в коридоре до меня дошел смысл слов Пита.
– Дурень, ты не должен позволять делать это с тобой только для того, чтобы она могла помять тебя своими руками. Послушай, мы можем позвать для тебя нескольких девочек. Делай что хочешь, но не смей играть в эти проклятые игры, как обычный человек. Ты просто мучаешь себя, Рем, то, что ты из-за нее творишь, для тебя очень опасно.
Я резко остановилась, не в силах двинуться дальше, мне показалось, что мои ноги налились свинцом, а легкие превратились в камни. Парни, похоже, говорили обо мне?
– Ты все свои деньги поставил на себя в этом году, надеюсь, ты еще не забыл? – сказал Пит. – Теперь, дружище, ты должен победить Скорпиона в финале, несмотря ни на что. И в том числе на нее.
Голос Ремингтона звучал ниже, чем у других, но отчего-то его мягкий рык прозвучал неизмеримо более угрожающе.
– Скорпион – гребаный покойник, так что сейчас просто отвали.
– Ты платишь нам, чтобы мы не давали вылезти этому дерьму, Реми, – резко возражает Пит, но его слова только заставили Ремингтона еще более угрожающе понизить голос.
– Я. Все. Держу. Под контролем.
Тишина, повисшая после его странных слов, произнесенных жутким шепотом, заставила меня сдвинуться с места, и я поспешила на кухню, где застала Диану, вытаскивающую из духовки небольшую запеченную индейку. От запаха розмарина и лайма у меня потекли слюнки, но это никак не помогло мне успокоить бешено колотящееся сердце.
– О чем так громко кричат эти парни? – спросила Диана, красиво раскладывая на блюде запеченного индюшонка и с гордостью разглядывая его со всех сторон.
– Сегодня вечером Реми крепко избили, – сказала я. – Именно об этом и шла речь. Ведь так?
Диана покачала головой, пробормотав:
– Клянусь, этот парень играет с огнем. Он балуется со своей красной кнопкой самоуничтожения, как никто другой…
Она замолчала, когда дверь за моей спиной распахнулась и я почувствовала, как большая сильная рука схватила меня за локоть и резко развернула на сто восемьдесят градусов.
– Хочешь пойти со мной на пробежку?
Льдисто-голубые глаза Ремингтона яростно сверкнули, впившись в мое лицо, и я почти физически ощутила его неудовлетворенность и отчаяние. Эти чувства окружали его темным вихрем, и внезапно мне показалось, что он стоит на грани чего-то еще более угрожающего.
– Тебе нужно поесть, Реми, – укоризненно сказала Диана, не подходя, впрочем, ближе.
Ухмыльнувшись, он схватил со стола литровую бутылку молока и начал жадно пить большими глотками, пока не выпил все до капли, а потом отставил бутылку и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Спасибо за ужин, – все с той же ухмылкой сказал он и, вопросительно изогнув бровь, с нетерпением обернулся ко мне. – Так как, Брук?
От этого взгляда и тона меня пробрала дрожь.
Мне совершенно не нравилось, что, произнося мое имя, он очень искусно нажимает на нужные кнопки.
Все происходило, как в каком-нибудь романтическом фильме.
Недовольная своей реакцией, я взглянула на его грудь и невольно подумала о том, что лучшее из того, что можно было бы сейчас с ним сделать, – это положить его в ванну со льдом. Но какое-то шестое чувство подсказало мне, что сегодня больше нельзя испытывать его терпение.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, стараясь говорить и выглядеть спокойной, а между тем внимательно рассматривая его.
– Я чувствую, что мне необходимо пробежаться. – Его глаза пристально всматриваются в меня. – А ты как, согласна?
Его просьба заставила меня колебаться. Просто никто, кроме легкоатлетов, по-настоящему не знает, что выбор того, с кем ты бежишь, невероятно важен.
Это может означать очень-очень многое!
Особенно если вы привыкли работать в одиночку. Как Ремингтон. И кроме Мелани, я никогда ни с кем не бегаю. Моя пробежка – это сугубо мое личное время. Время, чтобы подумать. Время, чтобы на чем-то сконцентрироваться. Тем не менее я согласно кивнула. Я подумала, что ему это и в самом деле нужно, и мне тоже очень нужно – вот уже несколько часов.
– Хорошо. Подожди только, пока я надену кроссовки и наколенник.