Как убивали СССР. Кто стал миллиардером
– основную, предусматривающую безотлагательное создание эффективного рыночного сектора – локомотива развития и преобразования экономики – в первую очередь, путем преобразования значительной части государственной собственности в иные формы;
– вспомогательную, включающую комплекс мер, смягчающих издержки переходного периода и противодействующих снижению жизненного уровня населения и прежде всего малообеспеченных слоев.
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА должна, в частности, предусматривать:
– законодательное закрепление права граждан на гарантируемый минимум дохода, учитывающий изменение индекса цен;
– замораживание цен и сохранение государственных дотаций на основные виды продуктов питания и потребительских товаров до тех пор, пока сам рыночный механизм не обеспечит приемлемый уровень цен;
– привязку всех пенсий к динамике заработной платы и индекса цен;
– установление гласного контроля над общественными фондами потребления и распределением государственного жилого фонда, реализация программы трудоустройства, переобучения и компенсации трудящимся, задетым глубокой структурной перестройкой экономики и сокращением аппарата управления и армии.
Нужные для этого средства могут быть получены за счет резкого сокращения непроизводительных расходов, в особенности военных, и привлечения внешних ресурсов в разумных пределах, а не работой печатного станка. Необходимо также немедленно ликвидировать все привилегии номенклатурных работников – не столько как средство решения наших экономических проблем, сколько как элементарное нравственное требование к руководителям государства, десятки миллионов граждан которого живут за чертой бедности».
Раздел программы о социальных гарантиях выполнен с точностью «до наоборот». Ни индексирования, ни замораживания цен никто и не подумал проводить. Наоборот, была реализована варварская либерализация цен, разрушившая не только социальную стабильность, но и основы финансовой системы. Общественные фонды потребления просто исчезли в карманах чиновников и уголовников, ставших предпринимателями. Структурная перестройка в экономике пошла особым путем: превратила страну в сырьевой придаток Европы и Азии, выгнала с предприятий наиболее квалифицированные кадры, за пределы страны – наиболее талантливых ученых. Заниматься их трудоустройством при растаскивании собственности новой номенклатуре было некогда.
«Болевая точка нашей экономики – продовольственная проблема. Нельзя дальше откладывать решение ВОПРОСА О ЗЕМЛЕ. Мы предлагаем:
– тот, кто может и хочет работать на земле, должен получить безусловную свободу выбора формы ведения хозяйства, равно как и гарантии, что никогда более не повторится трагедия «раскулачивания»;
– надо узаконить передачу земли в бессрочное владение или частную собственность тем, кто занят или желает заняться сельскохозяйственным трудом;
– поток государственных капиталовложений и кредитов, бесплодно расточаемых и пожираемых органами управления на селе, должен быть переадресован в руки тех, кто станет хозяином земли, а не поденщиком».
Ничего не вышло у демократов. Они оказались неспособны предложить что-либо взамен колхозному строю и лишь порушили то, что с таким неимоверным трудом получило село в послевоенные годы. Частная собственность на землю стала привилегией немногих, быстрыми темпами начала развиваться спекуляция землей (особенно в Подмосковье). Обрабатывать землю скороспелые частные собственники в большинстве случаев не могли или не собирались. А те, кто мог и хотел, были опутаны бесчисленными нормами и чиновничьим рэкетом, дополнившим рэкет уголовников, устроивших в 90-х годах по всей стране самую настоящую резню – все трудоспособные и творческие силы оказались под прессом этого альянса чиновников и бандитов, рвавших собственность на части, получая за бесценок то, что создавалось трудами поколений. Не умея управлять тем богатством, что вдруг свалилось им на голову, не понимая его ценности, они просто разорили страну.
«Один из самых сложных вопросов в нашей стране – НАЦИОНАЛЬНЫЙ. Все народы страны в равной мере оказались жертвами тотального разрушения личности, природы и культуры. Русский народ, создавший великую культуру мирового значения, ущемлен, наравне с другими народами Российской Федерации, в своих национальных чувствах. Его оскорбляет отождествление с тоталитарным режимом. Растворенность российских общественно-политических структур в общесоюзных структурах лишает русский народ и вместе с ним другие народы, живущие на территории Российской Федерации, собственной государственности и осложняет их отношения с народами других республик.
Мы обеспокоены тем, что определенные силы, не встречая серьезного сопротивления, разжигают национальную вражду и подозрительность. Предъявление счетов одними народами другим может привести лишь к трагическим последствиям. Отношения между народами должны опираться на приоритет общечеловеческих ценностей над национальными.
Исходя из этого, перед Съездом народных депутатов РСФСР будут стоять следующие задачи:
– Необходимо провозгласить и законодательно закрепить суверенитет Российской Федерации. По новому Союзному договору, который должен быть разработан и заключен в кратчайшие сроки, в ведении Союза могут находиться лишь те права, которые добровольно переданы ему республиками. Законы Союза должны вступать в действие лишь после их ратификации высшими государственными органами государственной власти республик. Надо создать завершенную систему органов государственной власти и управления в России.
– Демократическое решение национальных проблем, возникающих в самой Российской Федерации, – в настойчивом поиске вариантов, исключающих всякое национальное ущемление и не задевающих ничьи национальные интересы, в гибком сочетании суверенитета, территориальной и национально-культурной автономии народов России, разработке юридического механизма и форм реализации права наций на самоопределение.
На исходе двадцатого века только переход от тоталитаризма к демократии откроет путь к возрождению всех народов России».
Самое поразительное, что, провозгласив нечто о русском народе, «деморосы» тут же стали попирать русских с удвоенной энергией. Прежде всего, русским отделили только и исключительно Российскую Федерацию, как будто вся остальная страна была для них чужой. Только годы спустя обнаружилось, что отделение РСФСР от СССР в декларированном суверенитете стало предательством 25 миллионов русских людей, а также еще нескольких миллионов людей русской культуры.
Безусловно, требование приоритета прав республик над правами союзного центра – это декларация государственной измены и разрушения государства. Декларирование подобных требований должно было привести к немедленному аресту их авторов и роспуску всех общественных структур, замеченных в симпатиях к ним. Увы, предательство в высшем руководстве страны, кругами расходящееся от президента СССР М. Горбачева, а также прямая измена, свившая себе гнездо в недрах КГБ СССР, позволила сепаратизму развернуться в полную ширь, стать главным инструментом «демократов» в борьбе за власть. И разрушение страны было единственным итогом их деятельности, после чего большая их часть была отправлена на политическую пенсию, а ведущие посты в государстве заняли быстро сформировавшиеся олигархические группировки.
Поиск «демократами» решения национальных проблем привел к дальнейшему ущемлению прав русских, которые не только продолжали кормить экономически менее развитые этносы, но еще и подверглись геноциду со стороны этнократических режимов, образовавшихся на обломках СССР. «Общечеловеческие ценности» стали основой для дальнейшего разрушения русской культуры, внедрения на ее место всего самого гнилостного, что только смогли отыскать «демократы» на Западе. Формально суверенитет Российской Федерации был провозглашен, но реально он оказался имитацией – РФ стала государством зависимым, управляемым преимущественно извне, ее народ лишен каких-либо прав решать свою судьбу. А историческая Россия оказалась расчлененной. Ведь РФ не только территориально не совпадает с Россией, но и сущность этого образования не имеет с исторической Россией ничего общего. Власть, утвердившаяся в этом осколке страны, была антирусской, антироссийской, отвратительной во всех своих проявлениях. Таковой она осталась и до наших дней, когда вопрос о скором конце истории нашего народа и государства стоит на повестке дня как никогда остро и обещает нам похороны каких-либо перспектив в самые ближайшие годы.
«Наша страна – не только перед выборами, которые решат многое. Она – перед выбором: пойдем ли мы вслед за большинством европейских стран по трудному, но мирному, демократическому, парламентскому пути преобразований, которые, в конечном счете, дадут хлеб и свободу всем, или нас ждут кровавые потрясения.
Чтобы отвести опасности неконтролируемого развития событий и восстановления диктатуры в любом идеологическом оформлении, мы призываем кандидатов в депутаты и избирателей поддержать платформу ИЗБИРАТЕЛЬНОГО БЛОКА «ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РОССИЯ».
Да, тогда казалось, что мы пойдем за европейскими странами. Но мы пошли совсем в другую сторону – во времена, которые минули в Европе целый век назад. Нас повели заворожившие своими лозунгами лидеры, которые сами не знали, куда идут. Им интересны были не результаты, а процесс обогащения и наслаждения внешними атрибутами власти. Мы вдоволь надышались пылью этого пути, отхаркиваясь кровью уже два десятка лет. Мирный пейзаж, померещившийся на горизонте, обернулся войной. Демократия преобразилась в уголовщину, в прямую измену. Парламентаризм был расстрелян из пушек и заменен тиранией олигархии. Вместо хлеба и свободы мы получили кровь и нищету. Голосуя против мерзостей действующего в 1990 году режима, мы утвердили у власти стократ более отвратительный режим.
Российские либеральные реформаторы и теоретики добивались власти на критике режима и часто прикрывались при этом марксизмом. Из российских либеральных «теорий» перестроечного образца можно назвать работу Гавриила Попова «Что делать?» («КП», 12.11.91), ставшую, по нашему мнению, катехизисом революционного либерализма, от которого за версту разит марксистской методологией. Миллионные тиражи брошюры, опубликованной одной из массовых газет, стали идеологической базой разрушения нашей государственности в 1991 году.
В работе Попова содержался целый набор фундаментальных тезисов, которые были по-марксистски антигосударственными и антисоциальными: государство ликвидировать, а экспроприаторов экспроприировать. Прежде всего, отметим тезис, который выдается в качестве экономического постулата: главное в экономике – дележ государственной собственности между новыми владельцами. Знаменитое «отнять и поделить» приобрело у либерального теоретика новое – «демократическое» – звучание. Но поменялась ли от этого суть?
Нежелательный вариант перераспределения собственности виделся либералам в ее недемократическом присвоении бюрократией. Но именно таким путем либеральной бюрократией при поддержке либеральных теоретиков и пропагандистов, которых тоже иногда брали в долю, был осуществлен слом российской экономики. Собственниками стали как старая бюрократия, так и новая, но никак не рядовые граждане России. Населению достались фиговые листочки ваучеров, номенклатуре и ее обслуге – «общенародная» собственность.
Главным идеологическим «коньком» революционных либералов с 1990 года (сразу после выборов) стал тезис о неэффективности системы Советов и обвинение всех своих врагов в необольшевизме. На большевиков, давно сгнивших в своих могилах, списывали либералы и все безобразия, творимые ими в современной России. И шли по стопам большевиков, которые легко принимали и легко снимали с повестки дня лозунг «Вся власть Советам!».
О неработоспособности Советов теоретик «русского либерализма» Г. Попов говорил в бытность председателем Моссовета (1990 г.): «…советская система находится в кризисе именно как советская система, ибо она была своего рода кукольным театром, где нити дергала правящая партия. Когда кукольный театр попытались сделать живущим самостоятельно, реально выяснилось, что механизм этот малоспособен». Примерно через год он выступил с обращением к москвичам, в котором писал, что Советская система – это «мощная голова в виде Советов и весьма слабое “тело” в виде исполнительных органов». И делал вывод: надо перераспределить власть, ибо «…какое обсуждение возможно среди нескольких сотен человек, когда автор предложения не то что ответить или пояснить, а вообще, в лучшем случае, может выступить только один раз, а многие его оппоненты не могут выступить ни разу? Представительный орган нужен, но только в составе нескольких десятков депутатов – не более».
Взамен Попов предлагал очередную реформу: «… избранный народом мэр будет независим от Совета. Эта независимость – азбука демократии. Зависеть нельзя ни от органов, ни от депутатов. Зависеть надо только от народа. Народ избирает Совет и мэра, и естественно, они друг другу не подчинены. <…> Итак, надо резко укрепить исполнительную власть, вывести её из-под ежедневной опеки (превращающейся порой в ежедневный террор) местных Советов. У обеих властей есть своя сфера. А кто из них прав – будут решать избиратели на следующих выборах».
Тезис о необходимости десоветизации также попал в брошюре «Что делать?» в разряд фундаментальных (и был, в конце концов, закреплен залпами танковых орудий по парламенту). Этот «фундаментализм» теоретиков российского либерализма проистекал из нежелания отвечать за результаты своей работы в прежней государственной системе. На систему пытались свалить свою беспринципность, бездарность и другие грехи.
Следующий тезис – дефедерализация (в нашем понимании здесь следует говорить о денационализации – о лишении русской нации национальных особенностей, то есть о ее фактической ликвидации). Поповский рецепт якобы оздоровительных государственных реформ абсурден до предела: на месте СССР формируются «три, четыре, а то и пять десятков независимых государств»! Тут несколько русских республик – Россия, несколько украинских республик – Украина, и союз союзов с непридуманным названием.
Все это один в один – ленинская концепция, расчленившая пространство Российской Империи на союзные республики. В результате – «коренизация», выращивание этнической бюрократии. По этому пути направил Попов ельцинистов, «спецов» по национальному вопросу Тишкова, Абдулатипова, Михайлова, Зорина.
Автор данного тезиса сам чувствовал его абсурдность: «Надо откровенно сказать, что даже среди демократов демократический вариант дефедерализации не имеет поддержки большинства. <…> И все же долг демократов – выдвинуть демократический вариант дефедерализации, каким бы нереальным он не казался».
И все-таки запредельная абсурдность стала реальностью. Два десятка государств на месте Союза ССР все-таки возникло (считая практически обособленные от России Татарстан, Чечню, Приморье, Якутию, Калининград и другие территории, а также Приднестровье и Абхазию).
Наиглавнейший компонент либеральной идеологии – антиисторизм и антитрадиционализм. Традиция у либерала всегда вызывает невольное отвращение. Даже здравый политический прагматизм не может вынудить его учитывать историческое прошлое. И даже либерально-патриотический синтез, к которому призывали разного рода «теоретики» в начале 90-х и продолжают призывать теперь, представляется как освобождение от привязанности к прошлому. Патриотизм для них – это всего лишь внешняя лояльность к либеральной (а на деле просто русофобской) власти.
Фундаментальные принципы либералов-теоретиков позднее были восприняты, дополнены и развиты программой недолго существовавшей Российской партии социальной демократии Александра Яковлева (1995 г.). Региональный сепаратизм в Программе РПСД рассматривался как крайняя форма выражения нормального процесса передачи значительной части административной и экономической компетенции из центра на иные уровни. А. Яковлев перелицовывал старый ельцинский принцип о свободном «потреблении» суверенитета: «больше власти, больше ответственности – и тогда никто и ничто не может порушить целостность России».
Расчленение России на регионы – новое завоевание либеральной мысли. Тут, очевидно, снова стоит процитировать Салтыкова-Щедрина, который еще в прошлом веке писал: «Главная цель, к которой ныне направлены все усилия уездной административной деятельности, – это справляться дома, своими средствами, и как можно меньше беспокоить начальство. Но так как выражение “своими средствами” есть не что иное, как вольный перевод выражения “произвол”, то для подкрепления его явилось к услугам еще и выражение: “в законах нет”. Целых пятнадцать томов законов написано, а все отыскать закона не могут! Стоят эти томы в шкапу и безмолвствуют; а ключ от шкапа заброшен в колодезь, чтобы прочнее дело было». «Недаром же так давно идут толки о децентрализации, смешиваемой с сатрапством, и о расширении власти, смешиваемом с разнузданностью».
В программе Яковлева было всё то же, что уже сформулировал Попов, все тот же абсурд, но положенный на партийное основание. Планировалось продолжение насилия над страной союза революционных либералов и номенклатуры в сочетании с пропагандистскими фальшивками о законности и национальных интересах. Вот их собственный прогноз итогов номенклатурных реформ, в которые Яковлев и Попов вложили немало личных сил: «Процесс деградации будет столь мощным, что Россию и русский народ ждет анархия, и Россию может постичь судьба стран и народов, не сумевших вписаться в ход истории. И Россия разделит судьбу Древнего Египта, Рима или Византии» («Что делать?»).
Особенностью российского либерализма также является чрезвычайная скудность идейных разработок по проблемам государственности. Концептуальные моменты обычно тщательно обходятся, их приходится вылавливать по крохам.
Так, Егор Гайдар писал в статье «Новый курс» (1994 г.): «Сверхусилия государства даются дорогой ценой – ценой истощения общества. <…> Каждый раз в экстремальной ситуации государство насиловало общество, обкладывая его разорительной данью. <…> Идеология реформы, которую мы начали в 1991 г., была совершенно противоположной. Поднять страну не за счет напряжения всей мускулатуры государства, а как раз наоборот, – благодаря расслаблению государственной узды, свертыванию государственных структур. Отход государства должен освободить пространство для органического развития экономики. Государство не высасывает силы общества, а отдает ему часть своих сил». Это называется «методологически новым» рывком русской истории!
В одном из своих многочисленных интервью Гайдар («ВМ», 29.03.95) утверждал, что модель западной цивилизации – демократия, рынок и частная собственность – завоевывает мир. А весь секрет экспансии – свободная рыночная экономика. Выстраивается политическая позиция, согласно которой надо только убрать мечтающих о нагайке для народа коммунистов, лжепатриотов, лжегосударственников и фашистов, чтобы поверить в свои силы и свою способность жить, как на Западе. Логичным условием для внедрения этого нехитрого, но якобы сулящего благоденствие принципа, становится ломка национальной экономики и государственности. Если мы хотим добровольно на него согласиться, то обязаны отказаться от всего, что в данный принцип не вмещается. Ельцинисты только этого и добивались.
Анализировать экономические идеи Гайдара нет нужды, ибо это достаточно подробно сделано множеством авторов и самым ясным образом оценено теми, кто пострадал от либерального эксперимента – миллионами граждан России.
Заострим внимание читателя только на абсурдном утверждении Гайдара об успехах либеральных реформ. В заявлениях думской фракции «Выбор России» (1993–1995) постоянно звучала одна и та же мысль: «Предшествующий период дал свои результаты: мы живем в свободной стране с формирующейся рыночной экономикой. Наши неудачи и трудности связаны не с демократическими реформами, а с отступлениями от них». Позднее подобного рода оценки многократно звучали со стороны тех, кто поживился на народном горе. Почти дословно они повторялись либеральными парламентскими фракциями 1995–2000 гг., да и теперь повторяются постоянно. Как будто кому-то неясно, что сотворенный со страной погром не стал источником благоденствия ни для кого: массу людей погубили физически, а несколько сот нуворишей навсегда погубили свою душу преступлениями против Родины.
Но лучше всего об идеологии либерализма сказано самими сторонниками Гайдара: «Кто-то должен был ударить по советскому тотальному коллективизму (тоталитаризму) кувалдой индивидуалистической традиции» (А. Малашенко, «НГ», 11.01.1996). По мнению этого автора, «без индивидуалистического духа российская цивилизация сгниет на корню».
Если бы хоть раз в русской истории, выбор, как предлагал Гайдар, был сделан в пользу расслабления государственного организма, национальной воли и снижения мобилизационной готовности народа, России не существовало бы! Видимо, Гайдара это вполне бы устроило. Он видел, как подломились основы нашего государства. И радовался, что оно вот-вот рухнет. Но не вышло. Оно не рухнуло. Растерзанное, истекало кровью, но все еще какие-то признаки жизни подавало. И эти признаки раздражали Гайдара.
Рецепт Гайдара состоит в том, чтобы, убив государство, убить наверняка и мифический тоталитаризм, и вездесущую бюрократию, и бич российской экономики – инфляцию.
Правда, с течением времени Гайдар начал подавать признаки отрезвления от абсурда. Он написал, что главные причины провала демократической власти связаны «не с тем, что люди стали жить намного хуже (или демагоги сумели им внушить, что страна “катится в пропасть”), а с глубоким разочарованием избирателя в “демократии воров”». Но все-таки та «демократия», что вошла в каждый дом, строилась-таки по Гайдару. Так что микроскопические признаки прозрения опять связаны с нежеланием отвечать за учиненный в стране абсурд.
Гайдаровский тип абсурдного мышления не предусматривает ничего конструктивного с точки зрения государственного строительства. Именно поэтому и другие декларации Гайдара не содержат ни одного ответа на вопрос «как?», ни одного признания в ошибках. Потому и все его филиппики против коррумпированной власти были типичным фарисейством, столь распространенным в среде либералов.
Либеральная законность проявила себя лишь в виде бесконечного парламентского «творчества» и оправдания бездействия, а также прямых преступлений против государства отсутствием соответствующих правовых актов. Романтики либерализма настолько увлеклись законотворчеством, что не заметили: все их труды готовились для архивной пыли – что законы СССР, что законы России. Примечательна и история с проектом Конституции РФ, работа над которым принесла много сладких минут правоведам и публицистам, но оказалась абсолютно бессмысленной, абсурдной по своему результату.
И опять хочется вспомнить одного из героев Салтыкова-Щедрина, прошедшего практику конституционализма у медведей. Этот энтузиаст законотворчества отнес в «Полицейские ведомости» объявление следующего содержания: «НОВОСТЬ!! СТАТСКИЙ СОВЕТНИК ПЕРЕДРЯГИН!!! Изготовляет Конституции для всех стран и во всех смыслах. Проектирует реформы судейские, земские и иные, а равно ходатайствует об упразднении таковых. Имеет аттестаты. Вознаграждение умеренное. Согласен в отъезд».
О том, что есть в понимании революционных либералов законность, говорит Заявление исполкома движения «Выбор России» от 22 сентября 1993 года. Там сказано: «Президент России своим указом реализовал волю избирателей, воплотил в конкретные меры положения, одобренные Конституционным совещанием». В этом примечательном документе отмечается также, что действия Бориса Ельцина «дают обществу уникальный шанс для спокойного перехода к полноценной демократии, конституции свободного демократического российского государства». Всего через несколько дней залпы по парламенту России показали, насколько это был «уникальный шанс».
Через пару месяцев после расстрела российского парламента блок «Выбор России», во всем поддержавший изменника и мятежника Ельцина, в своих предвыборных программах объявил, что он, дескать, отстаивает принцип «Свобода – Собственность – Законность» и «выступает за запрет организаций, выступающих с призывами к насильственному изменению конституционного строя или иным образом попирающих закон, какой бы политической ориентации они не придерживались». На этом примере хорошо видно, как понимается законность революционными либералами. Они исходят из принципа целесообразности и трактуют принцип законности столь вольно, что на свет появляется уникальная по своей абсурдности формула: «Незаконно, но легитимно».