Книга Дар - читать онлайн бесплатно, автор Андрей Сергеевич Терехов
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Дар
Дар
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Дар

Андрей Терехов

Дар

Зимним утром, когда нежно-розовые лучи рассвета погладили фронтон над Музеем изобразительных искусств города Леемстада, а ветерок с моря разбросал вдоль проспекта Ветеранов профсоюзные агитки, по булыжной лестнице музея поднялась девушка в белоснежном шерстяном платье (без кринолина, нечеловеческое спасибо прошлогодней моде). От ее лопаток взлетали к синему-синему небу два бронзовых подсвечника на три свечи каждый. В руках посетительница несла саквояж, который клонил ее вбок; черные волосы полоскались на ветру, и "цок" каблуков громко, звонко разносился по пустой улице. На миг девушка оглянулась, затем опустила саквояж и двумя руками потянула за дверную ручку. Лязгнул дверной замок, тяжело и натужно заскрипели петли. Полумрак музея жадно заглотил и девушку, и увесистый саквояж, и на проспект Ветеранов вернулась хозяйка-тишина.

За те двадцать четыре минуты, пока солнечный свет выцветал из розоватого в огненно-золотой, а дымка сна уходила из морозного воздуха, широкая лестница музея втянула в себя еще тринадцать человек. Один из них отрастил в глубинах здания кепочку билетера – с пунктирной белой полосой и сплошной красной – и вернулся. К нему набежала шумная очередь и потянулась через проспект Ветеранов на Медную набережную. Вскарабкалась на мост Семнадцати погибших генералов, повихляла между конными (чаще), паровыми (реже) и электрическими (в единственном экземпляре) экипажами и ушла на правый берег реки Леемы, где в вереницу сонных почитателей искусства пристроился Йонниберг. Он приподнял мятый котелок, огладил непокорные светлые вихры и честно отстоял положенные часы на солнце и холоде, чтобы к полудню сменить шесть талеров на зеленый билет с надписью "Зеркало. Необыкновенная экспозиция". Так, вытерпев легкое беспокойство, позывы к мочеиспусканию, а также голод, жажду и трескучий мороз, Йонниберг оказался в музее.

Как и большинство посетителей, Йонниберга не заинтересовали горшки первобытных народов, золотые саркофаги и разноцветные квадраты, которые современные художники гордо величали "ИС-СКУССТВОМ" – он двинулся на голоса, к циклопической зале культуры северных народов. Ее панорамные окна открывали вид на залив, и там, далеко внизу, чадили дымом китобойные пароходы, и плыло над водой обескровленное зимнее солнце, в свете которого – уже здесь, напротив говорливой толпы, – застыла девушка с подсвечниками. Йонниберг растерялся, засмотрелся и с запозданием заметил, что у ног ее, будто перед экспонатом, упокоилась белая табличка с черной надписью.


В САКВОЯЖЕ ЛЕЖАТ 29 ПРЕДМЕТОВ, КОТОРЫЕ МОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ НА МНЕ КАК ВАМ ПОЖЕЛАЕТСЯ. Я – ТОЖЕ ПРЕДМЕТ. ВЫ МОЖЕТЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ МЕНЯ КАК ВАМ ПОЖЕЛАЕТСЯ С 10:00 ДО 14:00.


Несмотря на щедрое предложение, посетители держались на расстоянии. В этой разномастной толпе из рабочих и моряков, промышленников, людей искусства и праздношатающейся знати выделялся смуглолицый дылда. Он выглядел нездоровым и неизаинтересованым – будто принял приглашение, на которое не мог ответить отказом. И кофейный цвет лица, и зелено-голубая форма выдавали иностранца, так что Йонниберг перебирал в памяти гербы южных Республик. Риберия? Гольдштат? Бартал?

– Да что вы все как дети малые! – воскликнула тучная женщина слева. Она подошла к саквояжу, достала из него белую ленту и неуклюже стянула черные волосы девушки в хорошенький хвост. Посетители замолчали, только Йонниберг нервно засмеялся.

– Вот! Вам пойдет такая прическа, дорогуша.

Девушка не отреагировала. Женщина победно оглядела толпу и удалилась. Шли минуты, никто не двигался, затем кашлянула маленькая девочка, зашуршал кружевами пожилой фабрикант. Йонниберг дернулся, было, вперед, но смутился. Все взгляды обратились в его сторону, он поморщился и почти прыгнул вперед.

– А-а пользвольте-с вас погладить?

Люди зашептались. Девушка молчала и смотрела в одну точку, как и статуи в нишах. В зеленых глазах отражались окна, умытые полуденным солнцем.

Йонниберг сглотнул, в замешательстве оглянулся на посетителей, на работника музея – тот яростно закивал – и коснулся щеки девушки. Кончики вспотевших пальцев ощутили прохладную, шелковистую кожу. Обычную кожу. Йонниберг отдернул руку и, чувствуя странное возбуждение, наэлектризованность, скрылся в толпе. В конце концов он пришел сюда не за этим.


***


– … и я смотрела, как мою дочь… падчерицу сажают на стул, – с трудом говорила женщина, – поднимают со стула, поднимают, переворачивают, и я терпела. Но когда этот боров снял с нее сапог и стал щупать лодыжку, я не выдержала. Это же музей. Там люди… там дети… а моя до… падчерица с голой лодыжкой. Мало того, что нас пустили в университеты, дали нам право голосовать, мы теперь еще и лодыжки показываем все кому ни попадя? Это же не какой-то балет.

Стефан запоздало кивнул. Он сидел на жестком стуле и смотрел в окно, где на фоне промозгло-серого неба поскрипывал сломанный фонарь. Лицо горело под маской, седалище онемело. Шея затекла от неудобной позы, и Стефан с удовольствием повернулся бы к собеседнице, если бы именно этого и не избегал.

После всех допросов, осмотров и новых допросов, и новых осмотров – он хотел одного: спать. Впасть в зимнюю спячку, в летаргический сон. Уснуть и не скоро проснуться. Может, сказывался возраст – осенью на Кукушкин день Стефану пробило восемьдесят семь, – а может, унылая погода, но что-то в организме шло наперекосяк. "Природа… Погода…" – замелькали в голове рифмы. Стефан с детства ловил себя на них, но стихов не писал. Когда-то он хотел – одной хорошенькой девочке, – да так и не собрался.

– А, так что же вы сделали? – опомнился Стефан и перебрал закрома памяти в поисках имени той девочки. Гретта или Эва? А может, Саския? В голове маячила фамилия ее отца, владельца городской станции вещания. Его знак тогда стоял на каждом громкоговорителе – сколь гордое, столь и нелепое "Кнапсен".

– … и тогда я сказала, чтобы она шла домой, – действие обезболивающего кончалось, и слова женщины тяжелели, замедлялись. – Она молчит. Я чудом – чудом! – сдержала себя и сказала ей надеть сапог обратно. Мужчина, этот боров, стал возмущаться, я дала ему пощечину, и нас вывели из музея.

– Ну да. Ну да. И на том все, ушли?

– Если бы! Я снова купила билет и вернулась. Думала… я не знаю, что думала. Думала, что все будет нормально. Что этот боров был исключением. Конечно, стало только хуже.

Они помолчали. Что-то клокотало в горле женщины, когда она дышала. За окном нудно и тоскливо поскрипывал фонарь.

– Ведь вот который раз слушаю об этой выставке, – Стефан пожал плечами, – а ума до сих пор не приложу: зачем это вашей падчерице?

– Что?

– Ну вот эта выставка, хе-хе.

Женщина с трудом набрала воздух.

– Вы слышали о том, что она делала на китобойне?

– Уж простите старика, но не припоминаю.

– Сидела на китовых костях, отмывала их от крови и пела колыбельную.

– О…

– Наверное, за этим и надо. Чтобы даже такой человек, как вы, о ней услышал и сказал: "О!.." А она бы только посмеялась. Ей только дай пошутить да похихикать.

Голос женщины потеплел, и Стефан задумался, что она подразумевала. Такой же – по возрасту? Воспитанию? Уму?

– Герцогиня уже в курсе? – спросила собеседница.

– Ей отправили официальное письмо, но пока, тасказать, она не удостоила нас честью.

– Родная мать, называется.

– Все мы не без греха. Скажем, у пчел старые матки тоже плохо летают. Сидят среди воска и меда, а… – Стефан шлепнул себя по лбу и чудовищным усилием НЕ повернулся к женщине. – А, к слову, подсвечники! Вот ведь зачем такой милой девушке эти оглобли на плечах, хе-хе?

– Не знаю. Два года я терпела… эти подсвечники, а теперь…

– Да? И как же она спала-то?

– Спала?

– С оглоблями своими.

– Она… не спала. Бессонни…

Голос женщины прервался, и она заскулила – видимо, от боли.

– Пора мне и честь знать, – Стефан поднялся и машинально отвернулся от окна. В последний момент он опомнился, поднял взгляд. – Вы уж тут поправляйтесь, а я… Стефан со стыдом сообразил, как неуместна эта фраза, и затараторил:

– Вот ведь в конце, когда все началось, вы что-то, может, видели?

Женщина молчала. Стефан решил, что она потеряла сознание, и открыл дверь.

– Холод… Темнота… – с трудом проговорила женщина. – И… тихо. Я уже… не кричала… кто-то… читать стихи… из ее книги, а потом… Стало… так тихо…

Стефан уже расслабился, уже вышел разумом в коридор – опередил собственное тело – и потому невольно оглянулся. Он забыл смотреть в окно, на стену или еще куда угодно, кроме больничной койки, и зрение услужливо сфокусировалось на немолодой женщине. Она лежала на больничной койке – так, как лежат тяжелобольные и умирающие, – будто увязала, будто тонула, будто простыни и подушка прорастали сквозь нее. Волосы женщины отслаивались с кожей от черепа, а лицо, руки, шею – все пожирала черная гниль. За время разговора заражение перекинулось на левый глаз, и женщина моргала им, словно ей что-то мешало. Стефан и сам заморгал, ощутив эту несуществующую соринку в своем глазу.

– Больше… ничего… – сказала через силу женщина. – Извините… Я не… не… в себе была…

Стефан медленно кивнул своим мыслям, вышел и прикрыл дверь с табличкой "Палаты для зараженных". В коридоре стояла гнетущая тишина. Ворванки на стенах озаряли бледно-васильковым светом двух санитаров, которые несли тело. На большом пальце трупа качалась, сверкала и брякала медная бирка: "Йонниберг Найбтройц".

Стефан с облегчением снял противогаз и вытер потное лицо. Он вспомнил молодчиков из магистрата: как у них так же сверкала медь на погонах, как чиновники орали и требовали "четкое, ясное" объяснение. Они повторяли и повторяли это, и перебивали друг друга – каркали, будто стая воронят, будто Стефан оглох и отупел на склоне лет. Наверное, молодчики испугались. Наверное, на жироперерабатывающих фабриках и китобойных судах участились рабочие стачки, Наверное, Риберийская республика захватила новую зону китобойного промысла, когда тут, в столице, устроили эту выставку с сотнями жертв. Кто бы не испугался?

Стефан очнулся от мыслей и заметил, что у стены сидит врач. На его переднике блестели потеки черной жидкости.

– Госпдин дознаватель, – доктор улыбнулся. Взгляд у него осоловел, язык заплетался. – Я, если пзволите, насчет вашего задания.

– Задания?.. – не понял Стефан и хитро улыбнулся в ответ. – Какого же такого задания, молодой человек?

– Ну если позволите, вы прсили говорить, когда на телах будут особые приметы. Вот сейчас была змея. Была змея. Клеймо змеи с двумя глвами. Если это поможет установить личность…

Стефан сцепил руки за спиной и покачался с носка на пятку.

– Змея. Зме-я… Да, а скажите-ка, а заразился этой гадостью кто-то новый? Из персонала? На улицах?

Врач покачал головой.

– Только из музея, гсподин Зееман.

– Если так, беда.

Врач в отчаянии махнул рукой.

– Хуже. Сывротка из бычьей крови не помогает, Галицианский бльзам не помогает. Мы только и можем, что давать им душицу, чтобы заглушить боль.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги