Тойво

– С Паниотисом сложно. Я ещё не говорил тебе, на днях пришло гневное письмо из центра. Моя группа в Испании грохнула одну русскую, жившую в частном доме с газовым котлом. Сделали чисто, полиция ничего не заподозрила: газгольдер старый, изношенный, утечка, искра все дела, снесло полдома. Причём центр сперва с готовностью согласовал операцию, объект был идеальный, эта баба не скрывала, что она русская и даже преподавала свой язык испанцам. Но понимаешь, вместе с ней на тот свет отправили и её мужа. А тот оказался каким-то видным учёным, чистокровным испанцем, видите ли. И центр разразился проклятиями в мой адрес, мол, какого чёрта мы устраиваем гибель посторонних объектов? И тому подобное. Я так понял, наши перед кем-то отчитываются, гуманисты хреновы.

– Стоун, вам это может не понравиться, но подобные гневные письма центр параллельно отправляет и мне. Это двойной контроль, у вас здесь не единоличная власть. Так что я в курсе этой истории. И ваш человек Олдман да-да, я знаю все их имена действительно сработал неаккуратно. Мог бы дождаться, когда объект останется в доме один, без мужа-испанца. На ваше счастье мы уже проанализировали ту ситуацию и выяснили кое-что полезное. Адам, что там за история? Керим, наконец, обратился к одному из своих специалистов, которые совсем притихли. Стоун закурил дёргаными движениями. Ему не понравилось, что центр дублирует почту Кериму и все эти аналитики знают уже больше, чем он. Заговорил Адам, самый юный из отдела аналитики, и это ещё больше задело Стоуна.

– Ликвидированный случайно испанец оказался сам преподавателем русского языка, профессором Барселонского университета. Вёл русские кружки, имел тесные связи с другими русскими помимо своей жены. И даже пытался организовать какую-то культурную диверсию через своего человека во Франции. Что там было не очень понятно, но из восстановленной записи его разговора можно сделать такие выводы. Тут Адам вопросительно посмотрел на Керима

– Да, именно такую трактовку и нужно отразить в рапорте, который вам, Стоун предстоит написать в центр. Перехваченные записи нужно будет отправить вместе с рапортом. Скорее всего, это успокоит наших руководителей. Но на будущее, коллеги, давайте избегать ненужных жертв.

Последнюю фразу Керим обратил как бы ко всем, и тем самым смягчил свой диктующий тон. Но Стоун продолжал злиться.

– Скорее бы прислали чёртовы ДНК-тестеры. Нам обещают их уже год. Если до сих пор их настраивают и проверяют так и отправили бы к нам на полевые испытания! Вот бы я посмотрел на рожу Демескоса, когда он вопил про свою чистую кипрскую кровь.

– Не думаю, что ДНК-тестеры будут давать стопроцентно точный результат. После крушения Советского союза кровь русских растеклась по всему миру. В переносном, конечно, смысле. Вероятно, наше руководство попросту решает какую процентовку русской примеси можно считать достаточной для ликвидации объекта. Только тогда ДНК-тестеры пойдут в применение.

– Ладно, умники, продолжаем работу. Пока центр не передумал нужно попробовать операцию внедрения ещё раз. Только теперь пойдём от обратного. Нужно выйти не на отщепенца-одиночку, а, наоборот, на какого-то активного члена русской диаспоры. Подыщите мне их руководителя, секретаря или неформального лидера. Но не стоит использовать моё знание русского языка, тут Керим ты неправ. Это должно останется козырем. Пусть я буду каким-нибудь сербом или хорватом. Разузнайте, какой национальной диаспоры ещё нет на Кипре, и от лица этого народа я обращусь к русским якобы за помощью в организации диаспоры моего забытого албанского народа.

На этой приказной ноте, не оставляя времени для возражений, Стоун вышел из собственного же кабинета. Куда? Неважно, хреновы аналитики, пошёл в туалет. Зато, как ему показалось, восстановил своё лидерство в группе, оставив последнее слово за собой.

***

5.

Гибель Луиса и Лены Вальдес опустошила Тойво. Процесс похорон, на которых он никогда ранее даже и не был, оставил надолго гнетущее впечатление. Лену он так и не увидел, её кремировали в закрытом гробу, нелепая смерть от взрыва газа изуродовала тело. Рядом, впрочем, стояла фотография неуместно улыбчивой молодой женщины. Это изображение никак не увязывалось с начинкой деревянного ящика, какой она представлялась впечатлительному Тойво. Вместе с ним приехали и родители, они понимали, сколь важны были Вальдесы для их сына.

После церемонии Тойво крепко и долго обнимал сначала мать, а потом и отца, чего не делал с детства. Внезапная близость смерти заставила по-другому взглянуть на своих стариков. Там же к ним подошла Моник, ассистентка с кафедры Вальдеса. Передала флеш-карту, от Лены.

– Она однажды принесла это на работу, чтобы ты при случае забрал. Тут какие-то файлы для твоей языковой практики. Настолько больше, что Лена вроде как не смогла переправить по почте.

Это оказалась русская музыка. Лена и не собиралась её переправлять через интернет, опасаясь, что будет обнаружена. Всю обратную дорогу в Париж Тойво слушал эту музыку в наушниках в купе поезда. Большинство файлов назывались какой-то абракадаброй. Лена говорила, что в целях конспирации русскоязычные пользователи специально меняли имена файлов. Наверняка у неё был какой-то сопроводительный список с названиями исполнителей и композиций, но теперь его не найти и трек-лист представлял собой невнятную кашу. Хотя сама музыка была вроде ничего. Тойво особо и не вслушивался, после произошедшего у него в голове тоже творилась каша. Погибли близкие ему люди, в какой-то степени, крёстные родители, хотя Вальдесы не были таковыми. Погибли нелепо, случайно, однако странным образом эта гибель подтверждала их теорию преследования русскоязычных граждан. Мифические фокстерьеры уже казались Тойво реальными персонажами. Периодически он слышал о несчастных случаях и авариях с участием русских. Во Франции, Испании, Германии, Великобритании. И заметил, что часто источниками такой информации были социальные сети, но не официальная пресса. Писали, например, что в Альпах русскую семью загрызли дикие собаки, были жуткие фотографии. Но то было на интернет-форуме, а местная пресса, которая по идее должна была предупредить остальных туристов о подобном риске, почему-то молчала об этом случае.

Пропавшую барселонскую библиотеку он так и не нашёл в Париже. Сейчас корил себя за то, что не приложил к этому больших усилий, ведь об этом прямо просили Луис и Лена. Теперь они мертвы, а он вроде как не успел. Стоит ли заниматься этим сейчас, под носом у Эганбюри? Поможет ли Дейв, который обещал узнать о судьбе книг по каким-то своим каналам? Или Инес, с которой у них перед отъездом на похороны в Барселону произошёл хороший, душевный разговор. Девушка Тойво стал замечать в ней черты уже не училки-библиотекарши, а именно живой девушки поддержала его в момент, когда он узнал о Вальдесах. Он был готов расплакаться, его трясло, но Инес уверенным движением вытащила его на свежий воздух, усадила на скамейку, выслушала и успокоила Тойво. Оказалось, что она наполовину сирота, несколько лет назад потеряла мать от болезни, очень жестокой и скоротечной. В итоге заплакала она, а Тойво пришлось взять себя в руки.

Он не говорил Инес, она как-то догадалась сама, что погибшие Вальдесы бывшие обладатели той самой пропавшей барселонской библиотеки и пообещала копнуть эту историю чуть глубже. Узнать, куда всё-таки отвезли недостающие книги, и кто за них теперь отвечает.

Отдельный вопрос, как теперь относиться к своей работе над букморфингом русской литературы? Луис был явно недоволен этим проектом. Но пока он был жив всё можно было свести на шутку. Или просто держать профессора в курсе событий как бы полагая, что его умная голова что-нибудь придумает. Теперь старшего товарища нет, а сам Тойво продолжает послушно переделывать чужие произведения. Вся моральная ответственность на нём. Отказаться от работы? Уйти без объяснений или гордо объявить об этом? Ретраснлировать публично подозрения Вальдеса про теорию заговора? Кому, своим коллегам или во всеуслышанье в интернете? Либо же оставить всё как есть, выполняя гадкую работу, но получая деньги и карьерные бонусы?

Точку в этих раздумьях поставила граница Испании и Франции. К изумлению Тойво в купе вошёл тот самый подозрительный пограничник. Так он всё-таки испанский или французский? Или не пограничник вовсе? Человек в неясном кителе точно так же долго разглядывал паспорт и точно так же как в прошлый раз вопросительно уставился на светло-русого пассажира. Не узнал.

Тут с Тойво произошла перемена. Он медленно снял наушники, сжал губы, выдвинул нижнюю челюсть и с вызовом молча уставился на пограничника. Я не буду объяснять тебе свою национальность, я вообще не скажу тебе ни слова. Какого чёрта тебе не нравится моё лицо? Кого ты тут выискиваешь всё это время?

В эту минуту несчастный служитель новой редакции шенгенского соглашения олицетворял для Тойво тех самых фокстерьеров, тайную систему геноцида русских. Само появление в купе этого человека в тот момент, когда Тойво делал мучительный выбор в своей ближайшей судьбе, повторное появление, дежавю в реальном обличии, было воспринято как сигнал свыше. Для тех, кто не понимает с первого раза. Тойво решил, что должен бороться с системой. Как? С кем? Против кого именно? Это он определит позже, посоветуется с Дейвом, в конце концов. Как там, кстати говорил Дейв такой ситуации? «Да пошёл ты на »

Это было произнесено вслух. Может, не очень точно, но от всей души. Непонятное никому в этом купе заклинание, впрочем, сработало. Пограничник удовлетворенно кивнул, вернул паспорт и вышел.

***

Его не было в Париже неделю, Эганбюри дал ему отпуск, как «другу друга». Теперь же, в очередной раз выражая соболезнования и напрашиваясь на такие же встречные, француз предлагал Тойво устроить небольшой поминальный ужин. В ближайшую субботу. Всё-таки Вальдес был нашим другом. Здесь, в Сорбонне, есть ещё несколько профессоров, которые знали его лично. Соберёмся небольшим кругом, пригласим вашу группу, заодно Бузек поймёт, как мы вас ценим.

Для Тойво все эти скорбящие соратники отныне представляли вражеский клан. Он отказался под предлогом того, что Вальдесы его слишком личные переживания. Быть может, позже. Эганбюри согласился, дескать, пока соберёмся без вас, а потом, когда будете готовы, ещё раз с вами. Хотя было понятно, что не будет поминального ужина ни потом, ни даже в эту субботу. Предложение было сделано лишь для приличия.

Потом был Бузек. Он так же в очередной раз выразил соболезнования. И тут же деловито заявил, что подобные эмоциональные потрясения обычно дают человеку силу и творческое вдохновение, которое Тойво сможет приложить к своей работе. Они уже закончили «Защиту Лужина» и приступили к набоковскому же «Приглашению на казнь». Ощущения главного героя этого романа, Цинцинната Ц, сейчас были очень понятны Тойво по части происходящего абсурда. И подобно персонажу он лишь примирительно улыбнулся в ответ Бузеку и его циничному высказыванию.

Потом мимоходом был Дейв, они пересеклись на встречных курсах в коридоре. Тот, напротив, не выразил никаких соболезнований, как и до отъезда или они не встречались в те дни? но заговорщицки наклонил голову и сказал, что есть кое-какая интересная информация. Уточнил номер комнаты в общежитии и безапелляционно заявил, что зайдёт в гости сегодня же вечером.

Комнату Тойво делил с профессором из Бразилии. Точнее это было раздвоенное подобие квартиры с общей кухней и ванной, но сами жилища двух соседей были невидимы и неслышимы друг другу. О бразильце Тойво знал немного: профессор истории; плохо говорит по-французски и лучше понимает по-испански, поэтому они называли себя сеньорами, сеньор Тойво и сеньор Бранко; душ занимает подолгу; по вечерам любит выпить, причём чаще всего со студентами и аспирантами. Пару раз со студентками.

Когда довольно поздно заявился Дейв, и в его руках был пакет из магазина с провизией и торчащей бутылкой какого-то алкоголя, в прихожей как раз возился сеньор Бранко. Бразилец воспринял пакет на свой счёт и заметно огорчился, когда узнал, что гость пришёл к соседу, а не к нему. Дейв повеселел и первым делом поинтересовался у Тойво, часто ли выпивают с досточтимым сеньором соседом.

– Ни разу?! Это скверно, не по-товарищески. Может, сообразим на троих? Надёжный человек?

– Он с другого факультета, едва говорит на французском и уж точно не понимает по-русски.

– Значит надёжный. То, что нужно. Тем более не водит дружбы с Эганбюри и Бузеком, а это главное. Я к тебе с гостинцами. Знаешь такое слово? У вас, у финнов есть традиция ходить в гости не с пустыми руками?

– Я не знал, что такая традиция есть у евреев. «Сообразим на троих», «гостинцы», «пошёл на », Дейв, давно хотел спросить, и раз уж мы собираемся выпить, то давай откровенно: ты русский репатриант?

– Правильно говорить русский еврей. Участник алии начала двухтысячных годов. Один из последних, кстати, фартовый, как и весь мой многострадальный народ. Народ Израиля, конечно. Давид Левин, в девичестве Дмитрий Аркадьевич Левин. Переехал в Хайфу уже в сознательном возрасте, после института. Сначала думал, что временно, потом понравилось, а затем мне не оставили выбора, родной Петербург стёрли с порошок.

– Ты из Санкт-Петербурга? Единственный город России, в котором я бывал, в детстве.

– О-о! Неожиданно! Хотя финн, почему бы и нет? Реку Фонтанку не помнишь? Там, в самом центре я и провёл детство. А юность провёл на даче в Комарово, подальше от родителей, это как раз в вашу сторону, ближе к границе. Потом эмигрировал, а родители в свою очередь переехали на дачу, где и погибли со всеми. У отца и матери были слишком хорошее положение во властных структурах, они даже не думали уезжать в Израиль.

– Кем ты работаешь в Хайфе? Когда нас всех знакомили, я не запомнил, на чём ты специализируешься?

– Тут извини, такой откровенности не будет. Ты и не запомнил лишь потому, что так было нужно, это выдуманная обтекаемая должность. Меня представили сотрудником Хайфского университета, но это не так. Да, я отчасти учёный, твой коллега, но совсем из другого института. Тебе говорит что-то университет Технион?

– Что-то техническое, строительно-инженерное?

– Примерно так. Я вовсе не гуманитарий по образованию. Поэтому группа людей оформила меня задним числом как сотрудника «хайфы». Надеюсь, это останется между нами.

– Без проблем, но что за группа людей? Правительство? Диаспора? Спецслужбы?

– Э-э, не вытягивай из меня! Скажем так: ни то, ни другое, ни третье по отдельности, но что-то среднее между ними да. Видишь ли, как таковой русской диаспоры в Израиле нет. Тут не так как в Испании или во Франции. Моя страна собирала свой народ долго и со всей планеты. Конкретно русских посчитать невозможно. Известно только, что каждый пятый-шестой гражданин русскоязычный. У таких как я особая судьба. Мы, безусловно, евреи. Но и мы безусловно, русские. От этого клейма уже не отмоешься, это в крови. В то же время, как и все остальные, мы любим Израиль и готовы отдать за него жизнь. Это без шуток, никогда не пытайся поверить такое высказывание. Есть у нас такое свойство «хуцпа», не знаю, как тебе перевести, ни в русском, ни в английском языках я аналогов не знаю. У тебя есть стеклянные стаканы?

Всё это время они накрывали стол, резали провизию и теперь Дейв извлёк из пакета принесённые пластиковые стаканчики, но не спешил ставить их на стол. Тойво задумался и вспомнил, что стаканы точно есть у соседа, их ритмичный стук он неоднократно слышал за стеной ранее.

– Ну, тогда без бразильца никак. Зови сеньора историка, бог троицу любит.

***

Тойво вышел не более чем на 20 секунд, и первым обратно к Дейву явился Бранко со стаканами. Как будто был наготове. Дейв сперва растерялся, на каком языке к нему обращаться.

– Do you speak english?

– Of course! A little bit Mon ami Mon amigo

– Он ведёт лекции на английском Вставил Тойво Но выпив, скатывается к испанскому. По крайней мере, со мной так. И судя по всему, сеньор Бранко уже успел начать до нас.

– Понятно. Буду пользоваться утекающим англоязычным моментом. Сеньор Бранко, как вы относитесь к русским и русской водке в частности?

– О! Так вы русский? Спросил профессор у Дейва, но в конце вопроса соскользнул взглядом на Тойво.

– Нет, я испанец финского происхождения. А мой гость еврей, русского происхождения. Только и всего. Просто мы оба работаем сейчас с русской литературой.

– О! Ясно. Водка мне нравится. И русские тоже. У нас в Бразилии их немного, но они есть. Однажды я проезжал штат Мату Гроссу, увидел православную церковь. Очень, очень красиво. Я даже свернул и зашёл внутрь. Разговорился со священником. Необычная история. Точно не помню, но его предки почему-то бежали из России сначала в Китай. А оттуда их выгнали уже в Бразилию.

– Белогвардейцы, точно определил Дейв из России бежали после октябрьской революции, а из Китая после ухудшения отношений с СССР в середине прошлого века.

Тойво не терпелось вернуть разговор, прерванный появлением соседа. Ему пришла в голову гениальная, хотя и грубая идея. Он достал наушники и чуть ли не насильно стал совать их бразильцу.

– Сеньор Бранко, рекомендую вам послушать русскую музыку. Мы с Дейвом всё равно будем болтать о работе, да ещё и на русском. По крайней мере, некоторое время. Нам надо кое-что обсудить.

Бранко не почувствовал никакого подвоха, назвал это О! хорошей идеей, и лишь предложил напоследок тост «за культурные связи» перед тем как нацепил наушники. Дейв оценил манёвр.

– Ловко. Так какой отрывок из Набокова ты хотел со мной обсудить?

– Тот, что про шпиона Левина и его тайное задание в университете Новая Сорбонна.

– Понятно. Ну, так вот. Израиль всегда отличался самостоятельной внешней политикой. И в отношении геноцида русских в том числе. А это именно геноцид, Тойво. Уничтожение самой большой в мире страны 15 лет назад и сегодняшние события: информационная кампания по дискредитации диаспор, точечные непубличные убийства и даже наш с вами проект букморфинга всё это звенья одной цепи. В моём правительстве достаточно умные люди, которые понимают это. Но и достаточно умные, чтобы препятствовать этому. Ты знаешь о частной военной компании «Фокстерьер»? Нет, это не слухи. Она действительно существует, у неё обширная мировая сеть и серьёзные покровители. Нашей разведке даже не пришлось выискивать нити. Фоксы и их учредители сами несколько лет назад вышли на Иерусалим с требованием открыть представительство и оказывать всяческую поддержку их грязной работе. Мы прогнали их прочь. Так же поступили и ещё несколько государств, совсем немного, которые способны вести самостоятельную, а не вассальскую политику. То же самое, кстати, делает и Китай. Но у нас разные цели. Китайцы перехватили роль лидера в той части полушария. Теперь они покровительствуют Средней Азии, а именно там, если ты не в курсе, осталась самая большая диаспора русских. Убийцы России как-то не учли, что в одном только Казахстане осталось три с половиной миллиона русских. Плюс Узбекистан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан для мировой элиты это просто очередные мусульманские «станы». Но Китай оценил ситуацию правильно. Теперь он не даст эти страны в обиду и проводит очень лояльную к оставшимся русским политику. Говорят, что даже создаёт на своей территории закрытые от чужого глаза анклавы с русским населением. Видимо, хочет усилить свою культуру, науку, а то и кровь русской компонентой. Это не эзотерика, а факт, доказанный как раз на примере Израиля. Однако если Китай в начале пути как всегда выжидает, то мы напротив, готовы действовать. В своё время русские помогли нашей стране, теперь мы готовы помочь им. Мы знаем, что такое народ без земли, мы знаем, что такое геноцид и негативное отношение к целой нации. Задача минимум спасти как можно больше. Задача максимум остановить геноцид русскоязычной части планеты.

– Кью! Внезапно закричал профессор Бранко. Довольно громко, как и все люди в наушниках, которые пытаются перекричать слышимую только им музыку. Дейв, не разобравшись, решил, что сеньор на каком-то диалекте требует наполнить стаканы и потянулся к бутылке. Но Бранко продолжал выкрикивать «Кью», тыча на свою голову. Тойво заподозрил, в чём дело, забрал наушники и прислушался. И правда, похоже на британскую группу «The Cure». Только поют по-русски. Дейв с интересом потребовал наушники себе.

– Обалдеть! Сто лет не слышал. Я лично знал некоторых фанатов этой группы, которые за ваши упреки в плагиате у «The Cure» набили бы вам морду, сеньор Бранко. На ваше счастье они погибли 15 лет назад. Это слишком знаковая и легендарная группа для русских. Называется «Кино», это голос Виктора Цоя, который я узнаю по первым секундам звучания. Вы только послушайте: «Мы хотим жить, Мы живучи как кошки. И вот мы пришли заявить о своих права-а-ах, да! Слышишь шелест плащей это мы!» Твою мать, у меня аж слёзы наворачиваются.

Картина была столь трогательной, что Бранко с пониманием вынул бутылку из рук Дейва и сам принялся наполнять стаканы. А хмельной Тойво, чтобы сбить ком, подкатывающий к горлу, спросил:

– Цой? Это русский китаец?

– Кореец. Слышал поговорку «Пушкин наше всё»? Так вот «Цой наше всё» моего поколения. Смешно, кстати, сто лет назад Южная Корея, которая заочно воевала с СССР в лице Северной Кореи одна из первых стала запрещать у себя продажу русской музыки. Можешь себе представить, что пластинки Чайковского изымались из продажи? Чайковского! Не песен даже, а классической музыки!

– No way! You mean North Korea? заметил бразилец. Тойво удивился, что Бранко понял русскую речь и воззрился на стол: неужели это водка творит чудеса? Дейв даже не заметил этого момента и продолжил по-русски.

– Нет, не Северная, а Южная. Демократическая свободная Южная Корея одной из первых стала бороться с русской культурой. Потом, правда, там зародилось левацкое движение и многие советские книги, наоборот, стали популярны. Но факт был, Чайковского корейцы запрещали. А сами того не зная, подарили нам другое культурное явление, Витю Цоя. Что тут у тебя за непонятные названия?

Дейв изучал меню плеера в надежде найти ещё что-нибудь знакомое. Тойво объяснил происхождение файлов, рассказал про Лену Вальдес и её опасения на предмет чистки интернета от композиций не только Чайковского, но и вообще всей русской музыки. Дейв и в этот момент не выразил соболезнований, а деловито заявил:

– Резонно. Хотя шифр примитивный. Это фантомные русские буквы в раскладке англоязычной клавиатуры. Заметь, между прочим, что сейчас ты практически нигде не купишь гаджета с русской клавиатурой. Это тоже делается намеренно. Только мы в Израиле ещё выпускаем такие устройства и программы. Дай-ка вспомнить раскладку: RBYJ группа «Кино», LLN должно быть, группа «ДДТ». У твоей Лены хороший вкус Был. Тут полно больших русских поэтов-песенников. Согласитесь, сеньор бразильский историк, в наше время поэзии не так мало как в прежние века. Просто стихи чаще всего упаковываются в песни?

Бранко кивнул, хотя может, и не понял на этот раз, о чём его спросили. Тойво признался, что изучая русскую литературу, в меньшей степени интересовался именно поэзией. Полагал, что все поэты немного коверкают язык под текущую надобность формирования рифмы и строя стиха. И привёл в пример всё то же выдуманное Пушкиным «самостоянье». Дейв согласился, но призвал изучать поэзию и песни для понимания широты мысли русского языка. И тут же выдернул наушники из гнезда, как бы приглашая всех убедиться в этом лично.

Из динамиков раздался хриплый голос « Да скатилась по золе Убитых Песен, да мне нечего терять. Мир так тесен. Дай-ка брат тебя обнять ». Все трое откинулись на своих стульях и слушали музыку. Через некоторое время Тойво нехотя раскрыл глаза.

– Дейв, ты говорил у тебя какие-то новости. Про барселонскую библиотеку?

– Не сегодня, друг. Давай не будем портить момент.

***

На следующий день Тойво пришёл на работу в жутком похмелье. Водкой накануне не ограничилось, Бранко любезно принёс из своих запасов, кажется, джин. Дальше этого момента ничего не вспоминалось. Только играли в голове песне, слов которых Тойво не запомнил, но упорно хотелось подвывать хотя бы. Так, подвывая, он явился своим коллегам. Взлохмаченный, с рубашкой навыпуск, с замутнённым взглядом и несвежим запахом, если судить по отпрянувшему Колмару. Инес сдерживала смех, а Бузек хотел было пристыдить, но осёкся, вспомнив, что Тойво законно поминал своего погибшего товарища.

– Я бы отпустил вас сегодня, но вы уже пропустили неделю. Надо навёрстывать. Кстати, вы вовремя. Мы как раз обсуждали возможные варианты имени для главного героя.

– Имени? Мы же по-прежнему работаем с «Приглашением на казнь»? Что не так с Цинциннатом?

– Его фамилия-обрубок. Набоков вопреки своей практике не раскрыл полного имени героя. И вот это его «Цинциннат Ц.» выглядит как недосказанность. Русские очень часто в своей литературе используют таинственные города «N» или князей и графов «К-ских». В 19 веке это считалось нормой. Но сегодняшний читатель, имея под рукой интернет, наверняка захочет проверить, кто является прототипом